Увы, этот мир придуман не нами, он сочинен мужчинами, по образу своему и подобию. Когда я впервые прочитала Библию, то обратила внимание, что в священной книге ничего не сказано о внешности Бога. Но на иллюстрациях господь Бог — неизменно бородатый старец, Он. А почему не Она? В конце концов можно было ведь придумать специальное местоимение, например Оне. И почему женщин не пускают в алтарь? «Осквернят!». Лишь в двух-трех странах женщинам дано право занимать духовные должности. Самые просвещенные и озабоченные судьбами женщины мужчины не могли (а может не хотели?) преодолеть стереотип восприятия роли и места «прекрасной дамы». Так, видный французский мыслитель, историк и поэт Жюль Мишле, многие годы своей творческой жизни посвятивший написанию книг в защиту женщин, не смог подняться до того, чтобы признать нас равными мужчинам. В книге «Ведьма» Мишле оправдывает дам, мол, они становились ведьмами от беспросветности существования. Один из «блестящих умов своего времени», Мишле старательно и искренне защищал «сошедшихся с дьяволом», ни минуты не сомневаясь, что несчастная девушка действительно могла вызывать мор и пожар. А ведь эта книга — вдумайся! — была написана Мишле в 1862 году. Имевший реноме чрезвычайно прогрессивного гражданина, критик Белинский считал, что женщине необходимо давать образование, но не для сочинения романов и стихов — свою ученость дама должна отдавать на пользу семьи(читай: быть образованной нянькой для кучи детишек). В общем, как полагал Томас Фуллер, «за жизнь женщина должна покинуть дом трижды: когда ее крестят, когда выдают замуж и когда хоронят».
…Вечно беременная «доисторическая» женщина не могла быстро бегать и драться за лучший кусок. Опасаясь за младенца в своей утробе, она отходила в сторону при дележе добычи. Какое мнение могло сложиться о женщине во времена, когда главным достоинством считалась сила? Слабая, значит — второго сорта. В более поздние времена мудрецы начали размышлять о природе женщины с «философской» точки зрения: что она такое? В результате долгих размышлений на несколько тысячелетий в науке воцарилось мнение: мужчина — это норма, а женщина — отклонение от нее. Бытовала и такая теория: женщина — это недоразвитый мужчина(меньше вес тела, мускулов, мозга, меньше силы и ума). И при этом женщиной восхищались, ее любили, как сегодня ты восхищаешься и обожаешь свою красавицу кошку Муську. Ты покупаешь ей вкусную еду и дорогой ошейник, но тебе и в голову не придет спросить у пушистой лапочки, куда лучше вложить деньги и каково ее мнение о видах на урожай. До наших дней сохранились парадоксальные законы и обычаи. Например, при заключения брака у мусульман требуется присутствие свидетелей: двух мужчин или одного мужчины и двух женщин. Один мужчина равняется двум женщинам! Главенствующую роль сильного пола, существовавшую в древности, можно проследить на примере цыган, сохранивших свои обычаи с незапамятных времен. Муж в цыганской семье — самая большая ценность, гораздо дороже детей. Когда недавно в одной из российских областей цыгане решили задержать автобус с ОМОНом, под его колеса положили ребятишек. Показательный пример мужского превосходства в мире — телевидение. Оно устроено так, чтобы радовать глаз наших «добытчиков и кормильцев». Все девушки-дикторы — красавицы, обаяшки, то есть подбираются в первую очередь по внешним признакам. Иное дело диктор-мужчина. Можете ли вы представить, что новости начнет читать девушка с комплекцией экс-ведущего г-на Бовина?
Ты обращала внимание, что в некоторых языках понятия «мужчина» и «человек» выражаются одним словом? В английском это «man», в немецком «der Mann», «l,homme» — во французском. («Отрыжка» этой традиции сохранилась и в русском словосочетании «ученые мужи». А где «ученые жены»?) Понимаешь, с древних времен мужчина равнялся человеку! Вот факты мужского шовинизма, укоренившегося в языках. Мужчина, он же человек обнаружился в португальском: «homen». Оказалось, во многих странах «жена» с лингвистической точки зрения — часть мужа, происходит от него. Так, в английском когда-то «супруга» писалась как «wifeman»(то есть жена при муже), отсюда и произошло современное «woman». «Супруг» у древних англичан означало «хлеб дающий». В Великобритании и сейчас есть слово «chirman»(председатель), но не существует «chairwoman».(Впрочем, «председательши» нет и в русском языке). Словами среднего рода являются «девушка» и «баба» в немецком(такой же грамматический род имеет у немцев слово «скот»!). Еще один(и последний) показательный пример. В современном классификаторе профессий насчитывается 7365 профессий, принятых в России. Из них лишь 10(!) — женского рода: «акушерка», «машинистка», «швея», «сестра-хозяйка», «цветочница»… Языковой мужской шовинизм? Да!
Теперь ты понимаешь, почему так трудно преодолевать и разрушать устои общества, тысячелетиями служившего Его величеству Мужчине. Но женщины не сдаются! 6 ноября 1990 года 50 жительниц столицы Саудовской Аравии Эр-Рияда организовали марш протеста против запрета ездить за рулем автомобиля. Отважные сестры(а в этой стране женщине до сих пор предписывается в общественных местах закрывать лицо) выехали на машинах в центр города. Их задерживает полиция: бунт на корабле?! Шестерых зачинщиц лишают работы — права преподавать. Действительно, как можно доверить воспитание молодежи таким развратницам! Правительство издает очередной указ, строго запрещающий водить женщинам машины. Напомню, на дворе стоял 1990 год!
Вот уж действительно: кому воду носить? — Бабе. — Кому биту быть? — Бабе. — А за что? — За то, что баба!
Но ты ведь не позволишь мужчине(даже самому любимому) задвинуть тебя на задворки истории? С чего начать? Первым делом нужно купить отрывной календарей с листочками двух цветов: розовый означает, что сегодня завтрак готовишь ты, а голубой напоминает — настал черед мужчины».
Накануне Нового Года Юля позвонила Зенцову в Москву.
— Дима, бабушка умерла. Давление.
Димка молчал, не умея выразить жалость.
— Мне приехать?
— Нет, я ее уже вчера похоронила.
— Юля, я сегодня-завтра дела разрулю и в четверг приеду. Держись!
В комнате стоял странный запах. Трельяж все еще был накрыт черным платком. Они молча посидели на оттоманке.
— Слушай, чего-то я никогда не интересовался, а где у тебя мама?
— Ее утопили в Неве, вместе с теткой, — рассеянно, но с глубоким страданием ответила Юля.
Зенцов выпучил глаза.
— К-как утопили? И нашли — кто?
— А чего искать-то? Гурьянов утопил.
— Посадили его?
— Ничего не посадили.
— Вот блядь! Ой, извини, вырвалось.
— Да ничего. Он потом еще троих утопил, — припомнив, уточнила Юля.
Зенцов отпрянул. Внимательно взглянул Юле в лицо, ища признаки сумасшествия. Признаков не было. Зенцов успокоился.
— Я честно говоря толком ничего не помню, может что путаю. И не люблю об этом говорить.
Через сорок дней Юля продала комнату и переехала в Москву к Диме. Зенцовскую однушку с доплатой они обменяли на ту самую «распашенку» с маленькой кухней, возле подоконника которой Юля, отрыдавшись вдоволь, закончила писать в лиловую книжечку DELUXE.
Она зашла в спальную и присела на краешек кровати. Возбужденная, все еще бурно размышляя о пресловутом «женском вопросе», Юля вперила взгляд в яркую цветную фотографию, стоящую в двойной рамке «книжечкой» — в одной половине часы, в другой — Зенцов на яхте. На снимке небо веселого разбитного цвета «петухи да меленки» ярко светилось в темноте. За спиной Зенцова, попирая законы земного притяжения, вздыбливался, предвкушая наслаждение полета, белоснежный парус. Часы на правой половинке рамки показывали ровно три часа ночи. На улице прокукарекал петух. «Наверное кто-то на балконе держит», — решила Юля.
Глава третьяИТАК, ОНА ЗВАЛАСЬ МАРТЫШКОЙ
Сперва луна сказалась было больной. Нежно-гнойного, как затхлый сыр, цвета, с вечера она нашла у себя сплин, обостренный, очевидно, предшествующим бессонным днем. Он — день, стоял болотно-жарким и перешел в такую же удушливую ночь; влажную нездорово, тяжело и несвеже, как мыльная городской бани. Но чем непрогляднее сгущалась июльская темнота, тем оживленнее становилось лицо луны, и к полуночи, как ей казалось, против воли, желание все-таки охватило ее. Томление было так непереносимо, что луна чувственно продекламировала услышанные как-то из окна квартиры на Фонтанке и совершенно очаровавшие ее слова: «Ночной эфир струит зефир!..»
Мартышка свечера схоронилась, ища прохлады, на заполненной хрустальными штофами, чарками и крюшонницами горке, стоявшей поперек угла горницы. Легла в сумерках, свесив хвост в прохладу угла, и, полная истомы, уснула. Разбудило ее шевеленье возле дивана.
Мартышка приподняла голову и уставилась в темноту.
Барин — это был он, на ощупь, ловко, распускал завязки, стягивавшие в сборку ворот нижней рубашки жены.
— Не трогай меня! — обиженным голосом твердила она. — Я не хочу!
— Хо-очешь! — довольно ласково протестовал барин, высвободив уже груди жены и, лаская двумя пальцами сосок одной, одновременно тихонько кусал другую. — Ну же, хочешь!..
— Не нагулялся за день? — еще сопротивлялась жена, впрочем все более и более томным голосом.
— С кем, Наташенька, лапочка? Ангел мой? — вибрирующим голосом шептал барин.
Мартышке вспомнился парус, что днем изучала она пристально, забредши за кухаркой на берег Невы. Мартышка не могла понять, что заставляет вздыбиться парус, смиренно висевший на деревянной перекладине, и вдруг вздувшийся крепко, и ставший огромным против давешних его размеров. Никто парус изнутри не подталкивал, это она видела точно. Но он поднялся враз, наполненый невидимой силой, так что шаланда под ним не смогла удержаться и устремилась вперед под его напором.
Мысль о парусе посетила Мартышку при виде плоти барина Александра Сергеевича, наполнившейся такой же непонятной, не поддающейся мартышкиному разумению, силой.
Она глядела круглыми глазами на барыню Наталью Николаевну, запрокинувшую и слегка втянувшую в плечи голову, все более, казалось против своей воли распалявшуюся, и наконец-то издавшую тихий стон.