В мертвых языках Европы — древнегреческом и латинском примерно по 100 тыс. слов. Все они легко выразимы с помощью сравнительно небольшого алфавита: 24 буквы в греческом, 23 буквы в классическом латинском (а в современном, на котором пишет вся Европа, 26 букв).
В классическом санскрите несколько более 200 тысяч слов — и 36 букв-фонем, которыми ведется запись.
В арабском — 28 букв и три дополнительных знака.
В корейском алфавите, как мы помним, всего 24 знака, почти как у древних римлян и греков.
В русском языке (согласно словарю Владимира Даля) 200 тысяч слов, которые на письме выражались и глаголицей, и кириллицей с помощью 43 букв. В современном русском алфавите букв всего 33.
А каково соотношение слов и выражающих их на письме знаков у китайцев?
Здесь картина в корне иная.
Начнем с того, что в современном самом полном китайском словаре «Чжунхуа цзыхай» (1994) содержится 87019 иероглифов. Количество иероглифов далеко не равнозначно количеству китайских слов, последних всегда было в несколько раз больше, поскольку различные сочетания двух или более иероглифов создают новые понятия и смыслы. Например, понятие «хорошо» передавалось сочетанием знаков «женщина» и «ребенок», иероглиф «слушать» — сочетанием знаков «ухо» и «дверь» и т. д. Кроме того, китайский иероглиф может одновременно обозначать и конкретный предмет, и абстрактное понятие, в китайском языке многие разные по смыслу слова (омофоны) звучат одинаково и на письме различаются по контексту. Есть и другие тонкости и сложности.
В пояснении к данному словарю указано, что большинство иероглифов встречается только в классических литературных текстах. Повседневно используемых иероглифов всего несколько тысяч (тоже немало, впрочем). Вряд ли когда-либо существовала эпоха, которая задействовала бы сразу весь запас иероглифов, но даже старые словари былых времен содержат их немалое число. Бросим ретроспективный взгляд на их историю.
Так, труд «Канси цзыдянь», созданный при династии Цин (1644–1911), содержит 47035 иероглифа.
При династии Сун (960-1279) группой учёных был создан словарь «Лэй пянь», содержавший 31319 иероглифов. Другая группа учёных создает книгу «Цзи юнь», которая содержит 53525 иероглифов — самый обширный и полный словарь того времени.
Словарь «Юйпянь» («Яшмовая книга»), составленный ученым Гу Еваном в 543 г., включал в себя почти 17 тыс. знаков. После его переработки появилась новая работа «Дагуан ихуэй юйпянь», по одному из свидетельств, насчитывавшая 22726 иероглифов.
В IV в. был создан словарь «Цзылинь» («Лес письмен»), насчитывавший почти 13000 иероглифов.
Во II в. ученый Сюй Шэнь составил толковый словарь китайского языка «Шовэнь цзецзы» («Толкование слов, разъяснение письмен»), включвший 9353 знака.
Объединитель древнего Китая Цинь Шихуанди (259–210 г. до н. э.) предпринял унификацию письменности на основе циньского письма; официальный список насчитывал 3300 иероглифов.
В начале VIII в. до н. э. придворным историографом Ши Чжоу был составлен список иероглифов, но сколько знаков в нем было, неизвестно.
Как видим, чем дальше в глубь веков, тем меньше использовалось иероглифов. Духовное и умственное развитие китайцев весьма зримо выражается в росте и усложнении иероглифического письма, поспевавшего за мыслью. Конечно, разница между 3300 и 87019 знаками очень велика, пусть даже эти нормативы разделяют две тысячи лет, в течение которых имели хождение десятки тысяч иероглифов, непрерывно изменявшихся, появлявшихся и исчезавших со своей эпохой. Но возьмем хотя бы словарь Гу Евана 543 года как наиболее близкий по времени к началу китайского книгопечатания. Возможно ли себе представить наборную кассу, в которой 17 тысяч ячеек для различных иероглифов, каждый из которых должен находиться в своей ячейке в десятках экземпляров?!
Нет, такое никак нельзя даже вообразить, такой наборной кассы быть не может, ей нельзя было бы пользоваться, да и печатника такой квалификации сроду бы не воспитать. Напомню, что букварь третьей, самой высокой, сложности, так называемый «Канон тысячи иероглифов», содержал именно одну тысячу иероглифов, должных быть выученными учениками старших классов, всего, — а тут такое количество!
Особо следует подчеркнуть, что начертание многих иероглифов вовсе не просто. Тут небрежной почеркушкой не отделаешься. Правда, несколько самых древних и простых иероглифов имеют всего лишь по одной черте. Зато иероглиф с наибольшим количеством черт содержит в своем начертании 3 иероглифа лун «дракон» плюс 3 иероглифа юнь «облако». В итоге иероглиф состоит из 84 черт (!) и означает «вид дракона в полёте». Второе место по сложности занимает иероглиф чжэ («многословный»), имеющий 64 черты. Третий — бэн («звук грома») — имеет 52 черты.
Легко ли, представьте себе, изготовить (вырезать матрицы и отлить) соответствующие литеры?!
Перед создателями и практиками китайского книгопечатания вставала нелегкая дилемма. Продолжать изготавливать ксилографические книги — значит смириться с небольшими тиражами, с неизбежным отставанием по скорости и широте распространения информации, замыканием ее в относительно узком кругу. Перейти на алфавитное письмо и подвижный набор — значит пожертвовать множеством дополнительных смыслов, упустить глубину и утонченность мысли, ее нюансов, оттенков, изысков. В конечном счете — упустить самую душу текста. Ведь смысловая емкость иероглифа несопоставимо выше емкости отдельной буквы и даже слова.
Корейцы пошли именно этим путем: упростили свою письменность, перешли на алфавит — и получили возможность печатать книги набором. Но это им вышло боком: в итоге они упростили собственное мышление — вот и не создали ни в культуре, ни в научно-технической сфере ничего сопоставимого с китайским вкладом. (Будучи, бесспорно, талантливым и трудолюбивым народом.) Китайцы, несомненно, прочувствовали и осознали этот урок.
Есть и еще одно обстоятельство. Алфавит передает фонемы. Слово, состоящее из определенных букв, нельзя прочесть двояким манером. Алфавитом можно набрать любое слово, независимо от того, знает ли его наборщик, независимо от нюансов смысла, которые данное слово несет. Не то иероглиф: он единственный и незаменимый для передачи конкретного факта, явления, понятия, чувства и т. д. Если его нет в наборной кассе, этого ничем не исправишь: нюанс, несомый именно данным иероглифом, пропадет, передача тонких смыслов пострадает непоправимо.
Но главное: в Китае испокон веку существовало большое количество диалектов с различной фонетикой (помимо всего прочего, китайский язык — тоновой; одно и то же слово, прочитанное с повышением или понижением тона, будет иметь разные смыслы). А вот грамматика и лексика у китайцев в разных регионах примерно одинаковы. Только в наши дни китайское правительство озаботилось унификацией произношения во всем Китае, внедрением языкового стандарта — путунхуа. Но даже и сегодня фонемное (алфавитное) письмо сделало бы текст для различных диалектов разносмысловым, а то и вовсе непонятным. Иероглифы снимали эту проблему.
Конечно, в стране было множество читателей, для примитивных потребностей которых хватило бы и 500 знаков, но уважающий себя китайский интеллигент, творец культуры, философ и писатель, должен был знать именно десятки тысяч, чтобы выдержать квалификационный тест. Он не мог уронить себя и достоинство своей профессии, он не мог изъясняться примитивно, объективная ценность его трудов зависела от изощренности мысли — и, соответственно, языка и письма. Для всех китайских мудрецов вечным и непреложным был завет Конфуция: «Если слова выражают то, что нужно, этого достаточно». Они буквально жили его предписанием: «Если имена не исправлены, то речь не стройна, а если речь не стройна, то и в делах нет успеха».
«Исправление имен» — то есть, заключение в словах единственно точного, выверенного смысла, как явного, так и тайного, скрытого, с учетом всех оттенков, оказалось невозможным для просвещенного китайца вне знания десятков тысяч иероглифов. Алфавитное письмо заменить их не могло.
В итоге для китайцев, с их культом знаний и интеллекта, преимущества иероглифической письменности оказались важнее недостатков.
Парадоксально, но избыточная изощренность ума китайских мудрецов и ученых стала основным камнем преткновения на пути прогресса китайского народа в целом. Они оказались в ловушке своего высокого и утонченного развития, стали заложниками избыточной национальной культуры. Наука, просвещение не могли распространяться в Китае так же свободно и широко, как в Европе, начиная с XV века, ибо они наткнулись на соприсущие собственной культуре барьеры.
Иероглифическое письмо, адекватное китайскому сознанию, не могло быть во всей своей сложности запечатлено типографским набором по нескольким причинам. Из них главная есть та, что наборщик должен был быть столь же образованным, что и автор, человеком. Что априори невозможно, ибо если мудрецы сами будут набирать книги, а наборщики — мудрствовать, то рухнет разделение труда и общество вернется в первобытное состояние. Это во-первых.
Интересно, что даже краснопролетарский, рабоче-крестьянский Китай не пошел на отмену иероглифического письма. Некоторая «демократизация» (упрощение) отразилась в официальной письменной системе 1956 года. Еще изменения были добавлены в 1964 году. Но в 1986 году модернизациям был жестко положен предел, и было объявлено, что дальнейшие изменения недопустимы. Опасения властей понятны. Что будет, когда (и если) китайцы все же перейдут к неиероглифическому письму, как это сделали когда-то египтяне? Они точно так же вскоре перестанут понимать собственную многотысячелетнюю культуру, отсекут себя от всего древнего знания. Как это, между прочим, произошло с русскими, уже не способными читать свои же рукописи XVII века. Даже переход на машинную печать книг в начале ХХ века сильно должен был опростить, опримитивить систему мышления китайцев, должен был вырыть непроходимую пропасть между хранителями интеллектуальной (читай: письменной) традиции — и читателями новопечатных книг и газет, использующих «всего-то» до 3000 иероглифов.