– Как насчёт просигналить?
– Можно. Телефончик оставь.
Кивинов продиктовал. Бригадир записал на спичечном коробке.
– Не забудь.
– Постараюсь.
«Размечтался, – про себя подумал Кивинов. – Позвонит, как же. Хорошо будет, если не предупредит, что менты ими интересовались».
Поглазев на ларьки, он отправился назад в отделение.
Глава 4
Детский инспектор Волков срывался на крик.
– А что, его за это по головке гладить? Он пацану обе щеки прострелил! На всю жизнь шрам! Да если бы моему ребёнку какой-нибудь недоносок щёки пробил, я бы не в милицию пошёл, сам бы родителям морду набил!
– Как вы смеете!? – визжала сидевшая напротив Волкова дама. – Вы не мальчика моего должны наказывать, а тех, кто ему пистолет продал. Безобразие! А Гоша ещё ребёнок – тринадцать лет всего!
– Тринадцать лет! А откуда у него такие деньги?
– Не знаю, может, он мороженым торгует. Вы все, все против Гоши – и школа, и милиция! А он хороший мальчик, спокойный. Верните мне его немедленно. Я буду жаловаться!
– А откуда у него под кроватью столько магнитофонов автомобильных?
– А это не ваше дело! Это, может, всё моё!
– Что, и машина есть? – А что с того, если нет? Может, будет скоро!
– Ваш сын – вор! Вы же сами его топите!
– Это вы его топите! А Гоша хороший мальчик. На вас ещё управу найду! Отдайте мальчика.
– Ждите на улице. Я сейчас запишу объяснение и можете забирать ублюдка своего!
– Что? Да как вы смеете!? Дайте бумагу. Я в суд на вас подам за оскорбления.
– Берите, пишите куда угодно – в суд, в ООН, Папе Римскому, но только на улице, вы меня достали!
Дамочка схватила бумагу и выскочила из кабинета. Зашёл Кивинов.
– Ты чего раскричался?
– Да ну, коза старая! Гошу Баранова знаешь? Это мамаша его. Он, сучонок, пистолет где-то пневматический купил, в школу принёс и первоклашке обе щеки прострелил, навылет. Пацан в больнице. А Гоша под шумок кучу наложил перед кабинетом завуча и свалил. Я его в подвале отловил. А мамаша за него грудью стоит. Другая бы отодрала ремнём, а эта всё сюсюкается. Гадёныш. Скорей бы ему четырнадцать стукнуло, сразу бы посадил. А так очередная комиссия. А для него это – тьфу. Сейчас я его притащу.
Через минуту Волков ввёл Баранова.
– Ну что, урод? Я тебя предупреждал последний раз, чтобы ты угомонился? Не понимаешь? Я тебя сейчас родителям пацана того отдам. Они с тобой лучше милиции разберутся!
– Я не стрелял в него, пулька от стенки отскочила.
– Да там пять человек видели, как ты в него пальнул. Хватит выкручиваться!
– Они врут все. Наговаривают, сволочи.
– А кучу кто навалил у дверей?
– Не я, можете экспертизу сделать.
– Сделаю, я всё сделаю. И на мамашу твою даже не посмотрю!
– А что, эта дура уже здесь? Мопед мне не хочет покупать.
«Крутой малый, – подумал Кивинов. – Мамаша за него грудью стоит, а он её дурой. Впрочем, ничего удивительного, родительская любовь порой слепа».
Волков схватил Баранова за шиворот и потащил его по коридору. Зайдя в туалет, он ткнул его в унитаз и сказал:
– Гадь! На экспертизу!
Тот снял штаны, сходил по-большому и выпрямился. Волков схватил его за волосы, нагнул и ткнул лицом в дерьмо.
– На, говнюк, получай экспертизу! Может, поумнеешь!
Затем вытолкнув его из туалета, Волков произнёс:
– Иди к мамочке! Но запомни, ещё раз что-нибудь натворишь, вообще в горшке утоплю, понял?
Баранов молча стёр дерьмо с лица, повернулся и побежал на выход. Волков захлопнул двери кабинета.
– Ты, по-моему, переборщил. Мамаша же сейчас такой вой поднимет.
– Пускай, плевать. У пацана, которому он щёки прострелил, тоже мать есть. Отца, жалко, нет, умер, а то бы он сам ему ноги повыдергал.
Волков зло посмотрел в окно.
– Что творится! Мало того, что взрослые друг друга убивают, так ещё и дети начали. Что дальше будет? Ты только посмотри, что творят – вон у меня на столе сводка лежит, последний пункт.
Кивинов подошёл к столу и, взяв ленточку телетайпа, прочитал:
«05.07.93 года около 20 часов у дома 185 по Ленинскому проспекту у кооперативных ларьков почувствовала себя плохо гр-ка Тимофеева Татьяна Ивановна, 1932 г. рождения, урож. Ленинграда, прож. Ленинский пр., 187-2-15, после чего упала.
В это время к ней подбежал мальчик 12-13 лет, выхватил у неё из рук сумку и скрылся. В сумке находились деньги в сумме 5000 рублей одной купюрой, паспорт, пенсионное удостоверение инвалида. Примет мальчика не запомнила.
Доложено начальнику 85 отделения милиции. Материал для проверки Волкову».
– Тимуровцы херовы, – зло произнёс Волков. – Мишка Квакин хоть яблоки воровал, а эти пионеры вообще поля не видят, мать их. Слов нет.
Кивинов шел по узкому коридору главного корпуса объединения «Темп».
Особого желания приезжать сюда не было, но по возможности необходимо, чтобы в материале было побольше бумаг, а для этого надо опросить как можно больше людей. И во-вторых, как бы муж с женой ни любили друг друга, у них всегда есть маленькие секреты, которые, возможно, известны сослуживцам, друзьям и даже случайным знакомым. Словом, вдруг да появится зацепка.
Объединение располагалось в дореволюционном особняке рядом с Садовой.
Вернее, только главный корпус находился там, а небольшие экспериментальные цеха сосредоточились во дворе. Как объяснили на вахте, «Темп» был чисто исследовательской конторой и никакой осязаемой продукции не выпускал.
Должность Сергея Алексеевича Суворова была достаточно высока. Он был начальником отдела, в который входили десятки отделений, по три-четыре лаборатории в каждом. Всего в подчинении у него было около пятисот сотрудников – инженеров, техников, рабочих. Имелось два зама, один из которых был приятелем Сергея Алексеевича. Кивинов, позвонив ему, договорился о встрече.
В шараге было относительно спокойно. Трудящиеся разъехались по отпускам, колхозам, отгулам. На лестницах курили несчастные, пролетевшие с летним отпуском. Повсюду обсуждались вчерашний футбольный матч, жаркая погода и маленькая зарплата.
«Ну конечно, – подумал Кивинов, – если всё время стоять тут и курить, зарплаты не прибавится.»
Найдя нужную дверь, он постучался и вошёл.
Помещение кабинета зама, по-видимому, было устроено в бывшей дворянской спальне: высоченные потолки, лепка по углам и в центре, у люстры. Правда, самой люстры не было, а висел совковый белый шар с лампочкой на 40 ватт.
Останки камина, прикрытые диванчиком. Портрет Ленина, память эпохи застоя. В углу шикарный резной стол с зелёным сукном. Тоже наследие прошлого, только более далёкого.
– Виктор Николаевич? Инспектор Кивинов из милиции. Я звонил сегодня.
– Да, да, молодой человек, проходите, присаживайтесь.
Заместителю Суворова было лет сорок с лишним, он был сухим жилистым мужчиной с довольно неприятным взглядом. «Чем-то на белогвардейца похож», подумал Кивинов.
Почему на белогвардейца, он и сам не знал. Похож и всё. Несмотря на жару зам был одет в чёрный костюм с галстуком. На столе, как шмель, жужжал вентилятор.
– Есть что-нибудь новое? – спросил он, когда Кивинов сел.
– Пока нет. Виктор Николаевич, я так понимаю, что помимо деловых отношений вас с Суворовым объединяли ещё и дружеские. Расскажите о нем поподробнее.
– Ну, прежде всего, дружбой в полном смысле этого слова наши отношения назвать нельзя. Всё-таки больше приятельские, основанные на совместной работе. Я бывал у него несколько раз на днях рожденья, праздниках. Знаю Анну Петровну, Игоря. Вместе ездили за город иногда. Как руководитель он человек неплохой, требовательный, но справедливый, но вот как специалист – не очень. Но это между нами, я надеюсь?
Кивинов кивнул.
– Поверхностное знание предмета, но, в принципе, для руководителя его ранга это и не столь важно. Главное, он создал отличный коллектив талантливых специалистов, переманив их из других мест. Людям приятно с ним работать. А это подчас для начальника важнее, чем углубленное знание того, с чем работаешь.
– Я понял вас. То есть его любили как начальника?
– Ну, слово «любовь» здесь немного неуместно, но уважали, и конфликтов почти не возникало.
– Почти?
– Без мелких эксцессов нигде не обойтись.
– Ну, а по жизни, вне работы, так сказать?
– Насколько мне известно, врагов у Суворова не было. Завистники – возможно – у любого преуспевающего человека они есть. Но из-за зависти убить человека, мне кажется, невозможно.
– Почему вы решили, что его убили?
Виктор Николаевич смутился, полез в стол, достал оттуда пачку сигарет, пошарил внутри, а затем судорожно скомкал и выкинул в корзину.
– Но его столько времени нет. Любому уже станет понятно, он не может быть жив.
– Да, но мог произойти несчастный случай, а не убийство.
– Но он бы нашёлся, вернее, его труп. А машина? Мне кажется, это всё из-за машины.
Виктор Николаевич явно нервничал.
– Кстати, он брал попутчиков? Бензин всё-таки дорогой, на одну зарплату особо не наездишь? – спросил Кивинов.
– Да, он занимался извозом.
– Интересно. Он что, сам вам об этом рассказывал? Или вы видели?
– Рассказывал. Да вы и сами подумайте – он на работу на машине ездил, а из Кировского района сюда минут тридцать езды, так зачем машину порожняком гонять?
– А супруга категорически утверждает, что Суворов не занимался извозом.
– Ну, я не знаю. Может, она не в курсе была или не поощряла.
– Виктор Николаевич, вы хотите помочь Суворову? Тогда давайте договоримся, что секретов между нами сейчас быть не должно, и поэтому я надеюсь на вашу искренность. Разговор дальше этого кабинета не выйдет.
– Я понимаю вас/
– Тогда откровенно. Человек не может быть идеальным. Что плохого вы можете сказать о нём – спиртное, посторонние женщины, связи с преступниками?
– Не понимаю, куда вы клоните?