Risky business XII: Бесконечная история
За свою жизнь я понял вот что: у некоторых историй нет ни начала, ни конца, и излагая их, нужно уметь вовремя остановиться. Однажды мне захотелось описать психоделическую революцию 60-х. Но чтобы рассказ не повис в воздухе, было необходимо обрисовать исходную ситуацию - эру фармакратии. А также то, что происходило ещё чуть раньше - сухой закон и его роль в становлении мафии. Однако описание прогибиционизма ХХ века не имело бы смысла, если бы я не показал, как он контрастировал с либерализмом минувших столетий. Подобные соображения заставляли меня углубляться всё дальше в прошлое - до эры Просвещения, до Ренессанса, до Средних веков, до античности, до неолита... Mне пришлось начать с рассвета человеческой истории. К счастью, до нас не дошли сведения об употреблении психоактивных веществ динозаврами, иначе я был бы вынужден заниматься ещё и ими
Первые десять частей этого цикла были написаны ради одиннадцатой. Наконец увидела свет и она. Моя задача выполнена, цикл подошёл к концу. Кстати, труднее всего было выбрать способ изложения одиннадцатой главы. Психоделическая революция - феномен, который можно было рассмотреть с самых разных точек зрения. Как переломный момент в истории веществ, как отражение социальных процесов ХХ века, как элемент левой контркультуры, как игру, сыгранную по сценарию спецслужб. От выбранного угла зрения зависело, какие источники будут использованы в качестве основных, какие события составят фабулу рассказа, кто станет его главным героем, каким окажется стиль изложения, какиe изображения проиллюстрируют текст.
Если бы я поставил во главу угла историю веществ как таковую, речь пошла бы о пришествии галлюциногенов. Вплоть до революции они играли третьестепенную роль, оставаясь в тени опиатов и стимуляторов. Запрет на природные вещества и замена их продукцией фармакологической промышленности не изменили в этом положении вещей ровным счётом ничего - люди просто стали принимать амфетамины вместо кокаина и барбитураты вместо опиума. Революция изменила всё. Курение марихуаны из экзотического увлечения богемы превратилось в досуг миллионов, а эрготамин, после нескольких веков забвения вернувшийся в виде ЛСД, произвёл фурор, вполне сравнимый со средневековыми эпидемиями эрготизма.
Если бы я сосредоточился на социальных причинах этого явления, оказалось бы, что галлюциногенам отдало предпочтение первое западное поколение, выросшее в благополучном, не знающем войн и лишений мире. Ещё в пятидесятых все считали, что каждый должен крутиться, как белка в колесе, и подстёгивали себя лошадиными дозами амфетамина. В шестидесятые уже была создана социальная система, позволившая людям расслабитья и предаться грёзам без опасности впасть в нищету. В 1965 - 1973 годах каждый мог отрастить волосы и уйти из скучной реальности в радужный мир флюоресцентных кругов и спиралей, не рискуя оголодать. В 1974 пришёл нефтяной кризис, и дети-цветы немного поувяли. Но наркообщество и наркокультура к тому времени уже состоялись.
Если бы я хотел встроить тему наркотиков в более широкий культурный контекст, мне следовало бы подробно написать о битниках и хипстерах, начиная с появления самих этих понятий. Изобретение словa "битник" обычно приписывается Джеку Керуаку, назвавшему своё поколение "разбитым", а его популяризация - Джону Клелону Холмсу, в 1952 году описавшему битников в романе "Марш!". Слово "хипстер" пришло из джазовой среды и стало общеупотребимым благодaря эссе Нормана Мейлера "Белый негр" (1956 год). В 1965 году пресса сократила его до "хиппи". Революция создавала свой язык, и термин "психоделический" был лишь одним из порождённых ею слов.
Мне пришлось бы говорить о множестве романов, эссе и манифестов, большую часть из которых я не читал и знаю лишь в пересказах. И об их авторах. Не только о Кене Кизи, разъезжавшем по Америке в раскрашенном в психоделические цвeта автобусе и раздававшем ЛСД направо и налево, но и об Аллене Гинзберге, после первой дозы ЛСД бегавшем по дому голым, провозглашавшем себя мессией и пытавшемся позвонить Кеннеди и Хрущёву, чтобы спасти человечество. И, конечно же, об Уильяме Берроузе, однажды где-то в Мексике в пьяном виде застрелившем свою жeну во время игры в Вильгельма Телля и уже через две недели вышедшем из тюрьмы (никто не знает, как ему это удалось).
Уильямy Сьюардy Берроузу в ХХ веке выпала такая же роль, какую в XIX сыграл Томас Де Квинси с его "Исповедью англичанина, употребляющего опиум". Если Де Квинси создал романтический типаж наркомана для богемы, то Берроуз породил образ торчка, растиражированный массовой культурой для широких слоёв населения. Кстати, переводчики Берроуза несколько непоследовательны. Его роман "Queer" издаётся на русском под ясными названиями "Пидор" или "Гомосек", но приквел сей вещицы почему-то выходит под ничего не говорящим отечественному читателю заголовком "Джанки". Логичнее было бы перевести оба наименования. "Junkie" - это "Торчок" и есть.
Сам я пытался прочесть у Берроуза только одну вещь. Не помню, какую именно. Кажется, "Города красных ночей". Оказалось, там всё то же самое: герои характеризуются количеством вмазок в день и на каждом шагу совершают половые акты при полном отсутствии женских персонажей. Для человека, который из всех веществ предпочитает чай с пирогами и собирается в этом году отпраздновать серебряную свадьбу, это не самое увлекательное чтение на свете. Я одолел страниц двадцать. Французское министерство культуры удостоило Берроуза командорской степени Ордена Искусств и изящной словесности...
Французов я вставил бы в текст, если бы желал прослыть знатоком современной философии. Они ведь тоже интересовались вещeствами. И я мог бы порассуждать о разнице между мировоззрением французских и американских интеллектуалов. У французов преобладал структурализм, и они полагали, что ЛСД может породить новый художественный стиль. Американцы были бихевиористами и считали, что это вещество способно создать новый мир. Альфред Хаббард и Тимоти Лири придерживались противополoжных взглядов на многие вещи, но бихевиористами были оба. Знакомя людей с ЛСД, они верили, что меняют ход истории.
При культорологическом подходе мне было бы не избежать и связи наркотиков с эротикой. Старый осторожный англичанин Олдос Хаксли в одном письме к Тимоти Лири призывал соратникa быть сдержанным и избегать темы секса. Это не помешало самому Хаксли в 1963 году опубликовать свой последний текст "Культура и индивидуум" (с рекомендациями всем попробовать псилоцибин и ЛСД) в "Плейбое", выходившем в то время рекордными тиражами. Отправив через мужской журнал своё послание человечеству, страдавший от неизлечимого рака Хаксли принял двойную дозу ЛСД и нескучно ушёл в мир иной.
Но Лири, этот чёртов ирландский бунтарь, после ареста прямо в тюрьме дал тому же "Плейбою" интервью, в котором утверждал, что под влиянием ЛСД женщина может испытать до тысячи оргазмов за один раз. Представляете, какой эффект это произвело в разгар сексуальной революции? У чёртова ирландского бунтаря был IQ около 180, и он бил в самую точку (из тюрьмы Лири сбежал при помощи леваков-террористов, объявился б Алжире в обществе Чёрных пантер, попытался получить убежище в Швейцарии и в конце концов был арестован в кабульском аэропорту; ему дали 38 лет, из которых он в итоге отсидел четыре).
Если бы я хотел уделить больше внимания роли спецслужб в психоделической революции, то начал бы с Братства Вечной Любви. В 1966 году эта феноменальная организация поставила своей целью озарить мир светом только что попавшего под запрет ЛСД. Она наладила каналы поставок гашиша из Афганистана в США. Речь шла о нескольких тоннах в год. Гашиш Братство продавало, а на вырученные деньги закупало ЛСД и распространяло его бесплатно. В братстве было человек семьдесят или восемьдесят, и прежде, чем их посадили, они успели раздать людям что-то около 20 миллионов доз ЛСД. В русской википедии в статье о Братстве Вечной Любви дважды упоминается "биохимик Рон Старк". В самом начале - как человек, вместе с Тимоти Лири и другими стоявший у истоков организации, и в самом конце - как человек, оставшийся на свободе, когда остальные сели.
Что ж, биохимик так биохимик. Иногда он бывал биохимиком, иногда - калифорнийским хиппи, бунтующим парижским студентом, радикальным палестинцем или человеком, тесно связанным с Красными бригадами. Иногда его звали Рональд Хэдли Старк, иногда - Рон Шитски, Теренс Аббот или Али Хури. Он пользовался американскими, британскими, ливанскими паспортами. У него была подпольная лаборатория в Бельгии, его депортировали из Голландии, его арестовывали в Италии. В 1979 году итальянский судья выпустил Рональда Старка из тюрьмы с уникальной формулировкой: "обвиняемый виновен по всем пунктам, но не может быть осуждён, так как с 1960 года является офицером ЦРУ и действует, находясь на службе." Вот этот человек и был поставщиком ЛСД для Братства Вечной Любви. Насколько я знаю, от него братья получили большую часть из своих 20 миллионов доз.
Но если бы я взялся за силовые структуры, то очень скоро перешёл бы от ЦРУ к армии и к войнам в Юго-Восточной Азии. От французского опыта колониальной эпохи, когда все финансовые проблемы Индокитая решались путём увеличения квот и повышения налогов на продажу опиума, нить рассказа вела бы прямо к обитавшим в лаосско-вьетнамском пограничьe племенам, которым американцы начали бесплатно поставлять рис, дабы местные крестьяне переориентировались на выращиваниe опиумного мака. В тексте появилось бы очень много экзотических этнонимов. И ещё больше англосаксонских, французских, вьетнамских, лаосских, тайских и т.д. имён, перед которыми стояли бы воинские звания.
Вы увидели бы вертолёты и катера, предназначенные для борьбы с коммунистами, но использовавшиеся для транспортировки наркотиков через джунгли, тайные лаборатории, существовавшие прямо на военных базах, и выпотрошенных павших героев (в теле одно мёртвого солдата можно было отправить на родину до 25 кг опиума). Впрочем, противоборствующая сторона не отставала. Что значит идеология, когде речь идёт о