начит, из-за малолетнего возраста им можно спустить с рук даже убийство? Побойтесь Бога!
— О Боге заговорила, — Макс еле сдерживался. — Девочки наши при чем? Мстила бы тем, кто убивал…
— Нет, это слишком мягкое наказание.
Подошел Глеб. В руках у него было что-то раскаленное. Максим схватил ее руку.
Запах горящей плоти. Нечеловеческая боль. И ровный голос: «Теперь не забудет».
Дина потеряла сознание.
Очнувшись, она поняла, что жива. Подняла руку к глазам: на воспаленной коже четко видна цифра 39. Тавро. Они ее заклеймили. Не очень суровая кара отцов за дочерей. Пошатываясь, она поднялась с песка. Осмотрелась. Ослепительная молния зигзагом прошлась по небу. И тотчас, выстрелом, ответил гром. Под толстыми плетями дождя она медленно побрела подальше от своей гильотины…
— Стоять! — настиг ее безумный женский вопль. — Стоять, тварь!
Они подлетели к ней с битами. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Она выполнила то, что было обещано двадцать лет назад. Убийцы получили свое сполна: она расквиталась с ними их же монетой. И она не боялась гореть в аду, потому что уже давно была там.
Боли Дина не чувствовала. Потому что все ее тело было сама боль.
Под ногами хрустели ветки. Молчание нарушил Максим:
— Я, кажется, выронил ключи от машины.
Мужчины неохотно повернули назад.
То, что они увидели, повергло в ступор: две фурии в нечеловеческом безумии уничтожали третью. Биты, словно топоры, методично взлетали и опускались на уже неподвижную жертву. Мужья бросились к женам.
— Почему вы ее защищаете? Она убила наших девочек! — хрипела, отбиваясь от Глеба, Мария.
— Слабаки! — прошептала Полина, пытаясь подняться с земли.
— Думаете, вы вправе карать? — Глеб в ярости отбросил в сторону биты. — Да посмотрите на себя! Она — ваше отражение!
Макс схватил Полину за плечи:
— Ты убила Альку! И не будет тебе прощения, — отбросив жену в сторону, он подошел к Дине. Пощупал пульс. — Жива…
— Бери ее и пойдем. А этих бог рассудит, — Глеб сплюнул на землю.
Дождь все еще не сдавался, будто стараясь очистить собой следы рук человеческих…
Не в силах закрыть за собой дверь квартиры, Дина стянула изорванную одежду. Прошла в ванную. Повернула кран и опустилась в горячую воду. По телу побежали красные змейки. Рана с клеймом 39 кровоточила. Но о ней она подумает завтра.
Если оно наступит.
Хельга Мидлтон. Выбор
1
Рут сидела в углу дивана, скрестив руки на груди и перекинув ногу на ногу. Глазами она, как кошка в часах-ходиках, следила за метаниями Арчи. Он нервно мерил шагами большую гостиную и, каждый раз, подходя к окну, поправлял край гардины.
— Сядь уже! — прикрикнула на него Рут. — У меня от твоего мельтешения в глазах рябит.
— Меня тошнит. Еще ничего не сделали, а меня уже тошнит.
Он тяжело опустился на диван рядом с любовницей, положил голову ей на плечо.
— Давай: глубокий вдох, задержка дыхания, медленный выдох. Ты сам говоришь, что от жизни с Хелен у тебя постоянно болит живот. Так и язву можно заработать. Верь мне, я же доктор, — она мягко улыбнулась, погладила его тонкие бесцветные волосы, — волноваться незачем. Мы все обсудили уже много раз. Действуй по плану и будет тебе наконец-то счастье.
— Ты мое счастье, — он потянулся губами к ее шее.
— Не сейчас. Соберись и сконцентрируйся.
Убийство Хелен было запланировано на сегодняшний вечер. Вернее, ее самоубийство.
Арчи давно разлюбил свою жену. Он знал наверняка, что не будет ни скучать по ней, ни сожалеть, но именно сегодня утром он проснулся с дурацкой мыслью: будет ли Хелен страшно? Будут ли у нее судороги? А вдруг она обмочится или того хуже? В памяти всплыло то страшное, глубоко упрятанное чувство ужаса. Он буквально ощутил, как холодеет затылок от того, что там, в углу его детской комнаты, за комодом прячется ЭТОТ. От страха мальчик писался. Мать всегда оставляла дверь его комнаты приоткрытой и свет в коридоре зажженным. А бабушка ругалась: нечего баловать! Женщины в легкой перебранке пытались выяснить, что дороже: вода и порошок для стирки простыней или свет одинокой лампочки.
Мышца левой щиколотки сама собой сокращалась, и пятка отбивала частый ритм.
— Значит так, — Рут прижала его колено, — прекрати трястись. Давай еще раз пройдемся по плану. Как только она приедет, я прячусь в кладовке у выхода в гараж. Хелен заходит. Ты говоришь, что ужин готов. Вы садитесь, и ты наливаешь ей морса из зеленого кувшина.
Он попробовал что-то сказать, но Рут его перебила.
— Да не дергайся ты так. Я же знаю, что делаю.
Рут — патологоанатом, у нее свое понимание смерти. Но она хорошо знает методику расследования и способы его запутать. Ее присутствие вселяло уверенность в успехе их затеи.
— Это не яд, а снотворное. Оно не оставляет в крови никаких следов, а мочу и кал я могу и не брать на анализ, тем более, что смерть будет очевидной — от угарного газа. Ты меня слышишь?
Он кивнул.
— Все понял?
Он снова кивнул.
— Когда она уснет, ты позовешь меня. Мы вместе перенесем ее в машину. Гараж у вас небольшой, и рольставни опускаются плотно, до самой земли. Смерть наступит примерно минут через сорок, максимум через час. Как говорится, «не приходя в сознание».
— Твой медицинский цинизм сейчас неуместен.
— Расслабься! — Она снова погладила его по голове, как ребенка. — Ты только представь: уже завтра станешь молодым богатым вдовцом! Со своей стороны, на свадьбу я не претендую. Акции в компании и недвижимость можешь тоже оставить себе, но! Как договаривались, страховка — моя. Хелен говорила, что застраховала вас обоих. Каждого — на два миллиона фунтов. И, что самое важное, не только от болезни или несчастного случая, но и в случае суицида страховка все равно будет выплачена.
— Рут, детка, ты гений! Я все к черту продам. Много ли мне надо? Куплю себе нормальную квартирку, а вместо этого постылого такси — студию звукозаписи. Буду новые таланты раскручивать, аудиокниги записывать, да мало ли чего можно делать, став свободным!
Роман Арчи и Рут начался полтора года назад, когда она после долгого дежурства решила не утомлять себя ночной ездой. Плеснула в стакан немного бренди и вызвала такси. Приехал симпатичный молодой человек. В салоне было чисто. Пахло хорошим мужским парфюмом. Тихо играло радио «Ностальжи», и мягкий, приятный баритон пел что-то про никогда, никогда, никогда…
— Между прочим, вы не поверите, но это я пою, — сказал таксист.
— Неужели? — удивилась Рут.
Они разговорились. Он оказался бывшим певцом. Женился на одной из своих поклонниц. В то время она еще училась, а он собирал если не стадионы, то полные клубы и пабы. У них была классная группа и супер импресарио. А потом…
…Все изменилось. Умер дедушка Хелен, и та из простой студентки факультета экономики, как по мановению волшебной палочки, превратилась в одну из самых состоятельных и титулованных дам Корнуолла[1].
Потом Хелен окончила университет, поработала чуть больше года экономистом в серьезной строительной компании, вошла во вкус и скупила контрольный пакет акций, став ее коммерческим директором. Еще через год у них появился пентхаус в историческом центре Плимута и домик для отдыха на отшибе рыбацкой деревушки в Корнуолле. Правда, эти жилища стояли холодными, пустыми, неживыми. Да и как их можно было наполнить жизнью, если муж вечно на гастролях? Не от любовника же детей рожать. Так Арчи постепенно из перелетной птицы жаворонка, превратился в соловья в золотой клетке. К сожалению, дети все не рождались и не рождались. А от злоупотребления алкоголем голос у Арчи сел. Хелен — светлая голова — и тут нашла решение проблемы. Она прикупила небольшую такси-компанию и определила мужа на должность директора-исполнителя. Двух зайцев одним выстрелом убила: и в четырех стенах целый день не мается, и пить по роду деятельности не может.
Арчи очень хотелось видеться с Рут чаще, и он долго раздумывал над тем, как привести ее в дом. Однажды он принес с пляжа молодую женщину, неудачно упавшую с серфинг-доски. Хелен — добрая душа — отвезла «пострадавшую» в ближайший травмпункт. Так жена и любовница мужа подружились.
За окном послышался шелест гравия под колесами автомобиля, затем щелчок в системе замка и мягкий рокот поднимающейся вверх рольставни.
Арчи зря так волновался. Все произошло, как предсказывала Рут. Хелен выглядела усталой. Она сразу села к столу и с удовольствием набросилась на еду, жадно запивая ее морсом.
Арчи к еде не притронулся. Через стол смотрел, как движутся ее челюсти, как тонкая рука с ярко-красным маникюром подносит к губам стакан. Как на край стекла ложатся красные — в цвет ногтям — отпечатки помады. Вот она — «Тайная вечеря». Ее последний ужин. А он — Иуда? Готов предать за тридцать сребреников! Арчи потянулся, чтобы отобрать у нее стакан, но внутренний голос шепнул: «Нет. Она не Христос — тот любил всех, а она никого не любит. И два миллиона фунтов стерлингов — это не тридцать римских монет».
Хелен, между тем, поблагодарила за ужин и спросила, где он купил такой вкусный лимонад. Он начал было объяснять, что это не лимонад, а морс, но до конца она уже не дослушала. Глаза ее закрылись, голова упала на грудь.
Рут обрадовалась тому, что Хелен осталась в деловом костюме.
— Все выглядит вполне правдоподобно. Приехала на выходные прямо из офиса. Усталая. Неприятности. Все надоело…
Вдвоем — Рут впереди, поддерживая Хелен за плечи, Арчи сзади, крепко обхватив колени жены, — донесли тело до машины. Немного замешкались. Рут, хоть и была в перчатках, велела Арчи открыть дверцу — его отпечатки пальцев на машине никого не удивят. Усадив жену за руль, он поставил ее ногу на тормоз и сам отжал педаль, в этот момент Рут придавила пальцем Хелен кнопку стартера.