. Это открытие стало судьбоносным, хотя полностью его значение было оценено лишь некоторое время спустя. Если именно ДНК, а не какое-либо другое вещество, является носителем наследственной информации, эта молекула должна иметь гораздо более сложную структуру, чем считалось ранее. Однако никто не знал, какова эта структура и каким образом ДНК может играть столь важную роль в процессах наследования.
Это дало импульс для серии новых замечательных исследований. Розалинд Франклин (1920–1958) предприняла новаторскую работу по рентгеноструктурному анализу ДНК. Ее результаты во многом помогли английскому физику Фрэнсису Крику (1916–2004) и американскому генетику Джеймсу Уотсону (р. 1928) определить структуру молекулы ДНК, которая, как выяснилось, представляла собой двойную спираль[75]. Это достижение само по себе стало замечательным открытием. Но также оно открыло путь и к пониманию того, как ДНК передает генетическую информацию. Уотсон и Крик сразу же смекнули, что парные основания двухцепочечной ДНК должны быть ключом к реализации ее функции как репликатора и передатчика генетической информации. «От нашего внимания не ускользнуло, – писали они, – что постулированные нами специфические парные связи позволяют сразу предположить механизм копирования генетического материала»[76]. Иными словами, знание физической структуры ДНК предполагало механизм, с помощью которого эта молекула могла бы себя воспроизводить[77].
На основе полученных результатов Крик предложил то, что назвал «Центральной догмой молекулярной биологии»: ДНК реплицируется, выступая как матрица для РНК, которая, в свою очередь, служит матрицей в процессе синтеза белков. Длинная и сложная молекула ДНК содержит необходимую для передачи генетическую информацию, «закодированную» с помощью прикрепленных к сахаро-фосфатному остову четырех основных нуклеотидов: аденина (А), гуанина (G), тимина (Т) и цитозина (C), причем нуклеотиды в двойной спирали ДНК всегда расположены парами друг относительно друга: аденин всегда связан с тимином, а гуанин – с цитозином. Именно последовательность этих пар оснований и определяет передаваемую наследственную информацию[78].
Так почему же все это так важно для понимания эволюционной биологии? Наиболее принципиальный момент заключается в том, что согласно дарвиновской теории естественного отбора вариации должны возникать и передаваться последующим поколениям, не размываясь при этом. Далее в дело вступает естественный отбор, от которого зависит, сохранится или нет генетический код, кодирующий эти вариации. Неодарвинистский синтез основан на предположении, что небольшие случайные генетические изменения (мутации), происходящие в течение длительных периодов времени, иногда способствуют выживанию. Организмы, обладающие этими благоприятными мутациями, получают относительное преимущество при выживании и размножении и передают свои признаки потомкам. Допуская, что существуют различные коэффициенты выживаемости, нетрудно увидеть, как благоприятный признак может закрепиться в популяции и передаться потомству.
Итак, в природе наблюдается генетическая изменчивость. От естественного отбора зависит, сохранится ли конкретная вариация, а процесс генетической репликации обеспечивает передачу этой вариации потомкам.
Таким образом, эволюция заключается в фиксации редких полезных вариаций и устранении вредных вариаций при помощи естественного отбора. Это, однако, все еще оставляет открытыми многие проблемы эволюционной биологии. Например, неясно, на каком уровне происходит естественный отбор. На уровне генов? На уровне отдельных организмов, которые содержат эти гены? На уровне близкородственных индивидов или групп? Мы рассмотрим эту проблему ниже, когда обратимся к взглядам Докинза.
Как правильно: «дарвинизм» или «эволюционная теория»?
Многие научные теории первоначально именовались в честь либо их создателей, либо главных апологетов. Хорошим примером является «коперниканство», термин, который используется в конкретном историческом контексте для обозначения взгляда на строение Солнечной системы, разработанного в XVI веке Николаем Коперником (1473–1543) и его ближайшими последователями[79]. Однако термин «коперниканство» относится и к теории, которая включает в себя как правильное основополагающее предположение о гелиоцентризме, так и неправильное дополнительное предположение о том, что все планеты вращаются вокруг Солнца по совершенным круговым орбитам с постоянными скоростями[80]. Первое предположение впоследствии подтвердилось, а второе было исправлено Иоганном Кеплером (1571–1630)[81]. Таким образом, термин «коперниканство» обозначает определенную модель Солнечной системы, которая включает в себя как элементы, которые в настоящее время считаются правильными, так и элементы, признанные неверными. Термин «коперниканство» больше не используется применительно к Солнечной системе. Дискуссия двинулась дальше.
Верно ли то же самое по отношению к «дарвинизму»? Никто не станет отрицать исторического значения Чарльза Дарвина, в работах которого изложена теория происхождения видов путем естественного отбора[82]. Но должны ли мы продолжать использовать термин «дарвинизм» для обозначения современных теорий биологической эволюции, ушедших далеко вперед?
Некоторые авторы настаивают на дальнейшем использовании термина «дарвинизм» и в этом смысле. Жан Гай-он полагает, что дарвинизм обозначает то русло, в которое Дарвин «направил концептуальное и эмпирическое развитие эволюционной биологии»[83]. Другие, однако, считают такое употребление термина «дарвинизм» очень сомнительным[84]. Почему современный взгляд на эволюцию следует обозначать таким образом? Эволюционная мысль со времен Дарвина продвинулась вперед, поэтому термин «дарвинизм», разумеется, следует использовать по большей части в его историческом смысле, подразумевая под ним идеи, которые развивал сам Дарвин. Как известно, современная эволюционная биология выработала целый ряд совершенно «недарвиновских» идей, о которых Дарвин ничего не знал. Считать Дарвина «началом и концом, альфой и омегой эволюционной биологии», тем самым подразумевая, что этот предмет мало в чем изменился со времени публикации «Происхождения видов», значит «вводить в явное заблуждение»[85]. Эволюционная мысль вышла далеко за пределы интеллектуального ландшафта, первоначально предполагавшегося Дарвином[86]. Сегодня уже ясно, что значительную роль в эволюционном процессе, рассматриваемом как целое, играет ряд недарвиновских процессов, таких как аутопоэз, самоорганизация, эпигенетические механизмы и симбиоз[87].
Пусть и основанный на дарвиновской теории естественного отбора, современный подход к пониманию эволюции был сперва дополнен менделевской генетикой (1930–1940-е годы), затем – математическими методами, позволившими моделировать эволюцию на уровне популяций (1940–1950-х годы), и в конце концов – представлениями о молекулярной основе эволюции в виде РНК и ДНК[88]. Продолжение разговоров о дарвинизме способствует лишь неточному и досадному представлению об эволюционной биологии как об области науки, которая со времен Дарвина остановилась в развитии на 150 лет.
Опасения по поводу использования термина «дарвинизм» высказывают и историки. Во-первых, исторические исследования ясно показывают, что эволюционная мысль развивалась задолго до Дарвина, другие авторы также внесли значительный вклад в эту область научного знания. Использование термина «дарвинизм» закрепляет исторический миф о Дарвине как об одиноком гении, не отдавая должного тому контексту, в котором он развивал свои идеи. Ни в коей мере не отрицая гениальности Дарвина, необходимо изучать его в контексте эволюционной мысли того времени[89]. Критики отмечают, что преобладание англоязычной науки и ее узкая направленность привели к тому, что Дарвин оказался в привилегированном положении, которое маргинализирует, часто вплоть до игнорирования, важные до-дарвиновские дискуссии во Франции, Германии и Италии. Именно эти дискуссии помогли осуществить революционные изменения в мышлении того времени и перейти от статического понимания биологических организмов к динамическому, эволюционному, которое сегодня считается само собой разумеющимся[90]. Дарвин, несомненно, оказал огромное влияние на осуществление этой революции, однако он не может считаться единственным ее основоположником.
А как же Мендель? Как мы видели, работы Фишера и других ученых продемонстрировали критическую важность идей Менделя как неотъемлемой части эволюционной мысли. Использовать эксклюзивистский термин «дарвинизм» – значит отрицать фундаментальное место Менделя в развитии эволюционной науки.
Одно из возможных решений этой дилеммы – использование термина «неодарвинизм», который указывает на происхождение ряда ключевых направлений современной эволюционной биологии и в то же время подразумевает их значительную модификацию и развитие в ходе последующих исследований. Однако это лишь один из способов обозначить тот факт, что идеи Дарвина были видоизменены. Другие термины, пользующиеся еще большей популярностью, например «эволюционный синтез», «современный синтез», «современный эволюционный синтез» или «новый синтез», вовсе избегают упоминания имени Дарвина