мя от времени перебивает мелькающие с бешеной скоростью цветовые пятна, в которых угадываются ветки, листья и прочие элементы лесного пейзажа. Заканчивается эта сумасшедшая пробежка плеском, внезапной тишиной и кадром с быстро успокаивающейся водной поверхностью и падающим листом — лось переплыл на другой берег. Эти элементы, в тех или других сочетаниях, легко угадываются в большинстве анекдотов про «психоделического лося»:
Бежит лось по лесу, смотрит, в траве заяц косяк забивает. «Заяц, — (исполнитель переходит на низкий и неторопливый грудной голос), — зачем ты это делаешь? Жизнь от этого легче не станет, а здоровье испортишь. Да и сожрет тебя кто-нибудь датого. Спортом надо заниматься. Бежим со мной?» Побежали. Смотрят — под кустом лиса собирается вмазаться. «Лиса, пожалуйста, не делай этого. Зачем тебе наркотическое привыкание? А пока будешь тут лежать — вдруг тебя кто изнасилует? Лучше давай с нами!» Бегут. Смотрят — под деревом волк грибочки перебирает. «Волк, брось эту гадость. Жить нужно в реальном мире. А так — ни друзей, ни карьеры. Добавь лучше адреналинчику, а?» Бегут, все зверье уже в лесу собрали. Выбегают на берег — а там медведь коксом занюхивается. «Миш, перестань! Зачем тебе неестественное возбуждение? Давай лучше…» Медведь поднимает голову. (Исполнитель закатывает глаза, быстро обмахивает пальцами ноздри, потом фиксирует взгляд на воображаемом лосе): «Слушай, ну ты, как колесами закинешься, такой неудержимый…»
Выходит с утра на берег лось с дичайшего бодуна. Смотрит на воду, там рябь, солнечные зайчики. «Нет, — думает, — надо завязывать мешать бухло с марафетом». Опускает голову в воду и стоит. Тут идет охотник — смотрит, лось на водопое. Снимает ружье и из обоих стволов — бац! бац! А лось стоит. Охотник перезаряжает (исполнитель изображает судорожные манипуляции с ружьем и патронами, потом вскидывает воображаемое оружие) — бац! бац! Потом еще — бац! бац! А лось все стоит. Охотник ружье в речку выкинул и ушел. А лось стоит, под водой течение слушает и думает: «Вот что-то я пью, пью, а мне все хуже и хуже…»
Нарик грибов набрал, идет по лесу. Вдруг вылетает навстречу лось — ххе-рак! и дальше бежать. Нарик с земли поднимается, а тут олень летит — ххе-рак! И голос (исполнитель поднимает голову и обшаривает глазами небо в поисках источника голоса, параллельно имитируя левитановские интонации): «Мужчина, отойдите от карусели!»
В советской мультипликационной традиции лось в качестве основного или второстепенного действующего лица появлялся и ранее: в «Раз, два — дружно!» (1967) Владимира Полковникова или в новелле «Услужливый» из мультсборника «Хочу бодаться» (1968) Леонида Амальрика. Однако именно лента Алексея Караева привлекла внимание к потенциальной «анекдотоемкости» этого зверя.
В сюжетах о лосе привычное для анекдота искажение исходного персонажа достаточно регулярно идет по линии сексуализации, причем достаточно специфической: чаще всего подчеркивается его могучая, но остающаяся втуне мужская потенция.
Бежит по лесу белочка, навстречу лось. Она подбегает к нему спереди, смотрит (исполнитель поднимает голову с выражением суетливого любопытства на лице): «Я-а-асненько…» Потом забегает сзади, смотрит (исполнитель повторяет жест, но теперь изображает недоумение): «Непо-ня-а-атненько…» И так три раза. Лось не выдерживает: «Белка, ты чего, белены объелась?» — «Да вот гляжу я на тебя, лось, и никак не пойму — при таких-то яйцах и такие рога!» (Вариант: белка заменяется мышкой, ключевым персонажем еще одной серии анекдотов с неочевидным исходным текстом, о чем ниже.)
Жил-был Лось Большие Яйца. Ломился он как-то раз через кусты, зацепился — и там на кустах все и оставил. Выходит с другой стороны, а там лужок, а на лужке пасется корова. И так ему эта корова понравилась… Подходит он к ней, она поднимает голову (исполнитель изображает томный женский взгляд и говорит медленно, низким грудным голосом): «Здравствуйте… Я — Корова Большое Вымя. А вас как зовут?» — «А я — Лось…. (исполнитель опускает глаза и быстро оглядывает себя в районе паха): ...просто — Лось!» В каждом из анекдотов, как и положено в этой серии, есть хотя бы минимальные отсылки к исходному мультфильму (общение лося с маленьким нахальным существом, проявляющим интерес к деталям его тела; рывок через кусты), но в последнем возможна еще и аллюзия на мультфильм 1966 года «Мой зеленый крокодил» Вадима Курчевского. В этой ленте нестандартный и потому являющийся предметом насмешек со стороны бегемотов и других крокодилов протагонист, который любит цветы, выйдя как-то раз на луг, встречает там прекрасную корову.
Впрочем, бывают и не вполне стандартные изводы этого анекдотического образа:
Идет медведь по лесу — и вдруг врезается в него заяц. «Косой, ты что, охренел?» (Исполнитель изображает искаженное от ужаса лицо и одышку): — «Миш, беги отсюда! В лесу объявился Вежливый Лось! И всех уже перетрахал! И самое страшное — что он такой вежливый!» Медведь: «А мне-то чего?» И домой. Пришел, поужинал, телек включил. Потом встал, дверь запер. Посмотрел телевизор, стал постель разбирать… Вышел, окна ставнями закрыл. (Исполнитель за счет пластики и голоса изображает нарастающую нервозность.) Лег. Ворочался-ворочался, уснуть не может. Встал, вьюшку печную закрыл. Опять лег. И тут чует — приспичило. Делать нечего, встает, дверь отпирает, морду высунул (исполнитель обводит тревожным взглядом воображаемые окрестности медвежьего дома). Вроде никого. Идет в кусты (исполнитель изображает ходьбу на цыпочках), присаживается… И тут его сзади (исполнитель изображает жест похлопывания по плечу и переходит на манеру речи, заимствованную, вероятнее всего, у ведущего передачи «Очевидное — невероятное» Сергея Капицы)’. «Доообрый вечер…» Любопытно, что в качестве устойчивого «спарринг-партнера» для лося из всех персонажей мультфильма выбран именно медведь — не самый активный обидчик лося, но — по факту — основной виновник финального изменения ситуации.
Иногда анекдоты этой серии и вовсе уходят в область черной комедии с выраженным уклоном в наркотическую неадекватность персонажа, как в анекдоте, контаминирующем серию о психоделическом лосе с серией об Инфернальной Девочке:
Звонит девочка в дверь. Открывают родители. «Мама, папа, знакомьтесь, это Алеша, мой новый друг». — «Бля, да это ж мертвый лось!» — «Алешка, пойдем отсюда, нам здесь не рады…»
Итак, наиболее популярные серии зооморфных анекдотов обладают рядом общих признаков.
1. Они используют в качестве основы для деконструкции популярный мультсериал или отдельный мультипликационный фильм. Полнометражные фильмы — как это происходит, скажем, в случае с анекдотами про Петьку и Чапаева или про Штирлица — не используются.
2. Из всех персонажей исходного текста серийный анекдот выбирает устойчивый тандем и выстраивает на нем большую часть собственной сюжетики. Остальные персонажи играют служебную роль, иногда выходя на передний план — но только в отдельных анекдотах. Если персонажей много, выбираются двое наиболее контрастных (Волк и Красная Шапочка — Петя остается в стороне; Удав и Мартышка — Попугай и Слоненок уходят на задний план; Чебурашка и Гена — Шапокляк появляется только в некоторых текстах). Если в исходном кинотексте есть очевидный протагонист и несколько персонажей второго плана, выбирается тот, с кем у героя наиболее очевидный конфликт, приводящий к изменению сюжета (Лось и Медведь, при обилии других персонажей; в «человеческих» анекдотах — Штирлиц и Мюллер).
3. Тандем необходим для поддержки основной стратегии анекдотического декодирования — понижающей инверсии. Оба главных персонажа снабжаются некими предельными характеристиками, модифицирующими исходный экранный образ, и между анекдотическими персонажами выстраивается новая, предсказуемая для зрителя система равновесия, которая в дальнейшем служит основой для отправного скрипта.
4. Перспективной для дальнейшего формирования анекдотической серии становится такая пара персонажей, где каждому из участников свойственна «анекдотическая однозначность», удобная — в дальнейшем — для опознания слушателем элементов предложенного ему исходного скрипта. Эта однозначность может быть демонстративно «вывернута наизнанку» для достижения эффекта неожиданности, но сам этот эффект возможен только в том случае, если зритель уже обладает «встроенной» системой ожиданий относительно конкретных персонажей, тех привычных ситуаций, в которых они оказываются, набора дополнительных действующих лиц и так далее.
Система персонажей позднесоветского зооморфного анекдота
Далеко не каждый потенциально «анекдотоемкий» фильм или мультфильм порождает серию анекдотов; не для всех серийных анекдотов можно с достаточной степенью уверенности найти исходный кинотекст; и не все анекдоты с готовностью встраиваются в очевидную серию. Каждое из этих обстоятельств являет собой очевидный исследовательский вызов, но здесь и сейчас мне важнее составить элементарный «словарь» советского зооморфного анекдота, опираясь на который можно было бы в дальнейшем работать с разными аспектами этого потенциально крайне информативного поля. И поскольку нарратологические составляющие анекдота интересуют меня далеко не в первую очередь, я буду отталкиваться от того элементарного принципа классификации, который существует в рамках самой исследуемой традиции, — от классификации по ключевым действующим лицам.
По сути, это принцип далеко не так примитивен, как может показаться на первый взгляд. Когда потенциальный зритель получает вводный сигнал — ключевую фразу вроде «Знаешь/слышал/рассказать анекдот про вежливого лося?» — этот сигнал провоцирует его на целый комплекс реакций. Помимо очевидных, связанных с 1) желанием или не желанием становиться участником ситуации рассказывания анекдота на правах зрителя именно в настоящем контексте и именно с этим составом участников и 2) обращением к собственному жанровому архиву в поисках возможных соответствий, что позволит модифицировать дальнейшее поведение