Вне всякого сомнения, рукоделие было выполнено на досуге ею самой.
- Про море там, надеюсь, ничего? - обеспокоенно спросил Ар-Шарлахи.
- Про море - нет. - Она скрепила оба изделия вместе. - Только про то, что молоты сгорели, а ты - жив…
- Оч-чень интересно, - сказал он, снова присаживаясь и пристально разглядывая путаницу из веревочек, палочек и прочего. - И где же это я тут?
- Ты? Вот. - Она ткнула пальцем в алую тряпицу и, встряхнув полотно, принялась завертывать «весточку».
Допеленать ее Алият так и не успела. В отдалении послышался приглушенный мощный звук, хорошо знакомый обоим: это хлопнул и напрягся парус. Полотняный сверток полетел на песок, Алият и Ар-Шарлахи вскочили, обернулись… Слегка припав на левое колесо и накренив отягощенные всеми парусами мачты, «Самум» уходил прочь. На север.
- Шакалы! - яростно взвизгнула Алият, кинулась было вслед, но тут же, опомнившись, остановилась. Пешком корабль не догонишь. Повернула к Ар-Шарлахи искаженное лицо, вскинула маленькие, крепко сжатые кулаки:
- Говорила же: останься!..
Ар-Шарлахи стоял, не шевелясь, и завороженно смотрел вслед «Самуму». Это уходила жизнь. Что-то кричала Алият, но он ее не слышал. Розоватая в крапинах позолоты, ободранная песчаной бурей корма пошатывалась на барханах и словно строила им гримасы, дрожа в восходящий. струях раскаленного воздуха. Ветер развевал над барханами прозрачные знамена вздымаемой колесами пыли. Потом Ар-Шарлахи показалось, что на левом борту возникла какая-то сумятица, кто-то перевалился через ограждение и упал на песок, но на ноги так и не поднялся, даже когда оскаленный серп прошел над головой. Должно быть, там, на «Самуме», шла серьезная драка. Слух возвращался.
- Трусы!.. Трусы!.. - кричала вдогонку Алият. - Все равно вам живыми не быть! Слышите?..
Да нет, не слышали, конечно. Команда, не посмевшая бунтовать открыто, гнала корабль, боясь даже оглянуться на страшного Шарлаха и неистовую Алият.
Ар-Шарлахи буквально заставил себя сделать первый шаг и, тяжело ступая, двинулся туда, где распластался, по-прежнему не поднимая головы, некто спрыгнувший за борт…
Да он и не мог поднять головы, командир зеркальщиков Илийза, по той простой причине, что лежал с перерезанным горлом. Должно быть, его застали врасплох: рана была единственной. Значит, не спрыгнул, а выбросили… И не его одного. Шагах в двадцати от Илийзы уткнулся лицом в бархан Ард-Гев. Этот, конечно, дрался до последнего: изрезанный белый балахон был пятнист от крови.
Ар-Шарлахи отпрянул, выпрямился и принялся растерянно озираться.
- Айчу высматриваешь? - услышал он сзади злобный смешок Алият. - Зря…
Оба вновь поглядели вслед удаляющемуся «Самуму». Он уже был далеко. У зыбкого горизонта дрожала и плавилась башенка розовато-серой кормы… Потом из отчаяния и ненависти выглянула и горько усмехнулась внезапная мысль, что бывшие матросики и каторжане многому научились у своего главаря. Важно вовремя нарушить правила. И все, Действительно, зачем поднимать бунт против Шарлаха, когда можно без особых хлопот и риска взять и угнать корабль?.. Алият права: нельзя было покидать борт «Самума». Впрочем, что толку теперь жалеть!..
Плохо… Ах как плохо… Не дождавшись морской воды, Улькар в отместку расправится с Пальмовой Дорогой… И ничего уже не изменишь.
В угрюмом молчании они засыпали оба тела обжигающим руки песком и, не оглядываясь, побрели обратно. Как ни странно, но ужаса перед неотвратимостью смерти Ар-Шарлахи не ощущал. Возможно, просто еще не осознал все до конца. Кроме того, поглядывая искоса на Алият, он видел, что та усмехается чему-то - жестоко и торжествующе. И наверное, неспроста. Стало быть, есть надежда, о которой он просто не знает. Скажем, еще один разбойничий тайник - с запасами воды и провианта… Однако спросить об этом прямо Ар-Шарлахи так и не решился.
Добравшись до сухого ствола, Алият снова развернула полотно. Оторвав по краю узкую полоску, отломила пару сучков и принялась что-то довязывать. Потом аккуратно спеленала сверток и зарыла в песок, оставив кончик тряпицы зацепленным за все тот же выступ. Выпрямилась и, прищурясь, одарила уничтожающим взглядом колеблющуюся на горизонте дымную гривку - все, что осталось от «Самума».
- Вот так, - выговорила она беспощадно. - Считай, податься им теперь некуда. Как только узнают, что они с нами сделали, - конец им. Наши такого не прощают…
- Да их раньше Хаилза перехватит, - с досадой возразил Ар-Шарлахи. Собственная судьба интересовала его куда больше, нежели судьба команды «Самума». - Видишь же, к Пьяной тени ушли! Как раз в лапы досточтимому…
Алият резко повернулась к нему. Темные глаза радостно вспыхнули.
- Улькар! - выдохнула она. - Поговори с Улькаром. Пусть тоже знает…
- Машинка на корабле осталась… - напомнил он. Алият на миг лишилась дара речи, потом наконец шевельнула губами повязку, должно быть, выругавшись про себя, и отвернулась.
- Да он бы все равно к нам не успел… - виновато сказал Ар-Шарлахи.
Алият бешено взглянула через плечо, и сердце у Ар-Шарлахи упало. Он понял наконец, что ее злорадная улыбка была вызвана всего-навсего мыслью о мести.
- А что с нами?.. - разом охрипнув, спросил он и, не получив ответа, огляделся, тоскливо прищурясь. Кругом сияли белые, как кость, пески.
Ар-Шарлахи оказался прав. Идя напрямик к тени Ар-Кахирабы, утром следующего дня «Самум» сам набежал на поджидавший его караван досточтимого Хаилзы. Конечно, будь корабли Харвы на ходу, Айча бы неминуемо заметил пыль и насторожился. Но оба судна досточтимого стояли на месте вот уже вторые сутки, верховые на мачтах были внимательны и знали, куда смотреть, так что не заметить песчаную пелену, влекомую «Самумом», они просто не могли. Бунтовщикам не повезло во всем: с утра установился ровный и довольно сильный северо-западный ветер, и, когда караванный скомандовал идти навстречу, положение «Самума» стало безнадежным.
Разумеется, Айча мог бы и догадаться, что досточтимый Хаилза не собирается его атаковать, но, когда тебя берут в клещи два боевых корабля, немудрено потерять голову. Вдобавок при виде каравана разбойнички тут же обвинили во всем своего нового главаря, начисто забыв, что сами и подбивали его к бунту. Новой резни на борту «Самума» не последовало лишь благодаря стремительности, с которой досточтимый Хаилза пошел на сближение.
Сам он поначалу тоже был сбит с толку, когда «Самум» вдруг выкинул черный вымпел, моля о пощаде. Все прояснилось лишь после того, как на «Саламандру» доставили избитого в кровь Айчу, который и поведал Хаилзе, что произошло. Досточтимого от таких новостей едва не хватил удар. Нельзя сказать, чтобы он с восторгом ждал встречи с новоиспеченным караванным Ар-Шарлахи, но приказы государя, как известно, не обсуждают… Хаилза был мужественный человек и старый воин, но стоило ему помыслить о гневе Улькара, как мужество немедля покинуло караванного.
- Что значит оставили в пустыне?.. - прохрипел он, хватая Айчу за скомканное полотно на груди. Тот лишь отворачивал в ужасе лицо, разбитые губы его тряслись. - Мятежники! Дважды мятежники!.. Где? Где вы их оставили?..
Айча сказал. Досточтимый кинулся к карте, вгляделся и издал стон. Шарлах вместе со своей женщиной (впрочем, она-то Хаилзу интересовала меньше всего) вот уже день как мертвы. Пустыня убивает быстро. Тем более - в полдень.
- Вода… - каркнул он, вскидывая выкаченные, в кровавых прожилках глаза. - Вода - с вами?..
- Да, досточтимый… - торопливо и невнятно ответил Айча.
Хаилза задумался. Сердце так и подталкивало караванного сделать очередную искреннюю глупость, а именно - казнить бунтовщиков (дважды бунтовщиков!) на месте и идти с водой в Харву. Но это была бы его последняя искренняя глупость. Позавчера он получил послание от племянника, досточтимого Альраза, в котором тот прямо сообщал, насколько все серьезно, и, зная нрав дядюшки, заклинал доставить Шарлаха в Харву целым и невредимым.
Спуститься к югу и отыскать оба трупа?.. Еще неизвестно, удастся ли их найти. Брошенные в пустыне всегда пытаются выбраться и спастись, даже если сознают всю бессмысленность этой попытки… Да и вряд ли труп будет полноценной заменой живому разбойнику.
Брезгливым жестом досточтимый велел увести мерзавца и вновь развернул послание Альраза. Да, судя по всему, племянничек и сам был сильно встревожен… И к чему, например, вот этот намек? «Мы настолько ничтожны перед ликом непостижимого и бессмертного, что мало чем отличаемся друг от друга». Иными словами, у государя плохая память на лица. АУлькар виделся с Шарлахом (пишет племянник) всего один раз, и разбойник при этом повязки так и не снял…
Досточтимый Хаилза хлопнул в ладоши, и дверь приоткрылась.
- Привести сюда этого… из трюма… -недовольно приказал караванный.
Вскоре, бренча легкой стальной цепью, ввели пленника. Тот был по обыкновению хмур. Не глянув даже на досточтимого, уставился куда-то в угол. Обижался.
Мановением руки Хаилза отпустил стражу. Встал, подошел безбоязненно вплотную, пристально всмотрелся.
- Дорога ли тебе жизнь, почтеннейший? - негромко осведомился он наконец.
Разбойник моргнул и уставился на караванного. Снова обиделся, отвел глаза, потом еле заметно кивнул.
- Вот и отлично, - все тем же тихим, напряженным голосом продолжал Хаилза. - Тогда слушай меня внимательно. Сейчас мы идем в Харву. Там ты предстанешь перед государем. Как тебе при нем надлежит себя вести, я объясню. Но, главное, запомни: ты - Шарлах.
Детина вскинулся и воззрился на караванного злобно и недоверчиво:
- А я и есть Шарлах!
- Вот и отлично, - глядя ему в глаза, тихо повторил Хаилза.
Глава 40
СОРОК ДНЕЙ БЕССМЕРТИЯ
Ему уже несколько раз казалось, когда они выбирались на гребень очередного бархана, что на колеблющемся горизонте прорисовалась блеклая серо-зеленая полоска - стелющиеся над песками заросли корявых, скудно оперенных узкой листвой стволов. Пусть зыбкая, но все-таки тень, а если повезет, то и вода… Колодец… Однако полоска пропадала, помаячив малое время. То ли просто померещилась от зноя, то ли это был мираж. Алият и Ар-Шарлахи брели молча, загребая песок и через силу процеживая раскаленный воздух сквозь ткань повязок. Они знали, что к вечеру солнце все рав