Дальше начинаются удивительные вещи. Вместо того чтобы разобраться в сути вопроса, Аппиан решил пойти по пути Тита Ливия и порадовать читателя различной мистической чепухой: «Когда Сципион приносил жертвы, они указывали ему опасность от пожара; поэтому он разослал людей по всему лагерю, чтобы каждый, кто видел какой-либо огонь, горевший очень сильно, прекращал его. И опять в продолжение многих дней он приносил жертвы. И, так как жертвы не переставали указывать на пожар, он беспокоился и подумывал о том, чтобы перенести лагерь» (Lib. 29). Рекомендацию Полибия, что «необходимо изобличать и осмеивать привнесение в историю сновидений и чудес» (XII. 12b), Аппиан явно проигнорировал. Вместо отчета о деятельности римской разведки, ведущей борьбу с карфагенскими лазутчиками внутри лагеря, мы получили невнятный рассказ о неблагоприятных жертвоприношениях. И глубокой религиозности Публия Корнелия Сципиона, благоговейно внимавшего гласу богов.
Как обстояло дело в действительности? Можно предположить, что римским агентам удалось узнать о подготовке диверсии, но кто и когда будет осуществлять поджог, осталось неизвестным. Поэтому и были приняты в лагере строжайшие меры предосторожности по обращению с огнем. Не исключено, что комедия с неблагоприятными жертвоприношениями была разыграна Сципионом специально, чтобы отвлечь внимание вражеских лазутчиков и прикрыть работу римских агентов. Публий Корнелий очень часто использовал религию для достижения своих целей, поэтому данный случай не был исключением.
Заговор был раскрыт после того, как некий ибериец сумел внедриться в ряды поджигателей, узнать их планы и доложить обо всем Сципиону. Все карфагенские агенты были схвачены и казнены, их трупы бросили в окрестностях римского лагеря. Армия Ганнона уже вышла на исходную позицию для атаки, когда командующему доложили о случившемся. Он понял, что коварный замысел потерпел неудачу, и быстро отдал приказ об отступлении. Ганнон не предупредил Гасдрубала о случившемся, и когда сын Гискона прибыл с войсками к римскому лагерю, то ничего там не обнаружил, кроме мертвых тел заговорщиков.
Не сумев уничтожить армию Сципиона, Ганнон решил расправиться с Гасдрубалом. Он стал клеветать на него и обвинять в измене, утверждая, что к вражескому лагерю Гасдрубал привел свою армию для того, чтобы сдаться Сципиону. Но по какой-то причине сделка не состоялась, и предатель увел своих людей обратно. Карфагеняне, относившиеся к Гасдрубалу с большим подозрением и недоверием, теперь окончательно его возненавидели. Попытка военачальника помириться с согражданами благодаря козням Ганнона закончилась крахом.
15. Смерть Гасдрубала. (23 июня 202 г. до н. э.)
Как уже говорилось, главной проблемой для Ганнибала было пополнение армии: он считал, что имеющихся в его распоряжении сил недостаточно для успешного противостояния Сципиону. Поскольку карфагеняне наделили своего командующего неограниченными полномочиями для дальнейшего ведения войны, он этими правами и воспользовался. Полководец обратился к правительству Картхадашта и продавил решение о снятии с Гасдрубала, сына Гискона, всех обвинений. Ганнибалу были нужны его воины, хорошо обученные и обладающие опытом ведения боевых действий. В любом случае их боеспособность была выше, чем у гражданского ополчения Карфагена. Несмотря на то что Гасдрубал был реабилитирован, никакой должности в армии он не получил. Возможно, Ганнибал не доверял опальному военачальнику и ему были нужны войска, но не их командир. Не исключено, что командующий со временем подыскал бы для Гасдрубала какую-либо должность, однако в данный момент считал это неуместным и решил подождать, пока страсти улягутся. Как бы там ни было, Гасдрубал оказался в Карфагене, а не в действующей армии. Затворившись в своем доме, он не показывался в общественных местах и на улицах, ведя уединенную жизнь (App. Lib. 36).
Сципион видел, что Ганнибал не стремится к генеральному сражению, и решил спровоцировать противника на битву. Римские корабли устроили охоту на грузовые суда, везущие в Карфаген продовольствие, в городе возникли перебои с продуктами. Ситуация усугублялась тем, что из-за боевых действий в регионе поля в окрестностях Картхадашта остались невозделанными. Население стало выражать недовольство, чего и добивался Сципион. Он надеялся, что народ и правительство вынудят Ганнибала вступить в сражение. Однако карфагенский полководец по-прежнему проявлял осмотрительность, продолжал накапливать силы и готовить армию к предстоящим тяжелым боям. Чтобы обезопасить подвоз припасов к Карфагену, он разослал по стране небольшие мобильные отряды из всадников и легковооруженных воинов, которые стали вступать в боестолкновения с римлянами. Активизировался и карфагенский флот, отогнавший от города корабли Сципиона.
Тогда римский полководец изменил тактику и решил перехватывать обозы, идущие в лагерь Ганнибала. Как пишет Аппиан, трибун Ферм устроил на холмах засаду и неожиданной атакой захватил вражеский обоз с припасами. При этом погибли 4000 ливийских солдат, еще 4000 были взяты в плен (App. Lib. 36). Данное свидетельство вызывает определенные сомнения. Количество убитых и взятых в плен воинов Ганнибала представляется совершенно нереальным. Данные цифры подходят для большого сражения, а не частной операции местного значения.
Эта малая война была совершенно не нужна Ганнибалу, поэтому он решил возобновить перемирие со Сципионом. Полководец знал, какие именно причины толкают римского командующего к активизации боевых действий, представлял всю сложность предстоящих переговоров и поэтому сделал неожиданный ход – обратился к посредничеству Масиниссы. Вряд ли полководец был лично знаком с нумидийским царем, однако в его окружении были люди, хорошо знавшие Масиниссу. В Цирту отправились посолы Ганнибала, разъяснившие царю сложившуюся ситуацию. А она складывалась таким образом, что в случае победы карфагенского полководца над Сципионом все завоевания Масиниссы оказывались под угрозой. Для царя всегда на первом месте стояли собственные интересы, проблемы союзников его интересовали в меньшей степени. Благодаря римлянам он захватил власть в Нумидии, без их поддержки в данный момент удержаться в Цирте было проблематично. Сын Сифакса Вермина продолжал борьбу за земли отца и не собирался сдаваться без боя. Ганнибал стал легендой при жизни, его имя наводит ужас на римлян. И если военное счастье покинет Сципиона, то Масинисса оказывался сразу против двух врагов – Вермины и Карфагена. Исход такого противостояния был предсказуем, никаких иллюзий по этому поводу Масинисса не питал. При этом царь знал, что карфагенянам гораздо выгоднее иметь в Цирте и Сике двух враждебных друг другу правителей, чем одного могущественного властелина объединенной Нумидии. Поэтому он надеялся, что сохранит свою власть над Восточной Нумидией при любом раскладе. И если для этого требуется оказать небольшую услугу Ганнибалу, то Масинисса это сделает.
Мы не знаем, какие аргументы Масинисса привел Сципиону в пользу заключения очередного перемирия, но, судя по всему, они оказались весомыми. Римлянин не мог отказать царю по одной простой причине: ему была нужна нумидийская конница. А Масинисса имел возможность лишить Публия Корнелия этой поддержки, даже не вступая в конфликт с Римом. Царь мог сослаться на то, что идет война с Верминой и в данный момент он не может выделить в помощь римлянам значительное число всадников. Мог порассуждать о том, что в результате многолетних войн в Нумидии значительно сократилось число боеспособных мужчин. Масинисса мог придумать массу отговорок, чтобы не приводить своих людей к Сципиону. И римский полководец ничего не мог с этим сделать, потому что нумидийский царь был его единственным союзником в Африке. Доверять ему до конца не стоило, поскольку Публий Корнелий помнил, чем закончилась дружба с Сифаксом. Поэтому Сципион решил не обострять ситуацию, прислушался к мнению Масиниссы и согласился обсудить перемирие.
Как пишет Аппиан, Масинисса, «выросший и воспитанный в Карфагене, питая уважение к достоинству города и будучи другом еще многим из тех, кто там жил» (Lib. 37), сумел убедить римского полководца не просто приостановить боевые действия, а заключить полноценный мирный договор. Суть его была такова: «карфагеняне отдают корабли и людей, которых они взяли, когда те везли продовольствие римлянам, возвращают все разграбленное или же возмещают потерянное по цене, какую установит Сципион, и, как штраф за совершенную несправедливость, вносят тысячу талантов; таково было соглашение; было заключено перемирие, пока карфагеняне не узнают этих условий» (App. Lib. 37). Мы не знаем, насколько достоверна эта информация, поскольку ни Ливий, ни Полибий о втором договоре не упоминают. С другой стороны, об этом соглашении пишет Евтропий: «Ганнибал, побежденный в ряде сражений, запросил мира у Сципиона. Когда дело дошло до переговоров, мир был дан на тех же условиях, но из-за нового вероломства было [велено] добавить к пятистам тысячам серебра еще сто тысяч фунтов. Карфагеняне не приняли условий и приказали Ганнибалу сражаться» (III. 22). Свидетельства Аппиана и Евтропия не стоит как бездумно отвергать, так и безоговорочно принимать на веру. Поэтому можно предположить, что Ганнибал вел некие переговоры с Публием Корнелием, и возможно, что они были тайные. Если это действительно так, все, что случилось в дальнейшем, становится понятным и объяснимым.
…В Карфагене опять было неспокойно, улицы и площади были заполнены толпами народа, тысячи людей вновь собрались на площади перед зданием, где заседали члены совета. Слухи о том, что Ганнибал ведет со Сципионом тайные переговоры, взбудоражили карфагенян, они пришли потребовать от правительства ответ. Картхадашт вновь оказался расколот на два лагеря, поскольку многие знатные пунийцы были согласны с Ганнибалом и поддерживали его начинание. Набравшись храбрости, они вышли к народу и стали убеждать соотечественников в необходимости перемирия. Но их никто не захотел выслушать, люди были уверены, что городу угрожает серьезная опасность. Неожиданно вспомнили о Гасдрубале, сыне Гискона: «