— Похоже, твой обожатель — олигарх-бандит, — констатировала Юля. — Такая сумочка на пару тысяч баксов тянет.
Маша старательно рассмеялась и, покосившись на демонстративно уткнувшуюся в компьютер Наташу, сообщила:
— Самый обычный мужчина, моряк.
— Интересно… — не успокаивалась Юля. — Может, твой моряк — переодетый миллионер? Ну откуда у обычного парня такие бабки?
— Успокойся! — шикнула Маша. — Ладно, признаюсь: это подделка. Мы ее в переходе у метро совсем задешево приобрели.
— А-а-а, — протянула Юля, — тогда ясно. Только за фигом тебе нищий идиот, который дрянь вместо хорошей вещи покупает?
— На тебя не угодишь, — хмыкнула Маша. — По-твоему, если олигарх, то обязательно бандит, а если честный парень без денег, то нищий идиот? Пойду-ка я пообедаю. Кто со мной?
Все сотрудники гурьбой отправились в буфет, в просторной комнате осталась лишь одна Наташа. Поколебавшись несколько минут, Иванова встала, подошла к сиротливо стоящей на столе сумочке Левкиной — виновнице общего беспокойства — и, расстегнув «молнию», заглянула внутрь. Некоторое время назад Наташа прочитала одну статью в любимом глянцевом издании. Журналистка, отметив, что столица наводнена поддельными аксессуарами модной фирмы, привела в материале отличительные приметы настоящей веши. В частности, советовала обратить внимание на фурнитуру и подкладку.
Очень скоро Наташа удостоверилась: симпатичный «бочоночек» из кожи светло-коричневого цвета — самая настоящая фирменная вещь. Более того, потерявшая всякий стыд от этого открытия Иванова обнаружила в небольшом, закрытом на «молнию» кармашке две бумажки. Одна из них являлась обычным чеком на сумочку, и Иванова ахнула, увидав цифру «68 000 рублей», а вторая представляла собой скидочный талончик. Сумка стоила еще дороже, но постоянной покупательнице скостили десять процентов. Наташу заколотило от злости, когда она увидела фамилию клиентки: Галкина Анна.
Наташа села на место и уставилась в монитор, но в голову вместо работы лезли всякие мысли, по большей части тревожные. Откуда у Маши деньги? Левкина после смерти мамы жила с сильно пьющим отцом, особого достатка у них в доме отродясь не водилось. В какую аферу Аня втянула Машу? Отчего-то Наташа сразу сообразила: неожиданное материальное благополучие Левкиной каким-то образом связано с Галкиной. Версию о таинственном, сногсшибательно богатом моряке из Владивостока Иванова отвергла сразу.
Но как бы ни хотелось Наташе знать правду, она не приставала с вопросами к Левкиной. С одной стороны, понимала: Маша не станет откровенничать, с другой — она не желала возобновлять отношения с предательницей.
Как-то, незадолго до Машиной гибели, Наташа после рабочего дня поздно вечером вернулась домой. На дворе разбушевалась осенняя непогода, и Иванова, закутавшись в плед, мирно читала книжку.
Звонок, долетевший из прихожей, не обрадовал девушку. Гостей она не приглашала, подруг, способных свалиться на голову без предварительной договоренности, не имела. Поэтому нервное треньканье могло означать лишь одно: за дверью стоит мама, которая после того, как дочь перебралась жить в однокомнатную квартиру умершей бабушки, приобрела привычку прикатывать в самый неподходящий момент с пакетом продуктов.
Старательно навесив на лицо радостную гримасу, Наташа распахнула дверь и попятилась. На пороге маячила Маша.
— Можно войти? — тихо спросила Левкина.
— Ну ладно, — скрепя сердце разрешила Наташа и довольно нелюбезно спросила:
— Чего надо? Говори живей, я устала, отдохнуть хочу.
Маша шлепнулась на пуфик и вдруг зарыдала. Да так горько, что у Наташи мигом пропали и злость, и обида.
— Что случилось? — кинулась она к Маше.
— Ой, плохо!
— Давай врача позовем, — засуетилась Иванова.
— Нет, нет, я здорова! Просто все плохо. Очень! И зачем я туда влезла…
— Куда?
Дрожащими пальцами Маша расстегнула злополучную сумочку и вытащила конверт. А из него явилась на свет пачка фотографий.
Левкина сунула верхний снимок подруге:
— Любуйся!
Наташа машинально посмотрела на карточку и взвизгнула:
— Ой, мама!
Ей было от чего испугаться. Фотография запечатлела Машу, но в каком виде! Обнаженная шея девушки, высовывавшаяся из слишком открытой кофты, была испещрена рубцами, некрасивый шрам тянулся через щеку, нос смотрел на сторону.
— Господи! — опомнилась от первого ужаса Наташа. — Это ты?
— Я! — шмыгнула носом Маша.
— Но… как… когда… что с тобой случилось?
Левкина вытащила из кармана сигареты и неожиданно усмехнулась:
— Муж из ревности изуродовал. Всю изрезал, видишь, какой Рембрандт получился. Пришлось пластические операции делать.
— Ты была замужем? — захлопала глазами Наташа. — Почему никогда не рассказывала?
Маша смяла в пальцах ни в чем не повинную сигарету.
— Помоги мне.
— С удовольствием! Но что делать?
— Сейчас объясню, — кивнула Левкина. — Слушай внимательно. Замужем я не была, никто меня не бил…
— Ничего не понимаю, — совершенно растерялась Наташа. — А фото?
— Это грим. Шрамы сделал специалист. Весьма неприятная процедура, — пожала плечами Маша, — кожа потом вся горит. Но действует снимок безотказно, клиенты пачками бегут.
— Куда?
— На операцию.
— Какую? — пыталась разобраться в происходящем Наташа.
— Лучше я по порядку… — тихо сказала Маша.
Глава 12
Отношения Маши и Ани еще в школьные годы складывались непросто. Маша — тихая, спокойная, очень положительная девочка — испытывала настоящий восторг от разбойничьих ухваток Ани, а у той в жизни имелось много тайн. Анечка не собиралась посвящать в них Машу, но иногда Галкина случайно роняла такие фразы, что Маша подскакивала. Один раз школьницы мирно болтали, не обращая внимания на работающий телевизор, и вдруг Аня хмыкнула:
— Ну и дурь несет!
— Кто? — удивилась Маша.
— Да докторша эта на экране, про аборты. Слышишь? Если сделать операцию, то потом плохо будет, типа разболеешься… Ну не дура ли! А вот я эту ерунду спокойно перенесла. И не больно совсем: укол поставят, и спишь себе спокойно.
Маша захлопала глазами.
— Ты делала аборт?
Аня осеклась, потом быстро ответила:
— Не, подруга рассказывала.
Но Левкина не поверила Галкиной. В душе очень послушной и правильной Маши подняло голову восхищение: ай да Аня! Вот кто живет как хочет!
Спустя некоторое время Аня поинтересовалась:
— Сколько тебе мама на карманные расходы дает?
— Совсем немного, — призналась Маша. — У нас с деньгами плохо, только на чай и булочку получаю. И еще, конечно, на проездной. А тебе?
— Мне вообще ничего, — захихикала Аня. — У Ирки снега зимой не выпросишь. С собой на занятия бутерброд пихает.
— Но у тебя всегда есть на кино!
— У тебя тоже, — парировала Аня.
— Я на завтраке экономлю.
— А я зарабатываю.
— Как? — залюбопытничала Маша.
— Хочешь тоже попробовать?
— Ага.
— Тогда пошли после школы в одно место, — предложила Аня.
Не подозревавшая ни о чем плохом, Маша отправилась с подругой в самый центр Москвы. Там Аня зашла в какой-то обшарпанный дом, вынесла пару распечатанных пачек сигарет и велела:
— Теперь сядешь на Пушке.
— Где? — не поняла Маша.
— В скверике на Пушкинской площади.
— Зачем?
Аня ухмыльнулась.
— За ерундой. Устроишься на лавочке с бутылочкой фанты. Воду не пей, поставь на лавку, слева от себя. К тебе станут подходить люди и говорить: «Валя, угости сигареткой». Вот им давай по одной штучке из пачки. Только будь внимательна, если кто просто скажет: «Закурить нет?» — отвечай: «Я не балуюсь». Сигареты предназначены лишь для тех, кто по имени обратится, Валей назовет. Понятно?
— В принципе, да, — слегка растерянно ответила Маша, — только непонятно, зачем…
— А ты без принципа обойдись, — заржала Аня, — не умничай. Хочешь денег?
— Очень.
— Тогда начинай.
Все получилось так, как обещала Аня! К скамейке часто подруливали люди, в основном молодые. Левкина очень быстро раздала сигаретки, а потом, уже по дороге домой, получила от подруги довольно крупную купюру.
— Это твоя доля. — сказала одноклассница.
— Ой, как много! — ахнула Маша.
— Не нравится?
— Просто странно, отчего они у нас сигареты стреляли, — наивно проговорила Маша, — рядом-то, в двух шагах, ларек стоял.
Аня согнулась пополам от смеха, потом заявила:
— В ларьке пачками торгуют, а мы поштучно угощали, от доброго сердца.
— А-а-а, — протянула Маша. И снова задумалась. — Все равно непонятно. Откуда тогда деньги?
Аня постучала подругу кулачком по лбу:
— Ау, войдите! Совсем дура? Это трава.
— Трава? — еще больше недоумевала Маша. — Какая? Одуванчики, подорожники?
Аня буквально захлебнулась от хохота.
— Нет, — еле справившись с собой, сумела произнести наконец школьница, — травка.
Тут только до Маши дошло, чем она занималась.
— Ой, мама… — прошептала девочка. — А если нас поймают? Что тогда будет?
— Плохо будет, — радостно пообещала Аня. — Но не боись, не попадемся, я счастливая.
И правда, дело сошло им с рук. Но через некоторое время Аня сказала:
— Все, накрылась малина! Сели ребятки, а мы с тобой ни при чем.
Маша пригорюнилась. Ничего дурного в торговле травкой она не находила, это же не героин, ЛСД или кодеиносодержащие препараты. Так, ерунда, сено, от которого всего лишь пробивает на глупое хихиканье.
— Значит, остались без денег, — резюмировала Левкина.
Аня почесала затылок.
— Придумаем, как заработать.
И вот через неделю Галкина сказала подружке:
— Мань, приходи вечером к школе.
— Зачем? — удивилась Левкина.
— К полуночи приходи, — уточнила, не ответив на вопрос, Аня, но потом, правда, прибавила:
— Мите помочь надо.
Заинтригованная Маша прибежала в указанное время на школьный двор. Стоял теплый май, Аня, одетая в легкое платье, пряталась под большим раскидистым деревом. Было тихо, в окружающих домах уже не светились окна, в ближайшем на одном из балконов вспыхивал красный огонек — кто-то курил, наслаждаясь хорошей погодой. Затем окурок упал почти к ногам Ани.