А затем ветер переменился. Флот последовал за флагманским кораблем короля «Георгий» прочь от берега в Ла-Манш. Томас стоял у фальшборта на ногах, уже привычных к бортовой и килевой качке, с волосами, задубеневшими от соли, как кольчуга. Развернутые корабельные знамена развевались на ветру цветными хвостами. Волнующее зрелище – король-воитель, ведущий свою армию на войну. Сэр Гилберт сплюнул за борт. Он улыбался, глядя в небо и любуясь знаменами. Потом повернулся к Блэкстоуну.
– Мы не пойдем в Гасконь, юнец! Это я тебе говорю! – Лицо его сияло свирепой радостью. – А я-то гадал, почему это Готфрида д’Аркура произвели в маршалы армии.
– Не разумею, сэр Гилберт.
– Тебе платят не за это. Готфрид – нормандский барон, не питающий любви к королю Филиппу. Наш благородный присяжник дает королю Филиппу пощечину. Мы идем в Нормандию.
На следующий день, двенадцатого июля, громадный флот заполонил горизонт, когда головные корабли свернули в залив Сен-Ва-ла-Уг, и малая осадка позволила им сесть на мель почти у самого берега. Сэр Гилберт держал своих людей наготове и теперь вместе с Блэкстоуном у локтя и Ричардом на шаг позади с плеском побрел к берегу во главе десанта. Авангард, состоящий из лучников и безлошадных латников, разразился оглушительным ревом. Томас услышал, что орет вместе с остальными, понукая себя вперед. Вдоль всей береговой черты Блэкстоун видел, должно быть, тысячу лучников, топающих по покрытому рябью мокрому песку к стопятидесятифутовому откосу. Но град вражеских стрел не обрушился им на головы. Он ощутил, как ноги его снова крепнут, а легкие наполняются энергией. Все было таким кристально четким, таким ярким. Каждый корабль был выгравирован на море, и сюрко каждого, даже самое выцветшее, казалось мазком броского цвета. Томас, расплывшись в улыбке от чистой радости всего этого, повернул голову и увидела брата, без малейших усилий вышагивающего на шаг позади. Вскарабкавшись на откос, они увидели с дюжину удирающих что есть духу новобранцев – рыбаков или горожан, Блэкстоун не знал, кто они такие, – но через считаные мгновения в воздухе зашелестела смерть. Не успел Томас даже углядеть в них угрозу, как лучники-ветераны уже натянули тетивы и дали залп.
– Блэкстоун! Там и там! – крикнул сэр Гилберт, указывая места на вершине скалы. – Если смахивает на угрозу, убей.
И отдал ту же команду еще полусотне человек, размещая их на оборонительных позициях.
Николас Брей, командир роты лучников, харкнул в Томаса проклятьем. Крутой подъем дался легким сорокапятилетнего сотника нелегкой ценой.
– Говнюк! Любезная Матерь Божья, Блэкстоун, кто здесь идиот? Ты или осел? Сэр Гилберт тебе череп проломит!
Томасу потребовалась секунда, чтобы сообразить, что не дело таращиться на залив – враг-то у него за спиной. Кровь бросилась ему в лицо, но больше никто его промашки не заметил.
– Оставайся здесь, доколь не будет велено. Двинемся в глубь суши уж скоро.
– А нам дадут лошадей? – поинтересовался Блэкстоун, более всего прочего желая занять себя хоть чем-то.
– После двух недель взаперти на судне лошади будут почище буйнопомешанных выродков, особенно эти окаянные дестриэ. Выскочат из него галопом и будут носиться взад-вперед по сему богом забытому берегу. Можешь вознести благодарственную молитву, что наш государь обдурил французов. Кабы они нас поджидали, мы бы пошли на корм воронам.
Повернувшись, он зашагал вдоль линии занявших оборону лучников, на ходу понося их матерей и благословляя короля. Томас с братом выполнили указание сотника: остались на позиции в ожидании контратаки. Но она не последовала.
В десятке ярдов от них Джон Найтингейл крикнул:
– Я перебью вдвое против вас с Ричардом, вместе взятых, когда их угляжу!
– Если они не углядят тебя первым, – откликнулся Блэкстоун, чувствуя, что старшие ветераны бросают взгляды в их сторону, понимая, что ни один из деревенских парней не разу не был в бою, не считая драк в таверне с людьми бейлифа. Найтингейл возился с ремнем, пробовал лук, проверял стрелы, скрывая свою боязнь.
Один из стариков, оставивший лук ненатянутым, присел на корточки рядом с ним.
– Спусти тетиву, малый. Коли французы решат попытать удачу, нужна всего секунда, чтобы ее вздеть. Сомневаюсь, что мы прольем хоть каплю крови еще пару дней. Твое древко будет благодарно.
Блэкстоун тотчас поступил так же, подтолкнув брата, чтобы последовал его примеру. Ветеран перешел к ним.
– Слушайте своего сотника, парни. Николас – старый солдат и будет беречь ваши жизни, сколько сможет. Просто держите глаза нараспашку, вот и все, о чем вас пока просят.
Блэкстоун кивнул.
– Я Элфред. Я знал твоего отца, – сказал тот Томасу. Голос его не выдал ни намека на чувства. Он и отец Блэкстоуна могли быть друзьями или врагами, но прежде чем Томас успел спросить, тот двинулся дальше вдоль линии, заговаривая со старыми друзьями, мягко наставляя рекрутов. Найтингейл нервно улыбнулся Блэкстоуну, а тот переключил внимание на деревню и местность позади нее – просто на всякий случай.
Часы все шли и шли, корабли прибывали и убывали – их было слишком много, чтобы небольшой заливчик мог вместить все их разом. Томас не представлял, насколько Франция велика, но уж наверняка никакая угроза не может преградить им путь – уж с таким-то флотом и этими тысячами человек.
На береговом плацдарме царил хаос: лошади безудержно носились туда-сюда, а конюхи пытались их собрать; повозки собирали и грузили на них припасы; все нужно было организовать и упорядочить – скот, телеги и припасы, и мало-помалу дело с большим искусством продвигалось. Когда плацдарм почти очистился, Блэкстоун увидел плюмажи дыма на мили в глубь суши – горели города.
– Пехота добралась туда раньше нас. Надо быть, валлийцы, – сказал один из лучников, мочась с края скалы. Лицо, заросшее за время плавания, и коротко подстриженные волосы под кожаной шапкой придавали ему более изможденный вид, чем на самом деле. – Лучше нет красоты, чем поссать на родину французиков. – Завязав тесемки штанов, он подошел ближе к Блэкстоуну. – Я Уилл Лонгдон. Стало быть, ты сынок Генри, а? И немой тоже.
Томас кивнул, не желая отвлекаться на чужака, опустившегося рядом с ними на колено.
– Я его знал. Я был примерно твоих лет, когда мы впервой отправились на север. Даже тогда о нем ходила молва. Он был крутой ублюдок, но приглядывал за юнцами. Во всяком случае, за мной приглядывал будь здоров. – Оглядев козявку, которую только что выковырял из носа, Лонгдон щелчком отшвырнул ее прочь. – Он не с нами?
– Он умер, – ответил Блэкстоун, не желая вдаваться в дальнейшие разъяснения.
Хмыкнув, Лонгдон почесал задницу.
– Ненавижу корабли, – сказал он вместо ответа. – В том-то и беда, что когда надо вторгнуться к французикам, всегда на кораблях. И отчего бы окаянным плотникам не выстроить мост, ума не приложу. И все ж таки мы тут, не утопли или что еще там. Добрый зачин, я думаю.
Блэкстоун хранил молчание. Из-за прирожденного недоверия к чужакам, особенно когда присматривал за братом, он настороженно относился к незваным балагурам.
– Мы тут вроде как легонько побились об заклад. Мы кое с кем из ребят. – Он кивнул назад, на шеренгу лучников, обороняющих вершину утеса. – Поглядеть, сдюжу ли натянуть его лук, вашего отца, поелику сэр Гилберт вроде как ни во что нас не ставит супротив вас двоих, – и продемонстрировал Блэкстоуну в улыбке поломанные бурые зубы, вопросительно приподняв брови.
Угрозы он вроде не представлял, так что Томас, встав, согнул древко, накинул тетиву в желобок рогового навершия и отдал лук чужаку. Тот был ниже Блэкстоуна на добрых пару дюймов и не так широкоплеч, но бочкообразная грудь и мускулистые руки наводили на мысль, что он сравняется с юношей в силе, даже глазом не моргнув. Лонгдон оглядел древесину медового цвета.
– Тис из Италии, помнится, он нам сказывал.
Его ладони любовно огладили дугу боевого лука – куда нежнее, чем он коснулся бы любой из женщин. Легонько на пробу потянул тетиву пальцами, а затем одним стремительным плавным движением согнул торс в дугу, выпрямился, выпячивая грудь и оттягивая тетиву. Напрягая руку, дотянул ее до подбородка, помешкал и отпустил лук с огорченным и неуверенным видом. И протянул лук обратно.
– Может статься, сэр Гилберт таки прав.
Блэкстоун пожал плечами, не желая куражиться над ветераном. Остальные лучники наблюдали.
– А может, он заступается за вас из-за репутации вашего папаши? Твоего и этого тупого быка.
И осклабился. Томас повернулся к нему спиной. Ричард увидел, что надвигается беда, но Блэкстоун взглядом велел ему не встревать.
– Лучники зарабатывают себе уважение, юный Блэкстоун. Оно не достается просто потому, что боевой рыцарь так велел или за папашины заслуги. Его зарабатывают, – повторил Лонгдон с напором.
Пропустить вызов мимо ушей, особенно на глазах у всех этих людей, было невозможно. Выудив из колчана стрелу, Блэкстоун наложил ее и, развернувшись без единого слова, натянул тетиву до уха и пустил стрелу по дуге к вороне, сидевшей на верхней ветке дерева ярдах в 150 с хвостиком. Она каркала еще пару секунд старушечьим голосом, а потом упала от стрелы, прилетевшей на такой скорости, что древко навылет прошило птицу, беззвучно упавшую на головы каких-то пехотинцев.
Лучники загоготали над чертыхающейся инфантерией.
Плюнув на ладонь, Лонгдон протянул ее Блэкстоуну, и тот ответил на пожатие.
– Лучше нам сыскать каких-никаких попов в черных сутанах, чтоб ты посбивал их с насестов. Они каркают куда краше, – с этими словами Лонгдон зашагал к остальным.
При виде этой маленькой победы Ричард улыбнулся и хмыкнул.
Но торжество длилось не более пяти минут. С околицы деревни, широко шагая, появился сэр Гилберт. Блэкстоун хотел было поведать ему о случившемся, но даже рта не успел раскрыть. Сэр Гилберт крепко стукнул его по голове с такой силой, что Томас упал на одно колено.
– Стоять, дерьмо собачье!