три метра в почетном карауле застыли тайцы в синих рубахах до пят, подпоясанные атласными кушаками лилового цвета. В руках, на манер карабинов, они держали сачки для ловли рыб. На столике посреди комнаты блестели лезвия разделочных ножей. Круглый циферблат на стене показывал несколько минут шестого. Мы двинулись в обход. В мелкой мутной водичке, за непрозрачными стенками, жили сонные рыбные поленья с тигровым окрасом спин. Гигантские омары, злобно шевеля прутьями усов, пытались выползти наружу, и часовые, время от времени, запихивали бунтовщиков обратно в резервуар. Крабы плоскими камнями громоздились один на другом. Флора изредка отдавала распоряжения Эа, и та старательно исчерчивала блокнотик иероглифической скорописью. Осьминоги, каракатицы, королевские креветки, кальмаровые тушки, мидии, гребешки и ракушки были слегка припорошены снежной крошкой. Возле полки с тропическими фруктами и молочными изделиями я не удержался от замечания: - Ангелок, неплохо было бы оттенить вкус продуктов моря охлажденным кусочком папайи или манго. А лучше заесть все это дело изумительным соевым творогом с медом. - Перебьешься, лизоблюд, - прозвучало в ответ. На стенах сушились веники из колосьев пшеницы и ячменя, гроздья моравского винограда, коробочки хлопка, початки кукурузы, длинные гирлянды янтарно шуршащего лука, и все это великолепие обегал вьюнок хмеля. - А это еще что за чудо морское? - подала голос Флора. Франта цокнул языком и на его подвижном лице образовались резкие складки. В стеклянном бассейне плавало несколько человек с землистым цветом кожи и спутанными седыми волосами. Они напоминали попрошаек с ратушной площади - тех, кто вечно клянчат медяки у туристов якобы на хлеб, а на деле - на бутылку ракии или мастики. Или же стоят в очередях за миской перлового супа от Армии спасения. Один старик заметил нас, под водой приблизился к стенке, уперся лбом и, выпуская пузырьки воздуха, делал непонятные знаки. Старик был неимоверно худ - ребра рельефно проступали через тонкую кожу. Другие пловцы не обращали на нас никакого внимания. На тонкой пленке поверхности висело разбухшее мертвое тело. - Это для немецких туристов, - пояснила Эа, - после того как они попробуют абсент, традиционная пища кажется пресной. - Где же вы берете добровольцев, - задал я вопрос, - тех, кто бы согласился быть съеденными? - Река приносит обильный улов. Иногда люди из нижнего города приходят сюда в надежде какое-то время здесь перебиться - ведь их кормят рыбой два раза в день. Некоторым, в порядке поощрения, Том наливает абсент. - Так значит этот старик просит... - Да, старый попрошайка хочет получить стаканчик абсента, улыбнулась Эа, - но сегодня не его день. К нам приблизился таец с багром, но Эа жестом ладони отослала его восвояси. - И что же, можно заказать человека целиком, или только определенную часть туши? - спросила Флора, рассматривая ценник сквозь толстые линзы. - Одень другие очки, дорогая, для чтения, - посоветовал я. - В любом случае, вам придется оплатить полную стоимость туши. Чуть дальше стоит контейнер, и там можно выбрать любую часть тела, конечно, свежезамороженную. Иногда посетители берут мясо для охотничьих собак. И действительно, рядом с емкостью находился контейнер, где были навалены человеческие останки. Руки и ноги отдельно, вперемешку с торсами, мужскими и женскими. Иногда попадались головы. Одна лежала на самой поверхности, лицом вверх, с высунутым синюшным языком. Груду покрывал тонкий слой прозрачного льда и несколько пар игрушечных стеклянных глаз, казалось, внимательно следили за нами. - Прямо как на поле боя после обороны Шипкинского перевала. Помнишь, дорогая, мы осматривали диораму? На переднем плане настоящие трупы в неестественных позах. Свежевыпавший снег их припорошил, и руки смерзлись с винтовками, сам черт теперь не разберет - где свой, где чужой. Мы помолчали. Франта чихнул, прищемив свой нос грязными пальцами, отчего получился достаточно комичный звук: "псик!". - Платок надо иметь, Франта, - отозвалась Флора. - Вы будете еще что-то брать к обеду? - спросила Эа. - Нет, сядем быстрее за стол, не правда ли, дорогая, - проявил я нетерпение, - у меня волчий аппетит. - Ну, если у вас нет больше ничего интересного, - важно произнесла Флора, - тогда все. - Пока все, ангел, - хихикнул я, - аппетит, говорили древние, приходит во время еды. - Прошу к столу, - улыбнулась Эа и сделала официантам условный знак. Те забегали, выполняя заказ. Мы вновь вышли в обеденную залу и уселись подальше от немцев, распевавших песни времен кайзера Вильгельма. Под столами, мимо ног проскакивали голографические обезьяны. Загорелый мулат - мой двойник - уже отхлебывал пиво из гигантской кружки. Флора-блондинка все еще принимала сеанс массажа. Алеманы, сидевшие на местах для VIP-ов, одновременно облачились в пестрые гавайские рубашки и натянули на головы пробковые колонизаторские шлемы. "Шнапс, йа-йа", - доносилось от столиков по соседству, - "Гуд", и еще: "Зерр гуд". Кельнер, запахнутый в индонезийский фартук, быстро пролетел с подносом, плавно огибая столики, повторяя: "виноват!" - и остановился возле нашего, причем его неспокойные ноги в яловых сапогах еще инерционно взбрыкивали сами собой. Виртуозно поставил он овальное блюдо в центр. Там дымились тигровые креветки в обрамлении из салатовых листьев, морские гребешки, крабовый коктейль в вазочке, несколько ракушек с паштетом и четыре соусника. Его напарник подкатил тележку с винными бутылками и о чем-то долго говорил с Флорой по-французски. Наконец они договорились. Кельнер выбрал бутылку белого вина и произвел ритуальные действия: манерно продемонстрировал этикетку Флоре (совершенно напрасно, поскольку она вряд ли что могла разглядеть), поковырял пробку серебряным штопором с большой ореховой рукояткой, наконец вскрыл бутылку, брезгливо обнюхал пробку, чуток плеснул Флоре в тюльпанообразный бокал и склонился над моей женой выжидательно. Флора нюхнула, затем хлебнула, затем опять нюхнула и после всего уже милостиво кивнула. Виночерпий быстренько произвел разлив по нашим бокалам, пожелал почему-то счастливого пути и с достоинством удалился. Я даже позабыл стрельнуть у него манильскую папироску. - Дорогая, - обратился я к благоверной, - мне бы хотелось выпить кружечку пива. К тому же мне необходимо выкурить крепкую сигарету. - И то и другое вредно, - парировала она, - пей вино и не скули. Я со смиренным видом взял бокал. - За ножку, дорогой, за ножку надо брать, а то нагреешь вино и его надо будет выплеснуть в помои. Врач, а за столом вести себя не умеешь. - Флора, прошу тебя, при прислуге... такие вещи. Ты еще, чего доброго, ха-ха, поколеблешь мой медицинский авторитет. - Он и так ни черта не стоит. Лечишь меня уже десять лет, вытянул из моей семьи кучу денег, а еще печешься о своем авторитете, - поставила логическую точку в разговоре Флора. После ракообразных подали ассорти из морских и речных рыб. Я уже утолил чувство голода, потягивал вино и слушал, как Флора учила Франту обращаться с приборами в неравной битве с рыбами. Наконец, на наших тарелках остались одни скелеты и пора было перейти к главному блюду. Теперь я чувствовал, что наступает момент, когда можно передохнуть, выкурить крепкую сигаретку и попробовать наконец полынной водки, ради чего мы собственно сюда и приехали. Я щелкнул двумя пальцами, и кельнер материализовался в легком поклоне за моей спиной. - Принесите абсент, - это я ему. И Флоре: - Надеюсь ты не против, дорогая? - Делай что хочешь, - отозвалась последняя. - Любезный, значит, бутылочку вашего зелья и манильскую сигару, будь любезен. - Абсент подавать в баре, не в обеденном халле, господин, эхом ответил кельнер. - Тут либо одно из двух: или мы идем в бар, что невозможно, или бар подходит сюда, что вероятней. Ты что не знаешь: слово клиента - закон, - я уже немножечко горячился. - Айн момент, я все узнать у масса Тома, - чех сделал испуганное лицо и двинулся к барной стойке. - Том - это бармен, - вставил реплику Франта. - Я и сам догадался, олух, да будь он самим папой римским...! - Не так громко, дорогой, - вмешалась жена. - Будешь говорить только когда тебя спросят, - уже мягче продолжил я занятия с Франтой, - понял или нет? - Извините, господин, больше не повториться. - Вот так-то. - Не обращай на него внимания, - это уже Флора Франте, - у Чарли паршивый характер - его в детстве надолго запирали в комоде. Я не успел вскипеть по-настоящему. К нашему столу вразвалочку подошел маленький толстяк. Он был одет в траурные брюки с бахромой, черную майку и тапки без задников на босу ногу. Подстрижен налысо, соломенные усики плавно обвивались вокруг толстогубого рта и переходили в бородку на узком подбородке. В ухе у злодея серпом блестела серьга, на бочкообразную грудь массивная цепочка сбрасывала серебряную звезду Давида. На гладком, без единого волоска, правом предплечье готическим шрифтом читалась татуировка: "Том - потрошитель ангелов". Человечек развязно кивнул и вытянул вперед руку, больше похожую на бутылку. Это и впрямь оказалась бутылка литра на полтора, с узким горлышком без этикетки. Внутри, на три четверти, бултыхалась мутная жидкость с едва уловимым оттенком зелени. - Меня зовут Том, - представился коротышка, - Бруно сказал: "Господа хотят попробовать горькой полынной настойки", так? - Так. Вот что, Том. Я господин Чарльз Кондомлайден, это моя супруга - госпожа Флоринда фон Митеннвельде. Сообщи нам, дружок, основные характеристики этой отравы и мы, пожалуй, глотнем по рюмочке, так, чисто из врачебного интереса. Том протянул другую пухлую руку. Четыре пальца (на каждом - по перстню с черепом, крестом, звездой и сердцем) разжались и на столе отложились четыре стопки из прозрачного горного хрусталя. Зубами бармен вытащил бумажную пробку, бутылка обижено чавкнула. Наши рюмки наполнились водкой без цвета запаха и вкуса. - Горькая полынная настойка, по научному абсент, моего собственного приготовления, с устойчивым гармоничным вкусом, идеально сочетается с любыми блюдами, да что там, миста Кондом, попробуйте сами... пить нужно залпом, семьдесят градусов. Если пробуете впервой, то советую ограничи