А. Пожилая леди, которая безостановочно болтала и принесла ореховый пирог.
—У нас проблема.
—Правда?— Пиппен шмыгнул красным носом и вытер его тыльной стороной ладони.
—Да. Мне нужно поспать, а твой мяч заставляет меня просыпаться.
—Накройся подушкой.— Он склонил голову набок.— Или можешь включить телевизор. Моя мама иногда спит с включенным телевизором.
Ни то ни другое не подходило.
—У меня есть идея получше. Давай сыграем в Л-О-Ш-А-Д-Ь. Если я выиграю, ты подождешь до трех часов. Если ты — я накроюсь подушкой.
Филипп покачал головой:
—Ты взрослый. Это нечестно.
Черт.
—Я дам тебе фору в первые три буквы.
Пацан посмотрел на свои пальцы, считая.
—И мне останется сделать только три броска?
—Ага.— Такер совсем не беспокоился. Он наблюдал за Пиппеном пару дней: тот играл отстойно. Такер бросил мальчишке мяч.— Я даже разрешу тебе начать первым.
—Ладно.
Пиппен поймал мяч и подошел к невидимой линии свободного броска. Дыхание облачком пара повисло перед его лицом, глаза сузились, он несколько раз набил мяч перед собой. Встал в неловкую для броска позицию, прицелился и промазал. Мяч пролетел мимо щитка, и Такер постарался не улыбаться, пока бежал к собственной подъездной дорожке, чтобы вернуть его. Он привел мяч назад и забросил двухочковый с левой руки.
—Это «Л»,— сказал он, кидая мяч Пиппену. Тот попытал удачи в двухочковом и промахнулся.
Такер сделал бросок в прыжке.
—«О».
—Ого.— Пиппен потряс головой.— А ты хорош.
Такер много играл в баскетбол в свободное время в армии и сейчас ничуть не смущался тем, что кольцо у пацана висело ниже, чем надо, и не было никакой защиты.
Мальчишка подошел к точке, где стоял Такер. Глаза Пиппена снова сузились, он набил мяч перед собой, встал в позицию для броска и… Такер вздохнул.
—Держи локти прямо,— услышал он свой поучающий голос. Боже, Такер не мог поверить, что дает пацану указания. Он даже не был уверен, что ему нравятся дети, и никогда не был рядом с ними с тех пор, как сам был ребенком и нравился большинству детей. Лирическое отступление.
Пиппен держал мяч прямо перед своим лицом, локти торчали в сторону корзины.
—Нет.— Такер подошел сзади, заставил опустить мяч на пару сантиметров и поставил холодные руки Пиппена в правильное положение.— Держи мяч вот так, согни колени и кидай.
—Пиппен!
И Такер, и мальчишка одновременно повернулись кругом. За их спинами стояла Лили Дарлингтон, закутанная в красное шерстяное пальто и в белых тапочках в виде кроликов. Резкий утренний свет запутался в ее светлых волосах, намотанных на большие, размером с Техас, бигуди. Холодный воздух застрял в легких Такера, а щеки Лили заставил окраситься розовым. Она была симпатичной, хоть ее ледяной голубой взгляд и угрожал порвать незнакомца на мелкие клочки. Она смотрела на него, разговаривая со своим ребенком.
—Я дважды позвала тебя.
—Прости.— Пиппен принялся набивать мяч.— Я отрабатывал броски.
—Иди завтракай. Вафли остывают.
—Мне нужно тренироваться.
—Баскетбольный сезон закончился до следующего года.
—Вот почему я должен тренироваться. Чтобы стать лучшим.
—Ты должен пойти поесть. Прямо сейчас.
Пиппен страдальчески вздохнул и бросил мяч Такеру.
—Можешь поиграть, если хочешь.
Тот не хотел, но мяч поймал.
—Спасибо. Увидимся, Пиппен.
Когда мальчишка проносился мимо матери, та протянула руку и поймала его. Крепко обняла и поцеловала в макушку.
—Тебе не нужно быть лучшим во всем, Пип.— Она чуть отстранилась и посмотрела ему в глаза.— Я люблю тебя сильнее, чем солнце и звезды.
—Я знаю.
—Во веки веков. Всегда.— Лили обхватила ладонями его щеки.— Ты хороший мальчик,— улыбнулась, глядя на его обращенное вверх лицо,— с грязными руками. Помой их, когда зайдешь в дом.
Такер смотрел, как ее узкие ладони касаются щек и висков сына, обхватывают его уши. Ногти у нее были красными, а кожа выглядела мягкой. Тонкие голубые вены расчерчивали запястья и исчезали под манжетами красного пальто. Холодный воздух заставлял легкие Такера гореть огнем.
—Иди в дом или отморозишь себе уши.
—Яйца.
Ой.
—Что?
—Я отморожу себе яйца.— Пиппен обернулся и засмеялся: — Такер сказал, что здесь так холодно, что я отморожу себе яйца.
Лили посмотрела в глаза Такеру, подняв бровь.
—Прелестно.— Она провела пальцами по коротким волосам сына.— Иди ешь, пока твои вафли не стали такими же холодными, как твои… уши.— Тот убежал, и Лили сложила руки на груди. Бигуди в волосах должны были заставлять выглядеть ее нелепо. Но это было не так. Они заставляли Такера хотеть увидеть, как она будет снимать их. Это было глупо, и он стал набивать мяч вместо того, чтобы думать о ее волосах.— Вы, должно быть, новый сосед.
—Такер Мэтьюс.— Он засунул мяч под мышку и протянул руку.
В течение нескольких ударов сердца соседка смотрела на нее, потом пожала. Кожа Лили оказалась такой же мягкой, какой была на вид. Такер задумался, как бы ощущалась ее ладонь на его щеке. А затем задумался, почему вообще задумывается об этом.
—Лили Дарлингтон.— Ее голубые глаза смотрели в его, и она, очевидно, не узнала Такера по прошлому вечеру. Лили засунула руку в карман.— Я уверена, вы милый человек, но я очень осторожна и не подпускаю мужчин к своему сыну.
Такер считал, что это мудрое решение.
—Вы беспокоитесь, что я причиню вред вашему ребенку?
Она покачала головой:
—Не беспокоюсь. Просто предупреждаю, что я защищаю Пипа.
Тогда, возможно, ей не следовало называть его Пипом, потому что такое имя — гарантия драк. Хотя… это же Техас. Правила для имен в Техасе отличались от правил в оставшейся части страны. И парень по имени Гуппи не обязательно выбьет всю дурь из Пипа.
—Я не причиню вреда вашему ребенку.— Такер скрестил руки на груди и качнулся на пятках.
—Просто чтобы не было недоразумений: если вы хотя бы подумаете о том, чтобы тронуть хоть один волосок на его голове, я убью вас и сна из-за этого не потеряю.
По какой-то извращенной причине после этой угрозы Лили понравилась Такеру.
—Вы меня даже не знаете.
—Я знаю, что вы играете в баскетбол с десятилетним мальчиком в девять утра,— сказала она, и ее голос был полон предупреждения.— Сейчас примерно тридцать два градуса, и вы говорите об отморожении яиц с моим сыном. Это не совсем нормальное поведение для взрослого мужчины.
Поскольку Лили явно была не замужем, Такер задумался, знает ли она хоть что-то о нормальном поведении взрослого мужчины.
—Я играю в баскетбол и отмораживаю свои яйца, чтобы немного поспать. Я только что пришел с работы, а баскетбол вашего ребенка будит меня. Я решил, что если мы сыграем в Л-О-Ш-А-Д-Ь, Пип даст мне передышку.— Это было достаточно близко к правде.
Лили моргнула.
—О.— Она склонила голову набок и нахмурилась, как будто внезапно попыталась вспомнить его.— Вы работаете в ночную смену на мясокомбинате? Я работала там несколько недель пять лет назад.
—Нет.— Он несколько раз стукнул мячом о землю и подождал.
—Хм.— Складка меж ее бровей разгладилась, и Лили повернулась, чтобы уйти.— Мне надо проверить Пипа. Была рада познакомиться, мистер Мэтьюс.
—Мы встречались вчера вечером.— Она повернулась обратно и снова нахмурилась.— Я остановил вас за невнимательное вождение.
Рот у нее приоткрылся.
—Это были вы?
—Ага.— Он кивнул.— Вы отстойный водитель, Лили.
—Вы — шериф.
—Помощник.
—Это объясняет ваши трагичные штаны.
Такер опустил взгляд на свои темно-коричневые брюки с бежевыми полосками по бокам.
—Вы разве не считаете их горячими?
Лили тряхнула головой:
—Простите?
Он бросил ей мяч, и она поймала.
—Скажите Пиппену, что если завтра утром он даст мне поспать, то около четырех я научу его попадать в корзину.
—Скажу.
—Вы не боитесь, что я извращенец?
—Пиппен знает, что ему запрещено покидать двор, не предупредив меня или бабушку.— Она пожала плечами.— А вы уже знаете, что у меня есть лицензия на скрытое ношение оружия. И девятимиллиметровая «беретта».— Лили засунула мяч под мышку.— Просто к сведению.
—Прекрасно.— Такер умудрился не засмеяться.— Но вы хвастаетесь или угрожаете офицеру?
—От отца Пиппена немного толка. Я все, что есть у моего сына, и это моя работа — быть уверенной, что он в безопасности и счастлив.
—Ему повезло с вами.
—Это мне повезло с ним.
Такер посмотрел, как она уходит, затем повернулся и пошел к себе. Только один человек за всю его жизнь заботился о его безопасности. Бабушка Бетти. Если хорошенько постараться, Такер мог вспомнить прикосновение ее нежной руки к своей голове и спине. Но Бетти умерла через три дня после того, как внуку исполнилось пять.
Он зашел в кухню и стянул толстовку через голову. Мать бросила его, когда он был совсем малышом, и у него не осталось никаких воспоминаний о ней. Только фотографии. Кто его отец, Такер не знал и сомневался, что и мать знала. Она, в конечном счете, убила себя коктейлем из наркотиков, когда сыну было три. Ребенком он думал о ней, думал, какой бы была его жизнь, если бы мать не сидела на игле. Став взрослым, он чувствовал лишь отвращение к женщине, которую больше заботили наркотики, чем собственный сын.
По дороге в спальню Такер выключил новости и снял обувь. После смерти Бетти его отправили к тетушкам, которые не хотели заботиться о нем, и к десяти годам он снова вернулся в штат Мичиган и попал в систему опеки.
Сняв брюки, Такер бросил их в корзину, которую использовал для сухой чистки. Никто не хотел усыновлять десятилетку с его историей и плохим поведением. С десяти до шестнадцати лет он большую часть времени провел, убегая и возвращаясь в детские дома и в судах по делам несовершеннолетних, что в итоге поместили его в реабилитационный центр, которым управлял ветеран Вьетнама в отставке. Элиас Пирс был по-настоящему суровым мужиком с жесткими правилами. Но справедливым. Когда Такер в первый раз нахамил, Элиас выдал ему старое кресло с плетеной спинкой и наждачку.