Между прочим, именно так работает великий клоун Семен Птициани. Один раз он сказал — не Ольге, конечно, и не Олегу, а отцу, когда они сидели на кухне в какой-то очередной съемной квартире, отмечали очередное окончание гастролей. Так вот он сказал:
— Поверь, Сева, когда смеешься над другими, это не то. А вот когда смеешься над собой, тут тебя все понимают!
Леня же Шальнев обладал просто замечательным голосом. Он спел совсем несовременную песню, которую будто бы публика и слушать не должна — далось ему это старье. А публика все-таки слушала:
Живет моя отрада В высоком терему. А в терем тот высокий Нет хода никому!
Так получилось, что Ольге по жребию выпало выступать последней. А перед этим человек пять или шесть выли такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать, честное слово. Ольга знала, что она хотя и готовилась с Турами, но... Эх! Не хочется об этом говорить. Но петь-то она не умела. И вдруг ей взбрело на ум: а что если?..
Они досле концерта всей гурьбой собирались пойти на море, то есть купальник у нее был. И вот Ольга в туалете, дрожа, естественно, как та «бедная овечка», надела его на себя. Кое-как прикрылась кофтой и юбкой, но не выступальными, а простыми... Висюлькину же с Юрой было не до нее — тут бы с публикой разобраться.
И Ольга, когда поставили ее фонограмму, выскочила на сцену, как, собственно, и привыкла в цирке — без всяких накрахмаленных и отутюженных глупостей, легко и свободно.
Конечно, это была чистая импровизация. Но ведь музыку она чувствовала, с акробатикой дружила, и всерьез. Вот и отлично!
Когда Оля сделала фляк, сальто, прыжок-олень, колесо, ну и потом всякие танцевальные движения, которых она за десятки и сотни цирковых представлений столько наразучивала, что и не сказать... когда она стала таким образом выступать перед залом, а не петь диким голосом, публика ее приветствовала благодарным ревом.
Так что финал, можно сказать, удался. А это в искусстве самое главное!
— Надо бы тебя отругать, — говорил Висюль-кин. — Да победителей не судят!
Ольга три раза выходила кланяться и сделала на бис еще одно простое сальто и арабское — без рук.
Но потом, когда все они вышли на поклон — что являлось, конечно, большой ошибкой Висюлькина, — их встретили оглушительным свистом, словно бы и Надя не пела, словно бы и Леня Шаль-нев не пел, словно бы и Ольга не показывала свою акробатику!
Время-то еще, кстати, было не позднее — девять часов, и они с Надей смылись от этого позора, от того, что зрители стали врываться в ту комнатку, где артисты переодевались, и требовали обратно свои деньги.
Обычно, когда едешь куда-нибудь с большой компанией, обязательно «заводится» мальчик, который к тебе неровно дышит, а ты к нему, соответственно. А тут — ну просто удивительно, ни одного. Может, из-за того, что все как-то получилось нескладно и Ольга очень переживала, а уж Надя — тем более.
Висюлькин, отбиваясь от наседавших зрителей, сказал «артистам», что у них свободное время до одиннадцати. И все по-быстренькому расползлись. Кому же охота слушать, что пение твое — лажа сплошная.
Глава XII ЛЮБОПЫТСТВО СГУБИЛО КОШКУ... ВО ВТОРОЙ РАЗ
Ольга с Надей вскоре остались одни. Но в незнакомом городе чем заняться? Да еще без мальчишек — того и гляди кто-нибудь пристанет! Да и времени для серьезной прогулки не так уж много. Поэтому Надя предложила:
— А давай, — говорит, — накупим мороженого, фанты и спрячемся где-нибудь на пароходе. Будем сидеть, есть, пить и болтать!
Кому-то ее предложение показалось бы глупым или скучным. Но ведь была жара. А потом, вы, наверное, просто не знаете, какое замечательное в Туапсе мороженое. Неизвестно, кто и когда научил туапсинцев его делать, но-мороженое действительно супер! Тут еще надо добавить, что Ольге мороженое, как и прочие вкусности, доставалось редко, потому что надо форму держать, вес. А Надя, которая придумала такое времяпрепровождение, ну, не то чтобы толстая была, однако «склонная к полноте». То есть мороженое для нее — самая обычная еда.
В общем, девочки сразу же поняли друг друга. Купили два здоровенных пломбира по двести пятьдесят грамм... Надька предлагала еще и третий прихватить. Но Ольга вовремя сообразила, что ей потом слишком много придется на шведской стенке качаться, чтобы победить этот третий брикет, поэтому заявила: только через ее труп!
Но зато они взяли двухлитровую бутылку фанты. После чего пришли на свой пароход, поздоровались с вахтенным, дяденькой лет ста пятидесяти, который стоял у трапа, и пошли...
— Я знаю местечко! — прошептала Надя. — В шлюпке!
Почему она именно прошептала — неизвестно. Просто для таинственности, наверное. Потому что поблизости никого не было. А шлюпка действительно оказалась прекрасным местечком — это на верхней палубе, у одного из бортов, у того, что был обращен к морю. Шлюпку закрепили там по всем правилам, а может, и не по всем, но закрепили надежно. Она стояла там, вообще-то, на случай спасения: если, значит, корабль потерпит крушение и вы будете тонуть, то шлюпку спустят на воду... в общем, ясно — про это во второй части фильма «Титаник».
Но дело в том, что их пароход — гостиница, как уже говорилось, лежал брюхом на дне. А шлюпка осталась — просто, что ее никто не успел прикарманить. Она сверху была обтянута брезентом, который легко поднимался, так что можно было туда забраться — и как бы отгородиться от остальной палубы, сидеть себе и смотреть, как на рейде на кораблях огни загораются, а за ними — звезды на небе; солнце же, хотя уже ушло, еще продолжает таинственно светиться, словно отдавая миру набранный за день свет.
Да и много всего можно увидеть, если тихо сидеть в шлюпке с хорошей подружкой и никуда не спешить, ни о чем не жалеть, а просто знать, что все у тебя сегодня в порядке... Много еще можно про это сказать — про спокойное, вечернее, морское, звездное... Однако дело в том, что у подруг у наших, у Ольги с Надей, настроение вдруг сделалось совсем незвездно-вечерне-мечтательное.
Они успели съесть только один брикет мороженого и даже не развернули второй, успели выпить всего по одному стаканчику холодной фанты, как послышались мужские голоса. Один голос незнакомый, другой — Висюлькина.
Ольга хотела встать и выйти из укрытия, потому что это неприлично: люди разговаривают, думая, что рядом никого нет, а тут...
Однако Надя так крепко сжала ее руку, что Ольга... ну просто такого и не ожидала! Обернулась на подругу, а та сделала страшные глаза. Потом прошипела в самое ухо:
— Интересно же, чего он хочет!
Ох, в самом деле любопытство сгубило кошку!
И Ольга уступила: ну что уж такого, услышат они висюлькинский разговор. Тем более эти двое говорили всего лишь про какие-то газеты. Не ссориться же с подругой из-за такой ерунды.
Она даже и не очень слушала, стала разворачивать вторую пачку, потому что пачечка эта уже начала заметно подтаивать.
Однако Надя толкнула ее в плечо: мол, прекрати ты шелестеть бумажкой. И Ольга невольно прислушалась.
Они ссорились — Висюлькин и тот второй. А из-за чего ссорятся теперь взрослые, особенно бизнесмены или якобы бизнесмены? Конечно, из-за денег.
И Висюлькин с этим тоже ругались из-за какого-то... гонорара.
Вы недооцениваете моих усилий, Сергей Евдокимович! — горячо и с обидой говорил тот второй. — «Черноморская вахта» — прекрасное название, «Солнце Туапсе» — тоже очень недурно и правдоподобно, «Курортная правда» — так вообще с политическим оттенком.
Возможно, возможно, — отвечал Висюлькин с нотой равнодушия в голосе. — Вы талантливый журналист, Вениамин Вениаминович. Однако цены все-таки слишком высоки!
Но я же делаю номер со всеми выходными данными, с другими материалами, все совершенно достоверно. Вспомните номера «Утренней Москвы»!
Тем не менее я не могу столько платить! — сказал Висюлькин с печалью в голосе.
А Ольгу кольнуло это название — «Утренняя Москва»: знакомое какое-то... А Надька схватила ее за руку: дескать, понимаешь или нет? Ольга невольно приложила ладонь к губам, как делают люди, которые вдруг говорят... кричат себе: «Господи! Боже мой! Быть того не может!»
Но тут послышался третий голос — голос Юры:
Там дети идут, решайте, Евдокимыч!
Ладно, — сказал Висюлькин, — согласны вы на семьсот пятьдесят?
Восемьсот!
Хорошо, берите! Юрий, уноси газеты! — И мгновенно изменившимся голосом: — Ребятушки-козлятушки! Все сюда, есть большой интересный разговор.
Они собрались на корме... Тот, кто не знает, что это такое, быстро поясним. У корабля есть нос, а противоположная часть называется кормой. Там по морской традиции собирается команда, потому что на носу — ветер, во время плавания, конечно. А на корме, за палубными надстройками, — там тихо,спокойно.
Сейчас, правда, на этой посудине что нос, что корма, никакой разницы не было. Просто уж так получилось. А Ольге с Надей повезло — они сумели незамеченными выбраться из своего убежища и тоже отправиться на корму.
Вернее, пошла одна Ольга. Надька шепнула: «Одну минуточку!» — и исчезла.
А Висюлькин на корме рассказывал довольно-таки интересные вещи. Оказывается, публика, которая собралась в клубе «Сентября» Бебеля, была не просто публикой, а специально подготовленными самодеятельными артистами, которым сказали, чтоб они освистывали и обкрикивали всех выступавших. А на самом деле концерт прошел вполне успешно. Конечно, были кое-какие недочеты. Но у кого их нет?
Ольга слушала его и ушам своим не верила... Хотя отчасти все-таки верила. Ведь известный деятель искусств, с самой Аллой Пугачевой, с самой Ларисой Долиной и другими...
— Да вот, кстати... — продолжал Висюлькин, словно специально для Ольги. — Вот что пишет здешняя пресса. А должен вам сказать, туапсинская печать отличается большой строгостью оценок. И тем не менее. Вот читаю, слушайте! «Заметным явлением в жизни города стали выступления коллектива под руководством заслуженного деятеля искусств, лауреата многих всероссийских и международных конкурсов СЕ. Висюлькина. Ребята из Ростова исполнили песни современных авторов, те, которые поют наши эстрадные звезды. Но это было свое, особое прочтение того или иного произведения. Ученики Висюлькина хорошо подготовлены. В сущности, они уже настоящие артисты...» — Тут Висюлькин прервал чтение. — Вот, кто не верит, может почитать сам! А я завтра организую нашего Юру, чтобы он сбегал в киоск и купил для всех газеты. Думаю, неплохо будет дома похвалиться!