А это что?..
— Ну, как?
Вопрос майора застал ее врасплох. Валерия машинально сунула удививший ее предмет в карман пальто и протянула Николаеву маленькую коробочку, обтянутую кожей ярко-красного цвета с золотистым вензелем на крышке.
— Вроде ничего не пропало, а кое-что даже появилось, — печально заметила она.
Следователь осторожно приоткрыл коробочку. Ярко сверкнул бриллиант, ему деликатно вторила платина — на алом шелке лежало кольцо, удивительно красивое и изящное, как умеют делать только итальянские ювелиры.
Валерия смотрела на это роскошное кольцо, и чувствовала, как сжимается сердце, а на глаза наворачиваются слезы. Даже тертый-перетертый, повидавший всякое в жизни следователь почувствовал себя неловко. Неуклюже переминаясь с ноги на ногу, он не знал, что сказать. Казалось, кольцо жжет ему ладонь, но он так и держал его в руках, словно не зная, что с ним делать.
Валерия вдруг сообразила, что до сих пор не задала мучивший ее вопрос:
— Скажите, как вы узнали о смерти Давида? Кто вас вызвал?
Следователь обрадовался возможности завершить неловкую паузу. Он закрыл коробочку и поставил ее обратно.
— В котором часу вас ждал господин Алонсо? Где-то в десять — половине одиннадцатого? Вчера вечером он заказал букет цветов на утро. Сегодня в девять часов утра курьер созвонился с ним и подъехал… э-э… — следователь сверился со своими записями, — где-то в девять сорок — девять сорок пять. На вызов домофона никто не ответил, но подъезд оказался не заперт. Поднявшись на нужный этаж, курьер обнаружил, что дверь в квартиру клиента приоткрыта. Примерно в это же время открытую дверь обнаружила и соседка Алонсо, собиравшаяся по своим делам в город. Затем они вместе позвонили в полицию.
Следователь помолчал, затем добавил:
— Можете на него посмотреть. Букет, я имею в виду. Скорее всего, цветы, как и кольцо, предназначались вам, но отдать их я не имею права.
Валерия прошла на кухню. Щуплый молодой человек, почти подросток, жался к обеденному столу. Худое треугольное личико, жидкие волосы, забранные сзади в крысиный хвостик. И острые, внимательные глазенки, поглядывавшие на нее из-за огромной копны белых роз. На столе кроме букета стояла любимая кружка Давида со смешной надписью, подаренная ему в прошлом году болельщиками. Парень хоть и сидел сиротинушкой, но испуганным не выглядел. Валерия перехватила его взгляд, мельком брошенный на нее, ни страха, ни любопытства в нем не было.
Валерия потянулась к цветам и, сама не понимая зачем, вытащила одну розу. Никитин, уже было дернувшийся к ней, отступил назад.
— Георгий, — крикнул он в недра огромной квартиры. — Отвези девушку домой.
— Спасибо, я сама, — поблагодарила Валерия.
— Вам сейчас не стоит садиться за руль.
Что-то человеческое впервые проклюнуло сквозь закаменевший фасад майора.
— Нет, я лучше сама.
Ну как им объяснить, что сейчас ей хочется как можно скорее остаться одной!
Лицо следователя утратило участливость и сделалось непроницаемым, как в начале разговора.
— Как угодно, — коротко сказал он. — Скорее всего, мы с вами скоро встретимся. И еще. Если соберетесь покинуть город, обязательно предупредите.
V
Я стояла, вцепившись обеими руками в поручень. Впрочем, стояла — это, пожалуй, не совсем верное слово, ноги мои подкашивались и разъезжались по скользкой палубе. Судно качало так, что мой желудок в любую минуту готовился вывернуться наизнанку. Я ошалело покрутила головой, поймав как сочувствующие, так и насмешливые мужские взгляды.
Ну что ж, тебе удалось выглядеть полной блондинкой в их глазах, можешь гордиться собой, мысленно поздравила я себя.
Очередная волна подцепила суденышко и грубо скинула вниз. Меня вновь обдало солеными брызгами, и я еще сильнее вцепилась в поручень. Поэтому прозвучавший за моей спиной мужской голос выглядел полной издевкой:
— Спокойное сегодня море, даже заявленных трех баллов не видно. Два, не больше.
— Твоя правда! — согласился другой. — Не зря Рэналф так рано своих ребят вывел, работы на глубине пока разрешены. После обеда волнение наверняка усилится.
И уже обращаясь ко мне, заметил:
— Милая девушка, может, вы лучше в рубку пройдете? Там тепло. Давайте я вам помогу.
Сильная мужская рука легко подхватила меня за локоть.
В рубке помимо капитана, лихо крутившего штурвал, дремал закутанный с головой в отороченную енотом парку человек. Вздрогнув от порыва студеного воздуха, ворвавшегося вслед за мной, он поднял голову, и я узнала одного из представителей Хитроу. Как там его? Джеймс?.. Джон?.. Дональд?..
Разве можно отправлять в одно место трех похожих, словно братья, людей, да еще с такими именами?!
Джеймс-Джон-Дональд приоткрыл один глаз из-под своего енота и удивленно пробормотал:
— Какой же гад твой шеф, девочка, если отправил тебя сюда. Сам, небось, в отеле в тепле сидит.
И, покачав головой, добавил:
— Впрочем, мой шеф тоже гад.
Гад или не гад Эрнандес, я не знала. Зато знала точно, что сейчас он отнюдь не сидит в тепле. В эти минуты аргентинец, как и я, изображал из себя опытного морского волка. Только не на маленьком утлом суденышке, швыряемом каждой двухбалльной волной, а на солидном многофункциональном спасательном судне, для которого два балла ровным счетом ничего не значат. Там занимались серьезной работой — пытаясь достать со дна крупные обломки, мы же собирали мусор, плавающий на поверхности.
Я уселась напротив Джона или Джеймса или Дональда. Он вновь задремал, уронив голову на грудь, а я от нечего делать принялась обдумывать утренний разговор с Ганичем.
— Привет, Уманская, я обязан тебе бессонной ночью, но было интересно. Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго, — как всегда наш гений начал разговор со своей любимой цитаты. — Итак, для начала пять человек, которых ты вчера не смогла идентифицировать. Двое не заслуживают нашего внимания, и мы их пока опустим, это наемники-телохранители, хотя и очень высокого ранга. Еще двое — это герцог Албемарл и баронет Хезилридж. Не слышала о таких? Немудрено. Эти имена не треплют СМИ, они не мелькают в Интернете, не имеют порядкового номера в «Форбс», не значатся в правлении ни одной транснациональной корпорации. Но, тем не менее, занимая скромные должности советников банков и корпораций, эти двое остаются одними из самых влиятельных людей мира.
— Мировая закулиса? — задала я вопрос.
— Нет, не думаю. Чуток пониже, уровень нашего кремлевского Серого Кардинала. Ну и, наконец, пятый — некто Хулио Гонсалес. Личность вымышленная, аргентинские коллеги пробили данные. Так что по остаточному принципу этот сеньор Гонсалес и есть твой клиент. Не хотел, жучара, палить свою поездку, но от нас так просто не скроешься.
— А что говорят данные с камер аэропорта Буэнос-Айреса?
— Просили передать, что похож, — хихикнул Ганич.
— Это все? — спросила я.
— В общем-то, да, — Леонид замялся, но сразу же поправил себя. — Непосредственно по делу все, но тут такие любопытные тараканы полезли, что я не удержался и копнул глубже.
Когда Ганич копает глубже, это всегда интересно.
— Выкладывай.
— Уманская, ты как к футболу относишься?
— Я? Никак. Не играю, не хожу на стадион, не встречаюсь с футболистами.
— Тогда придется начинать от Адама, — вздохнул гений. — Футбол — это такая игра, когда надо забить мяч в ворота соперника ногами или любой частью тела, только не руками. Футболистов на поле двадцать два, по одиннадцать от каждой команды. В команде есть вратарь, этот тот парень, что стоит в воротах. Каждый из полевых игроков — тех, что бегают по полю, — также имеет свое амплуа, правда, не настолько ярко выраженное, как у вратаря. Это защитники — обычно два центральных и два крайних, полузащитники — центральный, опорный, два крайних, нападающие…
— Все это я и в Википедии могла прочесть, — фыркнула я. — Давай дальше.
— Я тут посмотрел летевших на рейсе футболистов. Двадцать два человека, ровно на два состава. Шестнадцать человек из «Монументаля» — считай, костяк команды, шесть из других команд, можно сказать, для точечного усиления. Чтобы тебе было понятнее — на места более слабых игроков «Монументаля» были взяты сильные игроки из других команд. И не просто сильные игроки, а настоящие звезды! Все вместе двадцать два футболиста образуют два полноценных состава. Причем, для игры по системе 4-1-4-1. Именно так последний год играет «Монументаль».
— Разве так можно? — удивилась я. — Брать игроков из других команд? Что это за турнир такой?
— Нет, конечно же, нельзя. Но вряд ли футболисты летели на официальный турнир, тем более, что никаких игр с участием «Монументаля» в ближайшие дни в Англии не намечается. Я проверил. Когда планируется какая-то игра, пусть даже товарищеская или иная встреча вне официальных турниров, как, например, недавний благотворительный Матч мира, проводимый Ватиканом, то всегда можно найти информацию о ней. Здесь же ничего подобного.
— А с чего ты взял, что они летели играть в футбол? Может, они в рекламе сниматься собирались. Или просто решили все вместе попить чайку на Пикадилли, — хмыкнула я.
— Может, — согласился Ганич. — Может, и чайку, только я все же склоняюсь к мысли, что они собирались играть в футбол. Я тут пару-тройку часов поиграл в футбольный менеджер, так даже тупая программа согласна со мной — на этом рейсе летели лучшие футболисты Южной Америки в оптимальном составе под руководством одного из лучших тренеров мира. Если бы, к примеру, мне велели собрать команду мечты и дали полную свободу, вернее, ограничили бы Южной Америкой, то я бы все сделал точно так же: взял нынешний «Монументаль» и точечно усилил его. Так что теперь мне безумно интересно, что это за несостоявшийся матч и кто предполагался в соперники.
Ганич перевел дух и взлохматил и без того растрепанную копну волос.
— А еще мне безумно интересно, каким боком здесь оказались английские аристократы и твой аргентинский жучара, — добавил он. — Это не те люди, которые «вписались» в чужой чартер в последнюю минуту. И не те, которые согласились бы «подбросить» до Лондона футболистов. Я вот думаю, а не связана ли букмекерская контора Мударры с этим непонятным матчем?