Как это сделать? Действительно ввести в дивизии кавалерийские полки? Так мы потеряем сильное подвижное «кавалерийское крыло». Мне очень этого не хотелось.
— А может нам сделать так: во-первых, добавляем в каждую дивизию ещё по два эскадрона. Так на каждый пехотный полк будет приходиться по эскадрону. Но, по необходимости мы будем забирать эти эскадроны у пехоты и собирать их в полки, создавая таким образом сводные кавалерийские дивизии.
Предложение было принято.
— Также для усиления пехоты — взял слово Бонапарт — надобно ввести в ее состав полковую артиллерию. Раз французы наступают глубокими колоннами — надо валить их ядрами, что пробивают по двадцать рядов!
— Передайте пехоте трофейные шестифунтовые пушки: по батарее в каждую дивизию. — предложил Суворов. — У нас уже достаточно четверть — и полупудовых единорогов, для того чтобы насытить нашу полевую артиллерию современными орудиями. Кроме того, надо пополнить нашу конную артиллерию. В Пруссии и Вюртемберге много прекрасных конных заводов, где можно приобрести и верховых, и артиллерийских лошадей.
— Согласен! — кивнул я. — Прежде всего, надо усилить нашу конную артиллерию, а, во-вторых — пополнить ряды кирасиров и улан. Также надобно немедленно пополнить запасы колючей проволоки, так хорошо показавшей себя в прошлую войну, электрозапалов и фугасов.
— Но как мы будем противодействовать вражеской артиллерии? — тотчас спросил артиллерист Бонапарт. Я уже думал над этим вопросом, и имел по этому поводу некоторые идеи.
— Надо, во-первых, применять против нее нашу шрапнель. Удачный разрыв шрапнельной гранаты способен поразить расчёт вражеской батареи, сделав ее небоеспособной.Также хорошо должны работать против вражеской артиллерии разрывные удлиненные гранаты. Надобно также практиковать разработанные ранее для крепостной и осадной артиллерии методу стрельбы с закрытых позиций, с корректировкой по телеграфу. У нас есть несколько батарей, умеющих это делать — надобно пустить их в дело!
— Ваше величество, но это осадные батареи, их орудия очень тяжелы и неповоротливы, и вовсе неприменимы в полевых сражениях!
— Так дайте им более лёгкие орудия! Кроме того, что у нас с полевыми ракетными установками?
— Пока — лишь одна экспериментальная батарея, Ваше Величество — сообщил Толь, чьей памяти можно было лишь позавидовать.
— Незамедлительно снимайте установки с наших кораблей и ставьте на лафеты! — немедленно распорядился я. — И расчёты тоже укомплектуйте из корабельных экипажей!
— Право же, Ваше Величество, — взял слово фельдмаршал Калькрейт — стоит ли идти на такие жертвы? Я бы не стал предавать этим якобинцам слишком уж большой роли и значения! Французские военачальники, как известно, сделали себе имя на войнах с австрийцами. Но всем прекрасно известно, что войска императора Франца никогда не отличались ни умениями, ни мужеством. Они бежали даже от турок! Полагаю, мы с французами начнём разговаривать совсем другим языком!
— Не стоит предаваться иллюзиям! — тотчас же возразил Александр Васильевич. — Австрийцы — совсем не мальчики для битья. Слабые, трусливые, совсем неспособные — не создают империй! Не стоит свысока относиться к австрийцам только лишь оттого, что они потерпели несколько поражений. Они не трусы и не бестолочи — нет. Просто они столкнулись с очень сильными, и к тому же — «неудобными» им врагами! Нет, господа, не стоит думать, что Франция — это страна-выскочка, чьи успехи на поле боя случайны. Это очень сильные войска, сказавшие новое слово и в стратегии, и в тактике, и нам, чтобы одолеть их, надобно тоже придумать что-то новое! У нас есть, конечно, кое-какие технические новинки, но в целом пока их мало.
Под конец обсудили изменения нашей пехотной тактики. Все пришли к выводу, что надо усиливать такую разновидность пехоты, как гренадеры: в каждый батальон решили ввести войска, вооруженные гранатами. Гренадеры должны будут кидать гранаты через ряды собственной пехоты: для этого они должны идти в разреженных порядках в промежутке между третьей и четвёртой шеренгами войск. Первые четыре шеренги будут вести ружейный огонь, а через их головы будут кидать гранаты. Так наша пехота могла бы получить огневое превосходство над многочисленными французскими бригадами.
Однако выяснилось, что гранаты с чугунными корпусами для такой тактики не подходят! Дело в том, что при разрыва они дают слишком дальнобойные осколки, которые поражают в том числе и наши войска.
К счастью, оказалось, что генерал Бонапарт еще по опыту своей службы на Артиллерийском луге под Охтой знает решение этой проблемы:
— Делайте гранатные корпуса из стекла! Стеклянные осколки полетят не так далеко.А в качестве наполнителя подойдет бертолетова соль или селитра, пропитанная нефтью.
— Но куда же девать готовые гранаты с чугунными корпусами?
Тут меня осенило:
— Приделайте к ним деревянный хвост и выстреливайте их из ружейных стволов.
Так и сделали. Ручные чугунные гранаты переделали в ружейные. Запал остался прежний — терочный, но он теперь чтобы он сработал, кольцо зацеплялось перед выстрелом за мушку.Такие гранаты летели дальше — на 70–100 метров, и таким образом, взрывались так, что не поражали уже осколками наших пехотинцев. Теперь передние ряды вели ружейную перестрелку, а задние — выбрасывали ружейные гранаты. Так мы добились мощнейшего огневого воздействия на врага. Конечно, такая система не сработала бы против австрийцев или пруссаков, сражавшихся тонкими линиями, но зато прекрасно подействовала бы на французов с их глубокими батальонными колоннами.
Должна подействовать.
Совещание закончилось. Генералы, переговариваясь, разошлись по своим штабам и квартирам, и лишь Александр Васильевич остался со мною.
— Саша, друг мой, скажи — отчего ты не дал мне никакого назначения? Испытующе глядя мне прямо в глаза, с укором спросил тесть. — Ты ежели думаешь, что я нездоров, то брось скорее эти мысли! Я уж давно поправился.
— Александр Васильевич, что вы думаете про генерала Бонапарта? — не отвечая прямо, спросил его я.
Тень беспокойства отчётливо промелькнула в голубых глазах Суворова.
— Знатный полководец, хорошо командовал под Ружанами, да и в прочих битвах не сплоховал. Хорошо знает дело, трудолюбив, вверенные войска изучает вплоть до йоты. Однакож, есть у него недостаток: слишком самолюбив, и не любит выдвигать людей. У него даже самые лучшие генералы — на положении статистов. Сам воевать умеет, а других не хочет научить! — с ноткой осуждения произнёс Александр Васильевич.
— Вот! Вот в том-то и дело. А мне — да что «мне», России прежде всего — надо вырастить много добрых военачальников. Молодых, инициативных, грамотных. А то как получится — вы на покой скоро захотите, внуков нянчить, а Бонапарта, (не дай бог конечно) в любой момент может ядром убить, или он, скажем, от холеры помрёт — и что у нас останется? Нет, надо срочно, пока идёт война с первоклассным противником, готовить новых, толковых военачальников, что на долгие годы вперед будут руководить нашими войсками. И вот это-то я вам и поручаю! Вы назначаетесь моим спецпредставителем, с полномочиями заместителя Верховного главнокомандующего. А ко всем делам военного управления добавляется также кадровая задача: присмотреться и выучить лучших наших майоров, подполковников, бригадиров, генералов, составить на них досье — кто чего стоит, какие у них сильные и слабые стороны, чего от них ждать, куда применить… В общем, вы не соскучитесь!
Глава 4
Большая тёмно-коричневая карета, горделиво украшенная гербом в виде черного орла и переплетенными вензелями прусской королевской четы, быстро катилась по мощёному мелким щебнем шоссе, ведущему из Берлина в Эрфурт. С первого взгляда любой сколько-нибудь разбирающееся в деле человек непременно признал бы в этой карете первоклассный экипаж. Однако многочисленные царапины и потёртости неопровержимо свидетельствовали, что карета видала лучшие времена, а слой дорожной грязи, покрывавшей её кузов почти до окошек, наглядно демонстрировал, что экипаж проделал долгий и тяжелый путь.
Внутри нее находилось две молодых привлекательных женщины, мужчина средних лет и пожилая дама. Вслед за каретой шёл на рысях эскадрон гвардейского кавалергардского полка, от топота гигантских коней которого, казалось, содрогалась сама земля.
— Скажи мне, Тереза — взглянув в окно, произнесла одна из молодых дам — Не находишь ли ты, что всё вокруг выглядит необычайно печальным? Казалось бы — это всё та же Померания, какой я знаю и люблю ее с давних пор; и всё же, как будто тень печали и тревоги легла на эти чудесные поля, склоны холмов и ручьи!
— Я думаю, ты права, Луиза! С тех пор как ваше прекрасное королевство разрушено, весь Восток Германии кажется мне каким-то… потерянным! — отвечала Тереза.
— Вашему Величеству и Вашему Высочеству только лишь кажется так, — не согласилась с ними пожилая дама. — Личное горе ваших династий застилает вам разум, а на самом деле бюргером глубоко безразличны страдания венценосных особ!
— Увы, баронесса, вы как всегда, правы, и глубине души я не могу не признать этого! — отвечала Луиза. — И всё же, как горестно видеть всё вокруг под властью чужеземцев!
— Не думайте об этом Ваше Величество! Сегодня это единственный рецепт, могущий почитаться действенным! — отвечал ей господин, благообразная физиономия которого при этом изобразила сострадание.
— Ах, видит Бог, я была бы рада хоть на мгновение оставить эти мысли. Не стоит мне лишь обратить голову назад и увидеть наш конвой, как они возвращаются снова и снова!
Вдруг карета замедлила ход, а затем и вовсе остановилась.
— Что случилось? — высунувшись в окно кареты, спросил господин у пожилого, одетого в потёртую прусскую ливрею кучера.
— Впереди отряд солдат, они загораживают путь! — разведя руками, отвечал тот.
— Господи! И никто не заботился о том, чтобы выслать вперёд форейторов, расчищающих дорогу? О да! Я слышала, что в России во всех делах царит свойственный этому народу беспорядок, но никак не ожидала что он так быстро придёт и к нам тоже! — сварливо заявила баронесса фон Фосс.