— Пассаж был выстроен в начале девятнадцатого века и во времена Реставрации служил светским салоном. Я сюда прихожу, когда хочется перевести дух.
Пассаж по форме напоминал длинный ангар, и мы вышли с другого конца, пройдя его насквозь. Оказавшись снова на улице, мы ощутили запах горячего хлеба из соседней булочной. И я сразу почувствовал, как проголодался.
— Мы пришли! — сказала Алиса, указывая на витрину ресторана, тщательно отделанную выкрашенным в глубокий серый цвет деревом.
Мы вошли в маленький, персон на двенадцать, зал, отделанный в барочном стиле. На стенах в красивых лепных рамках были развешаны всевозможные изречения. Хозяин, блондин очень маленького роста, лет сорока, в розовой рубашке, с шелковым платком на шее, оживленно болтал с двумя клиентами. Увидев Алису, он прервал разговор.
— А, мадам вербовщица! — сказал он напыщенно, и если бы не лукавая улыбка, его голос мог бы показаться раболепным.
— Артюс, я же просила вас так меня не называть, — весело ответила она.
Он послал ей воздушный поцелуй.
— А что это за прекрасный принц сопровождает вас нынче? — произнес он, оглядывая меня с головы до ног. — У мадам недурной вкус… и она рискует, приведя его к Артюсу.
— Алан — мой коллега, — решительно уточнила Алиса таким тоном, каким обычно сверяют время.
— Ага, и вы тоже попались! И не пытайтесь меня отвлечь, я вас насквозь вижу, меня вы в свои дела не втянете.
— Я нанимаю только бухгалтеров, — вставил я.
— Ах! — Он изобразил на лице великую печаль. — Он интересуется только счетоводами…
— У вас найдется для нас столик на двоих, Артюс? Я не заказала заранее…
— Мой астролог заявил, что сегодня сюда заглянет одна очень важная для меня персона, и я оставил столик. Он в вашем распоряжении…
— Месье очень любезен…
Он элегантным жестом протянул нам меню, и Алиса положила свое на стол, даже не взглянув.
— Выбирать не будешь?
— Это ни к чему.
Я вопросительно на нее взглянул, но она ограничилась загадочной улыбкой.
Меню было довольно богатое, и все названия весьма аппетитны. Из такого изобилия выбрать нелегко. Не успел я закончить знакомство с меню, как хозяин подошел к нам за заказом:
— Мадам Алиса?
— Я полагаюсь на ваш вкус, Артюс.
— Ах, как я люблю, когда женщины на меня полагаются! А мой прекрасный принц уже что-нибудь выбрал?
— Э… я бы заказал салат из томата с базиликом по-эксски и…
— Нет-нет-нет… — тихо забормотал он себе в бороду.
— Прошу прощения?
— Нет, это не подойдет для появления принца. Предоставьте выбор мне. Поглядим… Я приготовлю для вас… салат с зеленым цикорием и рокфором.
Я был озадачен.
— А что такое рокфор?
У Артюса от удивления в буквальном смысле отвисла челюсть, и он так и остался на несколько секунд с разинутым ртом.
— Как? Наверное, принц пошутил?
— Мой коллега — американец, — сказала Алиса. — Он всего несколько месяцев во Франции.
— Но у него совсем нет акцента! — удивился он. — И потом, он изящный и вовсе не такой здоровяк, как америкосы. Вы ведь выросли не на хлопьях и бигмаках?
— У него мама была француженка, но жил он в Америке.
— Превосходно, но его воспитание нуждается в пересмотре. Полагаюсь на вас, Алиса. Я займусь им в плане кулинарном, — сказал он, произнося последнее слово по слогам. — Итак, начнем с рокфора. Известно ли вам, что во Франции насчитывается более пятисот сортов сыра…
— У нас в Штатах их тоже немало.
— Да нет! — с притворным отчаянием воскликнул Артюс. — Это совершенно разные вещи, вот увидите! Ничего общего! У вас не сыр, а пластик в целлофане, соленая желатиновая резина с непонятным запахом. О-ля-ля! Его всему надо учить! Так вот, начнем с рокфора… Рокфор — это король сыров и сыр королей…
— Отлично, пусть будет цикорий с рокфором! Продано! А дальше мое внимание приковывает…
— О, мой принц! Не надо никого приковывать, мы же не в тюрьме…
— Тогда я прицелюсь…
— Нет, не надо ни в кого целиться, даже в того, кто не заплатил…
Я снова начал, тщательно подбирая слова:
— Потом я бы съел говядину по-бургундски с вареным картофелем.
— Ах нет! — решительно заявил Артюс. — Определенно нет! Это не в вашем стиле. Не опускайтесь до говядины по-бургундски… Нет-нет… Я вам принесу… ну, скажем… дикую индейку в белом вине с вешенками из Салоник.
Я был слегка сбит с толку.
— А десерт я имею право выбрать?
— Вы имеете право на все, мой принц…
— Тогда я возьму сладкий пирог Татен.
— Прекрасно! Итак, — сказал он, сверяясь с записью заказа и произнося каждое слово по слогам, — один шоколадный мусс. Благодарю вас, и приятного аппетита. Артюс постарается доставить вам удовольствие.
И он исчез на кухне.
Меня разобрал смех.
— Что значит весь этот бред?
— Меню — ненастоящее. На самом деле у него одно меню для всех. Но все очень вкусно, и все продукты свежие. Леон готовит каждое, даже самое дешевое блюдо с любовью, — сказала Алиса, указав на высокого негра, который мелькнул за застекленной кухонной дверью.
— Я умираю с голоду.
— Здесь обслуживают быстро. В этом выгода одного меню на все случаи. У Артюса своя клиентура. Был, правда, случай, когда сюда заглянул какой-то немецкий турист. Он не оценил по достоинству невинную игру Артюса и устроил скандал.
Почти сразу из кухни выпорхнул сам Артюс, неся наши блюда.
— Рокфор с цикорием!
Я уже собрался наброситься на еду, как вдруг…
— Алиса, — прошептал я.
Вид того, что лежало на тарелке, вызвал у меня глубокое отвращение.
— Что?
— Алиса, — снова зашептал я, — но мой сыр испорчен. Он… с плесенью. Это отвратительно.
Она несколько секунд молча меня разглядывала, потом принялась хохотать.
— Но это нормально!
— Нормально, что мой сыр испорчен?
— Но его таким и едят… Он…
— Ты хочешь, чтобы я ел тухлый сыр?
У меня было такое впечатление, что мне предстоит выполнить самое заковыристое задание Дюбре.
— Он не тухлый, он и должен быть с плесенью…
— Но ведь это одно и то же: заплесневел — значит протух…
— Да нет же! Это благородная плесень. Клянусь, можешь есть без всякого риска. Не будь плесени, сыр был бы абсолютно заурядным.
— Издеваешься?
— Нет, уверяю тебя! Смотри.
Она наколола на вилку несколько кусочков этой штуковины и… отправила в рот. Потом разжевала и… проглотила, улыбаясь!
— Какая мерзость!
— Да ты попробуй!
— Ни за что!
Я разгреб листья цикория, тщательно выбирая те, что не соприкасались с этой гадостью.
Артур пришел забирать посуду и, посмотрев на мою тарелку, сник.
— Надо что-нибудь придумать, чтобы не показывать тарелку Леону. Он заплачет горючими слезами, когда увидит, что его первому блюду не оказали должной чести. Я его знаю, он будет безутешен…
И он скрылся за кухонной дверью вместе с нашими тарелками. Алиса оперлась руками на стол и слегка наклонилась ко мне:
— Знаешь, ты меня очень удивил на собрании. Никогда не думала, что ты пойдешь против Ларше. Ты сильно рискуешь…
— Ну, не знаю, во всяком случае это было искренне: я убежден, что нельзя пренебрегать кандидатами, которых мы не можем обеспечить работой сразу же.
В течение нескольких секунд она смотрела мне в глаза. Раньше я не замечал, какая она хорошенькая. Собранные в узел светло-каштановые волосы спадали на тонкую, очень женственную шею. Голубые глаза смотрели нежно и пристально и светились умом. И вообще было в ней что-то очень изящное и милое.
— Мало того, я убежден, что Лашер, Дюнкер и остальные сознательно принимают решения, идущие вразрез с интересами предприятия…
— Зачем?
— Их решения продиктованы финансовым рынком, точнее, Биржей.
— Ты хочешь сказать, нашими акционерами?
— В каком-то смысле.
— Не вижу, что это меняет: ведь процветание предприятия выгодно прежде всего акционерам.
— Нет, это зависит…
— От чего зависит?
— От того, есть ли у них мотивация оставаться акционерами. Знаешь, акционеров у нас полно: мелкие инвеститоры, банки, инвестиционные фонды…
— Ну и что?
— А ты думаешь, большинство из них заинтересовано в гармоничном развитии нашего предприятия? Здесь имеет значение только один фактор, ну два: постоянный рост курса акций и возможность из года в год стричь купоны.
— Ну, само по себе это не особенно шокирует: таков принцип капитализма. Те, кто вкладывает деньги, в случае успеха предприятия получают прибыль. В этом состоит оправдание рисков, и благодаря этому предприятие развивается. Курс акций поднимается, если предприятие развивается успешно, поскольку тогда риски уменьшаются и растет количество желающих получить свой кусок пирога. Что же до дивидендов, то это всего-навсего барыш, который обычно делят между акционерами. Чтобы были дивиденды, надо, чтобы предприятие процветало…
— В теории — да, но на практике вся система полностью развращена. На деле редко кто из акционеров действительно печется о долгосрочном развитии предприятия и делает на это ставку. В большинстве случаев они в этом даже не разбираются… Они либо стремятся продать акции, когда те достаточно поднялись в цене, либо у них акций достаточно, чтобы влиять на решения о судьбе предприятия. Но поверь мне, эти решения принимаются не ради его гармоничного развития, а ради того, чтобы поскорее получить и распределить дивиденды за те несколько лет, что они остаются акционерами. Их не интересует, не будет ли это помехой в будущем развитии и не подвергнется ли предприятие опасности.
— И ты полагаешь, что Дюнкер и его свита играют в интересах акционеров в ущерб интересам предприятия?
— Да.
— Но ведь предприятие создал Дюнкер. Это его детище. Мне с трудом верится, что он позволит его спалить на медленном огне.
— Ну, это не совсем его предприятие. Оно вошло в состав Биржи, и теперь он держит только восемь процентов от всего капитала. Это все равно что он его продал.