К великому разочарованию пироманьяков и страстных любителей треугольников, обе идеи не встретили понимания. В 1869 г. французский изобретатель Шарль Кро предложил своему правительству новую идею: вместо того чтобы поджигать леса или рыть каналы на Земле, лучше делать это на Марсе. Кро хотел построить гигантское зеркало, которое могло бы направлять отраженные солнечные лучи на Марс и, словно космический пирограф, выжигать гигантские буквы на поверхности его пустынь. Он предлагал начать с простых фигур, а продолжить более сложными – такими, как изображение дома и человека. На случай, если марсиане решат, что обезображивание их планеты – не лучший способ сказать «Bonjour!», у Кро имелась вторая идея, связанная с использованием зеркал. Изобретатель предлагал установить их так, чтобы они направляли в сторону Марса солнечные лучи в форме Большой Медведицы и тем самым подтверждали наличие разума у землян. Французское правительство предложение Кро не приняло[3].
Если все эти первые идеи и предложения основывались на чистых спекуляциях и вере в чудеса, то в конце XIX в. Камиль Фламмарион уже был уверен в том, что имеет на руках неопровержимое доказательство наличия жизни на Марсе. Он считал, что Красная планета получила свой цвет благодаря обилию растительности. «Вы спросите, почему марсианская растительность не зеленая? А с чего бы ей быть такой? В этом отношении нет причины считать Землю типичной для Вселенной», – говорил Фламмарион. Вот предложенное им обоснование:
«Даже на Земле растительность может сама быть красноватой и является таковой на большинстве континентов. Первыми земными растениями были плауны с "марсианским" красновато-желтым цветом. Хлорофилл, который дает цвет нашим растениям, состоит из двух элементов. Один – зеленый, другой – желтый. Эти два элемента могут быть разделены с помощью химических процессов. Поэтому вполне научно допустить, что при условиях, отличных от земных, желтый хлорофилл может существовать самостоятельно или быть доминирующим».
Что касается марсиан, то Фламмарион считал, что они не похожи на людей, потому что их жизнь протекает в условиях, отличных от земных. Он был убежден, что их разум превосходит человеческий по нескольким причинам. «Для начала, едва ли марсиане менее разумны по сравнению с нами, – писал он в 1907 г. – Люди тратят три четверти ресурсов и залезают в долги ради того, чтобы содержать армию и военно-морской флот, и при этом не могут даже договориться об универсальном календаре или меридиане». Он продолжал:
«Вторая причина состоит в том, что прогресс – это абсолютный, непреложный закон. Марс намного старше Земли. И если обитатели Марса, как мы имеем все основания предполагать, прошли через обычный процесс медленного развития, то их текущее состояние должно напоминать то, каким будет наше положение через несколько миллионов лет».
Так как считалось, что марсиане значительно старше людей и являются намного более развитыми существами, Фламмарион предположил, что они предпринимают попытки установить контакт с нами с тех пор, «как по просторам нашей сравнительно молодой планеты бродили мамонты». Но поскольку марсиане не получили ответ, они, по всей видимости, решили, что «наша астрономическая наука находится на примитивном уровне развития по сравнению с их», и продолжали жить своей прекрасной гармоничной жизнью.
Раз марсиане являются телесными существами, считал астроном, существует вероятность, что благодаря небольшому весу их тел у них могли развиться крылья. Но Фламмарион не имел в виду, что марсиане обязательно похожи на птиц, ведь есть и другие животные с крыльями: «Например, летучие мыши, они млекопитающие!»
Возможно, убежденность Фламмариона в существовании марсиан была следствием его разочарования в роде человеческом. Он надеялся, что где-то во Вселенной существует лучший мир: «Что касается меня, то я им завидую. Планета, где всегда прекрасно, где нет ни бурь, ни циклонов, где год вдвое дольше нашего… где, одним словом, все тоньше, изящнее и благороднее».
Энтузиазм Фламмариона разделял начинающий американский астроном Персиваль Лоуэлл. Он происходил из богатого бостонского семейства, которое сколотило состояние на производстве тканей (в честь дяди Персиваля был даже назван город в штате Массачусетс[4]). Но изготовление тканей юного Лоуэлла не интересовало. Он любил астрономию столько, сколько помнил себя, а именно – с 1858 г., когда в возрасте трех лет увидел комету Донати. Став подростком, он получил в подарок свой первый телескоп и не переставал восхищаться звездами даже во время учебы на математическом факультете Гарвардского университета. Его дипломная работа была посвящена образованию Солнечной системы. Затем Лоуэлл усердно трудился в семейном текстильном бизнесе, после чего отправился в Азию, где провел около 10 лет, путешествуя и погружаясь в культуру Кореи и Японии.
К моменту возвращения Лоуэлла в Соединенные Штаты в 1893 г. зрение Скиапарелли значительно ухудшилось. Человек, который разглядел «рукотворные» каналы на Марсе, больше не мог наблюдать за ними. А Лоуэллу предстояло возглавить семейный бизнес. Каким же образом он собирался поддержать марку дела Лоуэллов? Поиск марсиан показался ему хорошим планом.
Поскольку вдобавок к своей страсти к астрономии Лоуэлл получил огромное состояние, он решил построить где-нибудь на западе обсерваторию. Надо было только выбрать подходящее место на возвышенности, где всегда ясное небо, свободное от смога и городского освещения. Персиваль собирался продолжить там работу Скиапарелли: составлять карту новых марсианских каналов и искать разумных существ, которые их построили. Как и Фламмарион, Лоуэлл был убежден в том, что Марс старше Земли и поэтому продвинулся по пути эволюции дальше. Принял он и идею Фламмариона о том, что марсиане пытались орошать свою умирающую планету, направляя по каналам в засушливые области воду с ледников, которые покрывали полюса Марса.
Шел 1894 год, фаза противостояния Земли и Марса вот-вот должна была начаться, поэтому Лоуэлл в срочном порядке вступил во владение горой высотой 7200 футов (2194 м) в городке Флагстафф в Аризоне. Она показалась Персивалю самым удобным местом для наблюдения за Марсом и была названа Марсианским холмом. Через городишко проходила железная дорога, что весьма облегчило доставку оборудования и материалов для строительства, которое было незамедлительно начато. Для того чтобы изучать марсианские каналы, когда Красная планета окажется на минимальном расстоянии от Земли, Лоуэлл одолжил 18-дюймовый телескоп у обсерватории Гарвардского университета[5]. В своем новом доме на Марсианском холме он педантично нанес на карту 184 водных пути, после чего продолжил изучать Красную планету и охватившее марсиан неистовое стремление копать каналы. Важно отметить, что Лоуэлл охотно делился своими идеями, читая публичные лекции и давая интервью прессе. В 1895 г. он обобщил результаты своих исследований, написав первую из трех книг и назвав ее просто «Марс».
Кроме составления карт и сбора данных Лоуэлл сформулировал теорию о том, почему на Марсе должна существовать жизнь. В качестве аргумента он приводил в пример Землю:
«После того как ученые доказали, что на морском дне жизни нет, были изобретены глубоководные траловые сети. Как только их использовали по назначению, они (обратите внимание!) кишели живыми организмами. Рыбы и ракообразные, моллюски и иглокожие – короче говоря, живые организмы всех возможных видов, от протоплазменных молекул до морских чудовищ, – были найдены на этих непостижимых глубинах. Такого не могло быть, но это случилось».
Так почему же ситуация с Марсом должна быть другой, рассуждал Лоуэлл. Он считал очевидным, что марсиане адаптировались к условиям своей планеты и эволюционировали точно так же, как мы, только вот внешне они совсем не были на нас похожи. И раз марсиане эволюционировали и превосходят землян по развитию интеллекта, почему бы им не установить с нами контакт? Если, как считал Фламмарион, они отправляли послания во времена, когда на Земле жили мамонты, то почему им не сделать вторую попытку? Или они слишком заняты рытьем каналов и приготовлением красных салатов, чтобы вести с людьми приятные беседы?
Фрэнсис Гальтон был уверен, что нет. В 1896 г. ему – английскому статистику, социологу, антропологу, географу, метеорологу, автору более чем 340 книг и статей и к тому же двоюродному брату Чарльза Дарвина – пришло в голову, что марсиане связываются с Землей с помощью серии зашифрованных световых сообщений. Кто-то должен просто взломать шифр. Гальтон был уверен, что этим «кем-то» будет он.
«По заявлению сэра Фрэнсиса Гальтона, нет никаких сомнений в том, что существа, обитающие на Марсе, выбрали именно такое средство связи с нами», – написало издание New York Journal 17 ноября 1897 г.
Впервые двумя годами ранее непонятные световые сигналы две ночи подряд улавливала Ликская обсерватория в Калифорнии. Затем сигналы повторились и оставались активными на протяжении лета 1896 г.
«Марсианские телеграфисты, похоже, освоились со своим инструментом – а он должен быть гигантских размеров – и придумали способ включения и выключения света на огромной площади», – писал New York Journal.
Гальтон, вероятно, ожидал очередного сеанса связи. В письме редактору лондонской газеты Times он предлагал направить отраженные солнечные лучи в сторону Красной планеты. «Обитатели Марса, если у них есть глаза, разум и действительно хорошие телескопы, наверняка захотят ответить. Один, два, три сигнала в виде медленных вспышек могли бы отправляться от нас к ним снова и снова, возможно, в течение нескольких лет. Это даст марсианам возможность поразмышлять, а потом отправить нам в ответ один, два, три сигнала».