Бог. Истина. Кривды. Размышления церковного дипломата — страница 7 из 58

Представьте себе: приходит сегодня некто на «рукопожатную» тусовку или на «прекраснолицый» эфир в День толерантности или День прав человека и говорит: «Не слушайте никого, настоящая правда – только у меня, настоящая жизнь – только во мне». Если не получится объявить сумасшедшим, просто изойдут желчью. Интеллигенция… Фарисеи…

А притча, которую мы сегодня вспоминаем в храмах, – вообще скандал. Приходит в храм некто вроде Сахарова или Солженицына и оправданно – подчеркиваю, оправданно! – говорит себе и Богу, что он лучше стоящего рядом вороватого чиновника, к тому же работающего на оккупантов. То есть человека, по сегодняшним меркам, еще менее «рукопожатного» в известных кругах, чем Чайка или Сердюков. Но чиновник оказался более оправдан – потому что был готов измениться. А вот гордыня интеллигента, «морального авторитета», «совести нации» увела беднягу в ад.

С Неделей мытаря и фарисея![11]


Всем сегодня известно дело отца Глеба Грозовского. Пока мы не знаем, виновен ли он в развратных действиях – думаю и надеюсь, что нет, – но фотографии его в детском лагере в полураздетом виде, с девочками-подростками на коленях говорят о чем-то глубоко ненормальном. Даже если и не было ничего греховного со стороны отца Глеба, сама такая степень близости с педагогом и священником запускает в подростковой душе механизмы ревности, обладания, сексуального пристрастия. Неужели это не понятно?

Опасно и панибратство, постоянное хождение домой к прихожанам и духовным чадам, превращение батюшки в «члена» чужой семьи, а самого семейства – в элемент вечной «общинности» без временных и пространственных границ. Негоже и сразу переходить с прихожанами на «ты» – даже в селе, где вроде бы все свои друг другу. А тем более в городе, где это многих коробит. Сто лет назад такого не было и в помине – по крайней мере в городах. Священник должен подчеркивать некую неотмирность – и уважение к другому человеку, к автономии его личности, к целостности его внутренней и семейной жизни. Да, иногда нашего «непробиваемо»-самоуверенного современника нужно огорошить, шокировать и даже испугать, чтобы открылись его духовные очи. Но делать это нужно не всегда, не со всеми и уж тем более не постоянно – иначе эти же очи закроет другая пелена.


Еще одна особая тема, крепко связанная с истинным и ложным духовничеством, – отчитка бесноватых. Изгнание из человека злых духов совершали и Сам Христос, и многие святые. Оно известно во всех периодах церковной истории. В чине оглашения, который сейчас обычно совершается перед крещением, в четырех специальных молитвах Церковь просит Бога отогнать нечистых духов от каждого человека, готовящегося стать ее членом. Многие пастыри имеют особый дар освобождать людей от одержимости бесами – и слава Богу, что этот дар в нашей Церкви не утерян, в отличие от некоторых западных «христианских» общин.

Но есть и такое явление. Ездит человек по пять-десять раз в год по разным экзорцистам, а потом хвалится: вот здесь хорошо отчитали, а там еще лучше… Знал одного раба Божия, который был душевно вполне нормален, но буквально жить не мог без «отчиток», на которых симулировал беснование («призывал беса»), о чем сам потом рассказывал. Зачем это делается? Чтобы казаться «особенным», вызывать жалость и интерес? Между прочим, иногда и священники настойчиво убеждают каждого второго-третьего человека, что ему нужно «отчитываться».


То, что мы не можем сами сделать по немощи, по слабости, Господь восполняет за нас. Мы не можем сами достичь идеала святости, к которому нас Господь призывает, – а только к святости мы призваны, никакого компромисса в этом быть не может, об этом Нагорная проповедь ясно говорит. Но не нашими усилиями достигается эта святость. Господь действует. Там, где мы слабы, Он восполняет наши силы. Там, где мы ничего не сотворили благого и ничего не можем сотворить, Он чудо Своей любви, чудо Своего милосердия и чудо возрождения, воскресения нашей жизни совершает в нас.

Божие присутствие и Божие действие в нашей жизни совершаются через святые таинства. И прежде всего – через Святую Евхаристию. Вот почему дни Страстной Седмицы и приближающиеся дни Святой Пасхи – это не просто воспоминание о каком-то факте истории, это не просто констатация того факта, что учение Христа – это интересное, мудрое, нравственно богатое учение. Всего этого недостаточно, хотя все это хорошо и правильно. Мы не просто разделяем те взгляды, которые в учении Христовом изложены. Мы не просто соблюдаем какую-то традицию. Мы приходим в место, где Господь посреди нас. Мы получаем Его таинственную помощь. Мы получаем возможность в нашей жизни осуществить то, что человеческими силами неосуществимо и не может быть осуществлено.

Таинства Церкви – это именно то, что делает нас достойными святости, то, что передает нам, сообщает нам Божию благодать. Вот почему в эти дни так важно сказать и ближним, и дальним: придите в Божий храм, где Сам Бог присутствует, приобщитесь к таинствам Церкви и в первую очередь к таинству Евхаристии, потому что в нем совершается за каждой литургией та же самая Тайная вечеря, на которую зван каждый из нас.[12]


Да, бесы существуют, и одержимость тоже. Но «эксплуатация» беснования – что пастырями, что пасомыми – может как раз привести к наихудшему виду одержимости. Она не будет связана ни с рычанием, ни с катанием по полу. Но захватит человека целиком.

От беснования надо отличать психические болезни. Однако они на самом деле встречаются не так уж часто – и, сталкиваясь с ними, священнику хорошо бы советоваться со специалистами. Гораздо чаще за «болезнь» или «одержимость» люди выдают элементарную распущенность, исток которой – все тот же грех. Грех гордыни, эгоизма, саможаления. Разного рода страсти – внутренний блуд, обиды, зависть. Настоящее покаяние и добрые дела способны все это излечить без «отчиток» и медикаментов.

В 1998 году мы с отцом Иларионом (Алфеевым), нынешним митрополитом, набросали проект определения Синода по поводу «младостарчества». Причиной были рассказы многих людей о том, как духовники заставляли их вступать в брак с незнакомыми лицами, отправляли в монастырь без малейшей к тому готовности, говорили, что «учиться не надо» и так далее. Проект на удивление быстро получил поддержку – ведь такие истории были известным многим – и был принят Синодом. В тексте говорилось: «Указать священникам, несущим духовническое служение, на недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к следующим действиям и решениям: принятию монашества; несению какого-либо церковного послушания; внесению каких-либо пожертвований; вступлению в брак; разводу или отказу от вступления в брак, за исключением случаев, когда брак невозможен по каноническим причинам; отказу от супружеской жизни в браке; отказу от воинского служения; отказу от участия в выборах или от исполнения иных гражданских обязанностей; отказу от получения медицинской помощи; отказу от получения образования; трудоустройству или перемене места работы; изменению местожительства. <…> Подчеркнуть, что беспрекословное послушание, на котором основывается отношение послушника к старцу в монастырях, не может в полной мере применяться в приходской практике во взаимоотношениях между священником и его паствой».

Это постановление до сих пор многими вспоминается и цитируется – хотя, может быть, мы слишком обильно пересыпали его строгостями. Однако превращение духовников с чадами в настоящие тоталитарные секты было тогда реальной проблемой – сейчас же ее острота заметно снизилась, и чаще именно духовник оказывается унижен перед лицом наглого «пасомого» или церковных властей. Впрочем, и сегодня можно натолкнуться на случаи, когда священник, особенно монастырский, считает себя вправе решать судьбу человека, даже не вникнув в его состояние. Дескать, «харизма»… Но тысячи сломанных жизней бывших монахов и монахинь, людей, не нашедших себя на церковной работе «по благословению», – говорят как раз о том, что за «особым даром» подчас стоят небрежение, властолюбие, меркантильные интересы монастырей и приходов.

Лекарства от всего этого два: молитва и трезвомыслие. Не случайно Церковь так часто призывает мирян обращаться к Богу не только и не столько своими словами – но молитвами, включенными в молитвословы. Эти тексты составлены древними святыми и содержат в себе наследие многих веков боговдохновенной мудрости. Они воспитывают душу и ум, напоминают о главном и второстепенном. Да, можно молиться о здоровье, успехе в делах, о близких… Но главное – спасение, достижение вечного Божия Царства – и именно о нем мы молимся по церковным книгам. К тому же тексты, которые там содержатся, отучают от рассеянности мыслей, от чувственного, «душевного» восприятия Бога и святых – то есть наставляют в трезвенности, в настоящем покаянии.

Трезвомыслие нужно и во время исповеди. Увы, очень многие люди сегодня исповедоваться совершенно не умеют. Пытаются «излить душу», рассказать о последних событиях своей жизни – нередко одних и тех же. Порой это и полезно – но не тогда, когда исповеди ждет еще человек десять, а то и пятьдесят. Кстати, в большинстве храмов сегодня есть специальное время для подробных исповедей – вне богослужения, в спокойное время. Но многие хотели бы прийти буквально к началу службы, а то и к середине ее, да еще в большой праздник, когда народу бывает много, – и исповедоваться весьма подробно. Это совершенно неправильно. Вообще во время Божественной литургии, когда поются псалмы, читается Евангелие, а затем хлеб и вино претворяются в Тело и Кровь Христовы, исповедь уже не очень уместна – хотя, конечно, исповедовать священникам приходится, потому что в городе слишком много «предельно занятых» людей, для которых полтора часа в неделю для общения с Богом – якобы максимально позволительная роскошь.


Иногда люди относятся к исповеди по-фарисейски, думая, что мельчайшие подробности каждого совершенного греха и скрупулезный их учет делают их максимально достойными Причастия Тела и Крови Христовых. Приносят чуть ли не общие тетради, в которых по дням и часам расписаны все прегрешения, многократно повторяемые. Бывает и такое: пришел человек исповедоваться с вечера, подробно рассказал священнику о своих грехах, а наутро приходит опять с тем, что успел нагрешить за вечер и утро. Как-то одна женщина, поисповедовавшись в начале литургии, перед причастием подошла еще раз: вот, батюшка, плохо сейчас подумала о другой прихожанке…