Поздравляю, Шарик, ты теперь балбес… то есть, барон.
Я оглядел комнату ещё раз, уже более осмысленно. Полный примитив. Никакого электричества, само собой. Водопровод? Ха, не смешите мои тапочки, которых у меня тут, кстати, тоже нет, приходится шлёпать босиком по ледяному полу. Феодальный строй был очевиден даже по подобострастному обращению Борисыча. Средневековье. Или что-то очень на него похожее, но с магией, чтоб её. Другой мир. И я в нём — пришелец, попавший сюда прямиком из кабины падающего самолёта.
Шок от осознания был таким, что хотелось заорать в голос. Но тут сработала старая привычка военного стратега.
Анализ. Оценка ситуации. Холодный, трезвый расчёт.
Итак, что мы имеем? Я жив. Это жирнющий плюс, учитывая обстоятельства. Я молод, даже слишком. Ну, это тоже можно считать плюсом — больше времени на адаптацию и на то, чтобы что-то наворотить. Тело слабое. Это жирный минус. Знаний о местном мире — ноль целых, хрен десятых, если не считать обрывочных сведений от Борисыча. Ещё один минус, да такой, что ого-го. Но мой разум, опыт, знания из другого, более развитого мира — при мне. И это — моё главное оружие. Пока единственное, зато самое мощное.
Ситуация — хуже не придумаешь. Разорённый род, погибший «папаня», враги уже у ворот скребутся, а я, новый «барон», который двух слов связать не может и выглядит так, будто его только что от мамкиной титьки оторвали.
Безнадёга? Может быть. Но сдаваться я не привык. Никогда, чёрт возьми. Если уж судьба закинула меня в эту дыру, значит, будем выбираться. Или хотя бы попытаемся. Как там говорят? Глаза боятся, а руки делают. Ну, или в моём случае, мозги думают. Лихорадочно.
Первым делом — информация. Нужно узнать как можно больше об этом мире, о его законах, обычаях, о врагах и союзниках, если таковые вообще имеются. И о магии. Если она здесь есть, значит, её можно изучить и, возможно, приспособить под свои нужды. Родовые дары, говорите? Целительство? Интересно, как это работает на практике. Может, мои знания физики, химии и прочей механики тут пригодятся?
Главное — не раскисать. Стратег во мне уже начинал просыпаться, оттесняя на задний план шок и растерянность. Задача поставлена. Выжить.
А для начала — хотя бы не дать этому жалкому Роду Рокотовых окончательно загнуться и кануть в небытие. А там видно будет. В конце концов, я же гений, пусть и непризнанный в своём мире. Может, здесь мои таланты придутся ко двору.
Не успел я толком переварить свое «повышение» до хилого барона в захолустном мирке с магией, как снизу донесся шум. Такой, знаете, характерный для ситуации, когда в тихий деревенский дом вваливается пьяный дебошир с претензиями. Крики, лязг железа, грубые голоса. Борисыч встрепенулся.
— Что там еще? — прохрипел я.
В моем старом мире такие прелюдии обычно заканчивались либо приездом наряда полиции, либо мордобоем с последующим приездом той же полиции. Что было принято здесь — оставалось только гадать.
— Не иначе, опять эти… волки, — пробормотал Борисыч, и лицо его скривилось. — Пойду гляну, ваше благородие, вы уж лежите, сил набирайтесь.
Ага, щас! «Лежите, сил набирайтесь», пока тут, возможно, решается судьба моего нового, так сказать, «наследства». Каким бы оно ни было паршивым, просто так отдавать его на растерзание каким-то «волкам» я не собирался.
— Нет уж, Борисыч, — я с трудом поднялся, опираясь на стену, — пойдем вместе. Я все-таки теперь… барон, как я понимаю. Должен же я знать, кто тут в моем, так сказать, замке шум поднимает.
«Замок» — это было сильно сказано. Судя по обстановке наверху, это скорее была укрепленная изба, но гордое слово «барон» требовало хоть какой-то видимости власти. Борисыч попытался возразить, но я решительно мотнул головой, насколько позволяло ослабленное тело. В конце концов, кто тут барон, я или он?
Кое-как, цепляясь за руку верного слуги, который оказался на удивление крепким для своих лет, я спустился по скрипучей деревянной лестнице. Внизу, в помещении, которое, видимо, служило одновременно и прихожей, и столовой, и залом для приема особо наглых гостей, стоял гонец.
Картина маслом: «Прибытие варвара в интеллигентный дом». Верзила ростом под два метра, в кожаном доспехе с нашитыми где надо и не надо бляхами, на которых красовался какой-то оскаленный волк — видимо, герб тех самых Волконских. Остатки памяти моего нового тела услужливо подсказали: да, это их цвета, их знак. И да, это было интересно — у меня есть остатки памяти реципиента. Живем!
Рожа у гонца была красная, наглая, с маленькими бегающими глазками, которые осматривали убогое убранство «замка» с откровенным презрением. За поясом — здоровенный тесак, рукоять которого он поглаживал. Рядом с ним, для массовки, наверное, стояли еще двое таких же мордоворотов, только чуть пониже рангом и поглупее лицом.
— Ну, где тут ваш… барон? — рявкнул гонец, едва я показался на лестнице, и сплюнул на земляной пол. — Рокотов! Выходи! Дело есть.
Я вошел в помещение.
— Я барон Рокотов, — хмыкнул я. — Что вам угодно?
Гонец окинул меня презрительным взглядом с ног до головы, задержавшись на моей общей хилости. На его губах появилась издевательская ухмылка, от которой захотелось немедленно найти что-нибудь тяжелое и запустить ему в наглую харю.
— А, вот и наследничек выискался, — протянул он с насмешкой. — А мы уж думали, все Рокотовы тут полегли. Ну, слушай сюда, барончик. Барон Волконский, мой господин, шлет тебе свое… гм… слово.
Он картинно вытащил из-за пазухи свиток пергамента, перевязанный грубой бечевкой, и с треском развернул его.
— «Сим письмом, — начал он зачитывать громким, хорошо поставленным голосом, явно наслаждаясь каждым словом, — я, барон Игнат Волконский, требую от Рода Рокотовых, в лице его нынешнего главы, в течение трех дней от сего числа уступить все земли, прилегающие к Черному Ручью, в счет компенсации за понесенные моим Родом убытки и оскорбления в недавней прискорбной стычке, спровоцированной его покойным отцом».
Убытки и оскорбления? Всплыла подсказка из памяти реципиента. Да это же чистой воды грабеж! Старый барон Рокотов сам защищал свои земли от их посягательств! Черный Ручей — это последнее, что у нас осталось плодородного!
Гонец продолжал, явно смакуя унижение:
— «В случае отказа или попытки сопротивления, мой Род будет вынужден применить силу для восстановления справедливости и полного искоренения Рода Рокотовых как источника смуты и непокорства. Даю вам три дня на размышления. Игнат Волконский, своей рукой».
Он закончил читать и смерил меня торжествующим взглядом.
— Ну что? Понял? Три дня. И ни мигом больше. А то от вашего Рода останется только мокрое место и кучка пепла. И, кстати, — он добавил, понизив голос до заговорщицкого шепота, но так, чтобы слышали все, — батюшка твой, говорят, перед смертью сильно мучился. Так что советую не повторять его ошибок.
Вот тут меня и накрыло. Первоначальный шок от наглости этого ублюдка сменился ледяным гневом, таким, что даже слабость в теле на мгновение отступила.
Да я тебя, падаль, сейчас…
Что «сейчас»? Голыми руками я этого бугая не одолею, а мои «воины», судя по всему, либо под землей, либо в полной деморализации.
Борисыч рядом со мной затрясся мелкой дрожью.
— Ваше благородие… господин Михаил… — зашептал он, хватая меня за рукав, — не гневите их… соглашайтесь… Жизнь дороже… Земли… ну что земли… проживем как-нибудь…
Проживем? Как? Нищими бродягами? Или рабами у этого Волконского? Нет уж, увольте. Я, может, и попал в это паршивое тело и в эту паршивую ситуацию, а сдаваться без боя — не в моих правилах. Внутренняя ирония по поводу моего «повышения» до барона в столь плачевном положении на секунду взяла верх. Вот тебе, Миша, и карьерный рост. Из аналитиков — в нищие аристократы на грани вымирания. Мечта, а не жизнь!
Но сквозь этот хаос мыслей, начали пробиваться первые проблески того, что я умел лучше всего — анализа. Ультиматум. Жесткий, наглый, унизительный. Но три дня. Они дали мне три дня. Почему? Если они так уверены в своей силе, почему не взяли все сразу? Может, не так уж все у них гладко? Или это просто игра, чтобы потешить свое самолюбие? В любом случае, три дня — это не ноль. Это время, а время для стратега — самый ценный ресурс.
Гонец Волконских, ухмыляясь своей самой гнусной ухмылкой, скомкал пергамент с ультиматумом и швырнул его на пол, к моим ногам.
— Жду ответа через три дня. Или не жду, — он еще раз окинул меня презрительным взглядом, развернулся и, сопровождаемый своими мордоворотами, вышел вон, оставив за собой звенящую, тяжелую тишину и запах немытого тела.
Всего три дня. Семьдесят два часа. Это все, что отделяло этот жалкий, ослабленный Род, который теперь по какой-то злой иронии судьбы стал моим, от полного и окончательного уничтожения. Борисыч смотрел на меня с мольбой и отчаянием. Он ждал от меня решения.
А я смотрел на брошенный на пол пергамент. Как я, Михаил, стратег без армии, без ресурсов, в чужом, крайне слабом теле, смогу противостоять превосходящему по силе врагу? Логика кричала, что это невозможно, что нужно принять условия, спасти хотя бы остатки жизней.
Но мой хитрый разум, изворотливый, привыкший к нестандартным решениям разум, уже лихорадочно начинал работать. Искать лазейки, слабые места, скрытые возможности. И первая мысль, которая вспыхнула в моем сознании, была почти безумной, почти самоубийственной, но от этого не менее притягательной:
«Они еще пожалеют, что дали мне три дня».
И словно в ответ на мои мысли, я вдруг почувствовал лёгкое, едва заметное покалывание в кончиках пальцев — такое возникало и в моем старом мире, когда я возился с особо тонкими механизмами. Только теперь оно было иным, более живым.
Глава 2
Пожалеют. Мыслишка-то, конечно, героическая. Только вот из активов — это хилое тельце, башка, трещащая по швам, да старик Борисыч.
Ладно, героизм — это, конечно, хорошо, но жрать он не просит, а вот информация — это как раз то, что нужно прямо сейчас. И побольше, побольше! Отставить панику, включить аналитический отдел моего много