И где он, черт возьми, вообще?
Я нажимаю на его контакт.
Сесилия: Я здесь. Тебя нет.
Я жду, пока он прочитает это и ответит.
И жду.
И жду.
Потом засыпаю в ожидании.
Я просыпаюсь, чувствуя дрожь от холода. Сначала я дезориентирована, затем события прошлой ночи снова всплывают в памяти.
Первое, что я замечаю — пустое место рядом со мной.
Я хватаю свой телефон, который упал на пол, потому что, возможно, я спала с ним в руке.
Сейчас десять тридцать. Черт возьми. Как я могла проспать?
В животе у меня затрепетало, когда я нашла сообщение от него.
Джереми: Появилась проблема. Я скоро с тобой поговорю.
Его слова кажутся обрывистыми, почти пренебрежительными. Или я просто надеюсь, что слишком много в них вкладываю.
Сесилия: Что за проблема?
Джереми: Ничего такого, о чем тебе нужно знать.
Моя кровь вскипает, и чувство уныния прошлой ночи нахлынуло с новой силой.
Сесилия: Ты мог бы, я не знаю, предупредить меня заранее, чтобы я могла быть с людьми, которые действительно заботятся обо мне и моем времени, а не сидеть в этом готическом доме.
Джереми: Убери сарказм и следи за языком.
Сесилия: Пошел ты.
Я делаю паузу, и думаю, что он тоже делает паузу, потому что на другом конце не печатают.
Какого... Я только что выругалась? Ладно. Это не считается, так как это в сообщении. Я же не сказал это вслух.
Я вздрагиваю, когда телефон снова вибрирует в моей руке.
Джереми: В следующий раз, когда увижу тебя, я буду тем, кто прижмет тебя к себе и будет трахать тебя до тех пор, пока ты не начнешь визжать, подпрыгивая на моем члене.
По телу пробегает жар, и я пытаюсь — но безуспешно — не сжимать ноги.
Это нечестно, что он может повлиять на меня одними лишь словами.
Джереми: Я уезжаю домой на несколько дней. У нас с Анникой возникла проблема, о которой, я уверен, ты прекрасно осведомлена.
Я напрягаюсь по совершенно другой причине.
Он знает об Аннике и Крее.
Черт возьми.
Сесилия: Ты отвезешь ее домой? К своему отцу? Зачем?
Джереми: Она хотела переубедить его, и я буду там, чтобы доказать, что она не сможет.
Сесилия: Не делай этого с ней.
Джереми: Побеспокойся о себе и даже не пытайся провоцировать меня. Если меня там нет, это не значит, что я не буду действовать.
Сесилия: Так же, как ты поступил с парнями с той ночи?
Джереми: Они заслуживали большего.
Сесилия: Ты также навредил команде КУ по американскому футболу из-за меня?
Джереми: Возможно.
Я мечусь по комнате, чувствуя себя разгоряченной до глубины души, и не в хорошем смысле.
Он даже не собирается отрицать это или придумывать оправдания.
Сесилия: Ты не можешь просто избивать людей, потому что они говорили со мной, Джереми. Так не делается.
Джереми: Мне плевать на то, что это такое и как это работает. Ты позволишь мне разбираться с этим, когда дело доходит до внешних угроз.
Сесилия: Ты имеешь в виду позволить тебе избивать и в конце концов убивать людей? Я никогда не соглашусь на это.
Джереми: Ты научишься. Разве ты не просила больше меня? Это я, Сесилия. Я не чувствую ни малейших угрызений совести к этим ублюдкам. Если что, я буду делать это снова и снова, пока смерть не превратится из ужаса в роскошь. Я буду пытать их до тех пор, пока они не смогут узнать в зеркале свое собственное изображение, и я буду делать это часто, многократно и с постепенной жестокостью, пока от них ничего не останется.
Слова начинают расплываться из-за жжения в глазах. Мощная эмоция пробирается сквозь меня и лишает меня дыхания.
Это страх, осознаю я.
Я боюсь этой части Джереми. Бесчеловечной, безжалостной стороны, которая не моргнет глазом, прежде чем убить человека. Хотя это не должно удивлять, учитывая его прошлое, но это первый раз, когда я загнала его в рамки.
В которых я, вероятно, буду постоянно страдать от подобных инцидентов. Пока я с ним, он будет находить причины причинять боль другим.
Мне нужно покинуть это место.
Переодевшись в рекордное время, я хватаю телефон и выбегаю через парадную дверь, но останавливаюсь на пороге.
Илья стоит там, скрестив руки перед собой. Он одет в повседневную одежду и джинсовую куртку, под которой, как мне кажется, вчера вечером был спрятан пистолет.
Его лицо немного угловатое, но красивое, но его пустое выражение никогда не меняется. Мне кажется, я не видела на его лице никаких эмоций.
Похоже на Джереми большую часть времени.
Вы знаете, что говорят о птицах одного полета.
— Привет, — осторожно говорю я.
Он кивает в знак приветствия.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.
Я знаю, что Илья — тень Джереми, в некотором смысле, но я никогда не видела его в коттедже раньше.
— Босс сказал не заходить в дом, если ты в нем.
Мои глаза расширяются.
— Только не говори мне, что ты оставался здесь всю ночь?
— Я должен был убедиться, что ты в безопасности.
— Боже мой, но здесь холодно.
— Все в порядке. Я русский.
— Это чушь. Держу пари, ты также ничего не ел.
Не то чтобы я ела. При напоминании об этом мой желудок урчит, а Илья прекрасно справляется со своей ролью покер-фейса.
Я широко открываю дверь.
— Заходи. Я приготовила суп, который мы можем съесть.
Он качает головой.
— Ты иди поешь.
— Если ты не пойдешь со мной, то и я не пойду.
Он снова качает головой.
— Если ты не пойдешь, я скажу Джереми, что ты заходил в дом.
— Я не заходил.
— Попробуй убедить его в этом после того, как он изобьет тебя, как избил парней с той ночи, — я сужаю глаза, а он отводит взгляд, прежде чем, наконец, сделать шаг навстречу.
После того, как я разогрела суп, мы садимся за стол. Это навевает воспоминания о Джереми и его сумасшедшей русской рулетке.
У меня мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю, как этот сумасшедший ублюдок чуть не убил нас обоих.
Я должна была понять, что у него нет границ после того, как это случилось.
Илья ест молча, определенно не желая предлагать какие-либо соображения о своем властном боссе.
— Итак, — я прочищаю горло. — Почему вы избили тех парней из клуба?
— Спроси у босса, — говорит он в пустоту.
Я поджимаю губы, но заставляю себя сохранять спокойствие.
— Его здесь нет, поэтому я и спрашиваю тебя.
— Я не могу тебе этого сказать.
— Хорошо, но ты можешь сказать мне, почему вы избили их, пока они не оказались в критическом состоянии?
Он поднимает плечо.
— Потому что они это заслужили.
Конечно, он так и думал.
— Где третий парень? Почему вы его забрали? Он даже не подходил ко мне.
— Мы этого не делали.
— Но он исчез.
— Это не наша заслуга. Мы оставили их троих вместе.
Я нахмурилась. Если это были не они, тогда кто...
Илай.
Конечно.
Не уверена, как Ава отнесется к этому факту.
Я двигаю ложкой в своей миске и поднимаю голову, только когда чувствую на себе взгляд.
Илья. Он смотрит на меня взглядом серийного убийцы.
— Что?
— Я знаю, что ты не такая, как Босс, и понятия не имеешь, насколько опасна и сложна его жизнь. Так что если ты не собираешься приложить усилия, чтобы понять это, я предлагаю тебе исчезнуть.
Хорошо. Это было прямо и смело.
Мне кажется, Илья меня недолюбливает.
Но это было сказано не со злым умыслом. Он действительно считает, что я не подхожу Джереми. Я согласна.
Я кладу ложку на стол, теряя аппетит.
— Я не могу поддержать его акты насилия. Я могу закрыть глаза один или два раза, но если это будет повторяться, это меня убьет.
— Босс применяет насилие только в крайнем случае или в личных целях, и только против тех, кто этого заслужил. Ты пыталась понять, почему он сделал это прошлой ночью?
— Потому что они говорили со мной и трогали меня, и ему нужно защитить свое право собственности.
— Он сделал это, потому что для него важна твоя безопасность и психическое состояние. Будь умнее. У тебя впереди долгий путь, — он качает головой, пьет прямо из чаши, затем встает и выходит.
Оставляя меня с мириадами вопросов и эмоций.
Глава 29
Сесилия
То, что начиналось как простая поездка домой, чтобы Анника могла убедить своего отца принять Крейтона, превратилось в кошмар.
Мало того, что ее забрали отсюда силой и заставили переехать в Нью-Йорк на неопределенный срок, так она еще и рассталась с Крейтоном, а он был вынужден расплачиваться за это.
Последние две недели были изнурительной мешаниной событий и трагедий, за которыми никто из нас не мог угнаться.
Я думаю, мы все хотели бы отмотать время назад, к тому вечеру в пабе, когда Крейтон вел себя слишком властно по отношению к Анни, а Реми его за это отчитывал.
Тогда мы все смеялись и веселились от души. Мы были группой, а теперь нас разделило отсутствие Анни.
Ава впала в депрессию после ее ухода, несмотря на то, что она явно отстранилась от нее и встала на сторону Крейтона.
Мы все были на его стороне.
Мы знаем его с юных лет и прекрасно осведомлены о его кровавом прошлом до того, как он стал членом семьи Кинг.
Поэтому всякий раз, когда швы на этой ране открываются, мы все чувствуем себя обязанными принять его сторону, несмотря ни на что.
После всего, что произошло, каждый из нас истощен как физически, так и морально. Мы заставляем себя учиться и пытаемся исцелиться вместе.
Папа сказал мне, что было бы неплохо поехать домой и немного восстановить силы, но я не могу оставить всех здесь одних. Я буду сильно волноваться и не смогу отдохнуть.
Поэтому я осталась и старалась быть рядом как можно больше с Глин и Авой, которых уход Анники задел больше, чем они сами об этом говорят.