Донесение, которое я написал, Глонти долго изучал, а потом принялся переставлять. Вначале исчезли чрезмерно оголенные слова: «отошли», «оставили рубеж» — их заменили другие: «перенесли усилия», «вышли». Но ни одно из них не отражало в полной мере характер действий войск. Пришлось зачеркнуть и эти слова. Наконец окончание последнего предложения: «прочно закрепились на рубеже…» придало тексту необходимую стройность и убедительность. Тот, кто будет наносить с этого донесения обстановку на карту, сам безошибочно сделает вывод, что в центре полосы обороны войска отошли… Выходит, мужество нужно не только на поле боя, но и здесь, в штабе, при разработке боевых документов и подготовке докладов об обстановке начальникам. До чего же тяжело писать донесение, когда нет успеха и отходят войска!
Поздно вечером, после напряженного боя подразделения 10-й бригады оставили станицу Терскую. Противник расширил участок прорыва, несколько отодвинул угрозу со своего левого фланга. Генерал Рослый терпеливо выслушал доклад командира бригады.
— Говорите, внезапный удар? — сердито переспросил он. — Да разве враг обязан предупреждать вас о своем решении? Почему не ведете разведку? Забыли о. маневре силами.
Хорошая была черта в характере комкора: умел сдерживать себя в любой обстановке. Давно известно: криком не учат, а запугивают.
Вместе с тремя офицерами штаба я выехал в батальон, чтобы изучить подробности боя за станицу.
— Обратно ее пока не вернуть, но важно, чтобы второй раз не повторили своих ошибок, — сказал подполковник Глонти.
Роты занимали рубеж южнее станицы. По крупинкам восстанавливались прошедшие события. Случилось непредвиденное. Ручей начинается с капли, пожар — с искры, болезнь — с микроба — все большое развивается из мелочей. Здесь, в самый разгар напряженного боя, один взвод, выдвинутый на прикрытие фланга, не выдержал, подался назад, появилась дыра, которая стала разрастаться. В нее вползли танки и пехота врага. Удар с тыла был неожиданным для защитников станицы.
Такой уж настрой у проверяющих, что сначала они настойчиво ищут причину случившегося. Но чем отчетливее вырисовывались перипетии боя за станицу, тем яснее проступало мужество действий ее защитников. Отважно бились бронебойщики роты старшего лейтенанта П. П. Вилкова, на их счету три подбитых танка. Заслуживали похвалы пулеметчики взвода лейтенанта В. Н. Чепурного, которые своим огнем нанесли большой урон врагу и до последней возможности удерживали занимаемые позиции.
Адъютант старший батальона старший лейтенант С. А. Воронин прикинул соотношение сил во время боя за станицу. На весы ложились танки, пушки, пулеметы, и стрелка уверенно склонилась в пользу врага. Но, какие бы точные ни были весы, невозможно безошибочно взвесить силы сторон. Главные компоненты — выдержка, воля, упорство, умение с достоинством вести смертельную схватку с противником — не поддавались арифметическому подсчету. На этот раз они оказались ниже у бойцов взвода, который прикрывал фланг: люди, впервые столкнувшись с сильным врагом, не устояли я тем самым поставили в тяжелое положение других.
В завершение состоялся разговор с командиром батальона капитаном Г. И. Диордицей. Комбат производил впечатление боевого человека: на шее автомат, на поясе две лимонки, одет в легкий ватник. Во всем его облике проглядывало столько жизненной силы, напористости и смелости, что невольно у всякого, даже из тех, кто мало его знал, появлялась твердая уверенность, что такой не растеряется перед опасностью и найдет достойный выход в любой сложной обстановке.
Замыслы врага не ограничивались захватом станицы, но мерами комбата они оказались сорваны — танки и пехота противника не смогли продвинуться дальше. Говорил капитан веско, реально оценил обстановку, свои силы, не упустил и просчетов в организации обороны:
— Танки решили бой. С фланга и тыла ударили. Лично подбил два. Все дрались как львы. Такой бой — паука на всю жизнь, — заключил он.
После отхода пункт управления батальона расположился вблизи переднего края. Когда я объяснил ему, что при наступлении противника сам комбат окажется на положении стрелка, он не согласился. Имел свои взгляды на управление: не со стороны подавать команды, а быть рядом с бойцами.
— Личный пример командира — вот что главное, — убежденно заявил он.
Проверяющие единодушно определили причины неудачного исхода боя за станицу. Основная из них состояла в том, что командир и штаб бригады не предусмотрели вовремя необходимые меры по усилению обороны на этом направлении. Еще засветло в штаб поступали сведения о выдвижении танков к роще, что находилась вблизи станицы. У командира батальона не оказалось ни одного артиллериста, и в нужный момент он не смог быстро вызвать огонь по целям.
Бесспорно, враг дорого заплатил здесь за свой небольшой успех. Командиры и рядовые получили боевую закалку, стали мужественнее и опытнее, глубоко осознали просчеты. Штаб корпуса, основываясь на уроках этого боя, разработал приказ с указанием мер, исключающих повторение отмеченных недостатков. Стало правилом: в одном окопе находятся командир стрелкового и приданного или поддерживающего артиллерийского подразделений.
С утра 6 сентября снова разгорелся бой. 65 танков атаковали рубеж в центре полосы обороны корпуса, но противник не достиг успеха. Все атаки оказались отбитыми с большими для него потерями. К вечеру враг начал перегруппировку своих сил.
Создавались благоприятные возможности для разгрома его группировки на правом берегу Терека. По распоряжению командующего 9-й армией корпусу предстояло нанести ряд ударов. Большие надежды возлагались на создаваемую группу полковника С. М. Бушева. В ее состав после разбора многих вариантов были включены части из разных соединений, что в известной мере снижало ее боеспособность: 1372-й полк 417-й стрелковой дивизии, 258-й отдельный танковый батальон, 4-й стрелковый батальон с 3-й ротой 1-го стрелкового батальона, противотанковый дивизион, две батареи минометного дивизиона 10-й бригады, три артиллерийских дивизиона.
Одновременно с группой полковника Бушева перешли в наступление также 62-я стрелковая и 52-я танковая бригады. Противник в ответ выдвинул танки. Наши части продвигались медленно. Клин не срезался, а скорее выдавливался. Враг пятился к реке, оставляя на поле подбитую технику. Вот он оставил уже станицу Терскую. Нужен был еще один рывок, чтобы сбросить его с южного берега, но не хватило сил…
Наблюдательный пункт находился близко к переднему краю. На нем вместе с командиром корпуса были и командующий артиллерией и четверо офицеров штаба: разведчик, связист и двое нас, операторов. Отсюда ярче высвечивались происходящие события на поле боя, отчетливо просматривались в центре полосы обороны занимаемые рубежи и действия наших частей, имелась возможность безошибочно пересчитать на этом направлении атакующие танки врага.
Майор Дроздов по каким-то только ему известным приметам определил назревающую беду. В кукурузном поле замелькали головы перебегающих бойцов. Отход всегда похож на пожар в сухом лесном буреломе. Вмиг заполыхает, затрещит, захватит в свои когтистые лапы людей, и если вовремя не прихлопнуть огонь, то потом уже нелегко потушить взметнувшееся пламя. Вблизи появились вражеские танки. Ползли они медленно, с остановками для стрельбы. Справа отчаянно билась одна наша батарея. Перед ней горели три танка.
В мгновенной реакции на события ярче всего проявляются качества командира: или он сам бесстрашно рванется навстречу отступающим, или бросит свой последний резерв, чтобы преградить путь врагу, или же начнет перебирать возможные варианты решений, потеряет время, а потом ничего не останется другого, как спешно отходить на другой рубеж. Генерал Рослый не терял ни секунды.
— В цепь! Задержать! — приказал он густым, сильным басом.
Из командиров штаба и связистов набралось для этой цепи пять человек. Машина подкинула нас к кустам, сразу же развернулась и скрылась в лощине. Быстрым шагом мы пошли навстречу отступающим.
— Назад! Почему отходите?!
Таких бойцов я встречал в первый месяц войны. Они также уверяли, что остались одни, а вся рота уничтожена, своими глазами видели, как погибли офицеры. Не знали одного — что по другую сторону хлебного поля пробирались однополчане и то же самое говорили о них. Появился командир роты. Прихрамывая, тяжело дыша, подошел ко мне. Оказывается, вышли из строя ПТР, отражать атаку танков нечем. Не успел он договорить, как на нас выскочили двое с противотанковым ружьем… Короткими перебежками бойцы возвращались назад. Теперь они снова займут оставленные позиции, выдержат атаки врага и не сдвинутся с места.
К вечеру спало напряжение боя, офицеры штаба включились в работу на КП. Бойко стучал телеграфный аппарат. Связист, высокий, с усталыми глазами, привычно наклеивал полоски на бланк. Штаб армии второй раз запрашивал: почему задерживается донесение? Не поступили к нам последние данные о положении батальонов 10-й бригады. С нетерпением ждал я этих данных, поминутно поглядывая на часы. За соседним столом капитан П. И. Васильев заканчивал оформление карты с решением командира на ночные действия. Он чаще занимался подготовкой графических документов и ведением журнала боевых действий. Почерк у него был красивый, буквы получались пузатенькими, с острыми вершинками, похожие на созревшие луковицы, стояли они ровно, будто по линейке. С картой работал увлеченно, не спеша, и когда завершалось ее оформление, то даже специалисты-чертежники с восхищением любовались надписями и условными знаками. Все признавали: талант у капитана, и потому прирос он к столу, к картам, документам, редко удавалось выезжать в бригады.
Я с большим уважением относился к нему, пытался копировать его надписи на картах, но вскоре убедился, что это не под силу мне. Хотя большую часть времени у него занимало оформление документов, он не был просто техническим исполнителем. Обладая даром видеть планируемые события в развитии и законченной форме, он любое решение, даже высказанное командиром схематично, крупными мазками, наполнял недостающими подробностями и деталями, придавая ему не только красивую выразительность, но и убедительную обоснованность.