Анна Керн. Рисунок А.С. Пушкина.
Октябрь 1829 г.
«Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь – камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа[3], я пишу много стихов – всё это, если хотите, очень похоже на любовь…»
Как больно было читать эти строки Анне Вульф, адресованные другой Анне, – ведь она так пылко и безнадежно любила Пушкина! Поэт писал ей в Ригу в надежде, что Аннета передаст письмо своей замужней кузине.
«Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных. Лучшее, что я смогу сделать в моей печальной деревенской глуши, – это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого…»
И Анна Петровна никогда не забудет той лунной июльской ночи, когда гуляла с поэтом по аллеям Михайловского сада…
А на следующее утро Анна уезжала, и Пушкин пришел проводить её. «Он пришел утром и на прощанье принес мне экземпляр 2-й главы Онегина[4], в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами:
Я помню чудное мгновенье…»
Потом, когда Анна собиралась «спрятать в шкатулку поэтический подарок», поэт внезапно выхватил у нее листок со стихами, и ей насилу удалось его вернуть.
Много позже Михаил Глинка положит чудесные стихи на музыку и посвятит романс любимой – «смолянке» Екатерине Керн, дочери Анны Петровны. «Ему хотелось сочинить на эти слова музыку, – напишет адресат и владелица автографа, – вполне соответствующую их содержанию, а для этого нужно было на каждую строфу писать особую музыку, и он долго хлопотал об этом». Уступая просьбам Глинки, Анна Петровна передаст ему пушкинский автограф, который тот, на беду, затеряет…
Не судьба будет Катеньке Керн носить фамилию гениального композитора. Она предпочтет иного мужа – Михаила Шокальского. И сын, появившийся на свет в том супружестве, океанограф и путешественник Юлий Шокальский прославит свою фамилию. (Именем знаменитого учёного-географа названы острова, океанские проливы, подводные хребты, горные пики, ледники и одна из московских улиц.)
Удивительные связи прослеживаются в судьбе внука Анны Керн: Юлий станет воспитанником и другом Григория Александровича Пушкина, сына поэта, и оставит о нем бесценные воспоминания. Почти каждое лето, приезжая в Михайловское, он будет гулять по аллеям старого господского сада. Где одна из них – липовая – столь памятная для его незабвенной бабушки, будет названа в её честь.
«Любящее сердце», или «вавилонская блудница»
Ну а как сложилась судьба самой Анны? В браке с генералом, помимо Екатерины, родились еще две дочери: Александра и Ольга, но одна умерла в юности, вторая – в детстве…
Примирение с мужем было недолгим, и вскоре произошел окончательный разрыв. Жизнь Анны Керн изобилует любовными приключениями, в числе её поклонников – Алексей Вульф, («Никого… не любил и, вероятно, не буду так любить, как её», – признавался он); Сергей Соболевский; Александр Никитенко, цензор, профессор Санкт-Петербургского университета…
Как можно не сойти с ума,
Внимая вам, на вас любуясь;
Венера древняя мила,
Чудесным поясом красуясь…
Это строки посвятил Анне влюблённый Лёвушка Пушкин. Более того, и престарелый отец семейства Сергей Львович не избежал чар обворожительной Анны: «…Я ещё не влюблён в вас, но именно с вами хотелось бы мне прожить оставшиеся мне ещё последние печальные годы». Правда, случится то ненужное признание гораздо позже, уже после смерти жены и сына-поэта.
Ну а прежде сам Александр Сергеевич отнюдь не поэтически сообщит о победе над доступной красавицей в письме к приятелю Соболевскому. «Божественная» непостижимым образом трансформировалась в «вавилонскую блудницу»!
Анна Керн. Художник А. Арефов-Багаев.
Предполагаемый портрет. Начало 1840-х гг.
Ещё на заре христианства евангелист Иоанн Богослов указал на греховную порочность древней блудницы: «И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна».
Бесчисленные романы Анны Керн, не бывшие ни для кого тайной, не переставали удивлять прежних любовников. «Вот завидные чувства, которые никогда не стареют! – восклицал Алексей Вульф. – После столь многих опытностей я не предполагал, что еще возможно ей себя обманывать…» Всякий раз она трепетно благоговела «перед святынею любви», – любила искренно и страстно.
Анне Керн выпала горечь оплакать обожаемого ею Пушкина: в феврале 1837-го в полумраке придворного храма Спаса Нерукотворного Образа в слезах молилась она за его бессмертную душу…
И всё же судьба была милостива к этой удивительной женщине, одаренной при рождении немалыми талантами и в жизни испытавшей не одни лишь наслаждения. Почти в сорокалетнем возрасте, в пору зрелой красоты, Анна Петровна встретила свою настоящую любовь.
Счастливый случай изменил её жизнь: уступая просьбам двоюродной тётушки Дарьи Полторацкой, жившей в далеком черниговском сельце, Анна стала навещать её сына Сашу, воспитанника Первого Петербургского кадетского корпуса, и приглашать юношу к себе.
Будущий артиллерийский офицер Александр Марков-Виноградский (он приходился Анне Петровне троюродным братом и был младше ее на двадцать лет!), бывая в гостях у очаровательной кузины, страстно в нее влюбился…
В том счастливом, но незаконном союзе – формально Анна еще замужем – в 1839-м появится на свет сын Александр. Позднее, сочетавшись узами Гименея, супруги узаконили малыша, уменьшив возраст сына на три года.
(Много лет спустя его дочь Аглая, урожденная Маркова-Виноградская, подарит Пушкинскому Дому бесценную реликвию – миниатюру, запечатлевшую милый облик её родной бабушки.)
Некогда влюблённый Пушкин предрекал Анне, что «когда Керн умрёт – вы будете свободны, как воздух…». В июле 1842-го «свободная» Анна обвенчалась с любимым, сделав, по мнению батюшки Петра Полторацкого, безрассудный шаг: выйдя замуж за бедного офицера, она лишилась солидной пенсии, что полагалась ей как вдове генерала, – генерал Керн умер в феврале 1841 года. Анне Петровне пришлось отказаться и от привычного обращения: «Ваше Превосходительство» (так согласно «Табели о рангах» именовали лиц в чинах третьего и четвертого классов), что сулило, помимо почтительности, немало выгод: к примеру, ей, как генеральше, вне очереди меняли на почтовых станциях лошадей. Кроме всего, за «своеволие» Анна лишилась отцовского расположения, а значит – финансовой поддержки и вдобавок – наследственных прав!
Александр Марков-Виноградский, второй супруг Анны Петровны. Фотография. 1850-е гг.
Но и Александр принес в жертву любви будущую офицерскую карьеру. Прослужив всего два года в армии, он принужден был выйти в отставку в чине подпоручика, чтобы иметь возможность жениться на своей «душечке»: «Благодарю тебя, Господи, за то, что я женат! Без неё, моей душечки, я бы изныл, скучая. Всё надоедает, кроме жены, и к ней одной я так привык, что она сделалась моей необходимостью! Какое счастье возвращаться домой! Как тепло, хорошо в её объятьях. Нет никого лучше, чем моя жена. Семейная жизнь, освящённая любовью, есть величайшее счастье – она уравновешивает все несчастья наши».
И как тут не вспомнить давнее пророчество поэта, оставленное им в письме к тригорской соседке Прасковье Александровне: «Правда, она (Анна Керн) ветрена, но – терпение: ешё лет двадцать – и ручаюсь Вам, она исправится!»
…Супруги перебрались на житьё в деревушку Сосницы Черниговской губернии, где числилось всего-то пятнадцать душ – «фамильное гнездо» Александра Васильевича.
Молодой муж любил свою Анну нежно и самозабвенно. Вот образец восторженного преклонения перед любимой женщиной, милый в своей безыскусности и искренности.
Из «Записок» А.В. Маркова-Виноградского (1840):
«У моей душечки глаза карие. Они в чудной своей красе роскошествуют на круглом личике с веснушками. Волоса этот шёлк каштановый, ласково обрисовывает его и оттеняет с особой любовью… Маленькие ушки, для которых дорогие серьги лишнее украшение, они так богаты изяществом, что залюбуешься. А носик такой чудесный, что прелесть!.. И всё это, полное чувств и утончённой гармонии, составляет личико моей прекрасной».
Александр Васильевич не перестаёт умиляться красоте своей жены: «Вечер, освещённый луною… И эти глазки блестящие – эти нежные звёздочки – отразятся в душе моей радостью. Краса их светлая заиграет во мне восторгом, так тепло от них! Их ласковый цвет, их свет нежный целуют в сердце меня своими лучами! От них так ясно в душе, при них всё живёт радостию».
К слову, Анна Петровна по-женски тщеславилась тем, что её находили похожей на прусскую королеву Луизу и что будто бы на это сходство обратил внимание сам император Александр I, очарованный красотой королевы.
Более сорока лет жизни Анны с её избранником прошли в любви и… лишениях. Порой даже «полфунта кофе» являлось для супругов некоей несбыточной мечтой. Вместе они растили единственного сына.
Анна, как не единожды признавалась, находила утешение в том, что вместе с мужем «выработала себе счастье». Вот постулаты философии бедности, коим следовали супруги!
«Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви… может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы, – размышляла она в письме к сестре мужа Елизавете Васильевне, по мужу Бакуниной. – …Мы, отчаявшись приобрести когда-нибудь материальное довольство, дорожим всяким моральным впечатлением и гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастьем духовным. Богачи никогда не бывают поэтами… Поэзия – богатство бедности» (