В былине о поединке Ильи Муромца с сыном сам Илья зовется «атаманом» богатырской заставы, несущей дозор на границе русских земель; Добрыня служит на заставе писарем, Алеша – и вовсе поваром или конюхом. Некоторые сказители, правда, утверждали, что трое богатырей вместе «стерегли-берегли красен Киев-град», но, скорее всего, такое сближение этих трех былинных витязей – результат поздних искажений. В былине о Соколе-корабле Илья владеет всем кораблем, Алеша правит на корме, а Добрыня (или Полкан) – на носу; по другой версии былины, Илья – хозяин чудесного корабля, а Добрыня – его «верный слуга». Еще известны былины, где Илья сходится в бою с Добрыней, а Алеша пытается отбить у Добрыни жену. Вот, пожалуй, и все.
Тем не менее с конца XIX столетия, когда было написано и предъявлено публике знаменитое живописное полотно Виктора Васнецова «Три богатыря», три былинных персонажа воспринимаются как близкие соратники – если употребить старинный оборот, заединщики; не будет преувеличением сказать, что за минувшие почти полтора столетия три богатыря превратились в своего рода мифологему русской культуры.
Илья Муромец сын Иванович
В городе Муроме Владимирской области очень много достопримечательностей, связанных с именем Ильи Муромца, – и памятник витязю на берегу Оки, и кафе «У Ильи Муромца», и одноименный родник, и несколько часовен с частицами мощей Ильи Печерского, которого отождествляют с Муромцем; вдобавок по всему городу продают разнообразные сувениры. Это неудивительно, ведь на современной сказочной карте России Муром обозначен как место рождения «наипервейшего» русского богатыря – что, вообще-то, не совсем корректно, поскольку в былинах сообщается, что «был Илюшенька-то родом из-под Мурома, из богатого села-то Карачарова». Впрочем, сегодня Карачарово – микрорайон Мурома; в самом бывшем селе, на той улице, где якобы родился Илья, висит мемориальная доска, а неподалеку расположился этнокомплекс, где показана «жизнь древнерусского селения времен Ильи Муромца».
В таком активном «присвоении» и использовании фольклорного образа (или бренда, выражаясь современным языком) нет, разумеется, ничего крамольного – в конце концов, Илья Муромец принадлежит, безусловно, к числу тех национальных героев, которыми можно и нужно гордиться и память о которых следует хранить. Другое дело, что историчность былинного богатыря продолжает вызывать много вопросов, так что проводить прямые параллели вряд ли стоит, хотя занятие это и увлекательное.
В 1574 году староста Орши Филон Кмита-Чернобыльский в донесении кастеляну короля Польского сообщал, что «придет час, будет надобность в Илье Муравленине… коли службе нашей будет потреба». Двадцать лет спустя иезуит Э. Лясота, посланник императора Священной Римской империи, побывал в Киеве и видел там в Софийском соборе усыпальницу некоего «исполина Элии Моровлина». Эти свидетельства считаются косвенными доказательствами историчности Ильи Муромца, которого отдельные былины называют именно Муравлениным. По одной версии, такое прозвище богатырь получил от слова «Моров», как могли еще называть Муром, или от слова «Моровск» или «Муровск» – имени древнего города, а ныне села под Черниговом.
Кроме того, с XIX столетия обсуждается возможное тождество Ильи Муромца с преподобным Илией Печерским, иноком Киево-Печерского монастыря, якобы родившимся в том же селе Карачарово и в молодости носившем прозвище Чоботок – потому что сумел отбиться сапогом (чоботом) от напавших на него врагов. Этот Илия был канонизирован в XVII веке как Илия Муромец.
Конечно, велик соблазн отыскать исторический «прототип» эпического героя, тем более столь важного для национальной традиции, однако следует помнить, что эпос в частности и фольклор вообще – вовсе не исторические хроники, поэтому возможных прообразов тех или иных фольклорных персонажей можно лишь предполагать.
Как бы то ни было, жизненный путь былинного Ильи начинался, как пел Владимир Высоцкий, в «страшных муромских лесах». Причем в рассказе о детстве и юности богатыря еще слышны отголоски архаических представлений о чудесном рождении: Илья родился увечным («ни рук, ни ног») и обрел здоровье и богатырскую силу, просидев сиднем на печи «тридцать лет и три года», только после вмешательства неких высших сущностей:
Во том во городе во Муроме,
Во том селе да Карачарове,
Жил тут Иван сын Тимофеич.
У того Ивана Тимофеича
Было у него едино чадо,
Едино чадо, да единенное;
Оно хворо было у него, нездоровое,
И жил он у него в посторонной хрoмине —
Он тридцать лет тут без ног сидел.
В разных вариантах былины об исцелении Ильи богатыря избавляют от недуга либо «калики перехожие», либо «ангелы», посланные Богородицей, либо Николай Чудотворец, а то и сам Христос. Показательно, что вместе с исцелением герой обретает немереную силу, когда отпивает из чаши с волшебным питьем (снова архаический мотив), и ему приходится сделать еще глоток, чтобы избавиться от «лишней» силы.
Калики предрекли Илье, что ему «смерть в бою на роду не писана», дали новое имя («Ишше будь ты свет да Муромец, Илья Муромец да свет Иванович» вместо прежнего «Илейко») и велели отправлять из дома на богатырские подвиги, а также поставили любопытное условие – ни в коем случае не биться против старших богатырей:
Не ходи драться со Святогором-богатырем:
Его и земля на себе через силу носит;
Не ходи драться с Самсоном-богатырем:
У него на голове семь власов ангельских;
Не бейся и с родом Микуловым:
Его любит матушка сыра-земля;
Не ходи еще на Вольгу Сеславьича:
Он не силою возьмет,
Так хитростью-мудростью.
Этот запрет, возможно, отражает «промежуточное» положение Ильи между двумя поколениями богатырей: он единственный среди воинов нового поколения встречает первого богатыря – Святогора, и становится побратимом ему, единственный «крутит муры» с «дикими богатырками» – с женой Святогора и «бабой Златыгоркой», а Самсон зовет его «крестничком». Фактически Илья – богатырь-«посредник» между старыми и новыми богатырями, вот почему в былинах он неизменно «удалой», полный сил и одновременно «седой», возрастной по сравнению с прочими младшими богатырями.
Первым подвигом Ильи после исцеления была, как утверждается в былинах, записанных на Русском Севере, расчистка лесного «займища»: он выкорчевал деревья и убрал валуны, чтобы его родителям было где пахать и сеять. Но чаще рассказывается, что первым подвигом богатыря стало добывание богатырского коня из-под «камня неподвижного»; вообще конь неизменно участвует в богатырских подвигах, способен сокрушать врагов грудью и копытами, а еще чрезвычайно резв и прыток:
Стал он, бурушка-кавурушка, поскакивать,
С горы на гору да с холмы на холму,
Реки, озера перескакивать,
Широкие раздолья между ног пущать.
Что не ясен сокол перелет летит —
Добрый молодец да перегон гонит.
Все богатырские животные в былинах зовутся конями; мы не встретим ни одной «лошади», за вычетом поздних былин и «соловой кобылки» Микулы в былине о встрече Вольги и Микулы. Это не случайно: конь – универсальный эпический образ, говоря языком науки; это воплощение силы и мощи, символ доблести и мудрости, верный спутник богатыря (как и европейских рыцарей). Ничуть не преувеличивая, можно сказать, что богатырский конь со временем превращался в этакое второе «я» своего хозяина.
Коня Бурушку – быть может, родственного Сивке-Бурке русских сказок – Илья в былинах добывает двумя способами: либо извлекает из-под камня вместе с доспехами и принуждает себя слушаться, либо, по совету калик перехожих, покупает у случайного встречного «жеребчика немудрого… косматенького». Из этого-то жеребчика и вырастает богатырский конь:
Становил жеребчика в сруб на три месяца,
Кормил его пшеном белояровым,
Поил свежей ключевой водой,
И прошло поры-времени три месяца,
Стал Илья жеребчика по три ночи в саду поваживать,
В три росы его выкатывал,
Подводил ко тыну ко высокому,
И стал бурушко через тын перескакивать
И в ту сторону, и в другую сторону.
Помимо коня Илья добыл из-под камня походное снаряжение:
Там есть конь богатырский тебе,
Со всеми-то доспехами да богатырскими;
Там есть-то шуба соболиная,
Там есть-то плеточка шелковая,
Там есть-то палица булатная.
В этой экипировке Илья верхом отправился в Киев «ко солнышку князю да ко Владимиру», но дорога прямоезжая, которую он выбрал, «призамешкала», то есть свернула в сторону, и в итоге вместо Киева богатырь очутился возле Чернигова (или возле Себежа). Город как раз осаждала некая «несметная сила»; Илья ее разогнал, отказался стать местным воеводой и снова двинулся в Киев, хотя его предупредили, что «прямоезжая дорога заколодела» и «замуравела», потому что на ней у брода через реку тридцать лет назад – по сути, с самого рождения Ильи – поселился Соловей-разбойник.
Соловей-Разбойник и Идолище Поганое
Засевший на «семи дубах, в девяти суках», этот противник Ильи тоже сближает Муромца с первыми русскими богатырями. В его облике достаточно архаических и мифологических черт – он умеет свистеть «по-звериному» и шипеть «по-змеиному», от его свиста «попадали все сильны могучи богатыри, все знатны князи-бояре», «что есть людей вблизи – все мертвы лежат». По сути, это хтоническое чудовище, змей или порождение змея, олицетворение стихийных сил, и победа богатыря над ним служит, как и прочие деяния культурных героев, наведению порядка в мироздании: когда Илья расправляется с Соловьем, не просто открывается для проезда «прямоезжая» дорога в Киев, но устанавливается привычный для сказителя и слушателей ход событий – теперь можно без опаски торговать с другими поселениями, навещать родичей и зазывать гостей, словом, вести обычную жизнь, которой чудовищный Соловей препятствовал.
Столь же архаичен и второй противник Ильи Муромца – Идолище Поганое, пусть былины и наделяют его условно исторической «биографией»: этот противник начальствует над «силами татарскими», побывал в «Туреции» и Золотой Орде. В целом Идолище – все тот же змей (недаром фольклористы сопоставляют по сюжету былину о победе Ильи Муромца над Идолищем с былиной «Алеша и Тугарин Змеевич»), сама его наружность выдает в нем чудовище:
Голова у него с пивной котел,
А глазища у проклятого с пивны чаши,
А носище был калена стрела,
В плечах косая сажень,
А туловье будто куча сена несметная.
Вдобавок Идолище крайне прожорливо – это еще один признак его «инаковости»:
Ишшо то Идолище великое
По целой ковриге на нож тычет,
На нож тычет да за щеку бросает;
По целому лебедю на нож тычет,
Он на нож тычет да за другу бросает.
Но Илья легко побеждает чудовище – «как ударит он его в буйну голову, отлетела голова да будто пуговица». Любопытно, что в поздних вариантах былины Идолище становится чужеземным богатырем Жидовином, то есть чужаком-хазаром, который без спроса явился на Русь. Поединок с ним складывается для Ильи отнюдь не просто – он едва не погибает, однако, упав наземь, набирается от земли «сил втрое против прежнего» и отсекает врагу голову.
Эти подвиги принесли Илье уважение других богатырей, проживавших в Киеве, и позволили заручиться благосклонностью правителя, но отношения с властью – конкретно с князем Киевским – складывались у богатыря отнюдь не безоблачно. Сохранилось несколько былин о ссоре Ильи с князем Владимиром и даже о бунте богатыря против князя. Причиной конфликта чаще всего становилось поведение князя: по разным вариантам сюжета, Владимир «забывал» об Илье, не «чествовал» того, как полагается, верил клевете бояр, гневался на излишнюю прямоту высказываний богатыря и так далее. При всем разнообразии поводов результат ссоры оставался неизменным: Илью сажали в погреб, чтобы он там «охолонул», а город лишался защиты – ведь самый могучий и надежный его воин коротал дни в темнице.
Былинный Владимир Красно Солнышко – центральная фигура цикла былин о киевских богатырях. По его велению или просьбе богатыри отправляются на подвиги: кто сватает князю жену, кто бьется с разными «нахвальщиками», то есть с заезжими воинами, которые вторгаются в пределы Руси и хвастаются своей доблестью. Как писал отечественный филолог О. Ф. Миллер, Владимир «только пирует со своими богатырями да посылает их на разные подвиги…»; одна севернорусская сказительница отозвалась о нем так: «А этот Владимир только пиры разводит». Из ряда былинных сюжетов следует, что князь трусоват, завистлив и алчен.
При всем том косвенное участие князя Владимира в былинных событиях позволяет ученым называть группу эпических песен, в которых богатыри собираются вокруг княжеского двора в Киеве, «владимирским циклом».
Отчество «Святославич», которое былинный князь носит в нескольких былинах, – позднее искажение, внесенное в былины под влиянием исторических преданий о крестителе Руси Владимире Святом.
Разумеется, враги Русской земли каким-то неведомым образом тут же об этом узнавали и подступали к Киеву во главе «великой силы». Прочие богатыри, как ни старались, не могли прогнать врага либо и вовсе покидали Киев, обидевшись на Владимира за расправу с Муромцем, так что князю приходилось освобождать Илью и просить того «постоять за веру и за отечество». Именно это и случилось, когда Киев осадил «собака царь Калин», предводитель татарского войска (или «литвы поганой»):
Говорит Владимир таковы слова:
Ай же старый казак ты Илья Муромец!
Ты прости меня в вине великой,
На меня ты, князя, ведь не гневайся,
А постой-ка ты за веру й за отечество,
Да й за тот за славный стольный Киев-град,
Да й за тыя ль за церквы да й за божие,
За меня, за князя за Владимира.
Наш ведь Киев-град да й в полону стоит,
В полону стоит да й под обидою.
Обошла ведь его литва поганая
А того ль собаки царя Калина,
Хочет черных мужичков он всех повырубить,
Хочет божьи церквы все на дым спустить,
А меня, князя Владимира, в полон возьмет.
Битва Ильи с Калином
Былина о битве Ильи с войском Калина примечательна сразу несколькими особенностями: во-первых, от этой былины, чрезвычайно популярной у сказителей, распространилось и вошло в обиход известное описание богатырской доблести – «Махнет палицей направо, улица проляжет; махнет налево, переулочек»; во-вторых, Илья, один или с соратниками, Самсоном Колывановичем – он встал во главе богатырей после опалы Ильи – и «братьицами крестовыми», выведен не просто как могучий витязь, а как защитник Русской земли; в-третьих, по некоторым вариантам былины в битве с Калином принимает участие племянник князя Владимира – «младый Ермак Тимофеевич», который самостоятельно крушит «татаровьев», а Илья лишь завершает разгром врага.
Основной итог битвы с Калином – изгнание врага и освобождение Русской земли. Это и есть главный подвиг Ильи Муромца, за который, по словам бытописателя А. А. Коринфского, «народ русский так чтит одного из любимых сынов своего былинного песнотворчества», даже слышит в раскатах грома «поступь богатырского коня Муромца». По той же причине пользовались почитанием и Добрыня с Алешей Поповичем; вот почему, возможно, и сложилось со временем представление о трех богатырях, совместно несущих неусыпный дозор и запечатленных на знаменитой картине Васнецова.
Битва Ильи с Сокольником
В большинстве героических былин, к числу которых относятся и былины об Илье Муромце, противниками русских витязей выступают чудовища или иноземные завоеватели. Но в одной трагической былине Илья, вопреки своей воле, вынужден сражаться с собственным сыном, который подался в татарские богатыри и угрожает Киеву. Этот сын – плод случайной связи: однажды, выехав в Чистое поле на ратные подвиги, Илья встретил некую «бабу Златыгорку», победил ее в поединке и сошелся с нею, а потом уехал. У нее родился мальчик, которого она назвала Сокольником и которого другие дети сызмальства дразнили «заугольником», то есть незаконнорожденным, безотцовщиной. Когда подрос, он вызнал от матери имя своего отца и отправился на Русь, чтобы отомстить отцу за позор.
Говорит тут удалой да доброй молодец,
И говорит-то он да выхваляется,
Он своими доспехами потешается,
Он востру саблю мечет по поднебесью,
Он правой рукой мечет, левой схватывает,
Еще сам из речей выговаривает:
Уж я еду прямо в красен Киев-град,
Уж я хочу ведь Киев в полон возьму,
Я князя Владимира под меч склоню,
А Опраксею-княгину да за себя возьму,
Уж я божьи-то церкви да все под дым спущу,
Я святые иконы да копьем выколю,
Злато, серебро телегами повыкачу,
Я попов, патриархов всех под меч склоню,
Христианскую веру да облатыню всю,
Ваши головы богатырей повырублю,
А на копьица головушки повысажу.
С этим могучим нахвальщиком-«супостатом» не сумели справиться ни Алеша Попович, ни Добрыня Никитич – оба испугались (или испугались их кони, когда враг заговорил «зычным голосом»). Единственным, кто бросил ему вызов, стал Илья Муромец, с которым Сокольник бился на конях и в рукопашную трое суток подряд. Богатырю удалось одолеть соперника и расстегнуть его доспехи; по серебряному кресту, оставленному когда-то Златыгорке, он опознал сына, но, как тот ни хвастался своими подвигами, не согласился принять его в дружину. Тогда Сокольник, вне себя от злости, убил – «сколол» – мать и вернулся на богатырскую заставу, чтобы убить и отца. Он напал на спящего Илью, однако угодил копьем в крест на груди богатыря; Илья, проснувшись от «великой передряги», не стал мешкать:
Как схватил же Сокольника в руки белые,
А как выметывал Сокольника по поднебесью,
Выше лесу его нонче стоячего,
Ниже облака его да всё ходячего,
А как выметывал его, да не подхватывал.
В мировом фольклоре сюжет о сыне, брошенном отцом, широко распространен, но на Руси, как точно замечает В. Я. Пропп, этот сюжет получил новое толкование: «Сын морально не прав, и народ делает все, чтобы изобразить Сокольника безнравственным, а Илью героем… Сокольник… изображается как враг Руси».
Быть может, имя Муромца в этой былине – добавленное; быть может, исходно в ней рассказывалось о каком-то другом герое, а Илья «влился» в былину благодаря своей славе «наипервейшего» заступника за Русь. Во всяком случае, другие былины, посвященные Муромцу и сохранившиеся до наших дней, всегда изображают Илью холостым и бездетным; он сам говорит о себе: «Нету у меня да молодой жены, // И молодой жены, да любимой семьи»; ему, перефразируя известную песню, только сабля – жена. Но былина о Сокольнике теперь неразрывно связана с именем Ильи Муромца, и ученые видят в ней доказательство народной любви к богатырю: история сына-изменника как нельзя лучше отвечает образу воина-заступника и потому фактически должна была оказаться приуроченной к фигуре Ильи.
Самый главный богатырь Илья Муромец
А народная любовь к этому герою была и вправду чрезвычайно велика: как подсчитала советская исследовательница А. М. Астахова, Илье посвящено около 50 сохранившихся былин (учитывая варианты одного и того же сюжета), добрый десяток богатырских сказок и немало лубочных и рукописных пересказов былинных напевов, в том числе вполне творческих, далеко отходящих от первоисточника. Кроме того, в ряде поздних – по сюжетным поворотам – былин Илья появляется как своего рода моральный авторитет – он мирит Добрыню и Дуная, в споре Дюка Степановича и Чурилы Пленковича вступается за проигравшего, в распре Добрыни и Алеши Поповича просит простить Алешу и так далее. Словом, сказители считали нужным и возможным вставлять фигуру Ильи Муромца едва ли не в любую былину, которая предполагала появление мудрого, рассудительного и справедливого персонажа.
Такой персонаж просто не мог умереть, потому в доброй половине вариантов былины «Три поездки Ильи Муромца», которая как бы завершает собой былинное жизнеописание этого героя, Илья не «окаменевает» в киевской церкви, а остается жить дальше.
Эта былина, помимо продления или «пресечения» жизненного пути Ильи Муромца, примечательна еще тем, что в ней присутствуют образы и сюжеты, хорошо известные и современному человеку – по русским народным сказкам (и конечно, по сказочному кино). В частности, первая поездка Ильи приводит его от села Карачарова к необыкновенному камню на перепутье дорог; на этом камне написано:
В первую дороженку ехати – убиту быть,
В другую дороженку ехать – женату быть,
Третью дороженку ехать – богату быть.
Илья выбирает первую дорожку – и громит в «грязях смоленских» сорок тысяч разбойников, а потом возвращается к камню и пишет на нем: «И что ли очищена та дорожка прямоезжая».
Вторая дорожка ведет к жилищу девицы-колдуньи, которая обманом завлекла в подземелье целую дюжину богатырей; здесь, разумеется, сразу вспоминаются многочисленные сказки, в которых повествуется о происках Бабы Яги. А на третьей дорожке богатырь находит клад:
Во чистом поли наехал на три погреба глубоких,
И которые насыпаны погреба златом, серебром,
Златом, серебром, каменьем драгоценным.
Тут версии былины разнятся: по одной, Илья раздал все это богатство «по нищей по братии», «по сиротам по бесприютным»; по другой, выстроил на найденные средства церковь и завещал себя в ней похоронить.
Все вместе эти три истории подводят черту под былинным повествованием о подвигах Ильи Муромца сына Ивановича.
В немецкой фольклорно-эпической традиции известны несколько текстов, которые издавна вызывали и продолжают вызывать интерес у всех, кого привлекает русская старина. В «Саге о Тидреке» действует некий Илиас, ярл Греции и побочный брат конунга Вальдемара, правителя Руси и Польши. В эпической поэме «Битерольф» тоже упоминается Элиас Русский (Elias von Reussen), а в рыцарской поэме «Ортнит» Илиас помогает своему племяннику сразиться с драконом.
Многочисленные совпадения с реалиями русских былин побуждают исследователей видеть в этом «короле дикой Руси» Элиасе Русском не кого иного, как Илью Муромца. Тем самым вновь и вновь ставится вопрос об историчности этой фигуры, но убедительно ответить на него вряд ли возможно.
Прежде чем закончить рассказ о «главном святорусском богатыре», следует кратко изложить историю знакомства Ильи с Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем, раз уж им троим выпало держаться вместе в современной культуре. Поздняя былина «Бой Добрыни с Ильей Муромцем» гласит, что Добрыня с раннего детства отличался склонностью к ратному делу, и «слава о нем пошла немалая». В том числе слух об умелом воине достиг Ильи Муромца, который поехал посмотреть, насколько правдива молва. В поле Илья услыхал, как Добрыня хвастается, что «ему нету теперь поединщика», и предложил, не называя себя, сразиться, а потом, если «будет на то божья помощь», побрататься. Богатыри трижды съезжались на конях, затем сошлись в бою пешими, и Муромец взял верх, а потом Добрыня повалил Илью на землю (перекличка с былиной о Сокольнике). Только тогда Илья назвался, и Добрыня тут же помог ему подняться.
Ишше тут де братьями-то поназванелись;
А и крестами-то сами они покрестовались;
А Илеюшка-то был тогда ведь больший браг.
А Добрынюшка-то был тогда меньший брат.
Что касается Алеши Поповича, с ним Илья Муромец, согласно былине, столкнулся, когда Алеша, «сын попа ростовского», приехал с дружиной в Киев – «Божьим церквам помолитися, // Честным монастырям поклонитися». Город оказался в осаде очередной орды, и Алеша решил разогнать осаждающих, чтобы «узнал Илья Муромец… да нам поклонился». Все прошло успешно, а Илья, который был в отъезде, по возвращении попросил князя устроить «почестен пир» для победителей и послать за Алешей Добрыню Никитича. На пиру
И принимает Алешенька [чаши с вином] одною рукой,
И отдает чело на все четыре стороны,
И выпивал Алешенька чары досуха;
А особенно поклонился старику Илье Муромцу.
И тут-то добры молодцы поназванились:
Назвался старый братом старшим,
А середним – Добрынюшка Никитич млад,
А в-третьих – Алешенька Попович млад.
Судя по всему, эта былина – довольно поздняя, более того, этиологическая, то есть объясняющая происхождение персонажа, в данном случае его включение во «владимиров цикл». Так или иначе, на нее порой ссылаются, когда пытаются обосновать восходящее якобы к былинам единство трех главных богатырей русского эпоса.