Дома она времени не теряла. Съела приличного размера миску спагетти с сыром, запила черным несладким растворимым кофе, приняла душ и оделась для визита.
Встреча была уже назначена. В центре города, в просторной ухоженной квартире, ее поджидала престарелая развратница Мария Ивановна. С ней Валерка созвонился еще вчера из приэльбрусской гостиницы.
Феня умирала от любопытства, представляя себе, как может Мария Ивановна выглядеть.
Она воображала высокую, статную (внушительный бюст, крепкий круп и тонкая талия между этими богатствами), волоокую женщину пятидесяти лет с пышными волосами. Однажды Феня видела фото престарелой порнозвезды в журнале и долго разглядывала ее, гадая, как это — быть порнозвездой с пятнадцати и до шестидесяти лет? Феня была асексуалом, но асексуалом, любопытным до чужих интересов и жизней.
Внешность Марии Ивановны ожиданий не оправдала. Феня знала, что сейчас ей за пятьдесят, но видела перед собой женщину такую старую, что ее возраст на глаз уже не определялся. Немного присмотревшись, Феня поняла, что старят это лицо не морщины, не пробивающаяся у корней крашеных волос седина, а ее тоска. Глубокая и мутная, похожая на стекшие с небес тучи, в которые кутались горы Домбая.
Первое, что сказала Мария Ивановна, было вопросом:
— Что мне делать теперь?
— Ну… — растерялась Феня, — делать то, что вам кажется уместным. А я прошу только помочь нам найти убийцу.
— Как помочь?
Мария Ивановна закурила.
— Расскажите просто все, что знаете о Вадиме.
Опустив взгляд на свои коленки, обтянутые мягким пушистым ворсом домашней пижамы, бывшая возлюбленная Кокарева задумалась.
— Да я все о нем знаю… Кроме имени того, кто сделал с ним это. А вы видели?..
— Нет, не видела.
Фене очень не хотелось причинять боль Марии Ивановне, но она понимала, что женщине нужна эта боль для шрама. Под шрамом так болеть уже не будет.
— Но его… его вы видели?
— Да.
— Этот майор, что звонил Олегу… он сказал: перерезано горло. Это правда?
— Мария Ивановна, это правда.
Женщина закрыла лицо руками.
Неожиданно Мария Ивановна предложила Фене кофе. Получив согласие, вышла из комнаты. Вернулась через десять минут с подносом и красными глазами.
— Вадим был мне как сын…
— Больше чем сын.
— Это Лада вам рассказала! — догадалась Мария Ивановна. — Ну конечно! Хорошо. Хорошо, что не надо темнить.
— Не надо, — согласилась Феня, отпивая кофе. Он был крепким и горячим.
— То, что я вам расскажу, полиция узнает?
— Это зависит от того, что вы мне расскажете.
— Ну и ладно! — Мария Ивановна вдруг покраснела, сравняв цвет щек с цветом белков глаз. — Мы с Вадимом любили друг друга. С его пятнадцати лет. Я знаю, что Лада вам рассказала, будто… ну, всякое. Она не то чтобы не знает правду, она не хочет ее знать. Она находится в полной уверенности, что любить можно только ее… Всегда удивлялась этим девочкам-полубогиням, выращенным мамой-дояркой и папой-комбайнером. Что питает неколебимую уверенность этих дев в собственной красоте, уме и прочих достоинствах?..
Мария Ивановна еще долго плавала в прелюдиях — хоть она и решила рассказать всю правду, но никак не могла начать. Наконец настроилась и заговорила о Вадиме:
— Я видела его фото, на которых ему семь, десять, двенадцать. Он всегда был хорошо сложен, всегда — мужчина. Такое тонкое лицо, такие глубокие карие глаза… Естественно, сначала я просто наблюдала, потому что мне нравилось смотреть на него. Нравилось называть его сыном, только чем дальше, тем меньше я видела в нем сына. Скорее приятного парня. И вы не поверите — он первый начал!.. Мне тогда было тридцать восемь, мужу — почти сорок. Он был хорошим человеком, только немного отстраненным. Женился на мне потому, что я напоминала ему его покойную жену. И когда муж меня увидел, он решил, будто это его второй шанс. Сплошная романтика.
Не успела Феня додумать одну из своих ассоциативных мыслей, как Мария Ивановна ее произнесла:
— Может, и Вадик в меня поэтому влюбился? Эдипов комплекс и все такое. И если хотите знать, то все началось с физического влечения. Чувства пришли гораздо позднее В первый раз все случилось посреди белого дня. У Вадика начались каникулы, и у меня — тоже. Я же преподавала в институте. Проснулась утром, муж уже ушел. Пошла в ванную, а Вадик там почти голый. И, негодяй такой, не смутился, а обнял меня. Меня как-то околдовало то, что был он совершенно уверен в себе, как опытный соблазнитель… А потом говорил, что увидел обнаженную женщину впервые! Вот же врун!
Она рассмеялась. Смех закончился слезами.
— В тот же вечер я рассказала обо всем мужу. Это было несложно, потому что я точно знала, что Вадика люблю, а его — нет. Только стыдно было, что я не испытывала вины за все содеянное. Муж сказал, что меня не отпустит, сына выгонит, а то, что случилось, надо забыть. Я пошла собирать вещи, а он догнал меня и ударил. Прибежал Вадик, случились гадкие разборки. Мне стало тошно от того, что сын с отцом дерутся, и я объявила, что ухожу от обоих. Добавила, что это мерзейшая сцена, я им обоим ее не прощу. Тогда муж смирился, а Вадик умолил меня остаться. И я не смогла уйти — он был такой… мой. Мы стали жить… Я переехала в комнату Вадика, муж остался в нашей спальне. Через какое-то время, как это всегда и бывает, мы с Вадимом поссорились. Даже не помню почему. Кажется, он слишком много времени проводил со своим одноклассником — забыла, как его зовут. Сейчас-то я понимаю, что он был еще ребенком, ему надо было играть с ребятами своего возраста. Муж утешал меня, я решила, что сделала ошибку, когда влюбилась в такого юного парня. Вернулась к мужу. Забеременела. И вот это был ужас!
— Почему?
— Мне бы хотелось ребенка от Вадика, — со вздохом ответила Мария Ивановна. — Но Вадик в детстве переболел малярией, он не мог иметь детей. Узнав, что будет ребенок, муж отправил Вадика в Москву учиться. Тогда я четко и ясно поняла, что муж чужой человек, а люблю я только Вадика. Родился Олег. И после этого мы оба — я и Вадим — словно с ума сошли! Я стала ездить к нему, он стал приезжать в Гродин. Нас объединяло настоящее глубокое чувство. Причем на этот раз не было никакого желания объявить обо всем мужу.
— Ну а потом ваш муж умер.
— Да, он умер. И я должна вам открыть правду: это я виновата в его смерти.
Феня насторожилась.
— Он покончил с собой, узнав, что мы с Вадимом снова вместе, — произнесла Мария Ивановна, разочаровав свою собеседницу. — Он наконец-то понял, что я не его бывшая жена, что я лишь похожа на нее. Он осознал ее не вернуть, в жизни не бывает второго шанса. До сих пор никто не знает о его самоубийстве, ведь у мужа было слабое сердце, решили, что просто случился приступ. Муж много работал в то время, хотел занять себя чем-нибудь, чтобы не думать обо мне и Вадиме. И вот я приехала от Вадика из Москвы, забрала Олежку у подруги, с которой всегда его оставляла, вернулась домой и нашла мужа мертвым. Он просто лежал на кровати, будто спал. Я вызвала скорую, набежали соседи, приехали друзья, все засуетились. Я отдала доктору медицинскую карту из поликлиники, где был указан диагноз, он написал в заключении о смерти: инфаркт миокарда. А позже в мусорной корзине я нашла пузырек от валиума. Думаю, муж выпил все таблетки разом, лег на кровать и умер. Все.
— Кто-нибудь знает о самоубийстве вашего мужа?
— О нет! — воскликнула Мария Ивановна с неподдельным ужасом. — Только я догадалась, но никому не сказала. Вадим бы себе этого не простил, а Олежка и так меня… мало любит — зачем ему давать новый повод нас упрекать?! После смерти мужа мы с Вадимом стали жить вместе, как муж и жена.
— Вам не мешала…
— Разница в возрасте? — Мария Ивановна, расслабившаяся и похорошевшая от своих воспоминаний, вдруг насупилась, углубив свои морщины. Ее голос слегка заскрипел: — Да, окружающие нам не могли простить нашего счастья. Его друзья меня стеснялись, выкали, держались так, будто я мать Вадика. Да еще эта нотка удивления: неужели же он трахает эту старую кошелку? — Мария Ивановна передразнивала кого-то, делая большие глаза и всплескивая руками, как рыночная торговка. — Гадко было их видеть. Впрочем, мои подруги вели себя не лучше. Сначала: ой, да как, почему, зачем? А потом просто все по очереди отвалились от меня, разошлись. Встретишь случайно: как дела? Нормально. И все. Но такова была цена нашей любви. Никто не понимал, что нас связывала любовь душ, а не тел.
Мария Ивановна потушила окурок в пепельнице, подлила Фене кофе, отошла к окну Нетрудно было догадаться, что она скрывает слезы.
— Ну а почему же вы позволили Вадиму жениться на Ладе?
— Всему приходит конец, — обернулась Мария Ивановна. — То есть я по-прежнему люблю Вадима, но для любви нужны другие силы, а они иссякли. И еще, понимаете, я чувствую свой закат, я хочу настроиться на старость, на свой возраст. Не хочу быть смешной старухой, которая делает вид, будто не понимает, что происходит и как она выглядит. Вадик уже мешал мне сохранять достоинство.
Вот этот аргумент показался Фене настоящим.
— Лада училась в группе, которую я курировала, — продолжила Мария Ивановна уже другим тоном. — А Вадик вел в этой группе занятия. Мы оба работали в университете, — уточнила она. — Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что Лада сразу же приметила его: хорошо одет, водит иномарку, перспективная должность. А Ладочка хотела замуж за настоящего городского мужчину. Она ходила за ним следом, даже назначала свидания, хоть и знала, что Вадим живет со мной.
В какой-то момент я заметила, что Вадиму она нравится. Зачем мешать их чувствам?
— И между ними была духовная близость? — Феня не смогла скрыть иронию.
— Этого я не заметила, — в тон ей ответила Мария Ивановна. — Мне кажется, что у Вадика был кризис среднего возраста. Он вдруг понял, что половина жизни утекла, и ему захотелось снова пережить молодость вместе с юной Ладой. А духовная близость — она ведь никуда не исчезла. Мы с Вадимом оставались по-прежнему близки…