– На кой черт уселись в эту грязную кабинку?
– Чтобы быть поближе к тебе, дорогуша.
– Так вон там бы тогда сели бы и были бы еще ближе.
– Блин.
§ 9
Это автор. То есть настоящий автор, живой человек с карандашом, а не какой-то абстрактный рассказчик. Ну да, иногда в «Бледном короле» есть и такой рассказчик, но это в основном формальный, предписанный законом конструкт, существующее по юридическим и коммерческим причинам лицо, примерно как корпорация; у него нет непосредственной доказуемой связи со мной как человеком. Но это прямо сейчас – я как настоящий человек, Дэвид Уоллес, сорок лет, СС № 975-04-2012[18], обращаюсь к вам из домашнего офиса, подлежащего вычету по форме 8829, по адресу 91711, Калифорния, Клэрмонт, Индиан-Хилл-бульвар, 725, в пятый день весны 2005 года, чтобы сообщить о следующем:
Все это правда. Эта книжка – настоящая правда.
Очевидно, мне надо объяснить. Сперва, пожалуйста, отлистайте назад и прочитайте дисклеймер книги, на обороте титула, в четырех страницах от довольно неудачной и вводящей в заблуждение обложки. Дисклеймер – та сплошная масса текста, которая начинается с: «Все персонажи и события этой книги вымышлены». Я понимаю, обычные граждане почти никогда не читают дисклеймеры – так же, как мы не удосуживаемся читать об авторских правах, данных Библиотеки Конгресса или скучных формальностях на договорах продажи и в рекламе: все знают, они там только потому, что так требует закон. Но теперь я хочу, чтобы вы его прочитали, дисклеймер, и осознали, что в первоначальное «Все персонажи и события этой книги вымышлены» входит и вот это авторское предисловие. Другими словами, это предисловие по определению дисклеймера тоже вымышлено, то есть находится под особой правовой защитой, установленной дисклеймером. Мне эта защита нужна, чтобы сообщить вам, что дальнейшее[19] на самом деле вовсе не вымысел, а по существу истинно и точно. Что «Бледный король», по сути дела, скорее мемуары, чем какая-то выдуманная история.
Может показаться, будто возникает раздражающий парадокс. В дисклеймере все, что следует далее, названо вымыслом, включая и предисловие, но теперь, в этом предисловии, я говорю, что никакой это не вымысел; то есть если верить одному, то нельзя верить другому, и т. д., и т. п. Пожалуйста, знайте, что меня такие умилительные парадоксы самоотсылок тоже раздражают – как минимум сейчас, когда мне уже больше тридцати, – и что книга в самую последнюю очередь является каким-то остроумным метапрозаическим приколом. Вот почему я сейчас подчеркнуто нарушаю протокол и обращаюсь к вам напрямую, от настоящего себя; вот почему в начале этого предисловия прозвучали все мои настоящие идентификационные данные. Чтобы я мог сказать вам правду: единственный подлинный «вымысел» тут – это дисклеймер с оборота титула, а он, еще раз, юридическая необходимость: его единственная цель – защитить от юридической ответственности меня, издателя и его дистрибьюторов. Почему тут такая защита требуется особенно сильно – почему, собственно, на таком предварительном условии настоял сам издатель [20], чтобы принять рукопись и выплатить аванс, – та же причина, почему дисклеймер, по сути дела, ложь [21]. А вот самая настоящая истина: все, что последует далее, по существу истинно и точно. Это, как минимум по большей части, истинная и точная выборочная хроника того, что я видел, слышал и делал, кого знал и с кем или под чьим началом работал, а также что произошло на Посту-047 в Региональном инспекционном центре Среднего Запада, Пеория, штат Иллинойс, в 1985–1986 годах. Значительная часть книги, собственно, основана на нескольких блокнотах и дневниках, которые я вел в течение тринадцати месяцев на должности инспектора рутинных деклараций в РИЦе Среднего Запада. («Основано» более-менее означает «взято напрямую» – почему, дальше еще обязательно прояснится.) Другими словами, «Бледный король» – что-то вроде производственных мемуаров. Еще он задумывался как некий портрет бюрократии – возможно, даже самой важной федеральной бюрократии в жизни американцев, – в период тяжелой внутренней борьбы и самоанализа, родовых схваток, приведших на свет, по выражению профессиональных налоговиков, Новую Налоговую службу.
Впрочем, в интересах полной прозрачности мне стоит недвусмысленно сказать, что приставка «по существу истинно и точно» касается не только неотъемлемой субъективности и предвзятости любых мемуаров как жанра. Правда в том, что и здесь, в этом документальном повествовании, есть легкие изменения и стратегические перестановки, и большая их часть развивалась в череде черновиков под влиянием редактора книги, порой попадавшего в очень щекотливое положение из-за необходимости балансировать литературные и журналистские приоритеты с одной стороны и юридические и корпоративные угрозы – с другой. Пожалуй, это все, что мне стоит об этом сказать. Есть, конечно, еще целая мучительная предыстория того, как юротдел одобрял три последних черновика рукописи. Но я вас от всего этого избавляю хотя бы потому, что сам этот взгляд на внутреннюю кухню идет вразрез с однообразным и микроскопически дотошным процессом одобрения и множеством мелких изменений и перестановок ради этих самых изменений, когда, например, отдельные лица отказывались подписать согласие на публикацию или когда одна компания среднего размера пригрозила иском в случае, если, несмотря на дисклеймер, мы упомянем ее настоящее название или узнаваемые подробности ее настоящей давней налоговой ситуации [22].
Впрочем, в конечном счете получилось намного меньше мелких изменений ради сокрытия личностей и хронологических перестановок, чем можно ожидать. Есть все-таки преимущество в том, чтобы ограничить мемуары конкретным временным интервалом (плюс соответствующими предысториями) в далеком, как нам всем теперь кажется, прошлом. Для начала, людей это уже меньше волнует. Я имею в виду людей в книге. Работникам юротдела издательства было куда проще собрать подписи на разрешения, чем прогнозировал юрист. Причины тут разные, но все же (как и втолковывали мы с моим адвокатом) очевидные. Из названных, описанных, а иногда даже возникавших в сознании так называемых «персонажей» «Бледного короля» большинство уже ушло из Службы. Из оставшихся кое-кто поднялся до таких уровней GS, когда они уже более-менее неуязвимы [23]. А еще из-за времени года, когда были предоставлены для ознакомления черновики книги, некоторые работники Службы, уверен, были так заняты и загружены, что даже толком не читали рукопись и, подождав достаточно, лишь бы казалось, будто они пристально изучили текст и, поразмыслив, подписали согласие – просто чтобы чувствовать, что одним делом стало меньше. Также кое-кому вроде бы польстила мысль, что кто-то обращал на них внимание и годы спустя вспомнил их вклад. Пара человек подписали, потому что остались моими личными друзьями; один из них – возможно, самый драгоценный и самый важный для меня друг. Кое-кто уже скончался. Двое, как оказалось, находятся в тюремном заключении, из них один – тот, на кого в жизни не подумаешь.
Подписали не все; я так не говорил. Но большинство. Кое-кто даже согласился на интервью под запись. Где уместно, записанные на диктофон ответы переносились непосредственно на бумагу. Другие любезно подписали дополнительные согласия на использование некоторых их аудио- и видеозаписей, сделанных в 1984 году в рамках отмененных мотивационных и рекрутинговых мероприятий Отдела кадров Налоговой службы [24]. В совокупности они предоставили множество воспоминаний и конкретных деталей, которые в сочетании с техниками реконструктивной журналистики [25] помогли изобразить сцены невероятных авторитетности и реализма вне зависимости от того, присутствовал ли сам автор физически на месте происшествия или нет.
Что я пытаюсь донести: это все равно по существу правдиво – то есть книга, к которой написано это предисловие, – вне зависимости от разнообразных искажений, деперсонализации, полифонизации и прочих украшательств некоторых из дальнейших § ради соответствия дисклеймеру. Это не значит, будто все такие украшательства – просто неоправданные приколы; учитывая вышеупомянутые юридические/коммерческие ограничения, они оказались неотъемлемой частью всей задумки книги. Концепция, как согласились юристы обеих сторон, в том, чтобы читатель воспринял такие приемы, как смена ТЗ, структурная фрагментация, намеренные нестыковки и т. д., просто как современные литературные аналоги «Жил да был…», или «В тридевятом царстве…», или любой другой традиционной техники, дающей знать читателю: далее следует вымысел, относитесь соответственно. Ведь – как знают все, пусть даже неосознанно, – между автором книги и ее читателем всегда есть некий негласный договор; и условия этого договора зависят от определенных кодов и знаков, которыми автор показывает читателю, что это за книга – то есть вымысел/невымысел. И эти коды важны, так как подсознательный договор документальной литературы очень отличается от договора художественной [26]. Что я сейчас пытаюсь сделать – в защитных рамках дисклеймера с оборота титула, – это обойти все негласные коды и стопроцентно открыто и прямолинейно расписать перед вами условия текущего договора. «Бледный король» – по сути, документальные мемуары с дополнительными элементами реконструктивной журналистики, организационной психологии, базовой теории гражданского и налогового права и т. д. Наш взаимный договор основан на допущениях а) моей правдивости и (б) вашего понимания, что все нюансы или семионы, с виду подрывающие эту правдивость, на самом деле являются защитными юридическими приемами – примерно как стандартные положения, сопровождающие тотализатор и договоры гражданско-правового характера, – и потому надо их не расшифровывать или «считывать», а просто принять как цену нашего с вами, так сказать, общего бизнеса в сегодняшнем коммерческом климате