[178],– только 104-я по распространенности фамилия, где-то далеко внизу между Салливаном и Коулом; а любое блокирование ПЕРЕХОДА, превышавшее те тридцать два имени, подвергалось статистически значимому риску вернуть изначальную проблему «призрачной избыточности». Короче говоря, имя «Дэвид Ф. Уоллес» затесалось в статистическую серую область, где все еще чинил горести и беды возникший после изначального устранения багов баг «призрачного слияния», особенно для слишком новых работников, не понимавших, за что и откуда вдруг такие обвинения во всем на свете от подделки договора до «выдачи себя за глубинщика» (это последнее беспрецедентное обвинение вполне могли высосать из пальца решалы Дика Тейта, чтобы снять с себя ответственность за то, что, как они стали опасаться, можно истолковать как халатность или административную ошибку Кадров РИЦа – а этот страх даже мистер Стецик, ЗДОК, признал просто бюрократической паранойей, когда к нему наконец пробился «ненастоящий» Дэвид Уоллес [то есть автор][179] и более-менее отдался на его милость).
Филадельфии высокооплачиваемого специалиста – не хватило, чтобы система отличила его от Дэвида Фостера Уоллеса, низкооплачиваемого контрактного новичка. Вторая и куда более серьезная проблема: родные номера соцстраховки служащих Налоговой (т. е. гражданские СС, выдающиеся в детстве) всегда удаляются и замещаются по всей системе новенькими СС от Налоговой, выступающими одновременно и как служебные номера. Изначальная СС «хранится» только в первоначальном заявлении о приеме на работу – они всегда копируются на микропленку и хранятся в Национальном архивном центре, но к 1981 году НАЦ распределился по десятку региональных площадок и складских комплексов и славился халатным управлением, неорганизованностью и невозможностью найти нужные записи в мало-мальски своевременные сроки. Плюс все равно в названиях досье от Кадров умещался только один номер СС – и это, очевидно, новый СС с «9», он же – идентификационный номер в Службе. А раз 975-04-2012, выданный на Приеме новенькому низкооплачиваемому Дэвиду Ф. Уоллесу, и был служебным 975-04-2012 старшего высокооплачиваемого GS-13 Дэвида Ф. Уоллеса, оба сотрудника с точки зрения компьютерной системы стали одним лицом.
выделенные каналы в Мартинсберге были (для той эпохи) высокободными и эффективными, но часто возникала задержка из-за «времени маршрутизации» – этот ничего не говорящий термин означает, что поступающие данные висели в магнитных ядрах мартинсбергских мейнфреймов «Форникс», пока не придет их очередь маршрутизации. То есть – постоянный лаг. И, по понятным причинам, очередь была дольше, а лаг – хуже в недели после наплыва налоговых деклараций физических лиц 15 апреля. Было бы в системе Налоговой хоть какое-то подобие латеральности – то есть могли бы компьютеры Систем/Кадров Среднезападного РИЦа сообщаться напрямую с коллегами из Систем/Кадров в Северо-Восточном РИЦе в Филадельфии, – и всю эту канитель из-за Дэвида Ф. Уоллеса можно было бы решить (а несправедливых обвинений – избежать) намного проще. (Не говоря уже о том, как модель колеса без обода противоречила расхваленной децентрализации Службы после доклада комиссии Кинга 1952 года, хотя здесь это не так уж важно, разве что лишний раз подчеркивает идиотизм этой организации в стиле Руба Голдберга.)
§ 39
Еще в здании мартинсбергских Систем в рамках апрельской подготовки к разведке в РИЦе Среднего Запада GS-9 Клод Сильваншайн дважды погружался в кабинет прямого ввода и пытался под аудиоруководством Рейнольдса провести ДСФ[180] на высшее руководство Поста-047, причем первый сеанс ДСФ принес некие плоды. Сильваншайн уловил интерпретируемые наборы фактов о патологической ненависти к комарам Девитта Гленденнинга-мл., обусловленной детством в Тайдуотере, о его неудачной попытке стать рейнджером армии США в 1943 году, о его тяжелой аллергии на моллюсков, о его видимой уверенности в некой обезображенности своих гениталий, о его стычке с грозным Отделом внутренних проверок на должности окружного директора Аудитов в Кэбин-Джоне, штат Мэриленд, частичный домашний и/или рабочий адрес его психиатра в пригороде Джолиета, о том, что он помнил дни рождения всех до единого членов семьи регионального комиссара Среднего Запада и еще немало эзотерики об электрических инструментах и сборке и реставрации мебели на дому, что, в свою очередь, вызвало резкое СВИ[181] о некоторых характеристиках отрезанного большого пальца взрослого мужчины. На этом основании кое-кто в Системах умозаключил, что текущий директор РИЦа Среднего Запада и региональный жополиз Девитт «Двитт» Гленденнинг уже лишился или скоро лишится большого пальца в результате какого-то несчастного случая при работе по дереву на дому, в связи с чем строил планы и ожидания.
Правда – которую Клод Сильваншайн не знает и не сможет узнать, несмотря на повторявшуюся колонку данных как об аэродинамике артериальной крови, так и о том, как быстро ленточная пила на скорости 1420 об/м прорезает различные конические сечения человеческой руки определенной массы и под определенным углом, – в том, что на самом деле фактическая релевантность отрубленного большого пальца взрослого человека относится к жизни и психике Леонарда Стецика, ЗДОКа Поста-047, на практике выполнявшего не только свою работу, но и большую часть – своего начальника. Инцидент с отрезанным пальцем фигурирует в психическом развитии, сделавшем Л. М. Стецика одним из самых блестящих и способных администраторов Службы в регионе, хотя теперь тот погребен глубоко в его подсознании, а в сознательной жизни господствует Отдел кадров РИЦа и вопросы в связи с собирающейся в Системах и Комплаенсе бурей.
Сам инцидент непосредственной релевантности не имеет и потому его можно пересказать довольно быстро. В северной части Среднего Запада по причинам, уже затерявшимся в административном тумане, десятиклассники в обязательном порядке посещали уроки труда, что давало студентам ПТУ последний шанс терзать и мучать поступающих в колледжи, от кого они (в Мичигане) отделялись в предыдущий год. И Леонарду Стецику приходилось особенно тяжело на идущем третьим по расписанию уроке труда мистера Ингла в старшей школе Чарльза Э. Поттера осенью 1969 года. Дело не только в том, что шестнадцатилетний Стецик был 155 сантиметров высотой и весил 50 килограммов, и то в промокшем виде, в каком и был, когда на него помочились пацаны в душевой на физкультуре, толкнув на кафельный пол, каковой ритуал прозвали Сюрпризом Стецика, – и Стецик попал в историю Гранд-Рапидса как единственный мальчик, ходивший в школьный душ с зонтиком. И не только в особых одобренных OSHA очках безопасности и особом самодельном плотницком фартуке с надписью каллиграфией Палмера МЕНЯ ЗОВУТ ЛЕН, / МНЕ РАБОТАТЬ НЕ ЛЕНЬ, которые он надевал в класс. И не в том, что на третий урок труда ходили два будущих осужденных уголовника, один из которых уже раз отстранялся на неделю от учебы за то, что раскалил докрасна ацетиленовой горелкой чугунный слиток, дождался, когда тот окончательно обесцветится, а потом походя попросил Стецика быстренько сбегать и принести ту железяку у станка. Настоящая проблема была практическая: оказалось, у Леонарда нет ни малейшего таланта или сноровки для труда – будь то базовая динамика или сварка, элементарная сборка или плотницкое дело. Да, чертежные и измерительные навыки у паренька, признавал мистер Ингл, исключительно (чуть ли не женственно, чувствовал он) аккуратные и точные. Но в работе руками и на станках Стецик был ужасен, будь то резка под углом, по начерченному шаблону или даже шлифовка дна особой сигарочницы из сосны, которую мистер Ингл (любитель сигар) заставлял всех учеников мастерить для отцов, но которую из-за, по всей видимости, слабой или недостаточно мужественной хватки Стецика шлифовальный станок выстрелил, как снаряд, через весь класс труда, разбив вдребезги о цементную стену не больше чем в трех метрах от мистера Ингла, сказавшего Стецику (которого он презирал без меры и угрызений совести), что единственная причина, почему он не прогнал его вместе с фартучком на урок труда для девочек, – он наверняка спалит всю долбогребаную школу! после чего некоторые самые крупные и жестокие десятиклассники (одного из них исключат на следующую осень за то, что он не только пронес на школьную территорию медвежий капкан USFWS [182], но и даже раскрыл и установил его – этот острый, как бритва, пружинный капкан – перед дверью замдиректора, где устройство пришлось обезвредить уборщику древком швабры, переломившимся с таким треском, что ученики в классах по всему коридору залегли под парты) долго хохотали, даже показывая на Стецика пальцем.
С другой стороны, возможно, инцидент с отрубленным пальцем не столько изменил или закалил характер Леонарда Стецика, сколько обновил его же мнение о своем характере (если оно вообще было), а также о восприятии со стороны. Как известно большинству взрослых, разница между сущностным характером и ценностью человека и восприятием этого характера/ценности со стороны размыта и трудноопределима, особенно в подростковом возрасте. Играет роль и то, что многое о ситуационной предыстории и контексте инцидента Леонард Стецик уже не помнит – даже во снах или периферийных проблесках. Надо было разрезать лист гипсокартона на части или полосы для какого-то укрепления в связи с навешиванием двери во внутренней стене. Ленточная пила находилась на широком металлическом верстаке с зажимами и настраиваемыми тисками, чтобы фиксировать то, что пилишь, пока ты аккуратно толкаешь деталь по гладкой поверхности, а высокоскоростное лезвие пилы режет по карандашной линии, прочерченной после того, как отмеришь минимум два раза. Конечно, имелась подробная техника безопасности, прописанная мистером Инглом как в распечатанных на мимеографе «Правилах мастерской», так и на нескольких табличках с крупным шрифтом на задней части корпусе ленточной пилы и вокруг, и Леонард Стецик не просто ее заучил, но и услужливо указал отдельные случаи опечаток или двусмысленных формулировок в емких императивах, отчего одна сторона мясистого лица мистера Ингла начала невольно подергиваться и морщиться – известный признак того, что он с трудом держит себя в руках. За переизбытком табличек и желтых предупредительных линий на полу мастерской заключалась скрывалась одна истина: мистер Ингл работал под огромным ощутимым давлением и в постоянных пограничных фрустрации и гневе, ведь это он отвечал, если кто-нибудь пострадает, и в то же самое время многие дети на труде были либо безрукими женственными задротами вроде вот этих вот Стецика и Мосса, либо патлатыми хулиганами в армейских куртках, которые иногда приходили в класс, благоухая марихуаной и перечным шнапсом, и они плевать хотели на правила и оборудование, чью опасность им не хватало мозгов понять, и в том числе заступали за четко обо