— К тому же, — добавил Бёрд, — картечь нужна для защиты морских крепостей от вражеского десанта. Даже крепостные ружья стреляют орудийной картечью!
Услышав про это, я обомлел: быстрая и острая мысль как будто осенила меня.
— А подскажите мне, Карл Николаевич, нельзя ли и пули для обычных ружей лить из чугуна?
— Отчего же нельзя? Вполне возможно; та же пуля, только малого диаметра… Мы бы могли наладить производство, как полагаете? — обратился Бёрд к Гаскойну.
Тот задумчиво выпятил губы, пожевал ими, будто бы пробуя идею на зуб.
— Нужны опыты, Чарли. Трудно сказать наверняка, но сугубой проблемы я тут не вижу!
— Так давайте займёмся этим! — с воодушевлением воскликнул я. — Мы закупаем свинец за границей, а ведь это и ненадёжно, и накладно! К тому же свинец в полку своровать могут, а эти чугунные шарики никому не нужны!
— Ваше высочество обеспечит нам контракт? — будто бы в шутку спросил Гаскойн.
— Карл Карлович, ну вы же меня знаете! Контракт будет, клянусь бабушкой! Вы, главное, сделайте образцы, а уж я их Потёмкину преподнесу с пристойным комментарием. Но только быстрее!
Возвращение обратно было совсем иным. Свежий попутный ветер наполнил паруса, снасти заскрипели, и яхта ходко побежала обратно к устью Невы.
— А можно залезть на мачту? — начал проситься Курносов.
— Опасно, Ваше Высочество! — всполошился Сакен.
— Они же лазят! А я чего, дурак, что ли? Да не упаду я! — настаивал Костик, показывая на юнгу в аккуратном костюмчике, с вида не более 12-ти лет от роду.
— Я отвечаю за вас перед Ея величеством!
— Да говорю же, что не упаду! Ну Карл Иванович!
Между тем мне и самому интересно стало подняться на марс и рею.
— Давайте нас обвяжут линьком, а крепкие матросы будут страховать снизу! — предложил я.
Сакен с Протасовым переглянулись
— Всё же, Государыня Императрица желали развивать в них смелость характера, — наконец сдался Сакен, — должно, они одобрили бы сие любознательное стремление!
Не успев подняться и на три сажени, я уже пожалел, что ввязался в эту затею. Страшная оказалась не сама высота, а то, что мачта сильно раскачивалась туда-сюда, ощутимо гуляя под порывами ветра и мотая матросов из стороны в сторону. Зато, когда я оказался в вороньем гнезде, увидев новые, позолоченные закатным солнцем бескрайние горизонты, сразу забыл и заботы и страхи. Трудно сравнить с чем-то ощущение, что сама природа несёт тебя к цели!
В общем, вернулся я в Петергоф в самом лучшем расположении духа. А здесь меня ждал сюрприз: от графа Орлова прибыл давно ожидавшийся презент. Лошадь!
Великолепная трёхлетка, серая, в мелких белых яблоках, с тонкими длинными бабками и крутым крупом, небольшая сухопарая голова, изящно посаженная на длинной, круто выгнутой лебединой шее. Дворцовые конюхи и берейторы, собравшись вокруг, восхищённо пожирали её глазами. Мечта!
Костя, конечно, страшно огорчился, что такую лошадку прислали мне одному. Пришлось утешать его, обещая что-то в неопределенном будущем. Впрочем, поскольку учить нас верховой езде всегда планировали вместе, ему сразу же выделили смирную вороную кобылу из конюшенного ведомства. За нами закрепили пару берейторов, а отвечать за обучение поставили Петю Салтыкова. Наступающее лето обещало быть великолепным!
Глава 32
7-го июля, когда Де Ла-Гарп отпустил нас с Курносовым с занятий, я заметил, что взрослые во дворце чем-то встревожены. За обедом Александр Яковлевич и Карл Иванович, сидя за соседним к нам столом, что-то оживлённо обсуждали.
— Невероятно… Мыслимое ли дело, мятеж супротив королевской власти….
— Я вам, Карл Иванович, так скажу — если потакать безбожникам и вольнодумцам, вольтерьянцам и деистам, так не то ещё будет…
Оказалось, до Петербурга дошли вести о штурме Бастилии.
То, что в этой стране назревает бардак, известно было давно. Гигантский бюджетный дефицит, возникший в последнюю войну с англичанами, при всех стараниях королевских министров так и не удалось покрыть. Страшная слабость монархии проявилась вовне, когда Франция не смогла защитить свои интересы в Нидерландах, полностью уступив англичанам и пруссакам. Ассамблея нотаблей, прошедшая еще в прошлом году, не смогла найти ни новых источников доходов, ни способа сокращения расходов французской казны. Но когда дело дошло до боевых действий в центре Парижа, всем стало понятно, — это не просто кризис, а нечто, похожее на революцию!
Екатерина была встревожена, но не подавала вида. Она всю вину на нестроение возлагала на слабохарактерного французского монарха. В прогулку нашу по аллеям Царскосельского дворца, как речь зашла про взятие Бастилии, она так оценила ситуацию там:
— Куда смотрит король Людовик? Им управляют, кто хочет, — сперва Бретейль, из партии королевской, потом принц Конде и граф Д'Артуа и, наконец, Лафайетт, уговоривший его идти в Собрание Депутатов! — имея в виду, что король, не зная, на какую силу опереться, сам заигрывает с радикальными депутатами.
— Тогда, может, будет лучше, если там будет республика! — нахально произнёс я, пользуясь правом юного возраста нести всякий вздор.
— Господин Александр, вы решили нас скандализировать? Что такое эта ваша «республика»? Ну как можно сапожникам править делами?
— Но была же успешная Римская республика…
— Вздор! Может, в древности было и так, а теперь всё по-другому. Я никогда ещё не видела, чтобы из сеймов или чего-то подобного выходило хоть что-то путное. Посмотри хоть на Польшу: до чего довели их эти самые «вольности»!
— Ну, однако же, если не трогать древние примеры, то Венецианская республика успешно существовала долгие годы!
— Сие крохотное государство совсем не похоже на Францию. Лучше бы французам одуматься и оставить короля в покое, а королю лучше бы оставить Версаль и укрыться в надёжной крепости, рядом с верными ему войсками! Иначе 1200-головая гидра сожрёт и его, и всю Францию!
Мнение Екатерины было понятно и предсказуемо. Она прямо заявляла, что презирает любые народные движения. Для меня же гораздо интереснее было, какое мнение о революции выскажет швейцарец Де Ла-Гарп. И при первом подходящем случае я спросил своего преподавателя:
— Мосье Фредерик, что вы думаете о происходящем во Франции?
Ещё не закончив вопроса, я уже понял, что Де Ла-Гарпу он, не то чтобы не нравится, но… неудобен, что ли. Для небогатого учителя отвечать на него откровенно было бы очень неосторожно, а кривить душою Де Ла Гарп не любил.
— Как уже неоднократно замечено виднейшими мыслителями современности, восстание против тиранической власти — неотъемлемое право человека, и, хоть и вынужденно, угнетенные время от времени к этому праву прибегают.
— Но как же так, король Людовик пятнадцать лет тираном не был, а вот теперь вдруг стал им?
Де Ла Гарп отрицательно покачал головой.
— Тираном был еще Людовик Четырнадцатый, совершенно раздавивший даже права дворянства. А то, что народ восстал именно теперь, означает лишь, что чаша, так долго копившаяся, наконец, переполнилась.
— И что же нужно сделать, чтобы не переполнить чашу? Или же, наоборот, чего не делать? Что посоветуете предпринять будущему тирану?
Ла Гарп едва заметно улыбнулся.
— Уважать права и соблюдать интересы подданных, конечно же!
— Ну, это всё общие фразы. Что надобно делать конкретно?
— На все случаи нельзя записать рецепта, Ваше высочество. Каждый из них заслуживает своего рассмотрения!
— Ну, ладно, допустим. Вот, скажем, наша государыня, как полагаете, кто? Она тиран, или нет?
От такого провокационного вопроса Ла-Гарп аж покраснел.
— Конечно, ответ тут отрицательный. Все видят, как заботится о подданных Её Величество императрица! Никогда ещё права и достоинство их не поднимались на такую высоту!
— Однако пятнадцать лет назад у нас было большое восстание, должно быть, вы слышали о нём? И восставшие наверняка считали императрицу тираном, а себя «защитниками прав».
— Ваше высочество, прошу вас, не уподобляйте движение диких народных масс благородному порыву, охватившему лучших представителей просвещенного европейского народа!
— Знаете, Фредерик, я сильно сомневаюсь, что толпа санкюлотов, штурмовавшая Бастилию и носившая головы королевских советников на концах своих пик, очень уж сильно отличалась от «диких народных масс». И как вы думаете, чем всё кончится?
— Это невозможно сейчас предсказать. Боюсь, мы накануне грозных событий, от которых содрогнётся Европа!
— Ну, король Англии в аналогичной ситуации потерял голову, но, кажется, стране этой сие пошло только на пользу. Но, всё же, давайте «вернёмся к нашим баранам». Как бы вы рекомендовали вести себя русскому императору, чтобы не стать тираном и привести подданных к процветанию и счастью?
— Наблюдая страну вашу, — осторожно начал Ла-Гарп, — я понял, что здесь, как нигде более, нужно правительству облагодетельствовать подданных, действуя по своему разумению, потому как подданные здесь своего мнения отнюдь не имеют. И потому не следует слагать с себя самодержавной власти, пока не будут достигнуты все цели, правительством полагаемые! Иначе никакие виды и планы не будут достигнуты; подобно сие преодолению бездонной пропасти в два прыжка!
— Ну, то есть надобно подданных облагодетельствовать помимо их воли и желания, так, что ли, мосье Фредерик?
— К сожалению, иного пути я не вижу! Ваши дворяне, да и все прочие сословия, слишком далеки от понимания верных путей развития общественной жизни. Если дать им власть что-то решать, Россия провалится вновь в допетровскую тьму. Самый пресвященный человек у вас — монарх; так пусть же ведет народ свой, как, в былые годы, делывал то Моисей!
— А мне представляется это совсем неправильным. Представьте, что надели на лошадь шоры, и начали скакать на ней через пропасть, искусством наездника давая понять, когда ей прыгать. Если потом сядет менее искусный в управлении лошадью, то, пожалуй, свалится в пропасть. Опять же, люди, не знаючи, куда идти, легко будут сбиты с толку. Придёт неумный, пустой монарх, и окажется в плену хитроумных, корыстных министров. Народ, видя такое, начнёт распространять в своей среде всякие глупые суеверия, в фантазиях своих придавая им достоверности; под их влиянием призовёт нового Пугачёва. Нет, надобно изловчиться и дать сразу и права, и свободы, и процветание, и чтобы лошадь притом от счастия нежданного не околела!