ожет, ты опять налет затеял?.. Хватаю одного, спрашиваю: «Где Шарлах? Здесь?» «Нет, - говорит. - Он сейчас Ар-Аяфу поднимает…»
- Что?!
Оба непонимающе уставились друг на друга.
- Прошлой ночью, - медленно проговорил Ар-Шарлахи, - я только еще подходил к Ар-Аяфе… И я не собирался ее поднимать… Что происходит, Илийза?
Илийза неопределенно хмыкнул и повел широким плечом.
- Слух о тебе прошел… - скорее предположил, чем ответил он. - А слухи, знаешь, такая штука…
- Да, но откуда они узнали, что я иду именно в Ар-Аяфу?
Илийза бросил на главаря долгий испытующий взгляд, потом насупился и отвел глаза. Сам он был уверен, что жители Зибры узнали все от самого Шарлаха. Но если Шарлах решил почему-либо в этом не признаваться - что ж, ему виднее. На то он и главарь.
Снаружи за глинобитными стенами давно уже слышалось некое приглушенное клокотание, прорезаемое иногда громкими командами. Вне всякого сомнения, в оплетенном лозами дворике и на улице перед домом толпились, переговариваясь негромко и озабоченно, десятки, а то и сотни людей.
- Слушай, - не выдержав, сказал наконец Илийза. - Тебя там ждут, а ты тут со мной болтаешь… Ты бы вышел к ним, а то, знаешь, как-то…
Ар-Шарлахи хмуро взглянул на него исподлобья. Что его ждали, он и сам догадывался. Только вот выйти из маленькой этой комнатки туда, в толпу, было, честно говоря, страшновато. Однако податься было некуда. Ар-Шарлахи вздохнул обреченно и поднялся с подушек.
. Дальнейшее отложилось в памяти обрывками. Страшный ликующий вопль толпы на рыночной площади. «Шарлах! Шарлах!..» Кидались в ноги какие-то старцы в развевающихся белых отрепьях. Сияли злыми лунами голые черепа жрецов, возносились на шестах увенчанные рогом верблюжьи морды. Какие-то рослые угрюмые люди, увешанные оружием, бросали растопыренную пятерню на сердце и рычали слова присяги. Потом жутко выкатывали глаза и, повернувшись на север, грозили кулаком Харве. А совсем рядом с Ар-Шарлахи мрачно и нежно сияли неотрывно на него устремленные глаза Алият.
Это сумасшествие продолжалось чуть ли не до полудня. Потом он снова оказался в той же комнатке, только на сей раз в ней негде было повернуться. Из рассевшихся на ковре людей Ар-Шарлахи знал только Алият да Илийзу. В центре помещения расстелили карту, и стало совсем тесно. Возникла тоскливая мысль о добром кувшинчике вина, поскольку ясно было, что от главаря сейчас ждут решений, в голове же гудела пустота, и только жилка на виске подергивалась зло и болезненно.
Все, однако, обошлось. Сразу же, испросив на то позволения, заговорил один из незнакомых: смуглый выпуклый лоб, карие округлые глаза, упрямые брови… То и дело почтительно поворачиваясь к Ар-Шарлахи, он как бы давал понять остальным, что сам-то он, темнолобый и кареглазый, лишь глашатай замыслов вождя, не более. А замыслы, насколько мог судить Ар-Шарлахи, были дерзки и тщательно продуманы: отступить в глубь Пальмовой Дороги, вынудив флот Улькара разбиться на несколько караванов, самим же, собрав силы в единый кулак, разгромить их поодиночке, после чего начать блокаду Харвы.
Сначала Ар-Шарлахи ощутил облегчение, когда неизвестный столь любезно избавил его от необходимости строить из себя стратега. Затем пришло беспокойство. Во-первых, незнакомец (узнать хотя бы, как его зовут!) живо напомнил ему Тианги; вскоре Ар-Шарлахи даже стало казаться, что он улавливает в речи нежданного спасителя некую напевность и склонность к ненужным придыханиям. А во-вторых… Что-то не нравилось Ар-Шарлахи в этих детально разработанных планах. Когда же он понял, что именно, ему и вовсе сделалось не по себе.
- Ты говоришь, отступить… - сказал он, и в комнате стало совсем тихо. - А что будет с тенью Ар-Аяфы?
Карие глаза поглядели на него со сдержанным любопытством.
- Ну, поскольку я не государь, - негромко произнес их обладатель, - то ответить точно затрудняюсь. Скорее всего ничего хорошего.
- То есть ты собираешься отдать взбунтовавшийся оазис на милость Улькара? - Слово «милость» Ар-Шарлахи подчеркнул особо, и присутствующие, до этого завороженно слушавшие кареглазого, переглянулись с тревогой. Всем ыло отлично известно, какой милости можно ожидать от властелина Харвы.
- Тень Ар-Аяфы нам не удержать в любом случае, - пояснил кареглазый. - Сдача ее неизбежна. Кроме того, все кто способен носить оружие, уйдут с нами.
- А кто не способен?
Прямые брови собеседника на секунду перестали быть прямыми и вспорхнули изумленно. Очевидно, вопрос показался странным и наивным.
-Продолжай, - буркнул Ар-Шарлахи.
Кареглазый продолжил, но теперь отношение присутствующих к тому, что он говорил, было другим. Они уже не ловили каждое слово, как некое откровение, но поглядывали то и дело на Шарлаха, пытаясь прочесть по его лицу, как он сам относится к услышанному. А лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Кареглазый начал нервничать и, явно смяв заключительную часть своей речи, умолк.
- Кто еще хочет что-либо мне посоветовать?
Фраза прозвучала несколько оскорбительно. Кареглазый выпрямился и заметно побледнел. Остальные переглянулись. Желающих что-либо посоветовать не нашлось.
- Хорошо, - сквозь зубы сказал Ар-Шарлахи. - Свое решение я сообщу вам чуть позже. А сейчас - идите. Ты - останься, - добавил он, обращаясь к Алият.
Секунда прошла в недоуменном молчании, потом зашуршали плащи, зазвякал металл. Вздыхая, озабоченно перешептываясь вполголоса и покачивая головами, люди поднимались с ковра, и вскоре комната опустела. Некоторое время Ар-Шарлахи сидел с каменным лицом, выпрямив спину, потом вдруг ссутулился и затравленно посмотрел на Алият.
- Слушай, достань вина… - упавшим голосом попросил он.
Та, не говоря ни слова, вышла и вскоре вернулась с кувшинчиком. Тревожно заглянула в глаза.
- Не знаю, что делать… - подавленно пробормотал он, срывая восковую печать.
- Вроде он все правильно говорил… - осторожно заметила Алият.
Ар-Шарлахи сделал ей знак немного помолчать и, отведя повязку с лица, залпом осушил полную чашку. Перевел дыхание, посидел, недобро прищурясь куда-то в угол. Потом вскинул глаза на Алият.
- Кто он?
- В смысле - как зовут?
- Да хотя бы это!..
- Как зовут, не знаю, а кличка - Кахираб.
- То есть выходец из Пьяной тени?
- Ну да… Вчера поднял тень Ар-Нау, привел три корабля…
- Ар-Нау? Так это же совсем рядом с кивающими молотами!
Алият замерла на секунду.
- Ты думаешь, что он… - Она не договорила.
- Да уверен!.. - проворчал Ар-Шарлахи, наливая вторую чашку. - Будь спокойна, без присмотра они меня не оставят… Что же делать-то, а?
Последнюю фразу он произнес самым жалобным тоном. Алият робко подсела и обняла его за плечи. Раба, во всем послушная господину. Раньше ее надо было в бархан закопать…
- Да ничего тебе делать не нужно, - жарко зашептала она. - Они сами все за тебя сделают. Ну что ты - хуже Улькара?..
- А что с Ар-Аяфой?
Алият чуть отстранилась.
- Ты тут вообще ни при чем, - сказала она очень серьезно. - Они сами подняли мятеж. Нас еще не было в этой тени, так ведь?
- Да в том-то и дело! - вскричал он в отчаянии. - Те, о поднял мятеж, уйдут с нами! А те, кто не поднимал? Они-то ведь останутся! В чём они виноваты?
- Ни в чем, - сказала Алият. - Но это ведь война. Всех не сбережешь… Там люди ждут, - напомнила она, кинув на дверь. - Ты пей, да я спрячу…
В угрюмом молчании Ар-Шарлахи выцедил вторую чашку и, отдав ее вместе с кувшинчиком Алият, расстроенно буркнул:
- Зови…
Когда предводители отрядов и послы от взбунтовавшихся теней расселись, Ар-Шарлахи уже восседал на подушках, как и подобает будущему владыке Пальмовой Дороги: позвоночник - прям, глаза - надменны.
- Кто задумал, тот и исполняет, так ведь, Кахираб? - негромко и медленно проговорил он.
Темнолобый кареглазый Кахираб с облегчением нагнул голову в глубоком кивке.
- План - твой, - так же неспешно, словно бы через силу, продолжал вождь. - Стало быть, тебе и командовать…
- Благодарю за честь! - прочувствованно ответил тот.
На него взглянули - кто с завистью, кто с уважением, кто просто внимательно.
На душе у Ар-Шарлахи было скверно. Он ждал, он надеялся, что вино произведет на него свое обычное действие, что в самый последний миг снизойдет вдохновение… Да нет, даже не вдохновение, а просто храбрость. То ли недостаточно выпил, то ли слишком устал, но не вышло, не выговорилось то, что он задумал сказать: «Командуй, отступай, разбивай караваны Улькара поодиночке, а я остаюсь здесь…» И ничего бы они с ним не сделали…
И все же нужно было что-то произнести, смутить, сбить спесь, хоть как-то расквитаться за собственную слабость…
- Да, кстати, Кахираб…
Тот вскинул голову. Карие глаза исполнены внимания и почтения - не придерешься. И Ар-Шарлахи продолжал небрежно:
- Такая просьба: передай от меня привет Тианги… при случае.
Как он и ожидал, Кахираб был искренне удивлен:
- Какому Тианги?
Ар-Шарлахи медленно усмехнулся, не сводя с него насмешливых презрительных глаз.
- Ты не знаешь Тианги?
- Я знаю нескольких человек, носящих это имя.
Усмешка увяла.
- Ты, должно быть, имеешь в виду Левую руку Анитамахи, - спокойно, не отводя взгляда, с бесстыдной откровенностью продолжал смуглый упрямобровый Кахираб. - Хорошо, передам сегодня же…
Глава 30
НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ
Бритоголовый жрец (вернее, не сам жрец, а служитель храма; жрецы хранили обет молчания) намекнул, что, коль скоро война пойдет не только за независимость Пальмовой Дороги, но и за веру отцов, то кому, как не ему, Шарлаху, надлежит подать пример благочестия. Предложение это странным образом совпало с желаниями самого Ар-Шарлахи, особой религиозностью обычно не отличавшегося и зараженного вдобавок тлетворными идеями премудрого Гоена о божественной сущности человека. Но на сей раз будущим владыкой Пальмовой Дороги овладела такая тоска, так безвыходно и черн