луждает в поисках абсолюта и стремится вновь обрести любимый лик, Ален-Фурнье опять омолаживается. Ивонна де Гале, Золушка из Солона, навечно останется образцом тех мимолетных красавиц, от расставания с которыми нам не оправиться никогда.
Что заставляет нас влюбляться? Требуется нереальное создание, превращенное в женский идеал, и простодушный свидетель. И если новое поколение жалуется на неспособность любить, так это потому, что исчезла инструкция по применению. Читая эту «реалистичную волшебную сказку» (по выражению Гюстава Лансона), миллениалы узнают смысл нескольких слов: благодать, дымка, рассвет, греза, дебри, таинство. Они поймут, что до Первой мировой войны, когда высмеивание еще не убило искренность, была возможна куртуазная любовь. «Большой Мольн» – последний любовный роман без малейшей иронии. Он показывает время, о котором не имеют представления те, кому меньше двадцати: тогда влюбленный мужчина еще мог слыть героем, а не занудой. Вместе с Аленом-Фурнье умер романтизм. Прочтение романа вполне способно его возродить.
Номер 41. «Зевать перед Богом: Дневник (1999–2010)» Инаки Уриарте
(2010)
«Я всегда думал, что зевок является признаком духовной ясности». Убедительность такого афоризма усиливается, когда он произносится автором книги, которая ни в коем случае не вызовет зевоту, даже наоборот, той книги, от которой подпрыгивают, весело пританцовывают, которую радостно принимают и проглатывают залпом, как ром Diplomatico в баре Sirimiri в Сан-Себастьяне. Инаки Уриарте – одно из самых важных испанских открытий XXI века (наряду с Мануэлем Виласом). Этот баск родился в Нью-Йорке, но живет в Бильбао и прогуливается по Бенидорму. Сам он созерцатель, а кота его зовут Борхес. В своем предисловии Фредерик Шиффтер – еще один беспечный баск – сравнивает его с Чораном, Шамфором и Паскалем: хотя он устанавливает планку слишком высоко, Уриарте никогда не разочаровывает.
Этот ленивый критик ведет скорее журнал наблюдений и озарений, чем литературный дневник на манер Андре Жида или Поля Леото. Он проявляет трезвость суждений и широту взглядов: «Я никогда не привыкну к существующей у отдельных людей пропасти между моральным дискурсом, который они излагают публично, и нечестными поступками, которые они совершают в частной жизни. С другой стороны, я привык, что они являются моими друзьями». Сколько времени прошло с тех пор, как нам доводилось читать собрание столь занятных мыслей? Чтение подобных книг дает ощущение, что вы находитесь в отпуске с умным другом, который никогда не брюзжит; а ведь в наши дни труднее всего размышлять о чем-то и при этом не проявлять недовольство. Название «Зевать перед Богом» взято из важного абзаца, где Уриарте восхищается человеком, который зевает за рулем своей машины. Тогда он осознает, что зевание является неким проявлением свободы, дерзости, своего рода вызовом эффективности и производительности. Он представляет, как этот человек зевает перед расстрельной командой и даже перед Богом в момент Страшного суда. Здесь нет ничего кощунственного: речь идет лишь о том, чтобы дедраматизировать любые события.
Такая книга, изобилующая скачками и резкими переходами (сегодня можно было бы сказать «в формате Монтеня»), ускользает от всякой классификации, как и от всяких громоздких комментариев. Прочтите ее, и вы будете мне благодарны за то, что я познакомил вас с одним из последних честных людей западной цивилизации. Думаю, что подобной утонченности не могло быть ни у какой другой народности, кроме испанских басков. Это люди особого склада характера: они верили в неистовый национализм, а затем отреклись от него; их язык возник еще до нашей эры, но постепенно исчезает; они всегда были локаворами, выступающими за употребление только местных продуктов, но лишь потому, что их кухня считается лучшей в мире. И они талантливо зевают.
Номер 40. «Сад мучений» и другие романы Октава Мирбо
(1899–1913)
Серия изданий Bouquins – скромно переименованная в Collection в 2021 году, которая, безусловно, не щадит никого, – объединяет четыре романа Октава Мирбо (1848–1917): «Сад мучений» (1899), «Дневник горничной» (1900 г.), «628-Е8» (1907) и «Динго» (1913). Поприветствуем эту инициативу, хотя можно было бы туда добавить «Себастьян Рок» (1890), первый роман, осуждающий изнасилование подростка священником, а также «21 день неврастеника» (1901), родоначальника депрессивных романов, ставших столь многочисленными в следующие два столетия.
Мирбо – мятежный идеалист, внутренне неудовлетворенный памфлетист, изливающий свое негодование в романах. Спасибо ему за то, что он вымостил дорогу всем дерзким наглецам, считающим, что вымысел способен значительно увеличить силу манифеста. Роман – это описание маленькой истории, которая может изменить большую историю. Октаву Мирбо мы обязаны верой в то, что литература, несмотря на свою бесполезность, разрывает нам сердце и благодаря этому способна раскрыть нам глаза. Он извращенный Виктор Гюго.
«Сад мучений» представляет собой не только садистский кошмар, но и спуск в преисподнюю цинизма. Это маркиз де Сад на фоне восточной растительности: «У другой женщины, в другой нише, с расставленными, или, скорее, раздвинутыми ногами, на шее и руках были железные браслеты… Ее веки, ее ноздри, губы, ее половые органы были натерты красным перцем, две гайки сжимали соски грудей…» Берегитесь, будьте бдительны! Разве у издательства Robert Laffont нет «чувствительных читателей»? Из-за пышной поэтичной прозы Мирбо причислили к группе декадентов, так же, как Жори-са-Карла Гюисманса. Тот, кто намеревался изобличить преступления колониальных войск, как всегда, по недоразумению, стал автором безнравственного бестселлера. «Дневник горничной» раскрывает его как нежного анархиста, пессимистичного гуманиста и женоненавистнического феминиста (да, да, такое возможно). Он перевоплощается в горничную Селестину, подвергавшуюся сильной эксплуатации. Ее откровенные эротические записи совершенно необходимо читать в разгар самоизоляции, выхода из карантина, комендантского часа и даже на свободе. Какой замечательный дар антибуржуазной иронии! Буржуа в то время обожали этот роман, так как они мазохисты. «628-Е8» – это номер автомобиля, на котором Мирбо проехал через Бельгию, Нидерланды и Германию, сочиняя путевые заметки. Наконец, задолго до «Дидье» Алена Шаба, в романе «Динго» он изображает безумную аллегорию собаки, перевоспитывающей своего хозяина.
Будучи журналистом Le Figaro, Мирбо одновременно проявлял себя как антиклерикал и антимилитарист (и правильно делал), он был лиричным и злобным, нигилистичным и ангажированным, из-за ненависти к несправедливости он из антисемита превратился в дрейфусара, никогда не отступаясь от идеи защиты личности от любой власти. Он был профессионалом неповиновения. В 2021 году этот непокорный либертарианец сжигал бы хирургические маски, организовывал бы тайные вечеринки и вызвал бы профессора Дидье Рауля на дуэль. Если бы выражение «политически некорректный» существовало в XIX веке, то ни один автор не заслуживал бы его лучше, чем Октав Мирбо.
Номер 39. «То, чего я не хочу знать» и «Стоимость жизни» Деборы Леви
(2013 и 2018)
Мне нравятся маленькие книги. Знаю, что вы подумаете: «лентяй». Вместе с тем в конце своей жизни Чехов сказал: «Что я ни читаю – свое и чужое, – все представляется мне недостаточно коротким». Две небольшие по объему книги Деборы Леви обладают таким достоинством: они внушают нам мысль, что она вырезала много страниц. На самом же деле она руководствовалась только эмоциями. Она оставляет только то, что ее глубоко трогает или забавляет, например, то, как подслеповатый таксист на Майорке глухой ночью высадил ее на пустынной дороге, где она оказалась в окружении диких кроликов. Первый том автобиографии Леви синий: «То, чего я не хочу знать», второй том желтый: «Стоимость жизни». Оба получили премию «Фемина» в категории «Зарубежный роман» в 2020 году. Мой совет – смаковать их, как дольки мандарина. Стоит отдать предпочтение повествованию о ее детстве, проведенном в Южной Африке и Англии (синий том), где содержится душераздирающее описание ареста ее отца, заключенного в тюрьму за то, что он боролся против апартеида. В Лондоне она уходит от мужа (желтый том), и тут уже начинается кризис пятидесятилетней разведенной женщины. Внезапно она осознает, что посвятила свою жизнь мужчине, детям и дому, которые в ней больше не нуждаются. Укрывшись в дорогом загородном домике, чтобы, наконец, в одиночестве написать про свое утраченное подчинение, она рисует автопортрет женщины, разъяренной тем, что она свободна, или, скорее, потрясенной тем, что ей необходимо освободиться, хотя она уже считала, что живет на свободе.
Манера письма сбивчива, меняются темы, переплетаются воспоминания и феминистская борьба, комические детали и элегантное отчаяние, Жорж Санд и Эмили Дикинсон. Мы проникаем в мысли растерянной англичанки, разозленной и не подающей виду. Первые слова синей книжки просто дивные: «Той весной, когда моя жизнь сильно осложнилась, когда я протестовала против своей судьбы и просто не понимала, куда податься, эскалаторы на вокзалах оказались тем местом, где я плакала чаще всего». Ах, если бы все феминистки писали в таком же духе… Шутливый стиль и забавные ситуации объясняют женские состояния куда эффективнее, чем воинствующие или мстительные жалобы. Вспоминаются такие виртуозы отступлений и документального повествования, как Мэгги Нельсон, Джоан Дидион и Рейчел Каск. За свое удовольствие мы также во многом должны поблагодарить британский юмор, который всегда ставит рассказчицу в положение великолепной неудачницы, чья улыбка одерживает верх над всеми унижениями. Проще говоря, Дебора Леви – это Бриджит Джонс с ее умом, эрудицией, приступами гнева, уморительными шутками и необычайной чувствительностью, словом, выдающаяся Женщина XXI века.