Но только это все прежде было. Теперь так не делается. Теперь хулиганичать не полагается. И правильно. Зачем хулиганить? Теперь мы только боремся за свои права Я, например, боролась за свои права с Ольгой Васильевной Рябцевой. Ольга Васильевна вам про меня ничего не говорила? Она тоже мой главный враг. И это за то. что я боролась за свое право ставить галоши сейчас же слева от входной двери. А она считала, что это ее право — ставить галоши слева. И, главное, какая ехида — утром встанет и аккуратно так своими руками перенесет все мои галоши слева направо. А свои — справа налево. Ну, я, конечно, увижу и ногою как наподдам, так ее галоши и полетят обратно направо!..
А потом я, знаете, стала бороться за свое право слушать радио. Я радио включила, а сама уехала на дачу. И моя радиоточка два месяца разговаривала без перерыва. Я когда приехала с дачи, то слышу, радио даже само охрипло. И Ольга Васильевна тоже как-то охрипла или ослабела..
А я стала бороться за свои права уже не одна, а вместе с юристом. Может, знаете, есть такой юрист товарищ Копытов? Между прочим, он меня тоже ненавидит изо всех своих юридических сил A я к нему пришла по-хорошему. Спрашиваю юридический совет; как этой Ольге Васильевне перебить посуду и не попасть в нарсуд? Он говорит:
— Не знаю!
Я говорю:
— Как же так? Вы отказываете в юридической помощи населению…
Он говорит:
— Я в таких делах не помощник! И не советую вам бить чужую посуду.
Я говорю:
— Вот спасибо! Когда я уже все разбила, он меня отговаривает.
Я говорю:
— Куда я на вас могу пожаловаться?
И я прямо пошла к районному прокурору товарищу Соколову, тем более, товарищ Соколов тогда еще не был моим врагом Я к нему ходила на прием каждый день, а то и по два раза на день. Я ему одних заявлений на соседей принесла восемнадцать штук. Плюс еще справки разные… А потом прихожу, мне секретарша говорит, что прокурора нет.
Я говорю:
— Как нет, когда приемный день, народу полно и вот эта гражданка уже успела соврать, что она пришла раньше меня. А когда я пришла, её здесь давным-давно не было.
А секретарша говорит:
— Вас прокурор больше принимать не будет.
— Ах, гак?! — говорю — Хорошо! Найдем управу и на вашего прокурора!
И я направляюсь в бюро жалоб. Я уже давно прочитала в газете, что есть бюро жалоб Министерства путей сообщения где-то там на Разгуляе. Я — прямо туда.
Вы заведующего этим бюро знаете — товарища Стороженко? Тоже, зияете, поклялся человек сжить меня со свету. Вообще, знаете, он такой узкий потомственный бюрократ. Он мне говорит:
— Мы принимаем жалобы только железнодорожные. Мы при Министерстве путей сообщения. Если вас обидели на вокзале, в дороге, при сдаче багажа.
Я говорю:
— А у меня жалоба на юриста. Что же, мне теперь надо юриста заманить на вокзал, чтобы он там на меня плюнул?
Ну, я его отчитала как следует, а сама пошла в газету. Может, знаете, такая есть газета, называется «За пищевую индустрию»? Там есть такой склочник — секретарь редакции товарищ Косачевский. Я его попросила написать в газете по правде, как все у меня вышло. И тоже начинаются формальные отговорки: дескать, наша газета занимается вопросами пищевыми, а у вас, говорит, обыкновенная склока…
— Во-первых, — я говорю, — у меня склока не обыкновенная. И потом, я из-за всех этих дел лишилась аппетита, совершенна никакой пищи принимать не могу. Дело, выходит, уже пищевое. Могу вам доставить медицинскую справку.
И я сейчас же направилась к нашему районному санитарному врачу. Может, знаете, есть такая женщина-врач товарищ Гусева? Она хоть и врач, а дрянь. Она мне говорит:
— Единственное, что я могу сделать, — это дать вам справку, что вы вроде псих.
Я сперва обиделась, а потом решила: с паршивой собаки хоть шерсти клок. Пускай дает справку, что я псих, тем более, что я тут успела поссориться с новой жиличкой, которая на месте Ольги Васильевны, потому что Ольга Васильевна почему-то вдруг обменяла комнату. И как-то так вышло, что эту новую жиличку я чуть-чуть толкнула, а она сама уже отбежала на восемь шагов, быстро-быстро прилегла на пол, нарочно стукнула головой об отопление и стала кричать, что будто бы это я ее «приложила» об отопление. Это, конечно, неправда, но так ей и надо.
Хорошо. Я и говорю этой Гусевой, врачихе:
— Ладно, давайте вашу справку, что я псих-перепсих.
И можете себе представить: Гусева справки не дает. Она говорит:
— Я передумала. Никакая вы не психическая, а просто склочница.
И вот теперь я все думаю, куда мне пойти жаловался на эту врачиху?..
Если опять в бюро жалоб сходить при Министерстве путей сообщения?.. Или, говорят, еще такое же бюро есть при Министерстве сельского хозяйства. Но там, говорят, на врачей принимают жалобы только на ветеринарных. Ничего, я пойду туда. Я скажу: хотя она меня лечит, но она конечно, ветеринарная. И ей самой надо делать прививки от бешенства.
А почему? Потому что мне эта справка, что я псих, очень нужна, поскольку районный прокурор Соколов на меня подал в суд за мои восемнадцать заявлений. И если я не докажу на суде, что я за себя не отвечаю, мне придется здорово отвечать. Потому что я уже заходила к судье Гавриловой, и она уже стала мне врагом и не хочет понимать, что никакая я не склочница, а только борюсь за мои права.
Боролась, борюсь и буду бороться, пока они меня не засудят. А если из вас кто-нибудь мне не верит, вы только скажите, я и с вами начну бороться.
НАГЛЯДНО
Товарищ Никишин, руководитель некоего хозяйственного объединении средней руки вошел в приемную начальника своего главка в 11 часов 08 минут. Никишин повертел в руках и еще раз прочитал бумагу, которою он получит накануне. Как принято писать, «сим» он приглашался к начальнику главка в 11 часов 15 минут. Зачем — это было неизвестно. Нельзя скрывать, что товарищ Никишин волновался. О новом начальнике ходили слухи что его назначили «подтянуть», «поднять на высоту» и т. д. Присовокупляли, разумеется, и насчет новой метлы которая… и т. д. Словом, тревожиться у Никишина были основания…
Осмотревшись, наш герой обнаружил, что в приемной никого нет А дверь в кабинет начальника приоткрыта, и лаже видно, что владелец кабинета сидит за столом и читает толстенную ведомость… Никишин присел так. чтобы из кабинета его нельзя было заметить, и принялся усердно вздыхать. Вздыхая, он обдумывал: что могло послужить причиной вызова? Словно бы с планом в этом полугодии благополучно… Следовательно, трудно ждать сигналов и докладных со стороны… По бытовой линии все чисто.
Навздыхавшись досыта, Никишин глянул на циферблат своих ручных часов и ахнул: было уже 16 минут двенадцатого. Следовательно, надо бы уже идти к «самому». Но, как назло, секретарша убежала. Нельзя же, так сказать, переться без доклада… А время-то назначенное уходит. За опоздание тоже по головке не погладят… Проколебавшись минуты две, Никишин решил войти.
Он одернул пиджак, прижал к животу локтем портфель и, сунув в кабинет половину носа, вопросил сдавленным голосом:
— Вы разрешите?
Ответа не последовало: начальник изучал ведомость. Тогда Никишин сделал два шага и оказался в кабинете. Еще шаг. Еще три. И вот наш герой стоит крайне близко к начальнику главка.
Начальник, очевидно, услышавший звуки, связанные с появлением в кабинете Никишина, поднял голову и очень грубо спросил:
— Кто такой? В чем дело?
— Никишин, из пятой конторы. По вашему вызову яви…
Но начальник перебил нашего героя:
— Какая контора? Какой вызов?! Кто вам дал право врываться ко мне, словно вы хулиган какой-нибудь или бандит?!
— Помилуйте, товарищ нача… Какой же бандит? Исключительно согласно вот этой повестке в точный срок…
— Срок?! Я вам покажу срок! Как вы смеете мне мешать и врываться?! Да я вас за это… вы у меня… Сейчас же пишите «по собственному желанию», пока я не передумал! Не то я вам такую мотивировочку впишу в приказ, что вы у меня. Нет, нахальство какое: «по вызову»! Кто вас вызывал? Вон из моего кабинета!!!
Никишин, обливаясь потом и мелко трясясь всем телом, по пути опираясь руками о мебель, выбирался из комнаты. Вдогонку ему донеслось свирепое:
— Дверь закрыть! Плотно! Вот так! Я еще покажу вам этот «вызов»!..
В приемной Никишин опустился на диван: он был не в силах идти дальше. Ничего не видя, пытался он налить воды в стакан, но только облил себе брюки и жилетку…
И тут, словно ангел-избавитель, возникла в приемной секретарша. Это была голубоглазая блондинка с веселой улыбкой и пышными кудрями по обеим сторонам кругленького личика. Увидев нашего героя, она прощебетала:
— А, товарищ Никишин!.. Сейчас доложу о вас…
— Не нуж… — пискнул ей вслед Никишин, но было поздно: секретарша уже исчезла за дверью. Она отсутствовала меньше минуты. Появившись вновь, секретарша обласкала Никишина еще более приятной улыбкой. И дверь она не закрыла за собою, а наоборот, растворила во всю ширину, сделала гостеприимный жест и сообщила:
— Прошу иле, товарищ Никишин! Вас ждут.
— Ждут?.. После того, что было… — начал Никишин, но тут же у пего родилась мысль если начальство приглашает его, отказаться от посещения невозможно. И наш герой, осторожно передвигая ноги, так, чтобы в любой момент быть готовым к поспешному отступлению прокрался — именно прокрался! — в кабинет.
Начальник главка шел ему навстречу, покинув свое кресло за столом. На щеках у начальника — поверите ли? — были добродушные ямочки, и весь он лучился, словно заразясь приветливостью от секретарши.
— Товарищ Никишин! — с чувством произнес начглавка, обеими руками пожимая десницу нашего героя, — Очень рад познакомиться! На днях сам буду в вашей конторе. Прошу садиться.
Никишин в ответ сумел издать только некое сложное междометие, которое мы очень приблизительно воспроизведем как сочетание следующих звуков:
— Я-и-о-у-мм-бл-ир-ээ-ндаммм.