(2012)
Меня гложет чувство стыда, я должен исповедаться, потому что я согрешил. Да, я узнал о существовании Сколастик Мукасонга в тот день, когда ей была присуждена премия «Ренодо». Несмотря на то что я был членом жюри, я услышал о ней только 7 ноября 2012 года, около полудня. Мне самому смешно, что я не проголосовал за нее, и все же, опосредованным путем, она одержала победу именно благодаря моим уловкам.
Позвольте мне вам объяснить: в последнем списке фигурировали пять хороших писателей (Алексакис, Отье, Берест, Девиль и Трассар). Фаворитом был Алексакис, но он уже получил две крупные литературные премии («Медичи» в 1995 году и Французской Академии в 2007 году), а Девиль только двумя днями ранее получил премию «Фемина». Бессон голосовал за Отье, а я за Берест, понимая, что у наших двух протеже нет никакого шанса. И тогда я сказал, что нам нужно «немного посекретничать» и повести себя как «банда озорников». В общем, как и в 2007 году, я призвал членов жюри премии составить свой окончательный список. Я запустил имя: Филипп Джиан, затем: Пьер Журд и Кристин Анго (я горжусь тем, что способен любить двух авторов, которые ненавидят друг друга). За мной мало кто последовал, но такая идея получила признание: Жером Гарсен и Ж. М. Г. Ле Клезио произнесли слово «схоластик». Я не очень эрудированный: под схоластикой я понимал преподавание философии средневековыми монахами. Тут я увидел, как все воодушевились: что это вдруг Доминик Бона, Франц-Оливье Гисбер, Патрик Бессон и Кристиан Джудичелли увлеклись средневековой теологией? Итак, в следующем туре премия «Ренодо» была присуждена Сколастик Мукасонга за ее роман «Нильская Богоматерь». Я был ошеломлен, но прежде всего очень раздосадован. Что сказать в микрофоны, свистящие прямо над нашими головами? Решусь ли я признаться в прямом эфире LCI, что не имею ни малейшего представления об этом руандийском романе? Мне трудно было признать, что польза литературных премий состоит в том, чтобы раскрывать авторов, даже самим членам их жюри. После того неожиданного обеда меня стало терзать чувство вины. И тогда я раздобыл все произведения Сколастик Мукасонга. Ее первые страшные и правдивые рассказы об истреблении ее семьи в 1994 году. Ее автобиографию «Босоногая женщина» (2008), вышедшую в серии Folio в издательстве Gallimard: ужасный и великолепный саван из слов, возложенный на лицо ее матери, убитой в ее отсутствие. И, наконец, очень реалистический роман «Нильская Богоматерь», являющийся африканской «Белой лентой».
Я беспрестанно думал о черно-белом фильме Михаэля Ханеке, где показаны немецкие дети, которые в 1930-е годы получили суровое воспитание, а впоследствии стали палачами Европы. «Нильская Богоматерь» применяет тот же подход. Действие всего романа происходит в воображаемом католическом пансионе для девочек, где Мукасонга концентрирует проявление национальной розни в конфликте между народами хуту и тутси. В 1970-х годах ученицы тутси уже подвергались жестокому обращению со стороны старшеклассниц хуту на глазах у беспомощных бельгийских монашек. Формировалось варварство, а вместе с ним и безразличие, которое приводит к бойне. Таково необходимое условие всех геноцидов: недостаточно лишь подвергнуть идеологической обработке тех, кто истребляет, надо еще убедить большинство отвести глаза в сторону. Над этой беспощадной книгой, где ссорящиеся дети возвещают о скором приходе головорезов, витает запах будущей горы трупов. Сколастик Мукасонга – большой франкоязычный писатель.
Никогда еще премия «Ренодо» не присуждалась столь заслуженно, как в тот год, когда я был совершенно ни при чем.
Номер 37. «Калифорнийские девушки» и «Запад» Симона Либерати
(2016 и 2019)
Шестой роман Симона Либерати представляет собой мрачную поэму, сошествие в ад, погружение в истоки абсолютного зла. Почему убийство Шэрон Тейт затмевает все другие происшествия XX века? Потому что это шок от столкновения невинности с грязным зверем. Потому что это ревностная война с голливудским гламуром. Разрушение лозунга о ненасильственном сопротивлении «Сила цветов» (англ. Flower Power) сектой обдолбанных идиотов-садистов, которыми манипулировал бродяга-психопат. Летом 1969 года дьявол носил не Prada, а вонючее отрепье. У Чарльза Мэнсона были сальные волосы, вши и угнанная машина. Возможно, им самим манипулировала полиция Лос-Анджелеса, которая стремилась дискредитировать движение «Черные пантеры» (такой тезис, насколько нам известно, впервые упомянул Либерати в ходе своего расследования). Неудавшийся музыкант и шизофреник устроил резню среди обитателей нескольких вилл в Беверли-Хиллз, позднее его выдали члены его же «семьи». Роману Полански, вероятно, трудно будет понять, как признанный писатель может ОПЯТЬ рассматривать подобную мерзость с точки зрения эстетики. Не советуем ему, а также всем чувствительным людям, читать «Калифорнийских девушек». Отдельные страницы запредельны, невыносимы (особенно подробное описание резни в доме на Сьело Драйв); книга непристойна, грязна, отвратительна, как фильм Тоуба Хупера. Либерати удалась попытка создать объективную, гиперреалистичную литературу, подобную картине в стиле поп-арт или роману Октава Мирбо. Без снисходительности, но и без компромиссов, он создает роман ужасов, подлинную историю символического и абсурдного жертвоприношения. В психозе нет ничего захватывающего, однако писатель должен уметь рассказывать о нем, глядя ему в глаза. Иногда я вынужден был отложить книгу «Калифорнийские девушки» в сторону, чтобы перевести дух, подумать о чем-то другом, настолько удушливой и нездоровой была ее атмосфера. Я питаю отвращение к ненависти и злобе: единственное, что можно сделать со столь бессмысленным насилием, – отнестись к нему с презрением. Либерати предпочитает вглядываться в Сатану в упор, прямо между рогами: участвовать в бое быков с дьяволом, помещать его под наблюдение, дабы преодолеть свой страх. «Калифорнийские девушки» – отличный роман про то, как изрядно передрейфить. Симон Либерати достиг того, что Виктор Гюго сказал о Вольтере: «Он победил насилие усмешкой». Писатели не делают мир ужасным. Они просто смотрят на него широко открытыми глазами. Я все лето включал в своем доме сигнализацию: немногие романы способны в такой возвышенной манере испортить мой отдых на солнце.
«Запад» (2019) – это роман с несколькими ключами, к которым никто не станет искать замки. Он повествует об истории совершенно порочного художника, который спит с замужней женщиной. Однажды она объявляет ему, что беременна, и художник слетает с катушек. Вообразив себя отцом, он делается нелепым и надоедливым. Симон Либерати, не колеблясь, использовал имя антигероя «Блуждающего огонька» Пьера Дриё ла Рошеля, его Ален Леруа – первостатейный «приставала». Урок книги состоит в том, что наркоман может находиться только в токсичных отношениях. По счастью, ему спас жизнь инфаркт, направивший его на путь к юной музе, такой же истерзанной, как и он сам.
Как приятно читать декадентские главы, написанные графоманом, избавившимся от вредной привычки упадничества. Данный принцип разработал Пруст в «Содоме и Гоморре». Все ночи, потраченные впустую… В то время мы думали, что они ни на что не годны, кроме причинения вреда нашему здоровью. Поблагодарим же Святого Симона Либерати за то, что он, наконец, придал им смысл. Ален Леруа вспоминает группу своих приятелей, напоминающую Двор чудес, свою молодость среди крайне правых и нескольких экзотических любовниц. Роман «Запад» написан одновременно с «Серотонином» Уэльбека и близок к нему: два завещания потенциальных самоубийц, которые отказываются лишать себя жизни. Жан Кокто говорил, что если бы его дом горел и он смог бы вынести оттуда только одну вещь, то он взял бы с собой огонь. По-видимому, жизнь художника можно разбить на три этапа: 1) играть в поджигателя; 2) переселиться в лес; 3) разжечь огонь с помощью воспоминаний. Таков замысел этого прекрасного романа: воссоздать хаос в Hotel de Beaune, где обычно проходили самые бурные вечеринки в истории 7-го округа со второй частью разгульной ночи, продолжающейся до раннего утра, а затем пробурить «белый туннель», ведущий к свету. Это «Сильвия» Жерара де Нерваля в версии парижских клубов Le Baron или Montana. По правде говоря, для Либерати речь идет о возврате к истокам: на странице 121 мы встречаемся с таким персонажем, как Патрис Строгонофф, фотограф из романа Либерати «Ничто существует» (2007). После трилогии о принесенных в жертву ангелах (Джейн Мэнсфилд, Шэрон Тейт, Ева Ионеско), дани памяти своему отцу-поэту и двух сборников эстетических эссе, Симон придумывает неоднозначную форму искупления. «Запад» – это не только название крайне правой организации (предшественницы GUD); это прежде всего сторона, где садится солнце.
Мораль сей истории, а она есть, такова, что в XXI веке антигерои больше не сжигают свои крылья: они используют их, чтобы улететь в другое место. Поскольку Запад бежит к своей гибели, нет смысла ему подражать. Если бы Ален Леруа (чудесный алкоголик, которого сыграл Морис Роне в фильме Луи Маля «Блуждающий огонек») вернулся в Сен-Жермен-де-Пре, он бы не застрелился; он бы как-нибудь выпутался.
Номер 36. «Старая история. Новая версия» Джонатана Литтелла
(2018)
Что такое литература? Роль великих писателей состоит в том, чтобы заставлять нас снова и снова задавать себе этот вопрос. Последний роман Джонатана Литтелла потешается над кучей слащавых романов, которые постоянно становятся лидерами продаж во Франции. Он наносит мощный удар кастетом, сделанным в Каталонии, но на французском языке, по литературному пейзажу, отвратительно липкому от добрых чувств. Публика обманывается, путая роман с теплым одеялом, под которым можно провести зиму. Литература – это безумие, наслаждение, свобода, трансгрессия. Спустя двенадцать лет после романа «Благоволительницы» (Гонкуровская премия 2006 года) Джонатан Литтелл все еще находится на стороне де Сада и Фрэнсиса Бэкона. И как бы обращается к Полу Остеру – засунь свои «книги для хорошего самочувствия» в одно место. Интересно проводить сравнительное исследование этих двух авторов, потому что у них была одна и та же идея: Остер в романе «4 3 2 1»