В сложившейся ситуации Магон допустил грубейшую тактическую ошибку. Вместо того чтобы укрыться в лагере и отражать римские атаки до прибытия солдат Ганнона, он приказал тяжеловооруженной пехоте кельтиберов покинуть укрепления и вступить в бой с легионерами на открытой местности. Еще больше он усугубил ситуацию тем, что оставил за лагерными валами легковооруженную испанскую и наемную пехоту. Карфагенский командующий вводил войска в бой по частям, одна допущенная ошибка усугублялась другой. Свои главные силы – 4000 тяжеловооруженных кельтиберов и 200 всадников – Магон развернул перед лагерными укреплениями (Liv. XXVIII. 2). Однако этих сил было явно недостаточно, чтобы остановить 10 000 воинов Силана. Непонятно, на что рассчитывал Магон, когда принимал такое спорное решение.
Сражение началось атакой легионеров на ряды испанцев, римляне приблизились на расстояние броска и метнули во врагов пилумы. Одни кельтиберы искусно отбивали щитами вражеские копья, другие присели на землю и прикрылись щитами. Затем испанцы встали во весь рост и метнули в легионеров свои копья. Римляне подняли щиты, отразили атаку, затем рванули из ножен мечи и пошли вперед. Навстречу им, потрясая блестевшими на солнце клинками, устремились кельтиберы, битва перешла в рукопашную. Здесь и проявились последствия ошибки Магона, необдуманно выведшего свои лучшие войска за линию укреплений. Кельтиберы оказались лишены свободы маневра, поскольку были зажаты между легионерами и лагерным валом, усугубляла ситуацию и неровная местность.
Впрочем, с теми же проблемами столкнулись и римляне. Если легкие на ногу испанцы не могли свободно передвигаться по полю боя, то легионеры не имели возможности держать плотный строй. Сражение разбилось на сотни поединков, где противники бились один на один или парами. Здесь и сказался численный перевес римлян. Отборные отряды Магона были разгромлены еще до того, как в бой вступили войска Ганнона и подразделения легковооруженной пехоты. Увидев поражение кельтиберов, Магон поспешно покинул лагерь, уведя с собой всю кавалерию и 2000 пеших воинов.
В это время на поле боя появился Ганнон с карфагенянами. Разогретые битвой и воодушевленные победой, римляне всей массой легионеров обрушились на нового врага и смяли его боевые порядки. Все произошло так быстро, что пунийский полководец попал в плен, прежде чем сумел сориентироваться в обстановке. Большая часть карфагенян сложили оружие, остальные вместе с кельтиберами разбежались по окрестным лесам. Испанцы разошлись по домам, пунийцы же отправились на юго-запад, в сторону Гадеса. Через десять дней после сражения в лагерь Гасдрубала, сына Гискона, прибыл Магон с остатками своей армии и поведал коллеге об очередной неудаче карфагенян. Баланс сил на Иберийском полуострове вновь изменился в пользу римлян.
Как пишет Тит Ливий, «эта победа пришлась весьма кстати – она положила конец не столько войне, уже возгоревшейся, сколько той, что началась бы, если бы карфагенянам попустили, призвав кельтиберов, втянуть в войну и другие племена» (Liv. XXVIII. 2). Действительно, значение победы Марка Юния Силана переоценить трудно. Кельтиберов удалось замирить, ситуация в центральной части Иберийского полуострова стабилизировалась. Теперь обстановка благоприятствовала Сципиону отправится в поход против Гасдрубала, сына Гискона.
Карфагенский командующий ожидал вражеского наступления. Когда Магон рассказал ему о поражении от войск Силана, Гасдрубал понял, что теперь римляне перейдут к активным действиям. И разработал свой план кампании. Армия Гасдрубала стояла лагерем в долине реки Бетис, но как только стало известно о походе Сципиона, стала отступать к Гадесу. Отход осуществлялся согласно плану Гасдрубала – во всех укрепленных городах оставались крупные карфагенские гарнизоны. Идея пунийского военачальника была простой: «стены пусть защищают солдат, а солдаты оружием – стены» (Liv. XXVIII. 2). На первый взгляд может показаться, что Гасдрубал действовал опрометчиво, раскидав армейские контингенты по разным городам. Однако в этом был свой резон, поскольку Сципиону предстояло каждый город брать штурмом, что вело к невосполнимым потерям среди римлян. Сенат подкрепления не присылал, отряды испанских союзников были ненадежны. И когда римляне увязнут в многочисленных осадах испанских городов, пока легионеры будут гибнуть при штурме вражеских укреплений, Гасдрубал соберет новую армию. Римскому полководцу предстояло принять непростое решение: либо дробить свою армию на части и против каждого города высылать отдельный отряд, либо всеми силами штурмовать каждый отдельно взятый город. В первом случае возрастал риск потерпеть неудачу, во втором случае терялось драгоценное время. Как бы там ни было, положение римлян станет критическим, когда, с одной стороны, им будут противостоять многочисленные карфагенские гарнизоны, с другой стороны, начнет наступление новая армия Гасдрубала.
Публий Корнелий по достоинству оценил стратегический замысел противника, остановил движение легионов и повернул назад: «Гасдрубал, сын Гискона, во Второй Пунической войне, когда его войско было побеждено в Испании, а П. Сципион наседал, разделил войско по городам; в результате Сципион, чтобы не растратить свои силы на штурм многих городов, увел свои войска на зимние квартиры» (Front. Strat. I. III. 5). Желая сохранить лицо, Публий приказал своему брату Луцию овладеть городом Оронгий[4], откуда в свое время Гасдрубал делал набеги на земли римских союзников. Передав под командование брата 10 000 пехотинцев и 1000 всадников, Сципион продолжил отход из Дальней Испании.
Под Оронгием Луций Сципион действовал по всем правилам военного искусства – окружил город рвом и воздвиг по его периметру двойной вал. Понимая, что времени на длительную осаду нет, Луций решил взять город приступом. Чтобы штурм не прекращался ни на минуту и можно было легко заменить уставших легионеров, римский военачальник разделил свое войско на три части. Изготавливать осадную технику было некогда, поэтому при атаке на городские укрепления использовались только штурмовые лестницы.
Римляне устремились на стены Оронгия, но неожиданно натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Защитники обрушили на легионеров град копий и дротиков, поражали стрелами, забрасывали камнями. Многие римляне были убиты и ранены, но остальные добежали до стен, приставили лестницы и стали карабкаться наверх. На гребне стены легионеров встретили испанцы. Они сталкивали вражеских воинов длинными вилами, цепляли железными крюками и сбрасывали вниз. У подножия стен выросли горы трупов, количество убитых и раненых римлян увеличивалось с катастрофической быстротой. Однако Сципион, не считаясь с потерями, упорно гнал легионеров на укрепления Оронгия. Упорный бой продолжался несколько часов, затем прозвучали боевые трубы римлян и легионеры отошли от стен.
Луций Корнелий произвел перегруппировку войск и отправил на штурм две трети войска, до этого находившиеся в резерве. Испанцы, утомленные длительным боем, не смогли устоять против натиска отдохнувших легионеров, были выбиты с позиций и отступили в центр города. Увидев, что горожане покидают свои места на стенах, воины карфагенского гарнизона решили, что город сдан, покинули укрепления и собрались на городской площади. Испанцев охватила паника: им казалось, что римляне вот-вот ворвутся в Оронгий и перебьют всех защитников. Поэтому было решено открыть городские ворота и сдаться на милость римлян. Иберийцы положили на землю мечи и копья, после чего всей толпой двинулись к воротам.
Римляне были удивлены, когда распахнулись тяжелые створы и из города начали выходить сотни людей, прикрывшихся щитами и поднявших правую руку вверх (Liv. XXVIII. 3). Испанцы показывали своим врагам, что у них нет оружия, но то ли римляне не поняли, что этот жест означает, то ли не захотели понимать. Легионеры ринулись вперед, врубились в ряды безоружных испанцев и прорвались в город. Следом за пехотой в Оронгий вступила конница, всадники устремились к городской площади, где столкнулись с воинами карфагенского гарнизона. Пунийцы решили в бой не вступать и сложили оружие. Одновременно легионеры усилили натиск на вторые городские ворота, деревянные створы рубили топорами и разбивали крестьянскими мотыгами. Сокрушив ворота, на улицы Оронгия вступил отряд триариев и направился в центр города. Тех испанцев, кто оказывал сопротивление, убивали на месте, остальных загоняли обратно в дома. Три сотни местных жителей, захваченных с оружием в руках, были взяты в плен, их отправили к находившимся под стражей карфагенянам. В этой ситуации Луций Сципион, как командующий, проявил себя с самой лучшей стороны, поскольку пресек грабежи и распорядился вернуть горожанам все отобранное имущество.
Сражение за Оронгий было крайне ожесточенным. При этом особых тактических изысков Сципион-младший не продемонстрировал: все решил банальный численный перевес римлян. Обыкновенный навал, проведенный в два этапа. Подобная тактика всегда приводила к большим потерям, поэтому заявление Тита Ливия, что «при взятии города погибли около двух тысяч врагов, римлян – не более девяноста» (Liv. XXVIII. 3), вызывает очень большие сомнения. Такого просто не могло быть, если исходить из описания сражения тем же Ливием.
Луций Корнелий Сципион вернулся в лагерь с богатой добычей и большим количеством пленных. Старший брат не скупился на похвалу в его адрес и, по свидетельству Тита Ливия, приравнял захват Оронгия к взятию Нового Карфагена (Liv. XXVIII. 3), что не соответствовало действительности. Просто Публий Сципион всячески поддерживал родственника и продвигал его по службе. В этом не было ничего удивительного, поскольку именно в легионах Сципиона процветали кумовство и клановость. Командующий сквозь пальцы смотрел на многочисленные преступления пользовавшихся его доверием командиров, чем отличался от других римских полководцев, на корню пресекавших беззакония подчиненных. Наглядным примером станет случай с легатом Племинием, командиром гарнизона в городе Локры (XXX. 8–9).