Адель перекрестила его. Выходя, плотно закрыла за собой дверь. Села под ней словно цербер, охранявший вход в священную пещеру. Оперлась локтями о колени, схватилась за голову, покачиваясь из стороны в сторону. Ну и в переделку же она попала! Как быть? Спасти хотя бы ребенка, но как? Ее трясло. Знобило. Она знала, что Ромул был способен на все.
— Послушай, Адель, — близость и запах женщины его дразнили. Он захотел ее обнять.
— Не трогай меня!
— Я столько ждал этого момента… — Ромул насильно поднял на ноги, прижал к себе.
Адель изо всех сил сдерживалась. Он ласкал все ниже и ниже — она оттолкнула его:
— Ты ничего обо мне не знаешь!
— Я всего лишь хочу быть с тобой… — он поймал ее руку. Целовал каждый пальчик, потом ласково прижал к груди. Адель судорожно рыскала взглядом по комнате. И поняла… Она проиграла.
В безжизненной тишине виллы вдруг зазвонил мобильный. Адель вздрогнула. Вот он, момент! Ромул отпустил ее. Взял телефон и вышел на улицу… Нельзя терять ни минуты!
Она метнулась в спальню. Нужно позаботиться о ребенке. Адель потрепала мальчика по щеке.
— Просыпайся, мой хороший!
Мануэль заворочался, открыл глазки и захныкал. У Адели до тошноты все сжалось внутри. Она приложила палец к губам:
— Тссс… Тезоро[2], помнишь нашу игру?
Малыш скривил губки, но Адель погладила его по голове. Потрепала по щечкам:
— Тише! Тише! Он рядом!
Она кинулась к шкафу. Толкнула дверцу, которая со скрипом и стоном открылась. На женщину пахнуло холодом, сыростью и прошлым. Тайный ход спасения! Она включила фонарик на своем телефоне и дала сыну. Прислушалась. Ромул ворчал вдалеке.
— Я прогоню монстра. Потом вернусь за тобой. Только ни звука! — она погладила сына по упрямым кудрям. Вложила ему в руку одноногого солдатика, подтолкнула в сторону подземелья: — Иди же! С бывалым солдатом Санто ты в безопасности.
Адель закрыла за малышом шкаф, затем разбила о стену лампу и вооружилась куском стекла. Его острый угол блеснул в слабых лучах закатного солнца.
Синий час наступал. Адель вышла навстречу к Ромулу…
— Ну и пусть катится к черту! Мы уедем без денег. Начнем все сначала. Правда?
Адель целилась в шею. Перерезать ему горло, потом спасти малыша и бежать!
Но Ромул ловко увернулся от удара, подставив плечо. Рваная ткань джинсовой рубашки быстро наполнялась темной кровью.
— Ах ты! Путана!
Он заревел. Поймал ее за волосы. Адель упала на колени. Он потащил ее по холлу. Только бы спасти малыша! Женщина схватилась за ножку кресла, но Ромул ударил ее ногой в живот. Осколок выпал из рук. Не дотянуться! Он снова ударил ее и поднял осколок, поранив пальцы.
Адель жалобно позвала его:
— Ромул!
Он поднес лицо к ее губам. Теплое дыхание растопило гнев. Воспользовавшись тем, что он потерял бдительность, Адель укусила его за мочку уха. Он вскрикнул. Потекла кровь.
Женщина засмеялась — громко, бесстыдно, свободно:
— Это я предала тебя тогда, Ромул! Я позвонила в полицию!
В бешенстве он полоснул шею Адели. Из нее брызнула теплая струя крови.
— Зачем? — в его глазах металось непонимание. Он подхватил слабеющее тело.
— …Я спасала… свою любовь, — прохрипела Адель.
Синий свет обволакивал лес. Рем выехал на дорогу. Связь появилась с оповещением о голосовом сообщении. От Адели: «Прости меня, Рем. Должна была раньше об этом сказать. Но я боялась. Ведь ты слишком дорог. Знаю, сегодня я умру. За мной приходили мои проводники… От судьбы не уйдешь, Рем. У нас есть сын. Ты ведь помнишь наш тайный ход?»
Он выключил мотор. Там, за многовековыми елями, его ждало прошлое.
Тишина. Лишь треск веток под ногами. Медленным движением достал пистолет. Тут до него донесся вой. Человеческий. Мужской.
Когда ели поредели, Рем увидел знакомые ему белый корпус, гипсовые статуи. От них отделился мужчина с мраморно-белым лицом. Только в руках большое и красное. Много красного. Слишком много.
Комиссар прибавил шаг. Быстрее, еще быстрее.
Голова Адели безжизненно свисала с рук того, кого видеть он не хотел. Глаза затуманили слезы. В голове каша. В чувствах — смятение. Он споткнулся.
Протянул руку к ее коже. Но она остывала. Поздно. Убийственно поздно.
— Что ты наделал? — голос надломился. Он приставил пистолет ко лбу Ромула: — Где ребенок? Ребенок где? Ребенок?!
Ромул затрясся:
— Прости, братишка. Я хотел ее для себя. У меня ведь никого не осталось.
Положил Адель на сырую пожухлую траву, лег рядом. Зарыдал:
— Убей меня, братишка! Убей! Молю!
— Убью не я. Он сам найдет тебя. В тюрьме.
Комиссар приложил пальцы с кровью Адели к губам. Вкус железа и чего-то сладко-соленого. Торопливо вошел внутрь. Сын? Сын… Сын!
Толкнул дверь в тайный проход. Чуть привыкнув к темноте, встретился с парой таких же, как у него, зеленых глаз:
— Мануэль! Малыш, все хорошо! Иди же ко мне.
Мальчуган с подозрением рассматривал незнакомого мужчину. Сильнее прижимал к себе одноногого солдатика и жаловался:
— Санто! На помощь!
Комиссар протянул к нему руки:
— Санто попросил меня спасти тебя. Санто друг Рема.
Мануэль замер. Сфортунато взял его на руки и понес к машине.
Солнце умирало. Комиссар вдохнул запах пыли, тонкий аромат незабудок и чего-то неизбежного. Запах синего часа.
Андрей Новиков. Дерево желаний
Буран неистовствовал. Рвал деревья с корнями, ровнял лес с землей. Дул ледяной ветер, сек лицо, проникал под одежду. Стекленели глаза, жизнь затухала.
— Ты никогда меня не любила… Ты бросила меня. Хочешь, чтобы я сдохла в этом лесу? Нет, я выберусь и расскажу ему, какая ты дрянь.
«Стена?» Мысли путались, силы на исходе. «Соберись, ползи вдоль. Найдешь вход — спасешься, нет — умрешь».
1
Буран, лютовавший трое суток, закончился. Снегу навалило — по пояс. Лес ревел моторами тракторов, разбирающих поваленные деревья. Тут и там визжали бензопилы. Отродясь такого не было. Лесокомбинат стоял на ушах. Люди не спали вторые сутки. Все искали четырнадцатилетнюю Тоню Дубравину — дочь директора и тридцатилетнюю Наталью — няню Виталика Дубравина. Они ушли за два часа до бурана и не вернулись. Упросили соседку присмотреть за пацаном, взяли лыжи. Позвали Дуську-заику, но она неуклюжая, только в лес зашли — лыжу сломала и вернулась. Заика-заика, а вот, гляди, как свезло — сидит сейчас в тепле, мильтоны районные ее допрашивают. Правда, толком не говорит ничего, только про лыжу сломанную. Поди вовсе онемеет?
Наталья — любовница директора, из города привез. Жены два года как нет, а мужик видный — фигура регионального масштаба. Он на все педали нажал, людей с производства снял — всех на поиски. Надежда таяла, как свежий снег в алюминиевых чайниках на костре, около которого грелись поисковики.
— Че сказать… Бабы в доме директора не приживаются, — подытожил за всех Сашка-рыжий и получил тычок в печень от рослого бригадира.
— Рот закрой! Чего каркаешь?
Все притихли. Подъехал ЗиЛ-157 с будкой, из кабины выскочил серый, как зола, Дубравин.
— Щас все в кунг и по домам. Переодеться, поесть, отдохнуть. Через четыре часа жду у конторы добровольцев.
— Василь Максимыч, мы все как один!
— Спасибо, товарищи. В машину!
Осталось проверить нежилой сорок первый участок. Дубравин сел за рычаги трелевочника. Подъехал к самому кордону. Снегу-то сколько. Ни следа! Открыл дверку трактора и отчетливо уловил запах гари. Задрал голову, из трубы вьется еле заметный дымок! Спрыгнул и провалился до подбородка. С трудом выбрался, достал закрепленные за кабинкой охотничьи лыжи, снеговую лопату и пошел к избушке. Ввалился в дверь, у порога запнулся и грохнулся во весь рост. Полетели искры из глаз, и свет погас.
Первым вернулся слух.
— Папа, папа, очнись! — ревела в голос Тоня и отчаянно лупила по щекам.
«Слава богу, нашлись!» — подумал член КПСС Дубравин. Голова гудела, дочь двоилась в глазах. Заплаканная, с растрепанными волосами, испуганная, живая.
— Давай помогу встать.
— Я тяжелый, зови Наташу.
— Нет ее.
Дубравин мгновенно пришел в себя.
— Ты здесь одна?
— Буран налетел. Мы бросили лыжи, так пошли. Друг за другом. Я упала. Встаю — Наташи нет. Я испугалась. Кричала, звала. Наткнулась на дом. — Тоня закрыла лицо руками, сквозь пальцы текли слезы.
— Все позади, успокойся, — Дубравин обнял ее.
Ему нужно было собраться с мыслями. Два года назад он потерял жену. В том была и его вина, но мог ли он подумать, что Людмила так с ними поступит? Ну, гульнул. А она по пьяному делу Виталика чуть не заморозила, а потом возьми да и накинь петлю себе на шею. Когда все пошло не так? Когда увел Люду у Крючкова?
— Папочка, где тетя Наташа?
— Ищут ее. Поехали домой.
Наталью нашли утром в ста метрах от кордона. Стояла у разветвленного ствола березы, будто заглядывала в приоткрытую дверь. В волосах трепетал бант. Обессилела Наталья и замерзла.
2
Дубравин ушел в работу. Тоня в доме была за хозяйку, а Дуся помогала ей как сестре. Потом девочки поступили в пединститут. Через год Тоня перешла на заочный и вернулась в Лесное. Отец не справлялся один. Пошла работать в школу.
В прошлом году окончила институт Дуся. Учительских ставок не было, и Дубравин взял подругу дочери секретарем. Завязались отношения. Разница в возрасте — не помеха. Василий — мужчина видный, многие женщины хотели его заполучить в мужья, а он выбрал пигалицу Дусю. Причем она уже и не заикалась. Говорят, в городе вылечилась у профессора.
За Тоней ухаживал школьный военрук Коля Бойцов. Дело шло к свадьбе. А что? Виталик подрос. Можно и о себе подумать, бабий век короткий.
Поговаривают, что Дубравина в министерство заберут. Председатель райисполкома давно ему не указ. Забрали бы уже, если бы не истории с женой и любовницей. Остепенился Дубравин, в работе поднажал. Глазом моргнуть не успеешь — на такую высоту взлетит!