[119] Но денег в казне не хватало, удалось нанять лишь четвертую часть от планируемого числа. Среди тех наемников, кого удалось нанять в октябре, были Януш Сверчовский и Якуб Сецигновский со своими отрядами. Через год эти лица примут активное участие в «Великой битве» под Оршей. В сентябре 1513 г. вновь поднимался вопрос о выплате Менгли-Гирею по прежнему договору «15 000 золотых» («anno XV milia florenorum») и открытии со стороны Крыма боевых действий против Василия III.[120]
Для деблокады литовских городов в Вильне начала формироваться армия, которую возглавил князь Константин Острожский. Но ополчение, за исключением Троцкого и Виленского воеводств, собиралось очень медленно. Только в конце сентября литовские войска выступили с Вильны. Противники распускали слухи о мощи своих армий. Так, в армии короля якобы «собралось около 40 тысяч; он имел хорошее войско и отпустил его с Богом в поход, снабдивши (свое войско) хорошим порядком».[121]
Даже в осадной армии Василия Ивановича не могло набраться столько воинов. Такое большое войско мог собрать в благоприятные годы, в пик развития поместной системы, только его сын Иван Васильевич Грозный в Полоцкий поход 1563 г.[122] Вряд ли вообще армия короля была большой — в 1513 г. финансовые средства ещё окончательно не были собраны, наёмников было мало, а хоругви ополчения на войну вышли только с центральных поветов. Шляхта и жители восточных приграничных поветов оборонялась собственными силами.
В актах королевской канцелярии сохранилось письмо епископу Вармскому Фабиану ещё от 20 июня, которое король закончил следующим предложением: «… Ваше Преосвященство, сегодня принесли нам приятную новость, что с помощью Божией воевода Киевский разбил пять тысяч московитов».[123] Итак, Сигизмунд пишет о каком-то крупном военном столкновении, хотя по русским сведениям каких-либо значительных сил в районах приграничья не было ещё почти месяц. Да и польсколитовские войска в июне только-только начали собираться. Скорее всего, имела место какая-то «шкода» одного из небольших отрядов приграничного уезда (возможно, от Василия Шемячича), численность которого была, по обыкновению, на словах увеличена в несколько раз. Вплоть до августа никаких сообщений о стычках в «эпистолах» короля более нет.
Первые серьезные бои с полевыми войсками начались не раньше осени. 4 октября, пишет анонимный автор «Новых известий», «в день святого Франциска московиты были разбиты и прогнаны перед Витебском».[124] В письме Сигизмунда говорится лишь о вылазке: «Литовцы с Витебска в день святого Франциска на рассвете атаковали, пятьсот москов перебилив».[125] Русский отряд был вынужден снять осаду и соединиться с главной армией.
Не втягиваясь в полевые бои с приближающейся армией К. И. Острожского, псковско-новгородская рать, блокировавшая Полоцк, также отступила для соединения с главными силами «октября в 26 день, на Дмитриев день».
Уловка с преувеличением собственных сил и несколько успешных сытчек сделали своё дело. На этот раз настораживающие вести о приближающейся литовской рати побудили государя снять осаду Смоленска. Для организации осады нужны были более крупные силы и средства. В итоге армия вынуждена была отступить.
Несмотря на прекращение боевых действий, мир так и не был заключен, хотя великий князь Литовский отправлял в Москву гонца, но «грамоты приимали у него в набережной полате, а у государя он не был».[126] С посланником от панов-рады было передано также письмо к московским боярам о мирном урегулировании конфликта.[127]
В результате великий князь «наряд весь отослал к Москве, а сам после пошол, погодя мало, не учинив ничтоже». По словам немецкого осведомителя, среди смолян «погибло не много более тысячи человек», а противник якобы потерял «в своих сильных штурмах более 20 000 человек».[128] Однако на самом деле русская армия, несмотря на две неудачные осады, в которых «силы пало с обе стороны», сохранила свои резервы, и уже через три месяца начался готовиться третий поход на Смоленск.
Третий поход на Смоленск
После отступления русских литовцы тут же принялись чинить и укреплять стены и валы своих замков. Казна нашла дополнительные средства на закупку боеприпасов (пороха, свинца, селитры) и крепостных орудий (гаковниц и тарасниц) в Гданьске и Кракове. Хорунжий Михаил Бася с отрядом виленских татар доставил несколько телег в Смоленск. Артиллерийское вооружение города пополнилось 100 пищалями-«гаковницами»[129] и 5000 ядрами к ним.[130] Деревянно-земляные укрепления были существенно подновлены.
Кроме того, опасно было бы вести войну без союзников. Поэтому 2 февраля 1514 г. с крымским ханом Менгли-Гиреем был заключен договор, по которому последний должен был отправить войско на опустошение российских окраин. То ли русские дипломаты опередили литовцев, то ли хан не хотел войны с соседом, но крымский царевич Адрагман выдвинулся к южным рубежам России и… встал с войском в ожидании дальнейших распоряжений от Менгли-Гирея.[131] Тем временем великий князь в третий раз двинулся на Смоленск.
Сигизмунд учёл ошибки предыдущей кампании 1512–1513 гг., когда сбор армии шёл очень медленно. На Петроковском сейме в начале 1514 г. был утвержден набор «служебных» на деньги, которые выделялись казной. Ещё одно постановление, принятое на сейме, касалось строгих мер в отношении уклонистов от военной службы. Вместо Юрия Глебовича на должность смоленского воеводы назначен Юрий Сологуб, ранее (1503–1507 гг.) уже руководивший крепостью. Мера эта, как считали позже, оказалась неправильной — боевого коменданта Смоленска, сумевшего организовать оборону во время двух осад, сменил человек, не имеющий достаточного опыта обороны города. 9 апреля Сологуб на смоленской площади, в присутствии владыки Варсонофия, торжественно обещал «замок Смоленский на себе держати» и «боронити».[133] Текст присяги был утвержден королем и прислан Федором Сапегой.
Несмотря на то, что ещё только начались мероприятия по сбору войска, 31 мая король поспешил уведомить хана Менгли-Гирея о первых успехах литовского оружия. Как стало известно, пишет король, что «великий князь московский люди свои под замок наш Смоленск прислал», то тут же якобы все паны «на конь всели» и на «неприятелеви потягнули». К Орше был отправлен передовой отряд («а наперед отправили есмо некоторую суму войска нашого»), которому удалось разбить передовой отряд «неприятеля нашого московского» численностью якобы в 2000 чел.[134]
Самое интересное, в письме перечисляются имена убитых московских воевод: «Василя Ивановича Шадрина, а Игнатя Салтыкова, а Андрея Ивановича, и инъших многихъ языков поймали». После сражения к Сигизмунду был прислан знатный пленник «на имя Ратая Иванова сына Шираева».[135] Постельничий Ратай Ширяев, командир новгородского отряда, действительно попал в плен. В ходе расспроса (не без применения пытки) Ратай рассказал о переписке Василия Ивановича с ногайскими татарами с целью якобы нападения на Крым. Конечно, крымскому хану имена убитых воевод ничего не говорили — Сигизмунд привел их для иллюстрации значимости победы, не задаваясь вопросом о знатности командиров.
На самом деле успехи передовых королевских отрядов были значительно скромнее. Был разбит один из «загонов», отправленных под Оршу с разведывательной целью. Воеводы, упомянутые в письме, занимали низкий ранг в иерархии (на вторых и третьих местах). Воевода В. И. Шадрин ранее упоминается в полку правой руки на Вошанах, а затем в тульской армии: «В сторожевом полку князь Василей Ондреевич Оболенской да Василей Иванович Шадрин Вельяминов».[136] Игнатий Салтыков не был ни убит, ни пленен — в 1514 г. он действительно числился как второй воевода правой руки в рати, отправленной к Мстиславлю. Но в 1519 г. его имя упомянуто в числе воевод передового полка, шедшего на Витебск.[137] Андрей Иванович (Булгаков) также не был убит, ибо спустя три месяца принимает участие в битве под Оршей, где ему чудом удалось избежать плена. Либо Сигизмунду принесли ложные сведения о гибели воевод, либо он сознательно приувеличил, просто обозначив, как убитых, имена известных по разведсводкам воевод.
О стычках у Орши неясно до конца. Из послания Сигизмунда Менгли-Гирею следует, что «наперед отправили есмо некоторую суму войска нашего, который ж люди наши на Ръши (Орши — А. Л.) положилися». Но какие подразделения участвовали в боевых действиях — «почты» литовских панов, отправленные после совещания с сенаторами 23 мая, или же наёмники? Среди «Томицианских» бумаг сохранилось письмо Перемышльского епископа, написанное между 12 и 23 апреля, в котором говорится о планах направить к Смоленску отряд «служебных» под командованием Спергальдта. Если Спергальдту не удастся пробиться в город, писалось в послании, он должен будет засесть в Орше и оттуда делать вылазки на врага.