— В общем, твои картины полное «Г»!
— Чьи?! Мои?!
— Ну, не мои же…
С чувством выполненного долга Жорж удалился и подойдя к тощему художнику, сказал:
— Я никогда не довожу беседу до критической точки.
Толстый с тощим остались стоять с разинутыми ртами, так и не поняв: искренне он это заявил или прикололся.
— Думаешь, Васёк поставит Жоржу бутылку, если сейчас продаст? — задумчиво спросил тощий товарища.
Толстый усмехнулся и высказал своё мнение на этот счёт:
— Он ему без реализации товара, прямо сейчас поставит синяк под левым глазом или под правым. А может быть, и под обеими сразу.
Неожиданно, из-за угла появился их товарищ, принёсший скорбное известие: «Дуська померла!» На это он получил категорическую резолюцию: «Скидываться нечем!»
На сходку начали стекаться неравнодушные, чьё внимание привлекло нервозное волнение костяка сообщества.
— Что случилось? — спросил долговязый художник, подойдя к сходке.
— У нас минус один, — ответил ему тощий.
— Что-то, ты об этом так равнодушно говоришь, — скептически заметил второй подошедший.
— Ну, я не могу салют устроить!
— Неудобно? — спросил толстый, явно иронизируя.
— Денег нет, на петарды, — зло буркнул тощий собеседник.
— Цинично, — вяло прокомментировал ответ долговязый.
— Зато конкурента нет!
— Что ж — можно шампанское купить: и поминки, и салют, — предложил толстый коллега.
— Уже водку принесли, — сообщил радостную весть третий подошедший.
Тощий художник вздохнул и удовлетворённо сказал:
— И обломили, и обрадовали — на хрен не нужен этот газированный компот с добавкой технического спирта.
— И вообще! — уже зло заявил тонкий. — Помните фильм «Вий»? У них там на базаре, в Киеве, все бабы — ведьмы…
Толстый усмехнулся и добавил:
— Ну, а если и ты вспомнишь этот эпизод, то в нём дано средство борьбы с ними: три раза перекреститься и плюнуть ведьме на хвост! Она, якобы, уже ничего с тобой сделать не сможет.
— Как определить, где у неё этот хвост?
— Плюй каждой в зад — авось, не промахнёшься!
В это время, не дожидаясь официальной тризны, старый художник и его товарищ ганашились по маленькой в углу сарая. Товарищ налил один стакан, а второй остался пустым. Его он хотел заполнить запивкой, но, не сделав этого, поторопил собутыльника с приёмом горячительной жидкости. Старый деловито схватился за пустой стакан и вздохнув — выдохнул. Не спеша, он опрокинул посуду, смакуя несуществующую жидкость, не забыв при этом крякнуть и поморщиться. У его товарища по совместной борьбе с «Зелёным змием», до полного уничтожения последнего, слов не было, зато на это событие отозвались окружающие.
— Старичок, — смеялся толстый. — Вместе со зрением, кажется, и вкусовые рецепторы начали атрофироваться.
— Главное — это участие, — поддакнул тощий. — Важен сам процесс, а не содержимое посуды. Возможность потискать гранёные бока стакана.
— Музыки не хватает, — вздохнул толстый и в его голосе проскользнули нотки сожаления.
— Да зачем она тебе нужна? — непонимающе возразил тощий.
— Как же — я и картины под неё пишу.
— Под музыку? — вмешался долговязый. — Она у тебя должна в душе играть, когда ты подходишь к полотну и берёшь в руки кисти.
— А тараканов ты откуда завозишь, — спросил тощий, — в зоомагазине покупаешь?
Толстый задумался и почесав затылок, внёс своё мнение в обсуждаемую тему, пожав, при этом, плечами:
— Ну, я лично, столько насекомых в голове не подкармливаю… Да и провианта никакого не хватит…
Ещё одна картина привлекла Ворона нестандартностью решения и, даже, каким-то вызовом. На полотне был изображён букет сирени в трёхлитровой банке из-под солёных огурцов в натуральную величину. Ворон пригляделся пристальнее и обнаружил существенную деталь: какой-то шутник, безусловно, из числа художников, повесил на банку настоящую этикетку, описывающую все регалии и достоинства зелёных выходцев из Азии. Наклейка висела на соплях и на ней, так же, присутствовал срок годности. Особенно тщательно шутник подретушировал: «Употребить до:» и сегодняшняя дата. Владелец шедевра, в дупель пьяный, мотался неподалёку, ещё не зная о поминках и усиленно соображал, где бы ещё добавить горячительного, поэтому в упор не замечал подлой подставы.
Впрочем, не только вернисаж, но и лавки торговцев напоминали частную типографию. Все стены и деревянные будки сувенирщиков были расписаны краской из баллончиков. Красные и синие, жёлтые и зелёные линии переплетались между собой и друг с другом. Чёрной краской юные умельцы граффити нанесли надписи, писанные тарабарским языком и украшенные незначительными дополнениями тёмно-синей краской. Уличные художники — граффитисты соперничали со своими коллегами-передвижниками. На одной будке красовалось НЛО — блюдцеобразный летательный аппарат, возможно инопланетного происхождения…
Ворон осмотрел испорченное имущество торговцев и стены дома, стоящего рядом. Вздохнув, он высказал свою точку зрения на современное молодёжное искусство:
— Раньше довольствовались литературой малой формы: напишут на сарае неприличное слово из небольшого количества букв и на этом успокаиваются. Теперь же пишут на стене целую тираду, не всегда ясно представляя себе, что это значит. Или понимая, но, только лично, не заботясь о чужом образовании.
— Отчего же! — возразил Лис. — Раньше в сортирах целые стихи писали.
— Так это ж в сортирах! — слишком эмоционально воскликнул Шмель. — Только там и раскручивались непризнанные писатели да поэты, на полную катушку, но не на стене парткома…
Уставший художник, забыв про свою банку из-под огурцов с торчащим веником сирени, в конце концов уснул рядом, на стульчике, сладко причмокивая во сне. Его товарищи вдоволь поглумились над ним, привязав к волосам на голове берцовую свиную кость, весьма солидных размеров. Выглядел новоявленный папуас, после салона красоты, очень впечатляюще.
— Ему бы ещё зубы напильником обточить до треугольной формы, — предложил тощий. — Как у акулы.
— И яблоки в уши вживить, — добавил толстый.
— Картина «Тыблоки на снегу» всем уже надоела, — вмешался толстый художник. — Необходимо, что-то новенькое.
— Тогда в дерьме, — предложил тощий. — В чёрно-коричневом, с корочкой…
— В этом случае подойдут яблоки сорта «Голден Делишес», — авторитетно заявил толстый. — «Слава Сапальта» тёмно-красные — не пойдут.
— Почему?
— Будут сливаться с грядкой.
— Рядом можно розу воткнуть — «Клайминг Айсберг», — предложил собеседник. — В этом случае, даже ваза не нужна — в корочку их… Будут торчать, как в застывшем цементе…
— Ты что? — возразил товарищ. — «Айсберг» плетистая роза — не воткнёшь, толком!
— Тогда «Ирен Дэнмарк»!
— И белоснежная «Вирджиния» будет неплохо контрастировать с…
Толстый посмотрел на картину, на которой цветочки неопределённого вида росли прямо на грядке и ткнув в неё пальцем, заявил:
— Мне это изображение, садово-огородную грядку, тоже — не напоминает…
Почивал уставший недолго, так как мимо проходили иностранцы. Их непонятная речь возымела, на спящего, магическое действо: они шли, а он проползал мимо, расставляя картины на новое место. Нет бы подползти поближе и присесть непосредственно перед работой, которая нуждается в корректировке своего положения на вертикальной плоскости — пьяному было необходимо тянуться к ней. От подобных противоречий его движения ещё больше указывали на нетрезвое состояние местного героя. Замутнённый взгляд, не обезображенный утонувшим интеллектом, скользил по картинам, некоторые из которых стояли на боку, а другие, так и вовсе вверх ногами.
— Сам-сам! — слышались ободряющие возгласы, отнюдь не на аглицком языке. — Ты сможешь…
— Да-да! — раздался голос из толпы. — Это из пособия для медсестёр, работающих в полевых условиях. Как увидит «такую» морду…
Поверженный на землю порывался встать и справить нужду, прямо на месте. Его пыл остудили, на что он резко возразил:
— Я писать хочу!
— Дойди до туалета! — не менее резко, не соглашались блюстители цензуры. — Может тебе сюда утку принести?!
— По-Пекински! — выкрикнул один остряк и водоворот событий по-новой закрутил участников торгов в своё шумное русло.
— Когда эта пьянь ползла мимо туристов, ладонь необходимо было держать в правильном положении, как подаяние просят, — сделал заявление долговязый. — Глядишь, иностранцы и подали бы, чего-нибудь.
— Так он же в другую сторону, от них, тянулся! — возразил толстый. — Да и вообще, что они после этого о нас подумали и о нём, в частности?
— Что иностранные туристы подумали о нас, меня нисколько не волнует, — равнодушно ответил долговязый. — А вот о ползающем индивиде подумали бы то, что он окосел, от пьянства — вот и тянется не туда…
Рядом с выставкой-продажей самодеятельных художников, две девчушки кормили пиццей небольшую собачонку. Изобретение итальянцев вероятно было просроченным, так как девочки не ограничились парочкой кусочков, а планомерно скармливали животному всё кулинарное изделие. Толстый художник подошёл и тяжело вздохнув, сказал собачонке:
— Ну, чего вылупилась — подвинься, я рядом лягу!
Через некоторое время, когда кормильцы, с чувством выполненного долга, удалились, он опять подошёл к собаке и грозно сказал:
— Жульен — подвинься!
— Зачем ты её дёргаешь? — спросил его тощий коллега.
— Сейчас ещё пиццу принесут…
Жук с Кротом набрели на «цветочный ряд» художественных картин, выполненный в примитивной форме. Все цветы на картинах маляр намалевал просто, не заботясь о полутонах и на пастельно — уродливом фоне.
— Это что за обои? — презрительно скривился Крот. — Цветочная клумба, какая-то, на стене сортира.
— Чего тебе не нравится? — усмехнулся Жук. — Наклеил обои — даже править не надо. И так сойдёт! Главное, чтобы народу нравилось. Зачем ему в тонкостях колористики зрением ковыряться? А тут — всё просто и доходчиво…