— Екатерина Романовна, — пристал я к ней, улучив момент, — всё вас никак не выловлю на предмет нашего совместного визита в Академию!
— Да я вам вроде бы всё рассказала, Ваше Высочество! Что же вы ещё ищите там?
— Вы меня просто по имени-отчеству называйте, или даже просто по имени. Тут дело вот в чём: надо бы наладить нам химическую опытную лабораторию на постоянной основе. Очень хочется знать, как бы поставить дело так, чтобы в ней проходило не только обучение школяров, но и развитие химической науки!
— Как в Париже, у месье Лавуазье?
— Лучше! Чтобы лучше всё было, чем даже у Лавуазье.
Графиня тут как-то досадливо вздохнула.
— Александр Павлович, да разве же я против? Тут средства надобны, а их недостаток. С каждым годом всё дорожает, профессора плачутся о недостаточности жалования, до лабораторий ли тут? Мы с обучением еле-еле справляемся, куда там ещё и опытовые работы?
— Ну так, а зачем тогда обучение? Вот, выучился у вас химии некий молодой дворянин — и что? Раз научных заведений никаких нет, пойдёт он в армию, и будет на бивуаках хвататься, что обучен наукам. А толку? Всё это его обучение пропадёт втуне — убьют его на войне, да и все дела. Надо, чтобы лицо, обученное и склонное к наукам, науками и занималось! Нужны химические лаборатории, да и не одна. И студентов — сразу туда!
— Фантазер вы, Александр Павлович! На то нужны деньги немалые, нам таких не выделяют.
— Ну, про деньги попытаюсь я проведать. Поговорю при случае и с Александром Романовичем, и с Григорием Алексеевичем, пока он не уехал обратно к армии. А пока давайте сделаем, что сможем, на существующей Ломоносовской лаборатории.
— Извольте, можно проехать туда в любое время. Только надобно предупредить Соколова, чтобы у него в тот день не было студентов!
Вскоре мы в экипаже графини ехали на Васильевский остров. Александр Яковлевич не решился отпустить меня одного, и поехал с нами.
Экипаж графини оказался довольно скромной венской каретой, сильно покоцанной в предыдущих поездках и опасно кренящейся на поворотах.
— Не в обиду вам будет сказано, Екатерина Романовна, но вам надобно уже починить экипаж! — самым деликатным тоном заметил Протасов.
— Ах, Александр Яковлевич, Никто ведь не знает, а я экономлю на всём! Ведь вы, должно быть, думаете, что я богата, когда это совершенно не так! Весь свет так считает; а ведь поместье гетмана Огинского, пожалованное мне императрицею, в действительности существует только на бумаге!
— Как же это может быть? — поразился я.
— Просто, Александр Павлович, вершители суде́б редко вникают в подробности дела. Государынею императрицею мне даровано было поместье изменника гетмана Огинского. Оно, конечно, обширно чрезвычайно, и гетман был сказочно богат; но люди готовившие указ, не учли, что большая часть его владений по-прежнему находится в Польше, за границей! Конечно, русские указы там недействительны, и мне достались самые крохи. Притом, владение его было страшно разорено — лишь каждый пятый двор имел корову, и только каждый десятый — лошадь! Нищета крестьян — сверх всякого разумения; Огинские держали их в положении хуже скота. Мне за свои деньги пришлось всё поправлять, и теперь я крайне бедна, когда все считают меня богатой!
Тем временем мы подъехали к уже знакомому мне зданию лаборатории. Профессор Соколов с двумя помощниками ждал нас у входа.
— Добрый день, господин профессор! Сегодня позвольте дать вам задание для исследований! Я знаю, что возможности лаборатории невелики, и времени у вас тоже немного, но думаю, что дело будет вам посильно.
Я давно хотел озадачить кого-то на предмет нитроглицерина. Сам я про эту штуку имел довольно смутное представление, да и то в виде рецепта из «Таинственного острова» Жюля Верна, намертво впитавшегося в юную память. Помнится, меня тогда поразила его простота: глицерин и азотная кислота, а на выходе — взрывчатое вещество, что в десять раз сильнее пороха!
Но, оказалось всё не так просто. Если с глицерином мы более-менее разобрались, то вот с кислотой вдруг возникла проблема. Профессор не знал, что такое «азотная кислота»! Более того, он не знал, что такое «азот»!!!
— Ну а какие кислоты у вас в обиходе? — с надеждою спросил я.
— Купоросная кислота, крепкая водка, непременная водка, царская водка, летучая серная кислота, постоянная серная кислота, селитряная кислота, соленокислая магнезия, сернокислая сода, уксуснокислая ртуть…
Мне все эти термины, кроме «водки» и «серной кислоты», ни о чём не говорили. И как тут работать? Я и так-то в этой химии не силён, а тут ещё и бардак в названиях. Вот что из перечисленного является азотною кислотою? Ужас!
Соколов с сочувствием наблюдал за моими попытками хоть в чём-то разобраться.
— Да, Ваше Высочество, есть у химиков сейчас такое затруднение. При переводе иностранных трудов мы, не находя подходящих русских слов, вынуждены выдумывать их сами. Оттого в терминах страшный разнобой; и не только у нас, а и по всей Европе такое происходит.
— Я слышал, что господин Лавуазье как раз не так давно решил все термины привести к одним основам — заметил один из помощников Соколова.
— Вот дельный человек! Его бы к нам, сюда…
— Сомнительно, что столь именитый учёный, возглавляющий не один год Парижскую Академию наук, имеющий образцовую лабораторию и огромные доходы с откупов, решит вдруг поехать в нашу страну, даже если императрица передаст ему мой пост! — резонно заметила графиня Дашкова.
— Ну, хотя бы получить его труды… Но, давайте вернёмся к кислоте. Надобно найти нужную кислоту и применить ее к глицерину!
— А каковы её свойства? — спросил Соколов.
Не знаю я, какие у неё свойства. Вроде бы, похожа она на серную, но не серная.
— Профессор, давайте пробовать все кислоты! Вопрос важный, можно уделить ему и побольше времени!
Уходил я из лаборатории несколько сконфуженный. Пожалуй, напрогрессорствую я вам тут…
У выхода стайка студентов уже ожидала начала занятий. Проходя мимо, я вдруг заметил знакомое лицо.
— Постойте-ка… Я вас, кажется, где-то видел!
— Так и есть, Ваше Высочество. Я паж из Зимнего дворца, Федор Рябцов.
— А, как же, помню. А тут что делаешь?
— Да вот, милостью ея сиятельства графини Дашковой смог получить место в гимназии. Обучаюся теперь наукам!
— Ну замечательно. Всё лучше, чем двери во дворце открывать-закрывать. Может, хоть ты когда-нибудь разберешься, что такое азотная кислота!
— Да мне и сейчас это ведомо…
— ???
— Последним выпуском «Журналь де сева»[13] была статья академика Лавуазье. Там дана новейшая классификация химических элементов! Есть там азот, сиречь «безжизненный», и много иных новых слов!
— Вот тебе раз! Господа, очень советую незамедлительно с ней ознакомиться. И представить профессору Соколову азотную кислоту в самом ея концентрированном виде! Срочно!
Всё это было замечательно, но нужны были деньги. С бабушкой разговаривать было бесполезно — все мысли она обращала сейчас на боевые действия, и её можно было понять. Шуточное ли дело — война на два фронта, да ещё и так близко к столице!
Воронцов тоже высказался о наших финансовых перспективах крайне скептически.
— Теперь денег вообще не будет. И так-то война стоит тридцать миллионов в год. А тут ещё и Светлейший князь пожаловал. Раз Потёмкин в столице — всё, пиши «пропало». Он вечно на себя все средства перетягивает!
Александр Романович страшно не любил Потёмкина, считал, что тот решительно всё делает не так, и вообще, обходится стране слишком дорого. Признаться, я был с ним во многом согласен — светлейший князь сорил деньгами с неимоверною силой и скоростью. Но, так или иначе, надо бы посетить Его Светлость.
Князь в это время пребывал в своём Аничковом дворце. Я решил съездить туда поутру, до занятий. Как водится, в приёмной его толпился народ самого разного чина и звания — и военные, и чиновники, и партикулярные лица. Среди них я узнал принца Нассау-Зиген и графа Де-Дама, ожидавших приёма в компании сонма расфуфыренных дворян из Испании, Пьемонта и Тосканы. За ними толпился целый хвост азиатских представителей: легион киргизов, турок, черкесов, татар. Где-то среди них тусовался низложенный турецкий султан, вероотступник-паша, персидские послы и какой-то македонский инженер. Ладно хоть статус Великого князя обеспечил мне безусловное первенство — а то иные ждали тут до вечера, а бывает, и не по одному дню!
Князь принял меня прямо в постели. Тут это обычное дело, а иной раз принимают посетителей даже в ванной. Известного революционера Марата именно там и зарезала Шарлотта Корде… ну, точнее, ещё непременно зарежет.
Присев на край кровати Потёмкина со стороны его зрячего глаза, я изложил суть проблемы.
— Князь, я страшно благодарен вам, что поддержали мои хлопоты по внедрению в стране паровых машин. Но дело то затратное, и именно сейчас предстоит очень много новых расходов. Надо расширять производство, надобно сделать лаборатории по химии и электричеству; а ещё у нас тут начинает работать Технический центр, где выдумываются разного рода полезные механизмы. И на всё нужны средства! Решительно никто не желает работать бесплатно Призна́юсь вам, потребные суммы оказались заметно выше, чем я ранее предполагал. Мне же больших средств не выделяют, полагая всё это более малолетними шалостями, чем неотложным и важным делом.
Потёмкин приподнялся на кровати, и камердинер тотчас же подал ему вскрытую бутылку кислых щей.
— Ах, Александр Павлович, — наконец, произнес князь, осушив предварительно её до дна — сколько же разом ты на себя берешь! А ещё меня ругаешь, что всё, мол, начинаю, и ничего не кончаю!
— Ну так у вас же и нахватался! — неловко парировал я.
— Ладно, слушай. В нашем государстве прямым порядком ничего толком не сделаешь, всё надо с заковыркой да из-под выверта. Я, бывает, певчих финансирую из полковой казны, а шпионам деньги даю из богоугодных заведений. Крутиться надобно, вертеться, вот что! Алпатыч, зови портняжку!