– ТЭЦ, – прошептал Неверов, невольно пригибаясь на сиденье и поднимая глаза вверх, чтобы рассмотреть, где заканчивается труба.
Сергей подъехал к центральному входу, Иван Андреевич привычно перебежал от машины к двери и очутился в просторном холле. Стоявший на дежурстве охранник, такой молодой, что был больше похож на девушку, отдал честь, но документы проверил и фамилию лейтенанта записал, сказав, что Зимонин на втором этаже в своем кабинете.
Иван Андреевич медленно поднялся по темной узкой лестнице с холодными стальными перилами. Справа от него была стена, состоявшая из огромного окна, но внутри было светлее, чем снаружи. В длинном коридоре не горела ни одна лампочка, Неверов проклинал все безымянские здания, пока не увидел из-под двери узкую полоску света.
Александр Зимонин его не ждал и, когда лейтенант госбезопасности появился на пороге, испуганно вздрогнул.
– Это вы, – с облегчением выдохнул инженер.
– А вы кого-нибудь еще ждали?
– Нет-нет, в том и дело. Никого не ждал, – рассеянно бормотал Зимонин, поднялся из-за стола и снова сел, рассматривая бумаги, будто они там только что появились. – Читали интервью с Ильюшиным во вчерашней «Волжской коммуне»? Вот послушайте: «Геройская отвага и блестящее мастерство сталинских летчиков, самоотверженный труд рабочих авиационной промышленности»… Вот это ведь и про нас!
– Вы меня газету почитать приглашали?
– Нет, конечно нет…
– Вам что-нибудь известно о смерти начснаба?
– Точно ничего сказать не могу.
– Хорошо, что вы мне вчера хотели сказать, почему шептали в штабе, что здесь «все не так»? – Иван Андреевич видел, что инженер боится, нужно было его мягко подтолкнуть.
– Пойдемте, я покажу вам котельную, лучше турбину, мы запустили первую турбину мощностью в двадцать пять тысяч киловатт, – быстро и громко заговорил Зимонин, надевая пиджак поверх свитера и увлекая за собой Ивана Андреевича. – Скоро мы запустим вторую турбину, уже проводили испытания. Нам бы побольше специалистов, работа сложная, зэков стараемся к ней не подпускать…
Они спустились по лестнице, свернули в другой коридор. Гул турбины становился громче. Иван Андреевич уже с трудом разбирал слова инженера о плане, об электричестве, о новых производствах – и вдруг за очередной дверью вместо котельной оказалась тишина улицы. Внутренний двор, с трех сторон высокие стены, наверху черное небо. Темно как в колодце, но ветер сюда не проникал.
– Здесь никто не услышит, – тихо заговорил Зимонин, приблизившись к Ивану Андреевичу почти вплотную, так что лейтенант почувствовал от него неожиданный легкий запах женских духов и коньяка. – Не подумайте, что я сошел с ума. Здесь, в смысле в лагере, орудует банда или убийца, не знаю, всем, всем подряд режет горло, не просто надрез, а от уха до уха. Сначала охранник один, потом продавец из ларька, прораб в прошлом месяце, вчера ночью бригадира каменщиков вот так же зарезали…
– Вы это мне хотели сказать?
– Да, но послушайте, Опарин с Чащиным ведь не просто пропали. Мы с Чащиным знакомы были, – инженер запнулся. – Ну, не близко, конечно. Но он именно этого боялся перед смертью, мы с ним как раз об этом разговаривали, а потом нам говорят, они разбились на машине. А тел-то никто не видел…
– Да кто вам всем про аварию наговорил?!
– На собрании штабном объявили, Чернецов, наверное, не знаю, там или нет впервые услышал…
– И вы из-за этих фантазий идиотских анонимку в Москву написали?! – Иван Андреевич испытал сначала прилив ярости, но тут же понял, какое это облегчение: дело закрыто, завтра можно ехать в Куйбышев, нет, прямо сегодня. Неверов рассмеялся.
– Нет, я ничего не писал, – с опаской глядя на смеющегося лейтенанта, серьезно ответил Зимонин. – Никакой анонимки.
– Зачем отпираетесь? – немного успокоившись, спросил Иван Андреевич. – Мы свои источники никому не выдаем.
– Я не писал, зачем мне врать? Что в ней говорится?
– Говорится, что смерть начальника отдела снабжения Безымянлага Опарина не случайна, что он убит.
– И все?
– Все.
– И ни слова про Чащина?
– Нет, только про начальника. – Иван Андреевич представил машинописные буквы анонимки.
– Это он ее написал. Мы обсуждали возможность анонимки, но если я ее не писал, значит, он ее написал, – шептал самому себе Зимонин.
– Да кто?!
– Леня Чащин, заместитель Опарина.
– Они ж в машине оба разбились!
– Конечно, оба, так говорят, – на этот раз Зимонин нервно рассмеялся. – А кто их видел?! Я их даже на собраниях парой не припомню! Он узнал о смерти начальника, понял, что он следующий, и успел отправить анонимку…
– И какие доказательства?
– Никаких, только тела Опарина и Чащина могут доказать, что их зарезали, – после раздумий ответил инженер.
– И где их найти?
– На кладбище, где ж еще…
Холод пробирал до костей даже одетого в шинель Неверова. Зимонина, простоявшего все это время в одном пиджаке, била дрожь. Он обхватил себя руками и часто шмыгал носом.
– Пойдемте, вы простудитесь.
– Вы, вы мне не верите, – стуча зубами, проговорил Зимонин. – Пожалуйста, сделайте что-нибудь, я следующий.
– Почему вы так думаете? – уже внутри спросил его Иван Андреевич.
Вместо ответа Зимонин приложил к губам палец и помотал головой. Они опять пошли долгими темными коридорами, и когда инженер снова заговорил о котельных, Иван Андреевич понял: выход близко. Зимонин сердечно попрощался с лейтенантом, явно разыгрывая сцену перед дежурившим вохром, но напоследок сжал руку так, что Неверов чуть не вскрикнул.
– Теперь в штаб, товарищ лейтенант? – заводя «ГАЗ-61», с надеждой спросил Сережа.
Иван Андреевич устало кивнул. Пустой желудок ныл от голода, вернулась утренняя головная боль. В машине было тепло, и Неверова укачало.
– Плохая сегодня будет ночь, товарищ лейтенант, – у Ивана Андреевича хватило сил только на то, чтоб еще раз кивнуть. – Здесь это понимать начинаешь, то ли от погоды зависит, то ли еще от чего, только недобрая сегодня будет ночь.
Неверов его не слышал. Веки опустились, и для него наступила его личная ночь. Слова водителя слились с шумом мотора, ставшим гулом турбин, подбородок с плохо выбритой щетиной терся о грубый воротник шинели, лейтенант это чувствовал, но тело было уже не его. В полудреме он приоткрыл один глаз и увидел за окном белое поле с бараками. Откуда в Верхнем Аблязове они взялись? Он спит, сидя на лавке, слева сидит отец, справа – мать. Отец трясет его за плечо и говорит: «…Физическое и моральное состояние немецких войск быстро падает. Для поднятия настроения солдат немецкое командование вынуждено перед каждой крупной операцией обещать солдатам отпустить их домой, если они выполнят поставленную перед ними задачу… Обещание, конечно, выполнено не было…»
– Приехали, товарищ лейтенант.
Иван Андреевич вынырнул из сна и услышал диктора вечерней сводки раньше голоса Сережи. Стряхнув руку шофера с плеча, он молча открыл дверь и, неуклюже ступая на затекших ногах, зашел в штаб.
В прихожей, как всегда, было темно. Неверов, туго соображая со сна, долго вспоминал, в какой стороне его комната. Потом заметил очертания Вити, сидевшего на стуле. Неверов уже набрал воздуха, чтоб приказать ему встать при виде старшего по званию, но тут свет вспыхнул, резанув глаза, и перед лейтенантом возник Чернецов.
– Тебя где носит, мать твою! Павел Александрович Морозов приехал, уже час тебя дожидается, мигом наверх! – яростным шепотом заговорил Чернецов.
Не сказав ни слова, Неверов поспешил за главным инженером, сам не понимая, чего он боится и почему старается идти так бесшумно. Иван Андреевич вошел в ту же комнату, где вчера просматривал документы, принесенные Берензоном, и остановился метрах в двух от стола, где сидел начальник Безымянлага Павел Александрович Морозов. Подойти ближе Неверов не смог. Он бросил быстрый взгляд на человека перед ним, но ничего, кроме своего страха, не увидел.
– Лейтенант следственного отдела ГБ Иван Неверов прибыл из Москвы для…
– Я знаю, для чего вы прибыли, – тихо, но строго прервал его Морозов. – Нашли что-нибудь подозрительное?
– Никак нет, товарищ старший майор, – глядя выше головы Морозова, ответил Неверов.
– И не найдете. – Голос начальника смягчился, и Иван Андреевич осмелился опустить глаза. – Потому что нет в их смерти ничего подозрительного. Вы со многими сегодня встретились, со многими побеседовали. Что вам отвечали?
Иван Андреевич видел широкое лицо, густые пшеничные волосы, зачесанные направо, светлые кустистые брови и крупный нос с большими ноздрями. Выглядит на пятьдесят, но полон сил. На мгновение Неверов столкнулся с Морозовым взглядом, но светлые глаза начальника ничего не выражали.
– Что вам отвечали? – повторил вопрос Морозов.
– Одно и то же, товарищ старший майор: что Опарин и Чащин разбились на машине.
– Потому что так и есть, – изрек Павел Александрович, и слова его были тяжелее печати, закрывающей дело. – Напишите об этом рапорт, и завтра утром машина доставит вас в Куйбышев.
Последние слова Морозова звучали мягко, совсем не как приказ, и Неверов набрался сил возразить:
– Но ведь анонимку кто-то написал?
– И вы же выяснили, кто это? – В голос вернулся холод.
– До конца не уверен, товарищ старший майор, но главный инженер первого района высказывал мысли, что смерть Опарина и Чащина не была случайностью. – Эти слова вызвали на лице Морозова то, что можно было принять за легкую досаду.
– Знаем, знаем, – с легким выдохом сказал начальник. – Человек он молодой, а район у него самый сложный, не все справляются с такой ответственностью. Товарищ Зимонин просто устал, переутомился. Всем нам нужен отдых, но кто нас в такое время отпустит отдыхать, верно, лейтенант?
– Так точно, товарищ старший майор.
– Вот я вас и отпускаю, с чистой совестью. Напишите рапорт, все как есть. И завтра в Куйбышев, там отзвонитесь начальству и с оказией в Москву. – Неверов кивнул, поняв, что разговор окончен, и отдал честь. – И позовите мне Чернецова, он мне нужен.