«Выходи».
Я за минуту одеваюсь, хватаю нож Михаила, выскакиваю на улицу. Поначалу вокруг только беспросветная тьма, но вот появляется светящаяся точка в конце переулка. Меня сильно тошнит, но я превозмогаю себя и иду на нее. Меня качает, но я ускоряюсь. Сворачиваю и понимаю: тупик. Светящаяся точка возникает чуть сбоку. Я кричу, инстинктивно взмахиваю ножом, но тут затылок пронзает резкая боль.
Звуки возвращаются постепенно, словно со дна колодца. Я жив. В голове шумит еще сильнее, мне жутко холодно, но я жив. Вижу застывшую кровь на ноже, рядом никого нет. Странно, но на улице вообще пусто. Задыхаясь, бегу назад в гостиницу. Мне везет: администратор храпит где-то в каморке, меня никто не видит. Долго мою нож, пью таблетки и засыпаю одетый, прямо в кресле.
С утра ночное происшествие кажется сном. Я боюсь за Веру и настаиваю, что ей лучше находиться в людных местах в центре поселка, там хоть можно оставаться на виду. Уверен, она деликатно думает, что я хочу побыть один.
Встречаюсь с Сатой, забираю документы и ключи. Вижу слезы в ее глазах: Сата прощается с домом. Затем я долго сижу на крыльце один, пытаясь собраться с мыслями.
После обеда мы с Верой ловим такси и едем на базу у берега, чтобы не опоздать на катер. В итоге приезжаем раньше и успеваем выпить кофе на террасе, заваленной стройматериалами. Я осматриваюсь. Впереди несколько низких песчаных холмов. К северу, на берегу выступает массивная каменная ограда — за ней начинаются дюны.
Управляющий, который сегодня за официанта, говорит, что пески могут засосать даже человека. Даже не верится.
— Летом мы катаем гостей на лодках по Лене, возим к островам, посещаем водопады. Тут масса достопримечательностей от Ленских столбов до заповедника Буотама. И бизонарий посетите! Но главное — это, конечно, дюны. Летом там красивый вид, а зимой можно кататься на лыжах, — отвечает управляющий на вопросы Веры.
Я говорю, что мне нужно увидеть хозяина, но управляющий разводит руками. Говорит, тот здесь практически не бывает.
На катере мне везет больше. Я почти сразу понимаю, кто из нескольких мужчин злосчастный Тимур.
Хмурый, в засаленном пуховике, он копается в углу с веревками. Мне сложно сдерживаться, и я сразу хватаю его за грудки. Вера влезает между нами и рассказывает о Михаиле. Даже с этим упырем она общается вежливо:
— Это сын погибшего Михаила Федосеева. Расскажите все, что знаете.
Тимур шарит глазами, словно хочет спрыгнуть в воду. Я предусмотрительно хватаю его за рукав, а Вера достает деньги. Чуть успокоившись, он начинает говорить. Повторят то, что я уже слышал от Валентина.
— Михаил встретился там с высоким типом в черной толстовке. Я не собирался его убивать. Они просили только припугнуть…
Меня тошнит то ли от качки, то ли от таблеток, и я опираюсь о палубу. Тимур быстро сваливает в рубку, больше я его не вижу.
Вера дает мне бутылку с водой. Замечает:
— Это мог быть случайный человек…
— В лесу? У скалы?
— Не знаю… Наверное, это все-таки был несчастный случай.
— Тогда кто прислал мне фотографию?
— Какую фотографию?
Я лезу в карман куртки в поисках того самого снимка, но его нет. Пусто. Невероятно! Ведь я точно помню, как положил его…
Боюсь поднять глаза и посмотреть на Веру. Теперь я уверен, что она считает меня свихнувшимся. А если она решит, что это я пытался ее утопить?
Вера первой нарушает молчание:
— Ты знал, почему Михаил уехал именно сюда?
— Вроде он когда-то служил в Якутске. И почему-то хотел забраться подальше от нас. От своей семьи.
— Мне сказала Сата… Словом, он как-то поделился с ней, что уехал, потому как вам угрожала опасность. Из-за него. Ты об этом слышал?
Я молчу, пытаясь переварить услышанное. Вот как…
— Не знаю точно. Вроде однажды на него напали на охоте. Он часто ездил в лес с ночевкой, спал в палатке. И как-то вернулся без трех пальцев… Мы все подумали, что он выпил и напоролся на капкан…
— Это все?
— Ну, где-то через месяц он поздно возвращался с работы. В подворотне ему брызнули баллончиком в лицо, а потом повредили глаз чем-то острым.
— Выяснили, кто это был?
— Нет… Не знаю! Мы не верили ему. Он тогда начал часто выпивать, и мать думала, что Михаил просто с кем-то подрался…
— То есть он утверждал, что кто-то ведет на него охоту, а вы игнорировали?
— Вера! Брось эти свои психологические штучки! Ты хочешь заставить меня чувствовать свою вину? Я был еще сопляком, чтобы что-то понимать…
— Просто хотела помочь…
— Извини. Может, я не прав. Вдруг у отчима действительно был повод уехать?
— Его могли преследовать из-за работы. Какое-то дело? Он мог перейти кому-то дорогу…
— И этот кто-то нашел его в Якутии?
— Может, именно это и узнал Макс, прочитав тетрадь.
Я закусываю губу, смотрю вдаль, словно ищу там ответ. Природа никогда не лжет. Нет ничего более правдивого, чем эта суровая красота.
Местность здесь состоит из раскиданных вперемежку песчаных холмов, некоторые уже поросли чахлыми кустами. Чуть позади густой каймой начинается лес. Деревья кривые, будто валятся друг на друга из-за постоянных ветров.
На самих тукуланах действительно очень ветрено. За полчаса нахождения там все карманы, уши, ноздри, глаза уже в песке, но такой красивый вид того стоит.
— Мне кажется, теперь нам лучше уехать, — мягко замечает Вера. — После того, что случилось ночью…
Мы ушли далеко от того места, где нас высадили. Я слышу дыхание ветра, что слегка шевелит песок. Слышу, как бьется сердце где-то в области горла, но здесь мне не страшно. Зато все сильнее обволакивает холод.
Я прижимаю Веру к себе, запускаю руки ей под свитер, хочу ощутить человеческое тепло. И нащупываю бинт.
— Ты поранилась?
— Ерунда, царапина.
— Покажи!
— Здесь холодно, давай потом…
Но меня уже не остановить. Я заламываю ей руки и пытаюсь задрать кофту. Вера отбивается и кричит:
— Леон, хватит! Ты болен! Тебе нужна помощь… Господи, прошу, оставь меня в покое!
— Отойди от нее! — раздается сзади. — Так и знал, что ты псих…
Я рывком поворачиваюсь и вижу Валентина с пистолетом в руках. Что он тут делает? Неужели специально приперся за нами?
Вера тоже поворачивается на голос, и я вижу, как по ее щекам текут слезы.
— Все в порядке, Валентин Олегович…
— Погоди, это ты его вызвала?
— Я звоню своим ребятам! — бросает Валентин Вере. — Его надо задержать, сам он не пойдет.
— Нет! — умоляет Вера. — Прошу… Он не знает, что делает. После черепномозговой у него развилось биполярное расстройство. Он умело его скрывал. Даже я не сразу поняла. Думала, это лекарства.
— Что ты несешь? — Я в недоумении смотрю на Веру. Глаза полны слез, но серьги-куколки лукаво улыбаются.
— Ты ненавидел отчима, Леон. Тот пришел в семью, когда тебе уже было восемь. Рождение брата ты воспринял в штыки, сам говорил…
— Обычная детская ревность…
— Ты не мог смириться, что Михаил не любил тебя так, как Макса. Вы часто конфликтовали. И ты… ты убил отчима!
— Что-о???
— Да, я уверена, это ты напал на него в палатке, а потом в подворотне с баллончиком. Ты был уже достаточно взрослым, а совладать с выпившим… Думаю, Михаил что-то понял, догадался, но жалел твою маму. И уехал… Сначала ты был рад. Но потом травма головы обострила твои отклонения, ты вдруг решил отомстить. Считал, что мама умерла так рано, переживая из-за отчима.
— Нет…
— Ты сам рассказывал, что корил себя… Ты втайне от меня приехал сюда и расправился с ним.
— Не смей!
— А потом ты подстроил аварию Макса. Видимо, он прочитал тетрадь, заподозрил тебя и собирался поговорить со мной. Он звонил мне в тот вечер! Как же я сразу не догадалась…
— Она врет! — кричу я Валентину, все еще ничего не соображая. — Зачем мне сюда возвращаться?
— Когда лекарства подавляют маниакальные проявления, ты не помнишь, что делаешь. Ты искренне веришь, что приехал расследовать смерть отчима. Здесь, наблюдая за тобой, я окончательно в этом убедилась. А когда услышала про типа в толстовке…
Я бросаюсь к Вере, мне хочется сомкнуть пальцы на ее белоснежной шее, заставить ее замолчать. Она глядит на меня широко распахнутыми глазами. Зелеными, словно бутылочное стекло. Серьги-куколки замерли, как по команде. Снова приступ дурноты. Напрягаю челюсти, чтобы зубы перестали стучать.
Вспомни!.. Вспомни, кретин!.. Ты должен вспомнить…
— Я все-таки звоню своим, — кричит Валентин. Вера, извернувшись, кидает мне в лицо горсть песка. Взревев от рези в глазах, я бросаюсь на нее.
— Так, оба, отошли друг от дру…
Не договорив, Валентин бежит к нам, пытается разнять. Я пробую моргать, но ощущаю жгучую боль. Вдруг Валентин удивленно вскрикивает. Звук выстрела.
— Что происходит? — ору я, тру глаза изо всех сил и, наконец, что-то вижу. На меня смотрит дуло пистолета. Вера держит его в руках и улыбается.
Она меня опередила. Валентин лежит чуть в стороне лицом в песок. Вокруг головы лужа крови, словно нимб. Кажется, он не дышит.
— Ты застрелила его…
— Мне придется много плакать и рассказывать, как ты убил полицейского. Разумеется, оказывая сопротивление. А потом как, осознав все, ты выстрелил себе в голову. Хорошо, что я успела сбежать и видела это уже издалека…
Вокруг все плывет. Удары сердца мешают вдыхать, в висках стучит одна мысль.
Вспомни!.. Вспомни, кретин!.. Еще секунду… Толстовка!
— У тебя такая же толстовка! И рост у нас примерно одинаковый. Ты не летала на конгресс психологов, а приехала сюда и столкнула отчима.
— Понял наконец…
— Ты — та девочка, что приходила к нам домой, когда я был маленьким. Но почему…
Вера страшно улыбается, склонив голову чуть набок.
— Я считала Михаила родным отцом. Он называл меня принцессой. Мы прожили пять счастливых лет, я помню, мать всегда смеялась. Нам было хорошо. А потом однажды мать позвонила с работы и спросила, дома ли отчим. Его не было. И тогда она назвала адрес и сказала, чтобы