Она обрела время на все)».
Номер 32. «Рапсодия забытых» Софии Ауин
(2019)
У меня такое впечатление, что некоторые книги ждали, когда их наконец напишут. Они содержат фразы, которые отзываются в сердцах, словно запланированная встреча. Рано или поздно мы должны были их открыть. «Мы рождаемся с криком, чтобы показать миру, что мы здесь». Я понял, что София Ауин обращалась лично ко мне. Значит, она произведет такое же воздействие на любого человека с работающим сердцем.
Ждали Эмму, а пришла София. Премия «Флора» явно непредсказуема. 12 ноября 2019 года «Рапсодия забытых» Софии Ауин выиграла, получив семь голосов против пяти, отданных за «Дом» Эммы Беккер. Чтобы узнать, что я думаю о «Доме», переместитесь на несколько страниц выше по тексту. Конечно, София Ауин менее фривольна и более резка в высказываниях. Действие ее первого романа разворачивается не в роскошном борделе в Берлине: она повествует об одиссее тринадцатилетнего мальчика Абада, который прозябает в районе Гут-д’Ор («Золотая капля»), расположенном в квартале Барбес. Вы подумали, что это похоже на сценарий, отмеченный кинопремией «Сезар»? Я говорил то же самое перед тем, как открыть книгу. Краткое содержание романа напоминает презентацию фильма французского автора, отобранного на Каннском кинофестивале (в категории «Особый взгляд»). Но уже с первых страниц София Ауин демонстрирует изобретательный стиль, остроумие, достойное рэпера, прочитавшего роман «Вся жизнь впереди» Ромена Гари. Ее влюбленный подросток может сразу вступать в клуб юных бунтарей вместе с Холденом Колфилдом из романа «Над пропастью во ржи» Сэлинджера и Антуаном Дуанелем из фильма «Четыреста ударов» Трюффо. Он переживает безудержные и волнующие приключения. Когда он заставляет своих друзей заплатить за вход в его комнату и оттуда поглазеть на обнаженную грудь участниц женского движения Femen, чья штаб-квартира находится в здании напротив, подобный подвиг в квартале возводит его в ранг звезды, а в семье – в ранг зачумленного. Затем он сознается в своей вине голубоглазой женщине-психоаналитику на холме Монмартр. София Ауин не торопилась с написанием первого романа: ей тогда был сорок один год. Она могла бы выставить напоказ свое прошлое брошенного ребенка и выдать нам очередную «историю про жизнь в дерьме», как говорит Кристин Анго, пока она остается вежливой. Однако благодаря художественному вымыслу София Ауин вышла за пределы рационального познания своего детства. Маленький Абад позволил ей изобразить 18-й округ Парижа с такой яркостью, какую Альфонс Будар приберег для 13-го округа в романе «Борцы за маленькое счастье» (премия «Ренодо» в 1977 году). Я встретился с Софией на вечеринке в честь ее победы в Cafe de Flore; приятно было видеть ее радостное волнение. Бросалось в глаза, что ее талант порожден той проклятой жаждой любви, которую истинные писатели не утолят никогда.
Номер 31. «Все движется вокруг меня» Дани Лаферьера
(2010)
Дани Лаферьер ни о чем не просил.
До сих пор житель Квебека гаитянского происхождения был поэтом, порой игривым: он является автором книги «Как заниматься любовью с негром, не выбиваясь из сил», написанной в 1985 году, и становится очевидно, что вскоре такое название будет заменено на «Как получить согласие человека, пострадавшего от расизма». 12 января 2010 года в 16:53 на него обрушилась трагедия, только не сверху, а снизу. Он вернулся в Порт-о-Пренс, в «сердце мира», с простым туристско-литературным визитом в качестве «необыкновенного путешественника» вместе с Мишелем Ле Бри, которому посвящена его книга. И вдруг земля задвигалась вокруг него, как скатерть, которую встряхивает официант, чтобы освободить ее от крошек. Тут оказывается, что крошкой был он сам. Вытянувшись на неожиданно мягком полу отеля Karibe, затем укрывшись на теннисном поле, он записал все, что прочувствовал. С этого момента у него не было выбора: раз он не умер, как двести тридцать тысяч других, значит, он должен был свидетельствовать. (Да, вы все правильно прочитали: двести, тридцать, тысяч, погибших. Это не опечатка, корректор проверил.) За природные катастрофы не несет ответственности никто, кроме Бога – или несчастного случая, для атеистов. Хотите подать жалобу, но против кого? Против планеты Земля? Против тектоники плит?
Предъявить иск в суде против шкалы Рихтера? По той же причине Вольтера привело в негодование землетрясение в Лиссабоне в 1755 году: нет ничего хуже геноцида без виновного. Катастрофы должны рассматриваться нами как воспоминания. Они служат для подпитки художественных форм раскрытия темы стихийных бедствий, о чем Дж. Г. Баллард теоретизировал в своей книге «Ярмарка злодеяний». Гомер считал, что боги посылали нам испытания, дабы вдохновить нас на песни. Дани Лаферьер, очутившийся в центре кошмара, как и Эммануэль Каррер во время цунами 2004 года в Шри-Ланке, ведет записи. Он понимает, что ему придется из них что-то сделать. Он вращается вокруг ужаса посредством отрывков из стихотворений в прозе.
«Все движется вокруг меня» представляет собой серию эмоциональных вспышек, как если вы закрываете глаза и снова открываете их, в то время, когда страх и оцепенение превращают вашу ручку в фотоаппарат. Его книга – это военный репортаж без войны. Каждая страница несет свою долю печалей, смертей, чудес. Подобный необработанный документ преисполнен беспорядка. Катастрофа все усугубляет: Лаферьер начеку, он быстро и точно фиксирует убийственные детали. Муж задержался на работе, жена вышла во двор что-то приготовить, спасенный ребенок, разбитая семья. Ощущается, что он больше не будет писать, как прежде: «… начиная с 16:53 наша память дрогнула». Закрывая сие поминание в форме элегии, читатель ощущает отголосок подземного толчка.
Номер 30. «Серж» Ясмины Реза
(2021)
В романе «Серж» Ясмина Реза изобретает новую форму внутреннего монолога, в котором она объединяет свое чувство быстрого наброска и свое театральное искусство сногсшибательной репликой: «Знаешь ли ты, что старость приходит в одночасье?» У нее возникла самая сумасшедшая идея 2021 года: написать первую комедию об Освенциме. Роберто Бениньи попытался это сделать в 1997 году (в фильме «Жизнь прекрасна»), но Реза пошла дальше него. Вместо того чтобы описывать отца, который желает успокоить своего сына и приукрашивает концентрационный лагерь, объясняя ребенку, что это парк развлечений, она затаскивает еврейскую семью в настоящий Диснейленд: нынешний Мемориал и музей в Польше. Представьте себе комедийно-драматический фильм Аньес Жауи по сценарию Жана-Пьера Бакри («Расскажи мне о дожде») в лагере смерти Аушвиц-Биркенау, где братья и сестры (Серж, Нана и Жан Поппер) устраивают перебранку перед кремационными печами, где была сожжена их венгерская родня. Ярко светит солнце, хотя они настроились дрожать от страха и холода. Цветов слишком много, потому что «еврей – хорошее удобрение». Лучшим рестораном в Освенциме оказывается пиццерия. В Освенциме, как и в Хиросиме, жизнь продолжается. Роман мог бы называться «Освенцим, любовь моя». Там все одновременно правдиво и запредельно. Автор пьесы «Разговоры после похорон» (1987) решилась на книгу, которую немыслимо было бы написать в течение восьмидесяти лет. Если бы Клод Ланцман был жив, он бы, наверное, выкрикнул: «Не посягайте на мой Шоа» или, наоборот, зааплодировал, как он уже поступил по отношению к шедевру Ласло Немеша «Сын Саула» (2015). Не так много французских писателей отважились ступить на эту скользкую почву. Конечно, Джонатан Литтелл в 2006 году в романе «Благоволительницы» погрузился в мозг виновника массовых убийств евреев. Янник Хенель в романе «Ян Карский» (2009) подчеркнул невыносимую медлительность, связанную с вмешательством американцев. Оливье Гез рассказал историю о побеге Йозефа Менгеле и о немецком покровительстве, которым пользовался нацистский врач-мучитель этого лагеря (премия «Ренодо» 2017 года). Каждый роман продвигает вперед наше осмысление непостижимого. До «Сержа» единственной приемлемой шуткой об Освенциме был знаменитый анекдот про то, как Кэрол Маркус непрерывно жаловалась своему мужу, актеру Уолтеру Маттау, на холод во время посещения в 1960-х годах знаменитого концлагеря, на что он в конце концов сказал ей: You ruined my trip to Auschwitz! («Ты испортила мне поездку в Освенцим»). Ясмина Реза чудом умудряется сохранять такой же безнадежно абсурдный тон, способный бросить вызов разложению и смерти. Поскольку те, кто выжил в концлагере, постепенно исчезают, теперь принять эстафету призваны писатели, но не из-за долга памяти, а из-за вкуса свободы, ради того, чтобы привнести в трагичность немного несерьезности, пусть даже это шокирует, и тем более, если шокирует. Не в этом ли заключается истинное поражение Адольфа Гитлера?
Номер 29. «Романы и рассказы» Ромена Гари
(1945–1977)
Наконец, Ромен Гари вошел в «Библиотеку Плеяды». Каждый раз, когда автор входит в «Плеяду», все говорят: «Вот как? Разве его там не было?» За исключением Жана д’Ормессона, еще при жизни вошедшего в «Библиотеку Плеяды», когда раздались крики: «Модиано еще не там?» Далее, большой спорт журналистов состоит в том, чтобы критиковать результат выбора произведений. Давайте поиграем здесь. Из двух томов «Романов и рассказов» Ромена Гари исключены «Ночь будет спокойной» (1974) и «Дальше ваш билет недействителен» (1975). Такая предвзятость достойна сожаления, потому что автоинтервью Гари и его памфлет против импотенции заслуживают того, чтобы фигурировать в его сборнике. Обе книги – гораздо более интимные, чем «Обещание на рассвете» – объясняют, почему он выстрелил себе в рот в 1980 году. Не зря «Ночь будет спокойной» неоднократно упоминается в предисловии Мирей Сакотт и Дени Лабурэ.
Шарль Данциг прекрасно резюмировал проблему Гари в своем «Эгоистичном словаре французской литературы»: «Он был нарциссом, который не любил себя». Данная формула объясняет все: его мифоманию, а также его иногда однообразный лиризм, его печаль, смешанную с самоиронией, которая всегда спасает его от напыщенности, его подростковую потребность спровоцировать, а затем заняться самобичеванием. Присуждение двух Гонкуровских премий за «Корни неба» в 1956 году и «Вся жизнь впереди» в 1975 году вполне логично: два романа, написанные под