— Да бросьте! — тетка стала собирать со стола посуду. — Вы же отдыхать приехали, а не по озеру шастать. Да там и глубоко. Перетонете еще. Отдыхайте лучше.
— Рыбалка, — заметил Генка, — лучший отдых. И полезно, и интересно. К тому же мы очень хорошо плаваем, особенно Витька. Он у нас вообще, плавает, как… поплавок.
— Это точно, — согласился Витька. — Плаваю. И время у нас как раз есть. Сделаем крюков,[4] донок[5] и щуку эту поймаем…
— Это не наш путь, — перебил его Генка. — Это слишком долго и ненадежно. Крючки какие-то… Тетя, у тебя, кажется, ружье было?
— Было, — кивнула тетка. — И сейчас есть.
— Тогда не будем валять дурака, — сказал Генка. — Я эту щуку завтра просто пристрелю.
Глава 2 Ворошиловский стрелок
Генка и Витька дружат уже давно. Хотя совсем друг на друга не похожи. Витька длинный, худой и белобрысый. Генка невысокий, плотный и черноволосый. Генка хорошо разбирается в любой технике, от велосипеда до автокрана. Это потому, что он с самого первого класса переходил во все технические кружки и секции Дворца творчества юных. Витька любит читать и хорошо знает литературу, историю и биологию. Это потому, что в начальной школе он частенько болел и от нечего делать перечитал всю родительскую библиотеку. Всю подряд.
Витька мечтательный. Генка практичный. И, казалось, ничего общего в них нет, но разные полюсы, как известно, притягиваются. Поэтому Генка и Витька дружили крепко. Впрочем, за годы дружбы ребята многое переняли друг от друга, хотя сами этого и не замечали. У Витьки появилась практическая жилка, и он научился вбивать гвозди, точить ножи и чинить мотоциклы. Генка стал как-то серьезнее, начал чаще думать и перенял у Витьки привычку смотреть на небо. Иногда они даже вместе сидели на крыше Генкиного сарая и глазели вверх до первой звезды. Отчего жители соседних домов называли их лунатиками и полуночниками.
Вообще, эту парочку знали все и в школе, и в округе. Знали и пытались придумывать им разные прозвища. Гвоздь и Мешок, Тонкий и Толстый, Жираф и Медведь. Но прозвища не приживались, потому что все они были не похожи на самих Генку и Витьку.
А прошлым летом к ним присоединился еще и Жмуркин. Так уж получилось.
В отличие от Генки и Витьки Жмуркин был продвинутой личностью. Он считал себя самым умным, зависал в Интернете, ходил по дискотекам и даже музеям, занимался фитнесом и читал журналы про фирменные часы и яхты. Но больше всего в жизни Жмуркин хотел стать великим кинорежиссером и разбогатеть. Первый шаг на этом пути Жмуркин уже сделал — он поступил уборщиком в кинотеатр, заработал денег и купил на рынке бывшую в употреблении восьмимиллиметровую кинокамеру. И теперь собирался снимать кино.
Самое забавное заключалось в том, что Витька и Генка не любили Жмуркина — он их раздражал. Но при всем при этом, когда Жмуркина долго не было рядом, им начинало его не хватать. Им не хватало его вредности и подколок. К тому же со Жмуркиным всегда можно было как следует поругаться. А это в дружбе очень важно. Для сброса отрицательной энергии. Между собой Витька и Генка почти никогда не ругались, а вот со Жмуркиным ругались охотно и с удовольствием. И если Жмуркин долго не заглядывал, они по нему начинали скучать. Хотя надолго Жмуркин никогда и не исчезал. А еще у Жмуркина была одна особенность — он всегда появлялся неожиданно и не вовремя.
Так они и дружили.
Правда, в гости к Генкиной тетке Жмуркин не поехал. Сказал, что у него и без того дел полно. В кинобизнесе каникул не бывает, заявил Жмуркин.
— Ну и болван этот Жмуркин, — Генка проверил на ногте остроту топора. — Лишил себя нормального отдыха.
Генка подбросил топор в воздух, попытался поймать за топорище, но не сумел.
— Не, — посмотрев на это, покачал головой Витька, — она тебе ружье не даст. Точно не даст. Кто же детям ружье дает?
— Во-первых, мы не дети, — Генка пристроил на колоде полено и прицелился топором.
Витька сомнительно хмыкнул.
— Во-вторых, тут с ружьями с семи лет ходят, — Генка размахнулся и ударил топором по полену.
Топор завяз в полене, и Генка принялся его вытаскивать. Лезвие глубоко вошло в древесину и назад никак не собиралось.
— Я же говорил тебе, что колуном[6] надо, — сказал Витька. — Топорами дрова только в кино рубят. В жизни — колунами. Вон, видишь, возле сарая стоит?
Витька указал пальцем на колун.
— Я на даче всегда топором рубил, — Генка уперся ногами в чурбак и потянул. — И все хорошо получалось…
— Ты на даче рейки рубил, а это настоящие дрова, — Витька принес колун. — Сейчас я тебе покажу, как надо. Ну-ка, отойди…
— Палец себе не отруби, — посоветовал Генка. — Дровосек…
— Не боись, — Витька поставил полено на колоду.[7] — Мы, до того как квартиру в городе получили, два года в деревне прожили. Отец в колхозе работал, мать на ферме. Я тогда многому научился. Ну, там, сено косить, стога сметывать, дрова вот тоже колоть… Даже корову и то пару раз доить приходилось… Хорошее время было…
— А я только у тетки был, — сказал Генка. — Здесь. На каникулах. Да и то недолго. Я — жертва современной цивилизации.
— Поэтому слушайся беспрекословно своего вождя и учителя в сельской жизни, — Витька ловко вертанул колун в воздухе. — Слушайся и запоминай. Правило первое. Полено надо ставить комлем[8] вверх. Так дерево колется гораздо легче. Правило второе. Если есть трещина — надо колоть по трещине. Правило третье — не замахивайся колуном высоко — можно стукнуть себя по башке. Ну, и четвертое правило — ноги обязательно на ширине плеч. А то и в самом деле пальцы поотрубаешь.
Витька коротко замахнулся топором и ударил по полену. Полено с треском разлетелось пополам.
— Вот так, — Витька передал колун Генке. — А ты говоришь — топор…
— Я бы, Витька, с твоей невезучестью за топор вообще не брался, — Генка бросил колун на траву. — Чревато осложнениями.
Витька и в самом деле отличался повышенной неудачливостью. Эта неудачливость преследовала его от рождения и очень сильно мешала в жизни. В год Витька упал лбом на штырь. В два уронил на себя скороварку. В четыре его укусила собака. Ну и так далее.
Неудачливость была фамильной чертой Витьки. Ею страдали и Витькин папа, и Витькин дедушка. И вообще вся родня по мужской линии. Витькин дядя три раза покупал автомобиль и три раза разбивал его в первый же день. Другой Витькин дядя два раза женился, первая жена сбежала через неделю, вторая через две. Примеры можно приводить до бесконечности. Сам Витька считал свою неудачливость чем-то вроде хронической ангины. Иногда она обострялась и принималась трепать Витьку чуть ли не каждый день, а иногда отступала и не напоминала о себе целыми месяцами.
— Неудачливость, Витька, твое второе имя, — зловеще ухмыльнулся Генка. — Она раньше тебя родилась. Так что ты с нею не шути.
Витька повернулся через левое плечо и плюнул три раза. А потом, для закрепления эффекта, постучал по дереву. Генка усмехнулся, хотел Витьке сказать, что плевки и стучки не помогут, но тут открылось окно, и тетя Люся позвала их в избу.
— Что я тебе говорил! — подмигнул Генка.
Они бросили дрова и побежали в дом.
— Без ружья у нас никак нельзя, — тетя Люся достала из шкафа длинную черную двустволку.[9] — Волки зимой, бывает, забредают. Или браконьеры приходят. Это, Геннадий, дядьки твоего ружье, оно у него с четырнадцати лет было.
Тетка протерла ружье тряпкой.
— На, держи, — она протянула двустволку Генке.
Генка принял оружие с независимым видом. Он взвесил его на руке и деловито приложил к плечу. Прицелился в потолок.
— А патроны-то есть? — важно спросил он.
Тетка выставила на стол жестяную коробку.
— Тут дробь, — сказала тетка. — Штук двадцать патронов. А лодка в сарае, только ее надо накачать. Дядька твой охотником был.
— Понятно, — Генка продолжал целиться, хотя руки у него уже дрожали от напряжения. — Вы, тетя Люся, не волнуйтесь, к вечеру будем уху варить из той самой щуки.
— Хорошо бы… — улыбнулась тетка. — А то из-за нее скоро совсем по миру пойду. Да, еще вот.
Тетка достала из шкафа маленькую коробочку, открыла и вынула из нее большой красный значок.
— А это твоего деда, — сказала она и положила значок на стол. На значке было написано золотыми буквами: „Ворошиловский стрелок“.
Тетка отправилась на свою ферму. Ребята остались одни. Генка поставил ружье в угол и подергал руками.
— Тяжеловатое, конечно, — сказал он. — Но ничего. Справимся.
Генка схватил значок и стал его рассматривать с разных сторон.
— Нормалек, — Генка подышал на значок, протер его рукавом и прицепил на рубашку. — Красиво!
Генка снова поднял ружье, щелкнул курком и сказал:
— Пойдем, Витька, во двор, там светлее.
Ребята вышли на улицу.
— Значит, так, — сразу начал командовать Генка. — Ты, Виктор, накачивай лодку. А я пока проверю ружье. Или ты сам хочешь проверить?
Но Витька предпочел лодку.
— Ты стрелять-то хоть умеешь? — спросил он Генку на всякий случай.
— А то! — И Генка стал выяснять, как заряжаются патроны.
— Ген, а с чего ты взял, что щуку можно застрелить из ружья? — снова на всякий случай спросил Витька.
— Старый способ, — Генка осматривал приклад. — В местностях, где щук много, всегда так делают. Из ружья. Дробью. Дробью любой дурак застрелит. Хоть кита.
— Вот и я говорю, — грустно сказал Витька. — Любой дурак…
— Ты за лодкой-то, это… двигай!
Витька отправился в сарай за лодкой.
Когда он вернулся, Генка все еще продолжал вертеть ружье и рассматривать его с разных сторон.
— Ну чего? — спросил Витька. — Нашел, куда патроны вставлять?