П е д р о.
П а б л о.
К а э т а н а.
Б а л т а з а р.
С е к р е т а р ь.
С у а н ц а.
Д о л г о в я з ы й.
К о р е н а с т ы й.
Ф е л и п е.
М а р г е р и т а.
Р и в е р а.
К о н к и с т а д о р ы.
И н д е й ц ы.
С л у г и.
Эта пьеса завершает цикл «об испанцах». По материалу она является исторической, однако автор ее стремился говорить о нашем времени.
Я прошу простить меня за большое количество сценических ремарок. До сих пор я писал прозу и потому без пояснений сам себе не доверяю, постановщикам тем более; несмотря на это, я буду очень рад, если режиссер и актеры внимательно прочитают ремарки.
Я предлагаю единое решение сценической площадки и декорации, хотя бы с налетом фантастического.
Конкистадоры из первого действия пусть играют индейцев во втором — ради экономии, а в какой-то степени и для экстравагантности.
Прошу прощения у заведующего реквизиторским цехом за петуха, которого я подсунул ему во втором действии. Если актеры, занятые в этой сцене, не переносят перьев, пускай воспользуются перчатками.
Прошу обеспечить хороший, натуральный реквизит.
И пусть гротеска в исполнении и в режиссуре будет несколько меньше, чем это сейчас модно в наших театрах, — разумеется, если только это возможно.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Место действия: зал, украшенный зеркалами. На первом плане, у обоих порталов, стоят камер-лакеи П е д р о и П а б л о. Они наблюдают за с л у г а м и, которые накрывают праздничные столы. Все происходит в полной тишине, словно какое-то торжественное действо. Во время этой церемонии до нас доносится хоровое пение индейцев, которое никоим образом не должно быть непосредственно связано с развивающимися на сцене событиями — это всего лишь звуковой фон.
О белый конь, о белый бог!..
Белым был снег,
Белою — кожа,
Белыми — розы
И облака…
О белый конь, о белый бог!..
Красною стала стена
И кровавыми — розы,
Побагровели кусты,
Пепел на наших губах…
О белый конь, о белый бог!..
Плесень так зелена,
Сердце земли — зеленое,
Пересыхают ручьи,
В реках нет больше рыб…
О белый конь, о белый бог!..
Черные горы вокруг,
Солнце в наряде черном,
Птицы в ветвях не поют,
Черная темень и ночь…
О белый конь, о белый бог!..
Песня смолкает. Слуги зажигают свечи в канделябрах. Зеркала оживают. Затем б о л ь ш и н с т в о с л у г уходит. Остаются только двое, каждый на своей стороне сцены. Выжидающе смотрят на Педро и Пабло. Выкрики.
П е д р о. Гуантемок!
Слуга разматывает веревку; слева, между первым и вторым зеркалом, с шуршанием опускается знамя с огненной птицей.
П а б л о. Крус де фуего!
Первое знамя справа: на желтом, широко развернувшемся полотнище в языках пламени — крест.
П е д р о. Колесо!
Второе знамя слева: колесо с шипами.
П а б л о. Корабль!
Второе знамя справа: серебряная барка на фоне черного моря.
П е д р о. Кувшин!
Третье знамя слева: кувшин и роза.
П а б л о. Меч!
Третье знамя справа: фиолетовый меч на черном шелке. Все знамена спущены. Педро и Пабло почти одновременно покидают свои места и подают знак слугам. С л у г и уходят. Толстый Педро утиной походкой ковыляет к столу. Пабло подходит к зеркалу. Педро берет с подноса несколько маслин и жует их, сплевывая косточки прямо на пол; Пабло внимательно исследует в зеркале свое узкое, птичье лицо.
П е д р о (с ностальгической усмешкой). Гуантемок!.. (После паузы.) Человеку, который без устали глядится в зеркало, дьявол показывает задницу, дружище Пабло…
П а б л о. Я бы с бо́льшим удовольствием смотрел на нее, чем на твою круглую приторную рожу. Гуантемок!.. Всю ночь перед битвой ветер одолевал лагерь, люди во сне стонали от тоски и фасоли. А сколько раз мы уже праздновали?
П е д р о. Годовщины битв празднуют каждый год. Прошло восемь лет.
П а б л о. Наша последняя битва, и наша окончательная победа, и слава, и мир, и прекрасное будущее!.. Меня загнали в гавань, грузить корабли. Золота было очень мало, одни наряды из перьев.
П е д р о. А я, веришь, был рядом…
П а б л о. Прятался за кустом?..
П е д р о. Спрятался за кустом, зарылся в землю, штаны полны со страху…
П а б л о. Испанец!.. Честь и гордость!.. Хо-хо, Педро, хо-хо!..
П е д р о. Я из Кадиса. Вырос в порту, а там было не до геройства: мы добывали еду и женщин, самое необходимое.
П а б л о (все еще глядя в зеркало). Какой-то прыщик вскочил…
П е д р о. Ленивая кровь. Гнием мы, дружище Пабло.
П а б л о. Да, гнием, старые черви, гнием. Пресытились виселицами да кострами, плахами, дыбами да карательными экспедициями, а поля заросли сорняками, смердят разрушенные дома, Испания далеко, ох, далеко, король молчит, индейцы молчат…
П е д р о. Выходит, ты думаешь?..
П а б л о. Думай ты! Времени предостаточно…
П е д р о. Думаешь, его не назначат вице-королем?
П а б л о. А тебе-то что до этого? Пересчитывай знай ложки, бей слуг, найди себе кого-нибудь для постели. И аминь! В ту ночь, перед зарей, высунулся я из палатки и увидел: стоит он на холме и, вытянув шею, смотрит на небо. Я сказал себе: «Смотри-ка, вылитая цапля!» Ветер сплел из облаков длинную-длинную змею. Я дрожал от холода, хихикал и думал: «Бог знает, не упадет ли ему в клюв змея?..»
П е д р о. Назначения на должности губернаторов и вице-королей во всех колониях уже состоялись…
П а б л о. И…
П е д р о. Он завоевал эти земли. И, в конце концов, ведь не все равно, кому служишь…
П а б л о. Молчи! Ты-то везде чужой, а здесь ты ешь и спишь досыта и раздуваешься, как овечий сыр на солнце. Молчи уж, человече!
П е д р о. Они должны его назначить…
П а б л о. Молись, как он молится!
П е д р о. Засну…
П а б л о. Во время молитвы?.. Ох, Педро, цыган ты портовый! А сны тебе снятся?
П е д р о. Да, часто. Только очень путаные.
П а б л о. О битве?
П е д р о. Нет. О маленьких ребятишках, которые очищают корабли от ракушек.
П а б л о. Тот, кто во сне возвращается в детство, стоит на пороге смерти. Пускай тебе снится Гуантемок! Ведь сражений для тебя больше не будет.
П е д р о. Да, давно уже не было.
П а б л о. За неимением других развлечений господа ищут их в церкви. Послушать добрую молитву для них такое же удовольствие, как епископу выпустить ветры! А она тоже там?
П е д р о. Индианка? Да!
П а б л о. Разумеется. Наша сеньора де Гуантемок… Старик держит ее за руку и крестится ее грязными пальцами.
П е д р о. А она таращится перед собой. Свечки считает.
П а б л о. Черта с два! Хотя до десяти она, может, и выучилась…
П е д р о. Никогда не мог понять…
П а б л о. Почему старик взял ее?.. Этого? Это я тебе объясню. Она прекрасно умеет молчать. И нянчится с ним, когда он до смерти устает от своего сумасшествия, баюкает его до зари. Индианка. Он уже привык к вони этих краснокожих. И еще: у нашего старика такой темперамент, что не каждая женщина вынесет. А она выносит, и, может, ей даже такое нравится. Nuestra señora de Guantemoc…[3]
П е д р о. А сыночек умирает от зависти, страдает.
П а б л о (напевает).
Бедняга страдает,
Покоя не знает,
О милой грустит,
Ночами не спит…
П е д р о. У парня душа горит.
П а б л о. У обоих. И у старика, и у молодого.
П е д р о. Едут.
Издалека слышен топот конских копыт, звон бубенцов на упряжи мулов и крики слуг. Педро наклоняется, подбирает косточки от маслин, которые выплюнул на пол.
П а б л о (смеется). У тебя живот на ляжки наплывает. Таким людям, как ты, надо думать, когда и куда плевать.
П е д р о. А ты будешь плеваться собственными зубами… за такие шутки.
П а б л о. Не так-то много их у меня осталось… Подождем.
П е д р о. Подождем.
Пауза. Приближающиеся голоса. О б щ е с т в о, которое возвратилось со службы в кафедральном соборе, входит в зал. Мужчин больше, чем женщин, все одеты в темные костюмы с подчеркнутой провинциальной элегантностью, веерообразно размещаются на сцене, оставляя проход для д о н а Б а л т а з а р а. Ему двадцать пять лет, наигранная благовоспитанность; флюидные зеленые глаза, он меняется каждую минуту — то замкнут, закрыт, как карманный нож, то блестит, как его острие. Рядом с ним идут К а э т а н а, С е к р е т а р ь и С у а н ц а. Они продолжают смеяться над шуткой, которую кто-то отпустил еще на лестнице. Подходят к столу.
К а э т а н а. Форель!..
Б а л т а з а р. …серебряная, нежная — из ручьев горных, снежных.
С е к р е т а р ь. Утренний улов.
К а э т а н а. Да простит бог мои прегрешения: я была убеждена, что здесь водятся только жабы.
Б а л т а з а р. Взгляд амазонки, восседающей на коне… О злоязычная Каэтана!..
С е к р е т а р ь. Неужели вы не заметили гор, милостивая государыня? Где гора — там ручей, а где ручей — там форель.
Б а л т а з а р. Точно! А где море — там смрад. Известная истина. Какой великолепный омар! Усы как у конкистадора, розовый, словно девица или разгневанный вельможа. А мы с тобой розовые, Каэтана?
К а э т а н а. Но ведь ты же не гневаешься, Балтазар!