ё больше не осталось, за что ещё цепляться. Но всё же, железобетонная уверенность вирт-приятеля в том, что они встретятся и непременно будут вместе, немного смущала. Кто знает, каким он окажется в реальной жизни? Вдруг за маской обезличенной аватарки прячется, например, подросток с проблемным отцом? Или юноша, страдающий от какой-то неизлечимой болезни? Или просто совершенно другой, незнакомый, чужой человек, прикрывшийся противоречивой маской? Так-то Ли никогда не могла понять толком, сколько лет её собеседнику, кто он и каков. Слишком смешанными, неоднозначными были сигналы: то он казался взрослым и умудрённым опытом, то непозволительно юным, то глубоким мыслителем, то наивным до безобразия… И вот это его заявление, про их встречу и совместное будущее, настораживало её.
— Э… Ну, как сказать, — начала она, осторожно подбирая слова. — Я могу тебе… не знаю… не подойти?.. Мы ведь никогда на самом деле, даже здесь… Мы не знаем, что нам нравятся одни и те же вещи, если уж на пошло. Но ты говоришь, что будешь со мной, и это правда не…
По мере того, как она говорила, брови бога смерти поднимались всё выше. Ли почувствовала себя глупо. Да ладно, это и было глупо! Но в то же время иррационально хорошо: в последнее время она, кажется, совсем разучилась делать глупости. Война не располагала.
Но рядом с ним она позволяла себе быть прежней, хотя и отдавала себе отчёт в том, что получается через раз: пусть пока что она и летала на подхвате, но пепельный привкус смерти уже оседал на языке, пронизывал всё её существо. Ли знала, что меняется, что всё меньше в ней остаётся от той беспечной кибергонщицы, которой она была когда-то. Война меняет; это правило неизменно, и она, к сожалению, проверила на себе.
— Мы, думаю, вкладываем во всё это разный подтекст, — вдруг сказал он. — Я не говорю о каких-то… интимных взаимоотношениях. Не обязательно. Быть рядом можно по-разному, у этого определения широкий спектр смысловых значений. Мы всегда можем выбрать именно тот, который для нас приемлем.
Вот теперь Ли почувствовала себя дурой.
— Извини. Ты прав, и я надумала себе…
— Ты сделала закономерное предположение, — прервал он, — всё в порядке. Я просто говорю, что мне в целом подойдёт любой контекст, если он включает тебя. Мы встретимся в реальности и сможем стать друг для друга теми, кем захотим стать. Разве не в этом смысл свободы?
Порой его слова буквально сбивали её с ног.
— Пожалуй. И всё же, ты меня совсем не знаешь.
— Я знаю о тебе достаточно. “Зорко одно лишь сердце”, да? Хотя, конечно, с чисто технической точки зрения сердце не может быть зорко, потому что…
— О, заткнись! — возмутилась Ли. — Из тебя не получилось бы романтика!
Он серьёзно посмотрел в её глаза.
— Определённо, не получилось бы. Это плохо?
Ну и как на него такого злиться?..
Она вздохнула.
— Нет… Нет, не плохо.
— Я рад. Не уверен, что у меня получилось бы быть романтичным, даже если бы я попытался. Это слишком… неоднозначная сфера. Мои познания в ней ограничены, и она слабо поддаётся расшифровке.
Ли хмыкнула и покосилась на этого чудесного парня, который спокойно доверял ей свои деньги, гениально летал и всегда был рядом, который помогал ей создавать в вирте планету и прочёл её любимую книгу.
— Тебе не надо пытаться, — сказала она.
-
— Эй, Кэп! — старпом широко усмехнулся. — Я провёл Каю внушение и максимально доступным языком объяснил, в какую сторону не надо трепать своим дурным языком. Парень вроде бы проникся, ну, насколько это было вообще возможно. И дальше уже не моя песочница, но я вроде как спрошу: ты в порядке?
Ли дёрнула плечом.
— Да, с чего бы нет?
— Не знаю, Кэп. Показалось, вся эта тема с теми, кто ждёт, тебя немного напрягла.
— Джекс… я могу ошибаться, но это таки не твоя песочница.
— Да понятно, что не моя, — хохотнул он. — Но я вот тебя послушал и сейчас глупость одну спрошу… Ты знаешь его?
Ли застыла. По спине продрало морозом. Чем она себя выдала? Где прокололась? Если до штаба дойдёт подозрение…
— Что ты имеешь в виду? — уточнила она так спокойно, как только могла. — Хватит говорить загадками!
Джекс вздохнул.
— Да ничего такого, кэп. Я вот тут сижу, глушилку чиню. Вроде бы неплохо работает; наши коммы, правда, пока что не передают сигнал, но это уже частности.
Ли внимательно посмотрела на прибор в его руках. Нырнула в вирт для проверки; и действительно, всё, что сейчас будет сказано, останется между ними.
— Верно, — протянула она, глядя в серьёзные глаза Джекса, — частности.
— Вот-вот, — прищурился старпом. — Заодно решил и у тебя спросить. Смотрел тут на тебя, слушал, и стало интересно: значит, тебя ждёт бог смерти?
Дерьмо.
— Как и нас всех.
Старпом, всё это время внимательно наблюдавший за её лицом, хмыкнул.
— Ну-ну… Значит, бог смерти, да. Интересные дела… Мне жаль, Кэп.
Ли сжала руки в кулаки так, что ногти больно впились в ладони.
— Джекс, я не знаю, что ты сам себе надумал, но…
— А давай не будем? — зевнув, оборвал её старпом. — Вот правда, нам ещё вместе сдыхать. Давай не портить это враньём?
Ли поморщилась. Но промолчала.
— ..Нас никто не слышит, — добавил Джекс. — Это небольшой разговор лично между нами. Он не уйдёт дальше — по крайней мере, не больше, чем ты разрешишь.
Ли задумчиво перекатилась с пятки на носок.
— Мне всё же интересно, с чего ты вообще сделал свои странные выводы, — заметила она осторожно.
— И не мог ли кто-то ещё додуматься до того же? Положим, про бога смерти тебе стоит упоминать пореже, серьёзно. С другой стороны, то, как ты совершенно случайно выжила в лобовом столкновении с ведущим альданцев, уже о многом говорит... Впрочем, вряд ли кто-то ещё из наших сможет прочитать. Не все тут проходили подготовку в королевской разведшколе. Но я — да.
Ли ошеломлённо вскинула голову. Старпом смотрел в упор, и его привычное, чуточку гротескное лицо показалось внезапно старше, серьёзнее…
Опаснее.
Ли сглотнула.
— Я могла бы спросить, как и зачем ты здесь… Но это ведь бессмысленно, правда?
Джексон дёрнул уголками губ.
— Не то чтобы бессмысленно. Просто правда не особенно отличается от той версии, которую знаешь ты, кэп. Парой нюансов, которые на правительственном вирте хранятся под грифом “совершенно секретно” — и на этом всё. Суть-то от этого не меняется, я действительно с самого начала задавал слишком уж много неудобных вопросов. И сейчас кое-что спрошу… Значит, они всё же люди?
— Что?
— Ты знаешь, о чём я.
Ли облизала разом пересохшие губы.
…Я хотел бы быть свободным…
…Свободы не существует…
…Что, если прямо сейчас я лежу на холодном операционном столе и пытаюсь отвлечься от того, что…
…Я приду к тебе…
— Да, они люди.
— Дерьмо, — сказал старпом, глядя в небо, — даже не знаю, успокаивает это меня или убивает.
— Я тоже… не знаю, — призналась Ли тихо.
Старпом хмыкнул и снова просветил её внимательным, препарирующим, очень… знакомо-незнакомым взглядом.
— У тебя есть с ним связь? Со своим богом?
Во рту было горько.
— Нет.
— Значит, да. Тебе надо что-то делать со своим лицом, Кэп. Слишком выразительное; ты совсем не умеешь врать.
Ли промолчала. А что она могла сказать? У неё была возможность связаться с ним, да; их собственную планету никто не отменял. Только вот что это принесёт, кроме горечи? А сообщить о своих подозрениях разведке, дать им вирт-данные “бога смерти”... Ли сделала бы это, знай точно, что это поможет. Но были у неё очень, очень серьёзные сомнения на этот счёт.
— Я понял, кэп, — вздохнул Джексон. — Понял. Мой тебе совет: свяжись со своим… человеком. Потому что люди, они, знаешь ли, ошибаются. Особенно когда эмоции на кону. А нам такая ошибка может спасти жизнь… Хочешь яблочко?
Ли взяла. Яблоко, румяное с виду, отдавало пеплом и гнилью.
-
— Пообещай мне, что мы встретимся, когда кончится война, — сказала она тихо. — И мы будем рядом… как ты там говорил? В любом из смыслов, который только позволит контекст.
Он повернулся и с лёгким удивлением посмотрел на неё. Закат на их придуманной планете (на которой, разумеется, всегда был закат, как же ещё?) золотил его карие глаза (типовый цвет номер 12/2). В какой-то миг Ли даже показалось, что глаза его сами по себе горят оранжевым огнём… как взрывы в атмосфере. Страшно и красиво одновременно.
Она потрясла головой, и наваждение ушло. Она усмехнулась про себя: не в первый раз. ПТСР после всего случившегося расцветал махровым цветом, и искажения восприятия не заставили себя ждать. Так, ей пришлось отвести взгляд и поспешно шагнуть назад, когда лазурный прилив их личного океана, ласкающий ноги, вдруг приобрёл кровавый оттенок.
— Мне казалось, ты в прошлую нашу встречу говорила, что мы совсем не знаем друг друга, — заметил “бог смерти” рассудительно. — Не ты ли считала, что я слишком спешу?
Если бы ты только знал…
— Передумала.
— Что изменилось?
Всё.
— Ничего особенного. Просто знаешь, эта война и всё прочее. Мне хочется знать, что меня кто-то ждёт.
Он нахмурился.
— В твоём секторе должно быть безопасно, я это постоянно проверяю. Кто-то из твоих близких?
— У меня нет близких, — ответила она легко.
Не стала добавлять: “Уже нет. Со вчерашнего дня — никого, совсем. Только ты”.
На языке вертелось многое.
“Ты знаешь, долгие годы самым страшными моими преступлениями были лёгкое жульничество и использование теневого вирта. Мне казалось, что я знаю этот мир, современный и безопасный, мир будущего. И себя, типичную его жительницу, я вроде бы знала тоже. Но это была иллюзия — и про меня, и про мир... Знаешь, недавно я стала убийцей. Я присутствовала при пытках. Я закрывала глаза на мародёрство. Я ненавижу своё отражение. Я знаю прекрасно, ради чего это всё делаю. Я видела, что делают те, другие. Я знаю, что война по определению не бывает человечной. Но от этого не становится легче.”.