имаем такой пульс и частоту сердечных сокращений как нормальные и здоровые. Конечно, это экстремальное поведение, и, тем не менее, поведение здорового организма. Но убедить тревожного человека со склонностью к мнительности и впечатлительности, что он здоров, когда в наличии букет дискомфортных ощущений, — задача очень непростая. Вернемся к сигнальной функции тревоги. Для чего она выработана в ходе эволюции? Как мы уже знаем, тревога в качестве сигнала опасности помогает организму мобилизоваться. Наши далекие предки миллионы лет выковывали определенные формы поведения, закрепившиеся в геноме. Мы будем универсально реагировать на тревогу, в том числе так же, как реагировали наши предки. Поэтому тревога — сигнал опасности. И неважно, есть опасность или нет, главное в нее поверить. Когда мы думаем, что нам угрожает нечто, даже если оно почудилось, померещилось или приснилось, мы все равно будем тревожиться.
Итак, сосуды напрягаются и сужаются, расслабляются и расширяются — там и тогда, когда необходимо для изменения кровотока, который, в свою очередь, обеспечивает активно работающие органы и системы необходимыми для полноценной работы веществами. Однако неосведомленный человек склонен трактовать подобное как больные сосуды и надорванную вегетатику. Отсюда дистония, а не гипертония или гипотония. Иначе все было бы просто: сосуды сжались или, наоборот, расширились. Но почему они так хитро себя ведут — одни расширяются, а другие в это же время сужаются? То, что именуется вегетососудистой дистонией, — адаптационное поведение организма с целью правильно распределить ресурс, в данном случае — направить кровь туда, где она больше всего необходима, и принести мышцам, другим органам и системам, работающим на «выживание», кислород и глюкозу, а также другие необходимые вещества.
Представьте себя мудрым организмом и поставьте перед собой задачу резко сняться с якоря и бежать. Для этого вам понадобятся мышцы, которые должны быть напряжены, как у солдата перед боем или у боксера перед схваткой. Также надо правильно распределить кровоток, объем циркулирующей крови в котором — приблизительно пять литров. И словно бюджет страны, который, как известно, всегда в дефиците, вам нужно направить средства туда, где они полезны и необходимы. Иными словами, тому, кто работает, а не тому, кто, будучи иждивенцем, тащит одеяло на себя. Как вы распорядитесь своими пятью литрами крови? Куда кровь направить, а где ее придется экономить? Говоря иначе, откуда ее «изымать»?
Если заработали мышцы, значит, к ним нужно посылать кровь, потому что им требуется кислород, глюкоза и другие химические элементы — важные для жизнедеятельности вещества. Поэтому сосуды, идущие к мышцам, вы расширите. Еще нужен дополнительный кислород, то есть сосуды, ведущие к легким, вы расширите тоже. Какие еще? Верно! Те, что ведут к голове, — это наш контрольно-командный пункт, говоря современным политическим языком, устанавливающий «вертикаль власти». И несмотря на то что голова, как утверждал врач в исполнении Леонида Броневого, — предмет темный и обследованию не подлежит, некоторые процессы, происходящие в ней, известны. Так вот, приток крови к голове осуществляется потому, что в критические моменты мозг должен хорошо соображать. А для этого ему нужно вдоволь кислорода и глюкозы. Поэтому резкий приток крови, несущий столь важные элементы, часто ощущается как прилив жара к голове — кровь несет с собой тепло.
Есть офисная поговорка, которая описывает один из первых синдромов обкрадывания, касающийся желудочно-кишечного тракта. Ее смысл в том, что до обеда очень хочется есть, а после обеда — спать. Работать же, как вы сами знаете, не хочется никогда. Так вот, когда вы поели, голова начинает притормаживать. Из-за чего? Происходит отток крови к работающим органам — желудку и кишечнику, чтобы оттуда питательные вещества распределялись по всему организму. Кровоснабжение желудка и кишечника — отток до полутора литров крови. И это, знаете ли, большая роскошь! Представьте: вы срочно снялись с якоря, вам надо бежать, но возникает проблема. Если перед этим вы нахомячили килограмм, он будет слегка мешать. Однако вариант воздушного шара, когда нужно сбрасывать балласт в прямом смысле слова, не ключевой: сброшенный килограмм здесь не самый важный, а представляет собой небольшую часть от общей массы тела — пару процентов. Зато литр-полтора крови — это 20–30 %. Такая у организма жесткая бухгалтерия и учет дивидендов.
Так возникает четкий механизм помощи. Как животное ведет себя в естественной среде, если случилась беда — за ним гонятся и есть «балласт»? Сначала на сцену выходит артистка малого драматического театра — тошнота и рвота желудочного содержимого. За пару минут вы очистились и побежали. Теперь возьмем сегодняшний день. Механизм помощи остался, поэтому, испытывая страх, вы будете ощущать тошноту (как эквивалент рвоты или ее предшественник), в редких случаях — саму рвоту. Если на Олимпиаде перед забегом спортсмен с высоким уровнем амбиций и требовательности к себе боится, что не сможет добиться вожделенной золотой медали, он может «накрутить» себя до такой степени тревоги, что у него начнется рвота перед гиперответственным стартом. Или, например, актер перед волнительной премьерой спектакля может сбегать пару раз, чтобы, как говорится, скинуть лишнее.
Казалось бы, зачем это организму? Так он «отрабатывает» прописанные в геноме схемы, которые в дикой среде, где на каждом углу подстерегали действительно серьезные угрозы, были адаптивны. Но если мы начнем давать волю древним схемам на рабочем месте или в транспорте? О таком тревожному человеку и подумать страшно! К тому же возникает вторичная проблема: социальная фобия. Тут на сцену выходят артисты уже большого драматического театра. Почему большого? Судите сами: если вы поели четыре или восемь часов назад, пища переместилась в кишечник. Как быть? В этот момент у тревожного человека возникает дополнительная «головная боль», еще одна забота. А в живой природе это не проблема — животное поднимает хвост и, как это называется в медицине, уж простите, профузным поносом, «ректальным плевком», мощной струей сбрасывает лишнее. Если скунс такой «плевок» и «газовую атаку» использует для деморализации и демобилизации хищника, то большинство животных — для разгрузки нижнего отдела желудочно-кишечного тракта и перераспределения кровотока. Кстати, при расстройстве желудка (читай медвежьей болезни) многие врачи с ходу выносят вердикт: «Все понятно! Сальмонелл где-то “цепанул”! Чего тянуть? Давай-ка антибиотики широкого спектра». При этом нарушение со стороны желудочно-кишечного тракта, вероятно, не замедлит себя ждать, и может начаться дисбиоз, которым придется заниматься отдельно. Часто эта затяжная проблема превращается в СРК — синдром раздраженного кишечника.
Но будем ближе к народу. О чем может подумать тревожный человек в описанной нами выше социофобической ситуации, если помнить о том, что мы живем в век современных информационных технологий? Правильно! О том, что у каждого пассажира в каждом вагоне метро или троллейбусе, как назло, при себе есть модный гаджет с хорошей камерой. И о том, что люди сегодня не выпускают гаджеты из рук ни на секунду, а значит, в любой момент позор может быть запечатлен. И не просто запечатлен, а сразу выложен в социальные сети с подписью: «Жесть! Пассажир жжет! Я под столом! Смотреть до конца!» Естественно, в этом случае к концу дня ровно половина знакомых нашего несчастного пассажира навеки вычеркнет его из друзей, а к концу недели, когда о позоре узнают далеко за пределами родной страны, он останется один до конца своих дней. Ужас-ужас!
Примерно такие мысли за считаные мгновения проносятся в голове тревожного человека, возвещая о неминуемой двойной катастрофе — смерти физической и социальной. При этом тревожные люди сами нередко шутят, как в свое время пациенты клиники неврозов, рассказывая такой анекдот: «Лучше умереть как мой дядя — водитель автобуса, заснувший за рулем, чем как его пассажиры-засранцы». Понятно, что социальная составляющая оказывает дополнительное давление на психику человека, который в этом случае с высокой долей вероятности просто не поедет на метро и не сядет в троллейбус. Некоторые люди даже обозначают на карте (реальной, но чаще когнитивной) места, где в случае чего можно забежать в туалет, будто десантники, прокладывая маршрут, где есть «спасательные пункты» и «островки безопасности» среди множества сигналов опасности. Даже едва покинув свой район, такой человек может впасть в ступор, поскольку его мозг будет говорить: «Ты далеко ушел! Мало ли что…» Такие идеи, мысли и сомнения становятся своего рода ментальными ловушками и тупиками сознания, а впоследствии — всего организма.
Но вернемся к симптоматике. Итак, если во время тех или иных угроз мышцы напряглись, а сердечно-сосудистая система активно заработала, то на это естественным образом будет откликаться дыхание, становясь специфическим, поскольку те же мышцы «съедают» значительную часть кислорода из кровотока. Это может проявляться в ощущении нехватки воздуха, в силу чего тревожный человек начинает часто дышать, что иногда дает обратный эффект — гипервентиляцию и гипероксигенацию, говоря иначе, перенасыщение кислородом. Таким образом, чувство удушья оборачивается переизбытком кислорода, поскольку человек начинает дышать очень часто, веря, что ему на самом деле не хватает воздуха. И действительно, если вы сейчас в форсированном режиме подышите минут пять, у вас тоже проявится гипервентиляция и сопутствующее ей головокружение.