По ходу изложения Церен в ряде мест книги обстоятельно рассматривает проблемы дешифровки древней письменности, посвящая этому кругу вопросов целые главы и параграфы. «Как научиться читать и разбирать что-либо, написанное… на абсолютно незнакомом языке при помощи также незнакомой системы письменности?» Четкая постановка вопроса! И Церен на него отвечает. Отвечает в такой форме, которая не предполагает, не требует от читателя особой подготовки, предварительных специальных познаний в области лингвистики. Нередко эти ответы оказываются содержательнее, яснее и уж во всяком случае интереснее того, что можно прочитать в соответствующих разделах некоторых официально рекомендованных и принятых в наших вузах учебников.
В «Библейских холмах» повествуется, как еще в XVII веке первые клинописные таблицы попали из рук одного любознательного итальянского купца в римский музей в виде дара, и этот музей не знал, что с ними делать, так как тогда в Европе не было еще ни одного человека, который сумел бы понять эти знаки, скорее походившие на следы ног вороны или неумелый орнамент.
Всего три с половиной столетия тому назад! А если отсчитывать время от того года, когда состоявший на датской службе молодой инженер-лейтенант Карстен Нибур перерисовал надписи с камней на развалинах Персеполя и потом стал ими заниматься, — то и того меньше. Всего два столетия. Срок по масштабам известной нам истории человечества ничтожный. Какой поистине титанический труд за эти два века был выполнен людьми науки, которые теперь, располагая первоклассными справочниками, словарями и грамматиками, совершенно свободно читают клинописные тексты! Шаг за шагом шли они к своей цели. И Церен фиксирует каждый из этих шагов. Перед нами возникает своего рода эстафета, передававшаяся из рук в руки от одного поколения ученых к другому. На чем останавливались одни, то продолжали другие, добиваясь все новых и новых успехов в своем трудном деле.
Заслуга — и немаловажная — Церена в том, что он очень четко и конкретно формулирует каждую из тех исследовательских задач, которые приходилось одну за другой решать в сложном и длительном процессе дешифровки незнакомой письменности. Благодаря этому читатель «Библейских холмов» ясно ощущает всю эту цепь взаимосвязанных умозаключений и выводов, которая в конечном счете привела к столь блистательным результатам.
В этом отношении страницы книги, посвященные дешифровке клинописи, оставляют у читателя более яркое и целостное впечатление, чем раздел о письме древнего Египта. Излагаемая Цереном классификация египетского письма, очевидно, нуждается в некоторых уточнениях и во всяком случае в дополнительных пояснениях.
Итак, Церен умеет заинтересовать своим материалом. Он пишет историю науки на одном из очень важных и интересных участков ее многогранной деятельности. А наука — это и люди науки. Церен это хорошо понимает. В его повествовании биографии ученых и их достижения, двигавшие науку вперед, органически сплетаются. Перед глазами читателей проходит длинная галерея портретов. Начинается она с биографий людей, которые никогда не бывали на Ближнем Востоке, но которых тем не менее с полным правом можно назвать прямыми родоначальниками целой плеяды последующих исследователей этой территории, наиболее богатой на земном шаре памятниками глубокой древности.
Действительно, если бы Винкельман и Цоэга не внесли своих коррективов в существовавшие до них представления о давно канувших в Лету эпохах, в самое восприятие и понимание этих эпох, если бы Вильям Джоунз и Шлегель не углубились в изучение санскрита, огромный интерес последующих поколений ученых к истории и памятникам великих древних цивилизаций не имел бы под собою достаточно твердой и глубокой почвы.
Те, кто оставил после себя заметный след в истории археологии, при всех своих индивидуальных особенностях и различии судеб обладают одной общей чертой: огромным, самозабвенным интересом к своей профессии, к своим научным поискам и исследованиям. «Редко можно встретить профессию, — пишет Церен, — более безрадостную, чем профессия полевого археолога, работающего в пустыне, среди диких скал, в полной удаленности от всякой цивилизации, в тяжелых климатических условиях». «Многие из них, — продолжает он далее, — неизлечимо больными покидали страну, в которой они рассчитывали найти славу… Непривычные к тяжелому тропическому климату возвращались одни из них на Запад, измученные малярией и болотной лихорадкой. Другие встречали смерть вдали от родины и семьи, в чужой стране…», но «они продолжают работать, как будто условия их труда — нечто само собой разумеющееся. Ибо для них во всем мире не существует более интересной профессии, чем избранная ими».
Целый ряд приводимых в книге Церена фактов, почерпнутых из биографий многих археологов-исследователей, подтверждает эту характеристику.
А упорство в достижении поставленных целей!
Восемнадцать лет своей жизни посвятил Роберт Кольдевей вавилонским курганам. Ему не везло. Только ценой исключительного напряжения сил Кольдевею удалось в конце концов преодолеть огромные трудности и добиться успеха. Восемь лет безрезультатно искал и Говард Картер знаменитую гробницу Тутанхамона. В «Библейских холмах» мы найдем много подобных примеров упорного и самоотверженного труда археологов.
Поучительны и интересны эти примеры. Не только для истории археологии, но и для истории науки вообще. Потому что в истории всех отраслей научного творчества можно легко найти такие же примеры самоотверженного труда. Именно на этой основе был заложен фундамент и возведено грандиозное здание современной науки, в котором по праву заняла свое место археология. То, что написал Э. Церен об ученых-археологах, таким образом, выводит нас за пределы его «библейских холмов».
Но вот странное дело! Почему в этом перечне славных имен у Церена отсутствуют имена русских и советских ученых? Разве не внесли они вклада в общее дело? Разве не трудились они на археологических нивах того же Египта; в частности, в самые последние годы на тех территориях, которые частично залиты водами Нила? Разве не принимали русские, советские ученые непосредственного и активного участия в международных конгрессах востоковедов? Об этом следящий за литературой Церен, конечно, не мог не знать.
На страницах «Библейских холмов» читаем: «Русские ученые взялись за исследование своего родного края». Из контекста вытекает, что произошло это в 20-х годах нашего века и что, следовательно, до этого они таким полезным и важным делом, как археологическое изучение собственной территории, вовсе не занимались.
И это все! Все, потому что единственное у Церена упоминание русского имени в счет идти не может, ибо звучит оно следующим образом: «В Дура-Европос на Евфрате, севернее Каркемиша, в течение многих лет копали англичане, потом французы и, наконец, американцы, которые послали туда профессора Иельского университета Михаила Ростовцева, уроженца России».
Дальнейшие комментарии представляются здесь излишними.
Как же все-таки получилось, что из поля зрения несомненно хорошо эрудированного автора «Библейских холмов» начисто выпала не только целая плеяда русских археологов и востоковедов, развивавших энергичную деятельность начиная еще с первой половины XIX века, но и такие их институты, как Российское археологическое общество, Археологическая комиссия, Одесское общество истории и древностей и др.? Ведь все эти организации на протяжении многих десятков лет периодически выпускали свои «Отчеты», «Известия», «Труды» и «Записки», прекрасно известные тогдашним соотечественникам Церена, которые иной раз и сами помещали в этих изданиях свои работы. И неужели Церену неизвестны прославившиеся на весь мир восточные коллекции нашего Эрмитажа и ценнейшие собрания папирусов и других древнейших документов в наших библиотеках, возникшие не без участия русских ученых-востоковедов?
Странно все это! Странно, но не удивительно. Это очень хорошо и достаточно давно уже нам знакомая тенденция замалчивать достижения русской и советской науки. Она появилась на свет около полувека назад. Конечно, уже после Великой Октябрьской социалистической революции, но в прямой и причинной с ней связи. В течение многих лет она типична для умонастроения определенной части буржуазных ученых и связанной с этими кругами исторической и археологической литературы. Та же тенденция наблюдается за рубежом в литературе и по другим отраслям научных знаний. Только тогда, когда успехи нашей науки становятся в подлинном смысле достоянием обитателей всего земного шара, видящих их собственными глазами, приходится волей-неволей о них писать, отвечая на запросы самых широких кругов общественности.
Мы хорошо понимаем, что подобного рода методами умолчания победного шествия нашей науки не остановишь. Они вызывают у нас поэтому не чувство раздражения, а скорее сожаления. Так и в данном случае. В самом деле! Перед нами автор книги по истории археологии, прекрасно осведомленный в своем предмете. И вдруг вот этакое!..
Впрочем, в какой-то мере это и настораживает. Что это? Злой умысел, за которым кроется враждебное отношение к советской археологии и востоковедению только потому, что они советские? Порожден ли этот злой умысел непримиримостью к нашим теоретическим воззрениям или, может быть, это только следование неумной моде, получившей распространение на Западе в годы обострения холодной войны и находящейся в вопиющем противоречии с подлинной наукой и здравым смыслом?
Выяснение этих вопросов в значительной мере предрешает для нас оценку книги в целом. Лакмусовой бумагой в данном случае должно прежде всего явиться отношение ее автора к Библии. В так называемом «свободном мире» в изобилии сейчас издаются специальные журналы и выходят брошюры и книги по библейской археологии, главная цель которых состоит в том, чтобы «подтвердить священное писание» археологическим материалом. Многочисленные археологические общества, институты, всякого рода «фонды» и просто богатые меценаты — преимущественно американские — тратят огромные средства на организацию археологических экспедиций и раскопок библейских мест.