Я бы ей поверил и согласился, но уже понимал смысл их поз. А поза у неё была — «всё кончено».
— Нет уж, — говорю. — Давай-ка, рассказывай, что тебя печалит.
Она подняла на меня очи, прекрасные, с золотым сиянием в глубокой черноте, и говорит:
— Я никогда не смогу произвести на свет своих девочек. Потому что для этого нужен живой Посредник. Ты ведь уже это понял, да?
— Как же так? — говорю.
— Так устроен мой народ, — отвечает. Медленно, тихо — не пение, а рыдание. — Они будут дремать внутри меня и ждать своего часа ещё некоторое время… а потом уснут навсегда. И будут похоронены во мне, пока я жива.
Так это было сказано, ребята, что меня в сердце кольнуло.
— Ну нет, — говорю. — Так дело не пойдёт. Мы с тобой полетим к Чиеоле — и я… я придумаю что-нибудь, вот увидишь. Потому что нельзя не дать дитю ни одного шанса на жизнь. Мы же с тобой — разумные существа, да?
Тогда Гелиора впервые прислонилась ко мне и прижала мою руку к своей груди — плоской, да, они же не млекопитающие, но я слышал, как билось её сердце. Как у человека — может, чуть быстрее.
— Хорошо, — говорит, — милый капитан. Выживем все вместе — или умрём все вместе. Ты умеешь делать так, чтобы было не страшно.
Так я решил, что всё устрою непременно. Мейнец я или нет, в конце концов?
Первым делом мне надо было узнать частоту чиолийской космической связи.
Я думал, это окажется непростым делом, потому что Гелиора образование получила чисто женское — биохимик, воспитательница, детский доктор — и откуда ей знать такие технические подробности. Ошибся.
У неё младший муж был — оператор связи высокого класса. А у неё была прекрасная память. И Гелиора вспомнила для меня и стандартную частоту, и аварийную, и даже — частоту космического патруля Чиеолы. И мы что сделали: мы вышли из «прыжка» на большом расстоянии от планеты, даже не заходя в планетную систему, я лёг в дрейф — и запустил передатчик на частоте перехвата.
А сообщение надиктовала Гелиора.
«Доблестный воин, защитник мира! Это я — воспитательница с погибшей станции на Матери Металла -18. Со мной человек, который спас жизнь мне и моим будущим детям. Пожалуйста, не уничтожай этот звездолёт — мы ждём сеанса связи».
И этот призыв мы повторили раз сто, и я чувствовал всей шкурой, что нас уже давно засекли, и моя система слежения уже зафиксировала несколько прямо-таки сияющих точек в окружающем пространстве. Тысячах в ста километров, никак не более. Нас вели местные патрульные, но никто не торопился отвечать.
И я воображал, как суровый чиеолиец с иссиня-чёрными бакенбардами-ощущалами, глядя в оптику и барабаня по пульту четырёхпалой конечностью, мрачно щебечет: «Мало того, что эти сволочи нападают на наших мирных геологов, они ещё и голоса наших женщин подделывать навострились!» И что — я бы на его месте сам так и подумал.
И, наверное, какое-нибудь начальство приказывало суровому оператору подстраховаться и уничтожить мои крылья к трёпаной матери. А оператор, лаская взглядом тумблеры запуска ракет, возражал, что голос, всё-таки, женский, и нет пока определённых данных о нашей истинной цели.
Мол, у него пока рука не поднимается.
А мы ждали и гадали, чего в чиеолийцах больше: рационального мышления или того, другого. Того самого, что заставляет рисковать, когда речь идёт о своих — даже вопреки здравому смыслу.
Оказалось — больше того, другого.
Но когда рядом в физический космос вываливается пятёрка патрульных, вооружённых до зубов, тяжело дрейфовать и не рыпаться. Никогда до этого я не делал то, что все патрульные Вселенной требуют от мейнцев — не выходил с поднятыми лапками.
И больше не собираюсь. Когда тебя держат на прицеле — неприятно себя чувствуешь.
Ну так вот.
Оказалось, что чиеолийцы мужского пола не щебечут. Что они… ну как сказать? Издают такой гортанный клёкот, как хищные птицы. Но именно такого сурового типа, как представлялось, правда, бакенбарды у него были, скорее, фиолетовые, я на мониторе связи и увидел.
И он заклекотал, как ястреб:
— Следуйте за нами. Идём на наблюдательную станцию.
— Иду, — говорю. — Смотри, вот — ваша женщина.
Гелиора хотела что-то сказать, но патрульный её прервал — я отметил, что прервал, в общем, вежливо:
— Прости, женщина. Побеседуем на нашем борту.
А у чиеолийцев, если верить дешифратору, обращение «женщина» имеет вовсе не тот смысл, что на Мейне — «эй, тёлка!» На Чиеоле оно звучит, как титул. Причём — почётный. Причём — не как «мадам» или «леди», в смысле — важная особа, а почётно, что женщина как факт. То есть, писалось бы это «Женщина», наверное, с заглавной буквы.
Надо думать — при их-то процентном соотношении полов.
Пятёрка охотников взяла нас в сферу, чтобы не рыпались. Они, всё-таки, здорово страховались. Я включил двигатели и пошёл на самом малом, постепенно добавляя ускорения — так и добрались до их базы, постепенно, с эскортом.
База была очень серьёзная; я думаю, персонала там работало человек триста, не считая патрульных. И нас довели до неё под прицелом, отконвоировали до места посадки — крытого ангара, вышли из своих охотников и выстроились у нашего входного люка.
С бластерами. От нас ждали любой пакости.
Но когда мы вышли, безоружные и без скафандров даже, только в комбинезонах — бойцы, похоже, слегка расслабились. И Фиолетовый, одетый в мундир, я бы сказал, ультрамариновый, в серебряных витых галунах, сунул в кобуру штуковину, сильно похожую на нейропарализатор.
Он тут был, похоже, старший по званию — Гелиора обратилась именно к нему. И я перестал понимать её щебет: она назвала своё настоящее имя, место, где жила раньше, имена своих мужей — и ещё что-то говорила о себе, совершенно непереводимое на человеческий язык.
Фиолетовый её почтительно выслушал. И вынес вердикт.
— Скорблю вместе с тобой о твоих близких, Женщина. Тебя проводят на Чиеолу, там ты сможешь спокойно растить детей под защитой наших вооружённых сил, — а потом посмотрел на меня. И сразу сменил тон. — Правительство Чиеолы благодарно тебе, человек. Ты можешь свободно покинуть нашу систему. Патруль проводит тебя до наших рубежей.
Что показательно — совершенно нормально, умно, правильно и закономерно. Но я стоял, как оплёванный. Это всё обозначало примерно следующее: «Ты, человек, вроде бы, не такая мерзкая тварь, как все твои собратья, поэтому мы тебя отпускаем. Но ведь ты и не думаешь, что мы будем общаться с такой гнусной гадостью, как люди, правда же?»
Ладно, думаю. Вы правы.
— Ну что, — говорю. — Прощай, Гелиора. Ты — дома…
И тут она отожгла. Она схватила меня за руку:
— Капитан, — говорит, — ты ведь возьмёшь меня с собой? На Мейну?
— Милая, — говорю, — конечно, я бы взял. Но ведь твои не позволят.
Тогда Гелиора зачирикала на повышенных тонах. Для своих. Говорила слишком быстро для дешифратора, но суть её монолога я понял.
Она сказала, что я, конечно, первый человек, который пришёл на помощь чиеолийцу, но в мире, где я живу, полно людей, которые встретили её как друга. Что она видит будущее, в котором чиеолийцы и люди могли бы жить в мире. Что я взорвал гедонскую космическую станцию, чтобы отомстить за убитых там нелюдей, что люди людям рознь, что надо учиться понимать соседей по Галактике. И что ради того светлого будущего, в котором разные существа будут добрыми товарищами, она намерена попытаться вырастить детей в мире людей.
Вырастить девочек в мире людей. Вот что она сказала, на самом деле.
Чтобы это были девочки, которые понимают людей. И чтобы они потом научили своих детей их понимать.
Она всех поразила. Бойцы смотрели на меня, как на невидаль, и на неё — как на героиню, как на сумасшедшую и как на пророчицу. Ей дали договорить. И Фиолетовый в замешательстве поскрёб когтями бакенбарды.
— Конечно, — говорит, — звучит всё это прекрасно. Но ведь ты не можешь не понимать, Женщина: в мире людей чиеолийцу не выжить. Тебе, предположим, придётся питаться искусственной или консервированной пищей — дипломату или ксенопсихологу можно пойти на такое неудобство. Но как же твои дети? Как ты собираешься вынашивать детей и чем будешь их выкармливать в человеческом мире? Даже если люди захотят тебе помочь — ведь не смогут…
Гелиора тряхнула локонами-ощущалами — «а, пустяки!»
— Достойный командир станции слежения, — говорит, — я всё продумала. Я — биохимик и дипломированный специалист по кормлению Посредников в экстремальных условиях. Я просто возьму с собой Посредника. Посредники-универсалы легко живут на космических станциях — почему бы такому не выжить в человеческом мире?
Фиолетовый потёр пальцами виски и высунул язычок раздвоенный — «нахмурился».
— Это было бы неплохим решением, — говорит, — но наш печальный опыт подсказывает, что люди ненавидят Посредников даже больше, чем нас, если это возможно. Ты не можешь этого не знать, Женщина, после того, что ты пережила — их всегда уничтожают первыми. Каждый поймёт, что это значит. Если твои товарищи, с которыми ты сумела общаться в мире людей, увидят Посредника — это может перечеркнуть всё, что ты запланировала.
Гелиора посмотрела на меня. И я понял, что нужно сказать.
— Фигня — вопрос, — говорю. — Покажите мне Посредника, и я скажу, что люди будут делать. Я-то, вроде бы, лучше, чем любой ваш ксенолог, представляю, какие у людей будут реакции. Сам человек.
Фиолетовый задумался, стал себе лоб тереть. Потом говорит:
— Хорошо. Я свяжусь с Чиеолой, пусть пришлют Посредника. Прости, Женщина, но здесь, на станции, персонал часто меняется, пилоты бывают транзитом, ни одной женщины нет — а мы более или менее нормально живём на консервах и синтетике. Было бы жестоко держать Посредников в переменном тяготении, без квалифицированного ухода. Правда, у наблюдателей был молодой породистый фруктовый Посредник, любимец, память о доме — но его выпросили наши друзья с патрульного крейсера. Наши отдали — у персонала крейсера тяжёлая работа, они не бывают дома чрезвычайно долго, им нужнее… и он пошёл. Понимаешь?