Большая книга скандинавских мифов: более 150 преданий и легенд — страница 3 из 15

Жил в Северном крае, иначе именуемом Нордхеймом, человек, и звали его Эгир, хотя иные кликали его Хлер. И этот самый Эгир жил на острове, что теперь называется Лесё, и был изрядно сведущ в колдовстве.

Как-то, прослышав о путешествии шведского конунга Гюльви и о том, как беседовал он с богами, не ведая о том сам, решил Эгир повторить его путешествие в Асгард, но, в отличие от Гюльви, был готов к тому, что асы могут обмануть его тем же способом.

Но его-то как раз асы приняли радушно, хотя и в этот раз не обошлось без их обманных чар.

И вот прибыл Эгир в Асгард и был приглашен богами на свой пир.

* * *

Вечером, когда наступило время для пира, Один велел внести в палату мечи. И они так сверкали, что там стало светло, и, пока все сидели за пиром, не нужно было никакого другого огня. И вот начался пир, и воссели на троны двенадцать асов, коим надлежало быть судьями. И были этими судьями Тор, Ньёрд, Фрейр, Тюр, Хеймдалль, Браги, Видар, Вали, Улль, Хёнир, Форсети и Локи. Были там и богини: Фригг, Фрейя, Гевьон, Идунн, Герд, Сигюн, Фулла и Нанна.

Все вокруг казалось Эгиру великолепным. Стены были сплошь увешаны прекрасными драгоценными сияющими щитами. Пиршественные столы ломились от яств. Рекой лился на том пиру хмельной мед, и выпито его было немало. И Эгиру не пришлось стоять, подобно Гюльви, пришедшему под видом нищего Ганглери, а, напротив, восседал он на почетном месте и имел соседом по столу такого собеседника, что лучше и не надо! А надобно сказать, что рядом с Эгиром сидел Браги, и шла у них за пиром долгая застольная беседа, во время которой было поведано о многих событиях, случавшихся у асов.

Браги многое рассказал Эгиру о том, чего не услышал конунг Гюльви от Трех Владык. Браги поведал ему немало историй: о том, как боги напали на ванов, о Квасире, поэтическом меде и об искусстве слагать саги и поэмы, о сватовстве Альвиса, о богинях и богах, о проделках Локи, о многих путешествиях Тора и о том, как были созданы Мьёлльнир, корабль Скидбладнир и многие другие волшебные вещи, которыми владели асы…

Гибель Гулльвейг. Война асов с ванами

К западу от Асгарда лежал Ванахейм, где жили могучие духи ваны. Эти духи никому не причиняли зла и редко выбирались за пределы своей страны, и им не приходилось встречаться с людьми и великанами.

Асы и ваны долгие годы жили в мире друг с другом, но, как только из Ётунхейма пришли норны, золотой век окончился. Асы все с большей завистью стали смотреть на огромные богатства своих соседей и, наконец, решили завладеть ими силой.

Но еще прежде ваны, недовольные тем, что люди прославляют одних асов, создали из золота колдунью Гулльвейг. Желая испортить нравы обитателей Асгарда, они послали богам сию ведьму.

Однако мудрый Один понял, какую опасность несет Гулльвейг всему миру, и велел асам убить ее, а потом сжечь тело. Вот как об этом сказано в «Прорицании вёльвы»:

Гулльвейг погибла,

пронзенная копьями,

жгло ее пламя

в чертоге Одина,

трижды сожгли ее,

трижды рожденную,

и все же она

доселе живет.

Хейд ее называли,

в домах встречая, —

вещей колдуньей, —

творила волшбу

жезлом колдовским;

умы покорялись

ее чародейству

злым женам на радость [17].

Не теряя времени, Тор умчался на восток сражаться с великанами, и Один, зная, что его старший сын теперь не допустит хримтурсов в Асгард, собрал богов и повел их в поход на Ванахейм.

Ваны смело вышли им навстречу, и владыка мира, метнув в них свое неотразимое копье, совершил первое в мире убийство из-за золота. Так исполнилось одно предсказание норн – боги пролили кровь, за которую им рано или поздно придется отдать свою.

Затеянная асами война не принесла им ни желанного богатства, ни славы. Дружные и свободолюбивые ваны отбили нападение богов и, прогнав их обратно в Асгард, осадили его со всех сторон. Тогда асы поспешили заключить с духами мир и обменялись с ними заложниками. Боги отдали ванам Хёнира, а духи прислали им Ньёрда вместе с его двумя детьми – Фрейром и Фрейей, – которые с тех пор стали жить в Асгарде [18]. После этого все асы и ваны в знак вечной и нерушимой дружбы плюнули в большой золотой сосуд – и вышло так, что из этой слюны неожиданно родился человечек! Асы пожали плечами и забрали этого карлу с собой, назвав его Квасир.

«Поэтический» мед

Обладая всей мудростью и всеми знаниями богов и духов, Квасир оказался самым умным и ученым существом на свете! Он был сведущ во всех науках и говорил на всех языках. И он был так переполнен своими знаниями, что просто не мог держать их в себе, и ему обязательно нужен был кто-то, с кем бы он ими поделился. Но в Асгарде никто и не собирался слушать его как надо – Один был и без того мудр и всеведущ, после того как отдал Мимиру в залог свой глаз, а у остальных богов и богинь хватало своей мудрости и своих дел. Тогда, обидевшись на асов, Квасир решил уйти к людям и наградить их своей премудростью.

Спустившись на землю, карла какое-то время бродил по миру среди людей, пытаясь передать им свои огромные знания, но и те гнали его прочь, не желая выслушать, ибо думали только об удовольствиях, богатстве и славе. Все вокруг торговали, воровали, воевали между собой, предавались веселью, обжорству, блуду и пьянству – и все были глухи к словам маленького мудреца!

Тогда бедолага Квасир отправился в Свартальвхейм, к черным альвам, но и они были заняты лишь тем, что усердно добывали в недрах гор золото, серебро и драгоценные камни. Слушать о том, как все в мире устроено и почему все так или иначе, им было просто некогда. И вот так, переходя из одного жилища двергов в другое, гонимый ветром странствий, Квасир наконец прибрел к двум братьям: Фьялару и Гьялару.

В отличие от большинства своих собратьев эти братья-близнецы были ленивы и не больно-то желали добывать золото и драгоценные каменья в поте лица. Но обогатиться они желали – вот только не знали как. Увидев Квасира, они смекнули, что, возможно, мудрый карла даст им совет, как легко получить богатство. Поэтому они приняли Квасира дружелюбно, и тот очень обрадовался.

– Я могу обучить вас любой науке и любому искусству, – заявил он им гордо. – Говорите, что бы вам хотелось узнать?

– Разве ты настолько учен? – спросили его Фьялар и Гьялар.

– Я ученей всех на свете! – гордо ответил мудрый карла.

– Ну, тогда расскажи нам для начала, как устроен мир, – сказали братья.

Несказанно радуясь, что нашел благодарных слушателей, Квасир заговорил о ясене Иггдрасиле, об Асгарде и его чудесных дворцах, о богах и великанах и о предсказании норн.

– Этот карла и вправду много знает, – шепнул Фьялар на ухо брату. – И из его крови можно приготовить напиток, который и нас сделает такими же мудрыми, как он, и тогда мы без труда разбогатеем.

– А ты прав, – ответил, хищно улыбаясь, Гьялар.

И пока Квасир продолжал свой рассказ об устройстве мира, братья-альвы набросились на него и убили.

Потом они выпустили из карлы кровь, смешали ее с медом и наполнили ею два кувшина и котел. Получившийся от этой смеси напиток обладал чудесным свойством: каждый, кто хотя бы раз его отведал, становился искусным и талантливым поэтом, за что напиток и был прозван «поэтическим» медом.

Боясь мести богов, дверги скрыли от них свое преступление. Они распустили слух, что ученый карла умер, задохнувшись от собственной премудрости, так как не нашлось на земле существа, с которым бы он мог ею поделиться сполна. Однако убийство Квасира недолго оставалось тайной.

В скором времени в гости к Фьялару и Гьялару пожаловал великан Гиллинг, и они не удержались, чтобы не похвастаться перед ним «поэтическим» медом.

– Дайте и мне его попробовать, – попросил великан.

– Нет, – ответили братья. – Этот мед ужасно дорого стоит, и мы не хотим отдавать его даром.

– Хорошо, я принесу вам за него целую груду золота и самоцветных камней, – сказал Гиллинг.

Он собрался уходить, но хозяева уже жалели о том, что проболтались, и, боясь, что великан их выдаст, решили убить его так же, как и Квасира.

– Подожди немного, – сказали они. – Уж больно чудная погода стоит нынче. Мы как раз собирались сегодня покататься на лодке по заливу. Не хочешь ли и ты прокатиться с нами по ветерку?

День был жаркий, и Гиллинг охотно согласился развеяться. А братья же, зная, что он не умеет плавать, вывезли его далеко в море, на самую глубину, а потом неожиданно опрокинули лодку, и тяжелый великан камнем пошел ко дну.

Фьялар и Гьялар были хорошими пловцами и благополучно добрались до берега, но там их уже поджидал старший сын Гиллинга – Суттунг. Стоя на вершине горы, он отлично видел, как карлы убили его отца, и теперь кипел желанием отомстить.

– Я вас утоплю так же, как вы утопили моего отца! – в гневе воскликнул он. – Только сначала я привяжу вас обоих к скале, которая во время прилива покрывается водой, и там вы будете проклинать свою судьбу, пока вас не поглотит море либо взошедшее солнце не обратит в камень.

– Пощади, могучий ётун! – взмолились братья. – За наши жизни мы отдадим тебе «поэтический» мед – напиток, которого нет даже у богов. Один его глоток сделает тебя замечательным поэтом!

– Если у вас действительно есть такой мед, я согласен принять его как выкуп за смерть отца, – пробурчал, немного подумав, Суттунг. – Но вы должны отдать мне его весь, до последней капли, и рассказать, как и из чего вы его сделали.

Пришлось двергам принять его условия, и Суттунг, став единственным обладателем «поэтического» меда, отправился с ним домой. Здесь он укрыл его в глубокой пещере, стены, потолок и пол которой были высечены из твердого гранита, а у входа в нее он посадил на стражу свою дочь Гуннлёд.

Но и Суттунг, и Гуннлёд, которая сторожила заветный мед, оказались невоздержанны на язык и не умели хранить тайны. Так об убийстве Квасира и о «поэтическом» меде постепенно узнали все великаны, а еще через несколько дней вороны и волки Отца богов донесли эту весть до Асгарда.

Один приказал сейчас же строго наказать Фьялара и Гьялара, а сам тем временем решил похитить «поэтический» мед и забрать его в Валгаллу.

Накинув на себя покрытый заплатами плащ бедного странника, он долго шел через Ётунхейм, пока не увидел большой луг, на котором девять великанов косили траву. Это были слуги младшего сына убитого карлами Гиллинга – Бауги, и Один заметил, что, несмотря на ранний час, с них уже ручьями течет пот.

– С чего это вы так притомились? – спросил он. – Ведь ваша работа не настолько уж тяжела.

– Если бы наш хозяин позаботился о том, чтобы наточить косы как полагается, мы бы уже давно скосили этот луг. У нас очень тупые косы, – пожаловался ему один из великанов, – а как справиться с этой бедой, никто из нас, ётунов, не ведает. Только боги и люди умеют точить металл, но нам они этого не показывают!

– Ну, этому-то горю легко помочь, – усмехнулся Один, вынимая из-за пазухи точильный камень. – Вот, глядите! Стоит немного потереть этим невзрачным на вид камешком ваши косы, как они опять станут острыми.

– Дай, дай его мне! – потребовал один великан.

– Нет, мне! – возразил другой.

– Нет, мне! Нет, мне! Нет, мне! – хором завыли остальные косцы.

– Ну, пусть он достанется самому ловкому, – заявил Один и изо всех сил подкинул камень вверх.

Великаны бросились его ловить, потом, сталкиваясь крепкими лбами, стали вырывать его друг у друга и в конце концов передрались между собой, пустив в дело свои косы. Глупые хримтурсы, которые не знали, как наточить свои косы и как поделить между собой доставшийся им точильный камень, начали рубиться столь яростно, что не прошло и десяти минут, как все они уже мертвые, со вспоротыми животами и отрубленными головами, валялись на траве.

К полудню на луг явился Бауги и, обнаружив своих слуг мертвыми, схватился за голову.

– О горе мне! – воскликнул он. – Кто же теперь будет косить мои луга, кто будет жать мой хлеб? Где я так быстро найду себе новых работников?

– Не печалься, – сказал путник в заплатанной одежде, подходя к нему. – Если хочешь, я буду работать на тебя все лето и сделаю один столько же, сколько эти глупцы и лодыри и вдевятером бы не сделали.

Великан с удивлением воззрился на Одина. Хотя старейший из асов не мог пожаловаться на свою силу и телосложение, все же и ему было далеко до самого крохотного из ётунов.

– Ты такой маленький и берешься заменить мне всех моих слуг? – спросил с недоверием он. – Как же тебя зовут?

– Меня зовут Бёльверк, – ответил ему Всеотец. – И хотя я и мал ростом, а сделаю то, что сказал.

– А какую награду ты хочешь получить за свою работу? – нерешительно спросил Бауги.

– Всего-то один глоток того меда, который хранит твой брат, – сказал Один.

– Всего-то… Я не могу обещать тебе это, – нахмурился великан. – «Поэтический» мед принадлежит Суттунгу, и он никому, даже мне, не дает его пить.

– Тогда поклянись, что ты просто поможешь мне его добыть, – потребовал Один.

– Хорошо, – неожиданно согласился великан. – В этом я могу тебе поклясться. Правду говоря, я сам давно мечтаю его попробовать, и если мы добудем мед, то поделим его пополам.

На том и порешили. Один обосновался у Бауги до глубокой осени и все это время трудился один за девятерых. Он не только скосил на лугах траву и убрал на полях хлеб, но и обмолотил его и свез в амбары. Наконец, когда с деревьев осыпались последние листья, а реки схватил первый лед, Всеотец пришел к хримтурсу и потребовал, чтобы тот выполнил свое обещание.

– Я бы с удовольствием тебе помог, – задумался Бауги, – да не знаю, как это сделать. Дочь Суттунга, проклятая Гуннлёд, день и ночь сидит около меда и никого к нему близко не подпускает.

– Нет такого стража, мимо которого нельзя было бы пробраться! – заявил Один. – Сначала отведи меня туда, где спрятан мед, а там я придумаю, как его достать.

Великан, качая головой, ибо не верил, что возможно обмануть бдительность великанши, повел владыку мира к горе, в которой находилась пещера его брата. Внимательно осмотрев ее со всех сторон, Один достал заранее приготовленный им длинный бурав и, протягивая его Бауги, сказал:

– Если мы не можем войти в пещеру спереди, попробуем войти в нее сзади.

Бауги поскреб в затылке.

– Что именно ты задумал?

– Возьми этот бурав и просверли им гору против того места, где хранится мед.

– Но как же мы пролезем в такое маленькое отверстие? – наморщил лоб хримтурс.

– Сначала пробей его, и тогда увидим, – улыбнулся мудрейший из асов.

Великан, что-то пробурчав себе под нос, принялся за работу, однако мысль о том, что его могут обмануть, не давала ему покоя, и он в свою очередь решил словчить.

– Я уже просверлил гору насквозь, Бёльверк, – заявил он немного времени спустя, выдергивая бурав и бросая его на землю. – Можешь доставать мед.

Вместо ответа Один надул щеки и с силой дунул в просверленное отверстие. Из него вылетели песок и мелкие камешки.

– Нет, ты еще не добрался до пещеры, нетерпеливый Бауги, – возразил Один, – иначе весь этот сор полетел бы внутрь, а не наружу.

Изумляясь про себя сообразительности своего слуги, великан снова взялся за бурав и на этот раз довел дело до конца.

– Готово! – объявил он, самодовольно оборачиваясь к Одину. – Теперь можешь дуть сколько угодно.

Владыка Асгарда дунул и убедился, что исполин не солгал.

– Как же ты собираешься взять мед, Бёльверк? – спросил Бауги.

– Тебе так бы никогда не удалось сделать, – ответил Один и, превратившись в червяка, шустро юркнул в отверстие.

Великан понял, что его обвели вокруг пальца. Взвыв от ярости, он схватил бурав и попытался достать им владыку мира, чтобы пронзить его насквозь, но тот уже достиг пещеры и благополучно спустился на пол.

Услышав позади себя какой-то шорох, сидевшая у порога пещеры Гуннлёд тотчас же вскочила и внимательно оглядела все углы.

– Фи, какой противный червяк! – воскликнула она и уже хотела раздавить его ногой, когда червяк на ее глазах вдруг вырос и превратился в прекрасного юношу.

– Кто ты? – спросила пораженная девушка.

– В той далекой стране, откуда я родом, меня звали Бёльверк, – ответил Один. – Ну а теперь прощай, Гуннлёд. Я забрел к вам, ётунам, мимоходом, и мне нужно идти дальше.

– Ах, нет, останься со мной, милый юноша! – воскликнула великанша, с восхищением глядя на незваного гостя. – Ты так хорош, что, глядя на тебя, я готова забыть обо всем на свете. У меня такая унылая и безрадостная жизнь! Останься, и я отдам тебе все, что ты захочешь!

– Только три дня я могу быть с тобой, добрая Гуннлёд, – сказал Всеотец богов. – И за эти три дня ты должна дать мне выпить всего три глотка того напитка, который хранится у твоего отца, иначе мне не выжить…

– Хорошо, Бёльверк, – сказала девушка. – Мой отец жестоко накажет меня за это, а три дня – это только три дня, но даже за мгновенье счастья можно отдать многое. Пусть будет так, как ты хочешь.

Определенный Одином срок прошел быстро. Три раза заглядывало солнце в мрачную пещеру Суттунга, когда же оно заглянуло туда в четвертый раз, Гуннлёд подвела старейшего из асов к трем сосудам с медом и сказала:

– Мне жаль с тобой расставаться, Бёльверк, но я дала слово и хочу, чтобы ты выжил. Выпей три глотка меда и ступай куда хочешь.

Как вы помните, «поэтический» мед хранился в двух кувшинах и котле. Первым же глотком владыка мира осушил один кувшин, вторым – второй, а третьим – котел.

– Прощай, добрая Гуннлёд! Спасибо тебе за гостеприимство! – крикнул он, и, превратившись в орла, вылетел из пещеры.

– Прощай, Бёльверк! – со слезами на глазах прошептала девушка, даже не обратив внимания на опустевшие сосуды. – Неужели ты приходил только за тем, чтобы я потом страдала и сохла по тебе всю мою жизнь?

В это время в пещеру ввалился Суттунг. Возвращаясь домой, он увидел вылетевшего из пещеры Одина и заподозрил неладное.

– Где мед?! – спросил он, страшно выпучив глаза, у дочери.

Гуннлёд молча показала ему на кувшины и котел.

Великан, поняв, что в них не осталось даже капли драгоценного содержимого, изрыгнул проклятия и, накинув на себя свое орлиное оперенье, кинулся в погоню за отцом богов.

Выпитый Одином мед так перегрузил ему крылья, что мешал лететь, и, когда он уже почти достиг Митгарда, Суттунг стал его нагонять. Тогда, видя, что великан вот-вот его схватит, Один выпустил часть меда через задний проход на землю и, быстро замахав крыльями, долетел до Асгарда. Здесь он наполнил принесенным им напитком большой золотой сосуд и отдал его своему сыну – богу поэтов Браги, то есть мне, мой добрый Эгир!

И вот с того дня подлинное поэтическое искусство существует только в Асгарде или у тех, кого боги им наделяют. Ну, правда, та часть меда, которую владыка мира выронил из своего зада, стала бесплатным достоянием бездарных людей, которым не досталось от асов настоящего поэтического меда, – вот почему на свете так много плохих поэтов.

Поэтому мы и зовем поэзию «добычей или находкой Одина», его «питьем» и «даром» либо «питьем асов».

Признаки поэзии

Тогда Эгир сказал:

– Да уж! Веселую историю ты мне поведал! Так вот как возникли поэзия и поэтический дар! Вот ты – бог поэзии, так поведай мне подробнее об этом искусстве! Сколько способов выражения знаешь ты в поэзии? И что входит в поэтическое искусство?

Тогда молвил Браги:

– Две стороны составляют всякое поэтическое искусство.

Эгир спрашивает:

– Какие?

– Язык и размер.

– Какого рода язык пригоден для поэзии?

– Поэтический язык создается трояким путем.

– И каким именно образом?

– Во-первых, всякую вещь можно назвать своим именем. Второй вид поэтического выражения – это то, что зовется заменой имен. А третий вид называется кеннингом. Он состоит в том, что мы говорим «Один», либо «Тор», либо кто другой из асов или альвов, а потом прибавляем к именованному название признака другого аса или какого-нибудь его деяния. Тогда все наименование относится к этому другому, а не к тому, кто был назван. Так, мы говорим «Тюр победы», или «Тюр повешенных», или «Тюр ноши», и это все обозначения Одина. Мы называем их описательными обозначениями. В их числе и «Тюр колесницы».

Сватовство Альвиса [19]

Далее Браги поведал Эгиру, что среди карлов не один только Квасир мог похвастаться своими невиданными мудростью и знаниями – вскоре нашелся среди рода черных альвов новый всезнайка, желающий сравниться с богами и, так же как и злополучный Квасир, поплатившийся за это. Но случилось это по-иному.

Жил в те времена в Свартальвхейме некий карла по имени Альвис, и был он очень мудр, намного мудрее своих соплеменников. Он знал почти столько же, сколько знал премудрый Квасир, и очень этим гордился.

Но, увы, как и в случае с Квасиром, альвы не больно прислушивались к словам мудреца, ибо им было некогда, а те из них, у кого имелось больше свободного времени, вместо того чтобы благоговеть перед его мудростью и знаниями, напротив, потешались над ним. И, к великому неудовольствию всезнающего Альвиса, ни один из его соплеменников не спешил проявить к нему то, на что он так рассчитывал, то есть почет и уважение, и не воздавал ему почести.

Как-то после очередных насмешек он не выдержал и вступил со всеми своими обидчиками в перебранку.

– Вы, жалкие кроты, роющиеся в земле и не видящие дальше своего носа! Вы недостойны, чтобы я жил среди вас! – заявил он соплеменникам. – Я мудрее самого Квасира, а потому должен жить только в Асгарде, среди асов. Квасир совершил большую ошибку, уйдя от них, потому и погиб. Теперь я по праву займу его пустующее место, и асы, конечно, оценят мою мудрость и заставят всех в мире воздавать мне должные почести. Сам Один склонит свою голову перед моей мудростью, ибо я мудрее и его, и самого Мимира, что держит в залоге его глаз!

– Ну-ну, валяй! – кричали ему альвы, держась за животы. – Посмотрим, как ты будешь жить в Асгарде, где ярко светит солнце! Ты ж в камень обратишься, дурень!

– Болваны! От солнца меня хорошо укроют могучие стены и кровля пышного дворца, в котором я буду там жить и поплевывать из него сверху вниз на весь ваш убогий Свартальвхейм! – крикнул обидчикам Альвис и в гневе ушел. Теперь он твердо решил покинуть ставший ему ненавистным Свартальвхейм и вознамерился осуществить свой замысел и занять место среди богов.

Может, и был Альвис прав, и асы приняли бы его к себе, услыхав его премудрые речи, и получил бы он то, чего желал, – почести и уважение. Но повел он дело не с того конца, ибо был он не только мудр, но и чрезвычайно спесив, и вознамерился ни много ни мало, а напрямую породниться с богами, а для того решил жениться на дочери одного из них.

И вот едва Дева Соль на своей колеснице скрылась за горами, как Альвис отправился в путь. Даже в дороге спесивый и расчетливый карла не тратил времени даром, размышляя, к дочери какого аса ему лучше посвататься. Он долго прикидывал да рядил, пока, наконец, не остановил свой выбор на дочери Тора и Сив, красавице Труде. О ней ходила слава, что она очень хороша собой и при этом скромна и домовита, и карла решил, что лучшей жены, чем Труда, ему не сыскать.

«К тому же семейка Торова не отличается большим умом, стало быть, и Труда умом не блещет, а жена должна быть глупее мужа. И Сив простовата, чем не теща? – размышлял Альвис. – Да и сам Тор, хотя и могуч, но настоящий недотепа, и ему будет лестно иметь такого мудрого зятя, как я. Только бы мне как можно скорее добраться до Страны Богов, пока вокруг царит спасительная ночь!»

И ему действительно стоило поторопиться, пока Соль опять не вернулась на небо, ибо, как все знают, лучи этого светила смертельны для всех черных альвов.

И вот Альвис прибавил шаги, и явился к Биврёсту задолго до рассвета, и стал звать Хеймдалля. Страж, давно заприметивший двигающийся по земле огонек, сейчас же услышал его тонкий, писклявый голос и спросил:

– Кто ты? Что тебе нужно?

– Я самый мудрый карла и хочу попасть в Асгард, – важно ответил Альвис, задирая голову к склонившемуся с моста Хеймдаллю, – но не знаю, как мне пройти сквозь пламя, которое пылает на вашем мосту. Ты должен помочь мне.

– А что тебе нужно в Стране Богов? – спросил, сильно удивившись, Хеймдалль.

– Я пришел сюда, чтобы посвататься к Труде, – сказал карла, чуть не лопаясь от гордости.

Однако ас только рассмеялся в ответ:

– Ты большой шутник, если думаешь, что Тор согласится выдать ее за тебя!

– Смеется тот, кто смеется последним, Хеймдалль, – оскорбился Альвис. – А все потому, что тебе, похоже, неизвестно, что после смерти Квасира мудрее меня нет никого на свете!

– Вот как? – снова пришел в веселое настроение Хеймдалль, сам отличавшийся проницательностью. – Ну что ж, маленький упрямец, я помогу тебе пройти в Асгард. Бед особых ты там не натворишь, а мне будет забавно посмотреть, как Тор вышвырнет тебя и ты полетишь через Биврёст обратно, вверх тормашками и безо всякой помощи.

С этими словами страж Биврёста спустился вниз, почти к самой окутанной ночным мраком земле, осторожно взял крошку Альвиса на руки и принес его в Асгард, весь залитый яркими веселыми огнями очагов, на которых жарилась, подрумянивалась и шкворчала сочная свинина и варилось отменное пенистое пиво.

Поблагодарив Хеймдалля, карла спросил, где находится чертог Тора, Бильскирнир, что значит «Неразрушимый», и деловито потопал прямо к нему на своих маленьких кривых толстеньких ножках.

А бог грома был в это время в Ётунхейме и, как обычно, разбирался с великанами при помощи Мьёлльнира и Мегингъёрда. Труда давно сладко спала, и сильно припозднившегося Альвиса встретила одна Сив. Отворив ему дверь и увидев перед собой крохотного, с длинной бородой карлу, хозяйка Бильскирнира от удивления выронила из рук гребень, которым расчесывала на ночь свои густые золотые волосы, и вместо того чтобы поприветствовать гостя, воскликнула:

– Что ты потерял в Асгарде, черный альв?

– Разве так принято встречать утомившихся с долгой дороги путников? – упрекнул ее карла. – Спросила бы, как мое имя, и узнала бы, что зовут меня Альвис и что я самый великий мудрец на свете.

– Извини, Альвис, – ответила Сив, все же не зная, что делать – пускать карлика в Бильскирнир или предложить ему прийти в другой день, чтобы застать Тора. – Моего мужа пока нет, но ты бы мог рассказать, что именно привело тебя к нам.

– Говорить тут долго нечего. Я пришел посвататься к твоей дочери, Сив, – гордо заявил карла и, даже не дождавшись, пока Сив пригласит его внутрь жилища, как ни в чем ни бывало прошел мимо асиньи прямо к очагу, ярко горящему посреди Бильскирнира.

Богиня не поверила своим ушам:

– Да ты в своем уме, коротышка? Ты хочешь взять в жены нашу дочь Труду?

– Ты все совершенно верно услышала, Сив, – спокойно, как будто речь шла о какой-то само собой разумеющейся вещи, подтвердил Альвис.

После этого он заявил, что проголодался с дороги, и потребовал угостить его жареной свининой и пивом.

Опешившей от неслыханной наглости дерзкого карлы Сив ничего не оставалось делать, как предложить угощение и питье, да еще и помочь гостю вскарабкаться на скамью перед жарко горящим пламенем, ибо сам он этого сделать был не в состоянии. Проглатывая один сочный кусок жаркого за другим, прихлебывая свежее пивцо из кружки, тот блаженно вытянул ноги к теплу и, щурясь на огонь, пожурил хозяйку:

– Не пойму, что ты так расстраиваешься? Тебя смущает, что я столь мал ростом, слаб и неказист? Эх ты! Мал золотник да дорог! За ростом, силой и красотой не гонись! Ум и знание – вот самое большое богатство! Погоди, еще сам Один склонит голову перед моей мудростью. Я достоин руки любой богини. Тебе бы плясать от радости, что Труда стала моей избранницей! Для нее и для всей вашей семьи это очень высокая честь!

– Но, Альвис, – растерянно возразила Сив, – дочери асов не выходят замуж за альвов! Труда не полезет за тобой в какую-то пещеру. Она не будет жить в Свартальвхейме!

– Зато я и могу, и буду жить в Асгарде, – хмыкнул, сытно икая и поглаживая бороду, Альвис. – Конечно, днем мне придется отсиживаться дома и выбираться из него только по ночам. Но у меня куча золота и драгоценных камней. А с помощью моих знаний я скоро стану еще богаче. Моей жене все будут завидовать!

Богиня и ночной гость еще долго препирались, пока искушенному в спорах карле не удалось убедить жену Тора. Она тут же велела служанке разбудить и привести Труду и, не дожидаясь согласия Тора, объявила дочери, что выдает ее замуж за карлу.

Едва взглянув на своего крохотного жениха, девушка чуть не упала без чувств, таким гадким, противным и мелким он ей показался. Зато сам Альвис просто расцвел от радости и гордости.

Он проторчал у Сив и Труды целую ночь, а потом еще и целый день, болтая обо всем на свете, хвастаясь своими знаниями. Наконец, к вечеру, когда измученные его несмолкаемой трескотней женщины еле держались на ногах, он отправился восвояси, пообещав завтра прийти в то же время. По дороге в Свартальвхейм он не удержался, чтобы не похвастаться Хеймдаллю своим успехом.

– Я желаю тебе счастья, – сказал ас, перенося коротышку через пламя на радужном мосту, – но не слишком ли ты рано собрался праздновать победу? Ведь Тор еще не знает, каким известием собралась сразить его жена.

– Он не посмеет нарушить слово, которое дала мне Сив, и я уже смело могу считать себя его зятем, – ответил карла и, распрощавшись с Хеймдаллем, насвистывая какую-то песенку о запрятанных в горе сокровищах, зашагал дальше.

Утром, возвращаясь из Ётунхейма, примчался Тор на своей запряженной козлами колеснице.

– Что нового в Асгарде? – осведомился он весело у Хеймдалля, который, услышав грохот подбитых железом колес, вышел навстречу рыжебородому сыну Одина. – Не появлялись ли великаны у его высоких стен?

– Великанов я не видел, – сказал Хеймдалль, – но зато видел кое-кого другого: карлу по имени Альвис…

– Карлу? И как только ты его разглядел! – рассмеялся Тор.

– Ну, может быть, он не вышел ростом, зато вышел ловкостью. Мал да удал! Ведь Сив просватала ему твою дочь Труду!

– Ты что, вздумал смеяться надо мной?! – побагровел от гнева бог грома. – Как может моя дочь стать женой какого-то черного альва? Этого крошечного бледного пришельца, привыкшего спать с трупами, а чертами лица сходного с самыми мерзкими тварями!

– Теперь уже поздно, – ответил мудрый ас. – Не знаю, как именно Альвису удалось уговорить Сив, но она дала ему слово, и сегодня после заката он снова явится, чтобы повидать свою невесту.

– Да, ты прав, клятву нельзя нарушить… – нехотя согласился Тор и задумался. – Так, ты говоришь, он шибко умен и всеведущ?

– Он считает себя самым умным и все знающим, – промолвил уклончиво Хеймдалль.

Тор, сверкнув глазами, недобро усмехнулся:

– Хорошо, куда ж теперь деваться? Жених так жених. Ты, Хеймдалль, этой ночью отдохни, а я посторожу Биврёст заместо тебя. Мне, как будущему тестю, следует самому встретить зятька. И уж я уважу его по заслугам!

Едва муж переступил порог дома, как счастливая Сив сейчас же рассказала ему, что просватала дочь за карлу, который изучил все науки и постиг все знания мира, а мудростью, пожалуй, превзойдет не только Одина, но и великана Мимира.

– Лучшего зятя нам не найти, хотя Труда, как всякая девушка, продолжает мечтать о красивом и статном женихе, – закончила она свою речь.

– Что сделано, то сделано, – буркнул Top. – Ты ведь уже дала Альвису слово. Готовьтесь к свадьбе, а мне недосуг.

И, не рассказав Сив о том, что собирается встретить карлу, могучий ас плотно пообедал и с наступлением сумерек снова ушел из Бильскирнира.

Оповестив весь Свартальвхейм о своей скорой свадьбе, Альвис, едва дождавшись вечера, вновь поспешил к своей невесте. Не успели высыпать на небо первые звезды, как он уже нетерпеливо прохаживался у Биврёста.

– Хеймдалль, Хеймдалль, помоги мне подняться по мосту! – стал пищать Альвис, призывая стража.

Однако вместо Хеймдалля появился сам Тор.

– Здравствуй, Альвис, – промолвил он необычайно ласковым голосом. – Скажи мне, это правда, что ты сватаешься к моей дочери Труде?

– Это правда, Top, – признался карла, сразу узнав сильнейшего из асов по его огромному росту и могучему сложению. – Сив поклялась выдать ее за меня замуж, а клятвы, ты сам знаешь…

– Священны для асов, – согласился, тяжело вздохнув, Тор. – Но ты ведь позволишь мне прежде убедиться в том, что ты действительно мудрее Одина? Если это так, то мне почетнее будет сидеть рядом с тобой на свадебном пиру. Ведь ты и вправду все на свете знаешь?

Карла даже задрожал от радости.

– Спрашивай меня о любой вещи на свете! – воскликнул он.

– Хорошо, мой многомудрый гость, тогда расскажи мне, как зовется земля в разных мирах? – потребовал Тор.

– Землей – у людей, Долом – у асов, Путями – у ванов, Зеленой – у турсов, Родящей – у альвов, Влажной – у богов, – ответил Альвис без запинки.

– Тогда, Альвис, скажи мне, – продолжил свои расспросы отец Труд. – Наверно, тебе также известны названия неба в разных мирах?

– У людей это – Небо, Твердь – у богов, Ткач Ветра – у ванов, Верх Мира – у турсов, Кровля – у светлых альвов, Дом Влажный – у черных карлов.

Затем Тор задал Альвису множество других вопросов о бытующих в разных мирах названиях Месяца, Солнца, тучи, ветра, затишья, моря, огня, леса, ночи, нив, даже пива…

И Альвис отвечал на все вопросы подробно, без запинок. И всякий раз Тор нахваливал карлу и качал головой:

– Ух, и сколько же ты всего знаешь! Эх, и мудрый же у меня будет зятек!

Наконец, когда Альвис закончил отвечать на последний вопрос могучего аса, черное небо стало светлеть.

– Ну, ты действительно великий мудрец, – развел руками рыжебородый сын Одина, искоса поглядывая на восток. – А Мимир перед тобой жалкий неуч! Тебе осталась только самая малость. А именно: сосчитать все созвездия на небе и сказать, как каждое из них называется. Тогда мы завтра же отпразднуем твою свадьбу с моей дочерью! Пир будет на весь мир!

От таких слов у Альвиса сперло дыханье в горле и закружилась земля под ногами. Забыв о грозящей опасности, он стал называть звезды, но едва успел перечислить Колесницу Рёгнира, Глаза Тьяцци и Прялку Фригг, как вдали послышалось громкое ржание коней, запряженных в колесницу Соль. Первый яркий луч солнца прочертил небо и, упав на карлу, мгновенно обратил его в камень.

Так Тор, не нарушив данной Сив клятвы, сумел отвадить неугодного ему и дочери жениха. В общем-то, не зря существует поговорка: на всякого мудреца довольно простоты.

О том, как Сив получила золотые волосы

Своей красотой Сив превосходила всех других асинь и уступала только одной Фрейе. Неудивительно, что еще до знакомства с громовержцем Тором Сив познала любовь, родив бога Улля. Об этом боге известно мало. Улля считали непревзойденным стрелком из лука и бегуном, а также покровителем лыж, охоты и щитов. До сих пор иносказательно щит называется кораблем Улля. Улль жил в местности под название Эдалир, что значит «долина тисов».

Рассказывают, что сын Сив был таким хитрым волшебником, что использовал некую кость (вероятно, сани или подобную повозку), которую он пометил заклинаниями. С помощью чародейской кости Улль переправлялся через воды, которые преграждали ему путь, так же быстро, как и на веслах.

Неизвестно, кто стал отцом Улля, а значит, первым возлюбленным Сив. Некоторые считают, что им мог быть бог Ньёрд, другие – спутник Тора Аурвандиль.

Как бы там ни было, в браке с Тором Сив родила дочь Труд и сына Моди. Сив и Тор жили в Трудхейме, что располагался в Асгарде. О нраве Сив известно то, что эта богиня отличалась благочестием и ее любимым деревом была рябина [20]. А еще на весь мир Сив славилась своими замечательными, выкованными из чистого золота, волосами. И вот как она их получила…

Когда-то у Сив были длинные светлые волосы, которыми она очень гордилась, но однажды Локи из зависти к Тору прокрался к асинье ночью в Трудхейм и остриг спящую богиню наголо.

Коварный бог еще не успел далеко уйти, как Сив уже проснулась и, заметив пропажу своих волос, с громким плачем стала призывать Тора:

– Приди ко мне, мой супруг! Со мной случилось ужасное несчастье!

Примчавшись на зов и увидев остриженную голову своей жены, бог грома долго не мог прийти в себя от изумления, но потом понял, в чем дело, и тогда его изумление сменилось гневом.

– Кто это сделал?.. Впрочем, можешь не говорить. Я знаю, кто мог сыграть с тобой такую злую шутку. Но, клянусь Одином, ему не поздоровится!

Тор сразу же бросился разыскивать Локи.

Между тем очень довольный своей проделкой сын Фарбаути спокойно сидел под ветвями Лерада, с интересом следя за забавными прыжками белки Рататоск, когда перед ним неожиданно выросла могучая фигура сильнейшего из асов.

Густые, ярко-желтые, как солома, волосы Тора стояли дыбом, глаза налились кровью, и даже его рыжая борода тряслась и чуть не искрилась от бешенства.

– Готовься к смерти, Локи, – проревел сын Одина, – потому что сейчас я сверну тебе шею!

– Пощади меня, Top! – взмолился не на шутку испуганный плут. – Пощади меня, и я заглажу свою вину.

– Ты лжешь, обманщик! Как ты сможешь вернуть Сив ее волосы? – возразил Тор.

– Я сейчас же отправлюсь к двергам, – ответил Локи. – Всем известно, какие чудесные вещи они делают. Они сумеют выковать и волосы, и притом из чистого золота! Клянусь тебе собственной головой!

Тор знал, что даже такой отъявленный лгун, как Локи, и тот не осмелится нарушить клятву, а поэтому сдержал свой гнев и отпустил пройдоху.

Довольный тем, что так дешево отделался, Локи стрелой помчался в Страну Карлов.

Среди этих подземных жителей было немало замечательных мастеров, но особенно славились среди них своим искусством братья Ивальди. К ним-то, в большую и глубокую пещеру, и направился Локи. Услышав его просьбу, братья во главе с Двалином[21] сразу согласились помочь посланцу из Асгарда. Им уже давно хотелось удивить богов своим великим искусством, и они немедленно уселись за работу.

Не прошло и часа, как волосы для Сив были уже готовы. Длинные и густые, как спелая рожь, они были тоньше паутины, и, что удивительнее всего, стоило их приложить к голове, как они сейчас же к ней прирастали и начинали расти, как настоящие, хотя и были изготовлены из чистого золота.

Облегченно вздохнув, Локи встал и уже хотел отнести их Тору, но его задержал один из братьев.

– Потерпи немного, – сказал он, – мы еще не закончили свою работу.

Локи послушался и остался. Дверги вновь дружно застучали своими молотками и вскоре выковали длинное, покрытое тончайшей резьбой копье и корабль. Копье называлось Гунгнир. Оно обладало волшебным свойством без промаха поражать любую цель, пробивая самые толстые и прочные щиты и панцири, а также разбивать на куски даже закаленные чародейством мечи. Еще замечательнее был корабль. Он назывался Скидбладнир, и в какую бы сторону он ни плыл, попутный ветер всегда наполнял его парус. Скидбладнир являлся самым большим кораблем в мире, но в то же время складывался так, как если бы был сделан из обыкновенного холста, и тогда становился таким крохотным, что его можно было заткнуть за пояс или положить за пазуху.

Взяв волосы, копье и корабль, Двалин, старший из братьев Ивальди, передал все это Локи и сказал:

– Эти чудесные вещи – наши дары богам. Отнеси их в Асгард и отдай волосы Тору, копье – Одину, а корабль – Фрейру.

Локи поблагодарил братьев, взял их дары и весело отправился в обратный путь. Он уже почти дошел до границ подземного царства, как вдруг увидел в одной из боковых пещер карлу Синдри и его брата Брока, и ему захотелось их подразнить.

– Эй вы, мастера-неумехи! – закричал он. – Посмотрите-ка сюда, на эти прекрасные вещи, и поучитесь, как надо работать по-настоящему…

Дверг Синдри был опытный и искусный мастер. Он внимательно изучил волосы, корабль и копье, а потом сказал:

– Их, правда, сделали на совесть, но даже Брок может смастерить кое-что получше.

– Да ты просто наглый хвастун! – рассердился Локи. – Чего стоит все любое другое ремесло по сравнению с искусством братьев Ивальди! Я готов поставить свою голову против твоей, что Броку не удастся сделать даже что-то отдаленно напоминающее эти волосы, корабль и копье.

– Хорошо, – спокойно ответил карла, – поспорим на наши головы. Но я предупреждаю, что свою голову ты потеряешь, что я отрублю ее без жалости. А теперь обожди немного, и ты убедишься, хвастун я или нет.

С этими словами братья ушли в глубину пещеры, где располагалась их мастерская. Локи, конечно, потребовал, чтобы Синдри оставил Брока одного. Спор так спор. Синдри бросил в пылающий горн кусок золота и приказал Броку не переставая раздувать огонь кузнечными мехами.

– Помни, что, если ты хотя бы на мгновение отвлечешься, все будет испорчено, – предупредил он брата и вышел из мастерской.

Между тем Локи уже сильно пожалел о том, что так бездумно прозакладывал свою голову, и решил во что бы то ни стало помешать Броку выиграть спор. Превратившись в муху, он уселся на лицо двергу и стал изо всех сил его щекотать. Брок фыркал, тряс головой, но работы так и не бросил. Вскоре в мастерскую возвратился Синдри, и Локи поспешил принять свой обычный вид.

– Готово! – воскликнул Синдри. Он подошел к горну и вынул из него золотое кольцо, круглее и ярче которого Локи еще не видел.

– Это кольцо Драупнир, – пояснил Синдри. – Тому, кто наденет его на палец, оно каждый девятый день будет приносить еще восемь точно таких же колец [22].

– Сделано недурно, – сказал, едва скрывая свою досаду, Локи, – но корабль и копье братьев Ивальди сделаны еще лучше.

Синдри, ничего не ответив, положил в горн старую свиную кожу и, повторив наказ брату ни в коем случае не оставлять работы, снова вышел. Локи опять обратился мухой и принялся кусать лоб, щеки и шею Брока.

Карла, покраснев как рак, обливаясь потом, еле-еле удерживался, чтобы не выпустить из рук молот и щипцы и не прогнать назойливое насекомое. Наконец, когда его терпение уже почти иссякло, в мастерскую вошел Синдри, и навстречу ему из горна выскочил огромный вепрь с шерстью из чистого золота.

– Это вепрь Гулиннбурсти, – сказал дверг. – Он быстр, как восьминогий жеребец Одина, и может нести своего седока через леса, моря и горы легко и свободно, как по воздуху.

– Пожалуй, и вепрь неплох, – сказал Локи, чуть не зеленея от злости, – но копье Гунгнир все-таки лучше.

Синдри и на этот раз ничего не ответил. Он положил в горн большой кусок железа и, попросив своего брата быть особенно внимательным, опять оставил его одного. Чувствуя, что его голова уже не так крепко держится на плечах, Локи под видом мухи еще яростнее накинулся на Брока. Он уселся ему прямо на глаз и стал его безжалостно кусать. Брок взвыл от боли. Не в силах далее сдерживаться, он бросил работу и схватился за глаз рукой, но в эту самую минуту в дверях показался Синдри. Он с опаской направился к горну и поспешил вынуть из него тяжелый железный молот.

– Это молот Мьёлльнир, – сказал карла, обращаясь к Локи, который как ни в чем не бывало уже стоял в углу мастерской. – Во всем мире нет ничего, что бы могло выдержать его удар, а поразив цель, он сам возвращается в руки своего хозяина. Скажи-ка теперь, какое из изделий братьев Ивальди может с ним сравниться?

– Пойдем лучше к богам, – отвечал растерянный Локи, – и пусть они решат, кто из нас выиграл спор.

Синдри охотно согласился. Он взял молот, кольцо и вепря, а Локи – волосы, копье и корабль, и оба тронулись в путь.

Придя к источнику Урд, около которого боги вершили свой суд, они увидели здесь Одина, Фрейра и Тора, сидевших на вершине одного из холмов.

Локи выступил вперед и передал Одину копье Гунгнир, Фрейру корабль Скидбладнир, а Тору золотые волосы для Сив. Затем к богам подошел Синдри. Он гордо поведал о своем споре с Локи и вручил Одину кольцо Драупнир, Фрейру вепря Гуллиннбурсти, а Тору молот Мьёлльнир.

Боги совещались недолго. Они единодушно признали Мьёлльнир лучшим оружием против великанов, а поэтому и лучшим из изделий двергов, и, таким образом, решили спор в пользу Синдри.

– Ну, Локи, – сказал карла, потирая ладони и вынимая из-за пазухи неизвестно как оказавшуюся там секиру, – прощайся со своей головой, потому что сейчас я ее отрублю.

– Прежде чем отрубить мне голову, меня нужно сначала поймать, – усмехнулся Локи. – А для этого нужно бегать быстрее меня.

С этими словами он нацепил свои крылатые сандалии [23] и, как вихрь, умчался прочь.

– Это нечестно! – закричал Синдри. – Поймай его, Тор. Он проиграл мне свою голову и должен ее лишиться.

Правосудие было на стороне Синдри, и Тор немедленно бросился в погоню. Ему нетрудно было поймать клятвопреступника: как быстро ни мчался бог-плут, Тор бежал еще скорее, и не прошло и получаса, как он вернулся, волоча за собой упирающегося ногами и руками Локи.

– Теперь ты от меня не уйдешь! – радостно воскликнул Синдри, подбегая к беглецу с секирой в руке.

– Стой! – закричал Локи. – Стой! Я проиграл тебе только голову, а не шею. Шея моя, и ты не имеешь права ее трогать.

Синдри опустил секиру и задумался. Наконец он сказал:

– Ты очень хитер и сумел спасти свою голову, потому что отрубить ее, не тронув шеи, я не могу, но ты все же не останешься безнаказанным. Сейчас я зашью тебе твой лживый рот…

С этими словами Синдри достал из кармана шило, проткнул в нескольких местах губы Локи и крепко стянул их сапожными нитями. Затем он поблагодарил богов за их суд и, довольный, отправился домой. Увы! Не успел он еще скрыться из глаз, как Локи уже освободился от нитей, стягивавших его рот, и принялся болтать и хитрить по-прежнему.

Боги не стали сердиться на него за это. Как-никак только благодаря Локи Один получил свое замечательное кольцо, Фрейр – не менее замечательного вепря, a Top – молот, сделавший его грозой всех великанов.

Не гневалась на Локи и Сив. Да это и понятно: ведь из-за его проделки она стала обладательницей самых прекрасных волос в мире.

Фрейя – прекраснейшая из богинь

Не было равных богине Фрейе, дочери Ньёрда и Скади, по красоте во всем мире: ни среди богов, ни среди людей. Неудивительно, что именем Фрейи, означавшим «госпожа», стали называть всех знатных женщин. Сердце ее отличалось такой мягкостью и нежностью, что сочувствовало страданию каждого существа. Особенно по душе Фрейе были любовные песни.

После великой войны между асами и ванами Фрейю вместе с ее отцом Ньёрдом и братом-близнецом Фрейром обменяли в качестве заложницы и поселили среди асов.

У Фрейи имелось волшебное соколиное оперение, с помощью которого можно было летать в образе сокола, а также повозка, запряженная двумя гигантскими котами или рысями.

Фрейя жила в небесном чертоге Фолькванге, «поле людей», главный зал которого назывался Сессрумнир, «вмещающий много сидений». Мужем богини являлся ас Од, олицетворявший солнце и, кроме того, являвшийся выражением страсти и опьяняющего удовольствия, приносимого любовью. Неудивительно, что Фрейя была несчастна, когда мужа долго не было рядом. Впрочем, некоторые утверждают, что Од был простым смертным. Другие с этим не согласны, называя Фрейю любовницей Одина, поскольку Од и был принявшим прекрасный облик одноглазым владыкой Асгарда.

По причине того, что Фрейя происходила из рода ванов, она еще звалась Ванадис. Другими ее именами были Трунгва, Гефна, Хёрн, Мардёлл, Сюр, Вальфрейя [24]. От Ода богиня родила двух дочерей Хносс и Герсеми.

От всех ванов Фрейе передались особые знания. Она сама была жрицей, совершающей жертвоприношения. Кроме того, Фрейя первая научила асов сейду, то есть колдовству, как было принято у ванов.

Большинство павших героев находило вечный приют в Валгалле – небесном дворце Одина, однако Фрейя отбирала самых лучших воинов для собственного жилища в заоблачных высях. Там они проводили время в огромном зале, пили мед из золотых рогов, хмельными голосами распевали боевые песни и бахвалились друг перед другом своими подвигами. Эти герои не отличались большим умом, но они были мускулисты и светловолосы. И Фрейя, будучи богиней любви, часто выбирала наиболее трезвого из всех, чтобы он разделил с нею ночь на великолепном ложе с балдахином, украшенном медвежьей шкурой.

Простые люди долго еще верили в то, что Фрейя высекает железом и кремнем молнии над ночным полем, чтобы посмотреть, созрела ли рожь. Думали, что в конце года богиня приходит к людям. Для этого для Фрейи на деревьях оставляли маленькие яблоки. Однако опасно было бросать плуг в поле. Если Фрейе удавалось посидеть на нем, то он уже ни на что не был годен.

Растение молочай называли Волосами Фрейи, а липу – Фрейей деревьев.

Когда Фрейя мчалась во главе валькирий, все они летели по воздуху на огромных белых крылатых конях. Они собирали с полей битвы убитых героев и по мосту Биврёст переносили их в Валгаллу.

О том, как Фрейя получила Брисингамен

Всем была довольна Фрейя, все у нее было, кроме… чудесного ожерелья Брисингамен. Она никогда не видела Брисингамен, поскольку им владели карлы, жившие глубоко под землей. Однако Фрейе ужасно хотелось заполучить его. Ожерелье Брисингамен сделалось для Фрейи настоящим наваждением. Каждый вечер она усаживалась перед зеркалом и начинала примерять самые разные украшения. Разглядывая какое-нибудь сверкающее ожерелье, богиня любви со вздохом говорила:

– Оно слишком тускло для моей белоснежной шеи. Только одно ожерелье на свете может быть достойно лучшей из ванов!

И она откладывала украшение в сторону.

Наконец Фрейя приняла решение.

– Раз Брисингамен не идет ко мне в руки, – сказала она, – я сама отправлюсь за ним!

Фрейя заплела свои золотистые волосы в две длинные косы до колен, набросила серую накидку на тело, взяла в руки гладкий липовый посох и, не оглядываясь, покинула Фолькванг, родной чертог, где жила вместе со своим мужем Одом и двумя дочерьми-красавицами Хносс и Герсеми.

По мосту из радуги Биврёст, который отделял Асгард от земли, прошла Фрейя в искусно расшитой обуви. Она отправилась к отверстию в западной части земли, спустилась вниз и пошла сквозь тьму.

Под землей было мрачно и сыро, но Фрейя согревалась внутренним теплом и освещала себе путь внутренним светом. Она достигла темных пещер, в которых обитали дверги – существа, никогда не видавшие солнечного света.

Наконец Фрейя заметила во мраке слабые всполохи огня, которые постепенно становились все ярче. Фрейя завернула за угол и оказалась у входа в огромную пещеру, настоящий дворец в самом сердце земли. Стены чертога двергов горели прожилками золота и драгоценных камней.

Длиннобородые карлы, сморщенные и бурые, словно древесные корни, выламывали сокровища небольшими, но увесистыми кирками. Это были братья Альфриг и Двалин. Их брат, дверг Берлинг, ковал сверкающее оружие на наковальне, наконец, последний из братьев, Грер, сидел за рабочим станком с молотом и изготавливал великолепной красоты подвески, кольца и даже королевские венцы.

Высоко под самыми сводами пещеры, освещая ее подобно тому, как солнце освещает землю, парило прославленное ожерелье Брисингамен. Оно, как будто еще и не выкованное, пламенело в первозданном огне, горя светом чистого золота, издавая при этом дивную музыку.

Фрейя затаила дыхание. Говорят, что Брисингамен придает красоту и вызывает любовь. Но зачем ей, прекраснейшей из всех богов и людей, той, чье имя и означает любовь, еще частица красоты? Нет, все дело в другом: кому, как не дочери ванов, ведать о силе подземного огня. Ожерелье, выкованное в горниле вечного пламени, согревает и пылает вместе с тем, кто носит его, даря своему хозяину то, чего нет даже у небесных асов!

Фрейя потянулась за ожерельем – но оно поднялось еще выше, став для богини любви недосягаемым.

Карлы оставили свои занятия и, как по знаку, повернули головы в сторону Фрейи.

– Ого, да у нас тут гостья, – сказал Альфриг.

Голоса у двергов оказались хриплые и дребезжащие, как будто им давно не приходилось говорить.

– У-у-у, да она красотка, каких я еще не видел, – проскрипел Двалин.

– Она светится, словно золото, а с блеском ее глаз не сравнится ни один драгоценный камень! – пробормотал Берлинг.

– Чтоб мне окаменеть, как бедняге Альвису, если это не богиня Фрейя, – заметил со смесью опаски и ликования Грер.

Фрейя не стала разочаровывать карлов.

– Я пришла за вашим ожерельем Брисингамен, потому что давно слышала о нем. Вам не кажется, что оно без толку пропадает в этой пещере? Вы только подумайте, как бы оно засияло на моей божественной шее!

С этими словами Фрейя снова попыталась дотянуться до ожерелья, но и на этот раз оно отплыло в сторону.

– Отчего я никак не могу поймать его?! – нахмурилась богиня. – Не поможете ли вы мне?

Дверги рассмеялись своим подобным скрипу плохо смазанных шестеренок смехом.

– Брисингамен изготовлен нами и спустится вниз только по нашему приказу. Если мы подарим тебе ожерелье, что ты подаришь нам взамен?

– Я пришлю к вам храбрейших и прекраснейших из моих воинов! – приняла Фрейя гордый вид.

Карлы снова рассмеялись.

– Зачем нам твои воины? Они слишком неуклюжи. Еще, чего доброго, переломают и перепортят здесь все.

– Ну хорошо, – вздохнула богиня любви. – Я могла бы дать вам взамен золото, серебро и богатые одежды.

Дверги переглянулись.

– Ты что, смеешься над нами? Золота и серебра здесь и так предостаточно, а в богатых одеждах мы, почти все время проводящие в работе, не нуждаемся!

– Тогда, тогда… самые лучшие фрукты, цветы.

– Здесь, без солнечного света, они сгниют и увянут.

Фрейя совсем пришла в отчаяние. Ожерелье должно принадлежать ей! Но она не знала, что еще можно предложить капризным карлам.

– Чего же вам надо?

Дверги, недолго посовещавшись, закричали хором:

– Тебя! Мы хотим тебя! Ты самая главная красавица на свете, о которой равно грезят боги, великаны и мы, обитатели подземелья!

Братья с вожделением уставились на богиню любви.

– Приходи к нам жить. Живи с нами. Надеемся, ты понимаешь, что мы имеем в виду.

Фрейя прекрасно поняла карлов. Она взглянула на хозяев пещеры. Они были перепачканы глиной и каменной пылью и уродливы, как мерзкие ящерицы. Потом она бросила взгляд под своды пещеры, на Брисингамен, блиставший как солнце. Снова посмотрела на двергов и опять на Брисингамен. Решительно невозможно было противостоять искушению! Правда, Фрейя сначала подумала о том, чтобы предложить похотливым двергам вместо себя своих дочерей Хносс и Герсеми. Но тогда кто знает, не обидятся ли карлы на нее и не придет ли им в голову разделить Брисингамен между девушками. Нет, чудесное ожерелье должно принадлежать ей целиком и безраздельно!

– Хорошо, я согласна, – чуть не со стоном воскликнула Фрейя. – Но сначала вам нужно кое-что сделать.

– Что именно? – насторожились карлы.

– Хорошенько помыться!

Карлы поворчали, но все-таки искупались в чане с горячей водой, тщательно соскребя со своей кожи пыль и каменную крошку. А после того как они избавились от вековой грязи, Фрейя решила, что, в конце концов, уродцы не так уж и уродливы. В своем роде они оказались очень даже ничего: крепко сложенные, мускулистые и необычайно… ловкие.

Что ж, была ночь, и было пылающее золото между пальцев ее рук… В общем Фрейя провела четыре ночи, разделив ложе со всеми четырьмя братьями сразу.

И как же они все оказались ей благодарны! Альфриг, Двалин, Берлинг и Грер кормили гостью изысканными клубнями и грибами с золотых блюд и угощали густым, словно мед, вином из хрустальных кубков. Они слагали песни о ее красоте, осыпали ее яхонтами и смарагдами, и, наконец, в один прекрасный день Альфриг вытянул руку и Брисингамен стал медленно спускаться вниз, пока не лег на мозолистую ладонь карлы. Фрейя преклонила колени, и дверг застегнул сверкающее ожерелье на ее лилейной шее. Взгляд его был немного грустен, однако он произнес: «Уговор есть уговор».

Фрейя обняла каждого из карлов на прощание – за это время она успела искренне к ним привязаться – и поднялась обратно на землю, а потом вернулась в Фолькванг, к мужу Оду.

Но когда Фрейя отворила двери замка, она обнаружила, что жилище пусто. Од оставил ей записку:

Фрейя, распутница!

Героев войны я еще могу понять. В конце концов, они мужественны и хороши собой, и если бы мне нравились юноши, я бы и сам не устоял перед таким соблазном. Но коротышки-карлы, к тому же измазанные землей и глиной, – это уж слишком! Ты думала, что я ничего не узнаю? Это последняя капля, и я ухожу.

Твой безутешный супруг Од.

Фрейя немного поплакала, поскольку Од был хорошим мужем. Но потом она поглядела на себя в зеркало. На ее шее сверкало и переливалось сказочно прекрасное ожерелье Брисингамен. Она вытерла глаза и улыбнулась своему отражению.

«Ну и бог с ним! – подумала она. – Мужья приходят и уходят, а изделия двергов остаются всегда в цене».

Иные, впрочем, говорят, что, после того как Од покинул супругу, та искала его, проливая слезы. Когда слезы Фрейи касались земли, они превращались в золото, а падая в море – становились янтарем [25].

Тем временем слух о постыдной выходке Фрейи разнесся по Асгарду. Болтливой сорокой, разнесшей весть на своем хвосте, оказался, как водится, Локи – бог плутовства и коварства.

Тогда Один велел Локи непременно заполучить Брисингамен и принести ему. Но Локи только махнул рукой:

– Это безнадежное дело, потому что никто не может попасть в чертог Фолькванг помимо воли Фрейи.

Но отец богов только сердито повел бровями:

– Лучше прекрати болтать и немедленно отправляйся в путь. Да смотри, не возвращайся без ожерелья!

Пришлось Локи, бормоча проклятья, уйти прочь. Многие из асов обрадовались, что злокозненный бог опять попал в беду.

Но разве было дело, которое бы оказалось не по плечу хитрому сыну колдуньи Лаувейи?

Придя к Фольквангу, Локи обнаружил чертог запертым. Погода резко испортилась, подул холодный ветер. Локи продрог до костей. Тогда он превратился в муху и облетел вокруг Фолькванга, но нигде не нашел даже крохотной щели, через которую он смог бы попасть внутрь. Наконец в крыше, венчающей Сессрумнир, покой Фрейи, он нашел отверстие, не больше игольного ушка. Локи протиснулся через эту дыру.

Попав внутрь, он внимательно осмотрелся и подумал, не разбудил ли дочерей хозяйки – Хносс и Герсеми, но убедился, что все в доме спят. Тогда он подошел к кровати Фрейи и увидел, что ожерелье у нее на шее, но застежка находится внизу.

Тогда Локи превратился в блоху. Он сел Фрейе на щеку и укусил ее, так что Фрейя проснулась, перевернулась и заснула опять. Тогда Локи вернул себе настоящий облик, осторожно снял с богини Брисингамен, а потом отворил дверь и ушел.

Утром Фрейя проснулась и увидела, что дверь распахнута, но не выломана, а ее любимое ожерелье пропало. Она догадалась, что здесь не могло обойтись без Локи, и, едва одевшись, полетела на своей запряженной котами колеснице к Одину в Валгаллу. Золотистые волосы богини пылали подобно небесному костру.

Фрейя нашла отца богов восседающим на троне Хлидскьяльв [26], завернувшимся в синий плащ. На его плечах сидели все знающие и видящие вороны Хугин и Мунин, а у самых ног лежали верные волки Гери и Фреки.

Прикрыв один зрячий глаз, Один нахмурился:

– Я знаю, что ты пришла жаловаться на Локи.

Богиня любви вскипела:

– Этот подлый сын Фарбаути и Лаувейи поступил бесчестно, проникнув в Сессрумнир, пока я спала! Мало того, он похитил у меня ожерелье Брисингамен! Я хочу, чтобы Локи немедленно вернул не принадлежащую ему вещь.

Один раскрыл свой глаз и гневно посмотрел на Фрейю:

– А ты не забыла о том, как добыла свою драгоценность, оскорбив такого славного аса, как твой муж Од?

Краска залила белые щеки и лилейную шею Фрейи. Богиня, задрожав, смущенно опустила голову, и из ее глаз полились крупные, подобные жемчужинам слезы. Тут даже суровый Один сжалился над Фрейей.

– Хорошо, ты получишь ожерелье Брисингамен обратно, если ты заклинаниями и волшбой сделаешь так, что два конунга, каждому из которых служит двадцать конунгов, поссорятся между собой и начнут биться.

Богиня, поняв, что цена, которую ей придется заплатить за возвращение ожерелья, не так уж велика, спросила:

– А кто эти конунги?

– Первый – это Хогни, король Норвегии, а второй – некий конунг Хедин.

Фрейя задумалась:

– Но я не Локи, ссорить людей не в моих правилах.

Однако Один только усмехнулся.

– Не принижай так свои способности, ты ведь богиня любви. А между прочим, у Хогни есть дочь по имени Хильд…

Больше владыке Валгаллы не пришлось говорить. Фрейя отлично все поняла.

Последующие события развивались стремительно. Отправившись к конунгу Хедину, Фрейя внушила ему сильную страсть к дочери норвежского короля. Дождавшись, когда Хогни отправится в военный поход, Хедин похитил Хильд. Между тем девушка оказалась совсем не против выпавшего на ее долю жребия, ибо Хедин показался ей красивым и достойным любви мужчиной. И тут, конечно, не обошлось без чар Фрейи…

Вернувшись в Норвегию, Хогни немедленно ринулся в погоню за Хедином. Хогни догнал беглецов в Оркни [27].

Напрасно Хильд пыталась уговорить отца не воевать с ее мужем. В конце концов Хедин предложил тестю:

– Я предлагаю тебе взять все мои богатства и уладить дело миром, поскольку я и Хильд любим друг друга.

Но Хогни оказался слеп и глух к просьбам супругов (тут же Фрейе пришлось вспомнить, что она не должна окончить дело миром):

– Между нами не будет никакого согласия, ибо мой меч Дайнслейф уже покинул ножны и не вернется в них, пока не попробует крови!

И была битва, и ночью Фрейя магией вернула к жизни убитых в обеих армиях, и с рассветом они снова пошли в бой вместе с живыми.

Так продолжалось каждый день и каждую ночь: мертвые каменели с закатом, но оживали с рассветом и начинали драться снова. Оба воинства были прокляты и обречены драться до Рагнарока, конца дней [28].

Один не только отдал Фрейе ее чудесное ожерелье, но и сделал так, что одна половина павших воинов отправлялась в Валгаллу, а другая – в Фолькванг. А Фрейя, вернув Брисингамен, за который заплатила двойную цену, уже никогда не снимала его.

Некоторые скальды добавляют ко всему сказанному, что, когда Локи убегал из Сессрумнира с ожерельем двергов, Хеймдалль, страж Биврёста, увидел воришку, погнался за ним и сумел вернуть Брисингамен Фрейе.

Не всегда Фрейя передвигалась по небу верхом или, надев свое соколиное оперение, в колеснице, запряженной котами. Был у нее еще вепрь Хильдисвини с сияющей из золота щетиной. После случая с Брисингаменом Фрейя, уже никого не стыдясь, говорила, что вепря ей выковали карлы Даин и Набби.

Фрейя и Оттар

Среди всех людей особой милостью Фрейи пользовался некий Оттар Простак. Об этом рассказывается в «Песне о Хюндле».

Итак, Оттар был большим почитателем богинь. Притом он ничего не знал о своих предках, хотя его отец Иннстейн и мать Хледис, жрица, были уважаемыми людьми.

Как-то Оттар воздвиг из камней алтарь, хёрг, на котором совершил множество подношений богине Фрейе. От пламени жертвенных костров камень оплавился, превратившись в стекло. Само же стекло почернело от крови жертв. Со временем вокруг хёрга возникло святилище. Оно стало пользоваться таким почетом, что конунг свеев перед кончиной завещал свои сокровища Оттару.

Но Ангантюр, сын конунга, решил, что жрецу нельзя владеть золотом и серебром. Оттар возмутился самоуправством и пригрозил гневом богов. На это Ангантюр, посовещавшись со своими вельможами, насмешливо ответил:

– Если ты назовешь семьдесят имен своих предков и, таким образом, докажешь право быть достойным прислуживать владыкам Асгарда и вещать от их имени, тогда я, так и быть, разрешу тебе получить сокровища!

Пришлось Оттару обратиться к богине Фрейе за помощью:

– Фрейя, дочь Ньёрда, прекраснейшая между ванами и асами, я взываю к тебе! Помоги мне узнать семьдесят имен моих предков!

И богиня незамедлительно откликнулась на призывы своего служителя. Не успел угаснуть жертвенный костер, как раздался ее голос:

– То, о чем просишь ты, мне неведомо. Но я знаю, что на краю Мидгарда, у входа в глубокую и мрачную пещеру, спит вёльва Хюндла. Она знает многое, даже то, что случится с миром и богами. Ну а уж имена твоих предков Хюндле ничего не будет стоить вспомнить и перечислить одно за другим. Готов ли ты отправиться со мной в опасное путешествие?

Оттар ответил согласием. Тогда Фрейя, представ перед жрецом, придала ему внешность своего вепря Хильдисвини. После этого богиня и Оттар отправились на край Мидгарда в пещеру Хюндлы.

Долго им пришлось странствовать по земному кругу, пока они не достигли того места, где возвышался частокол, построенный из великанских ресниц, за которым простирались Ётунхейм и полный чародейства Утгард.

Фрейя, вытянув руку вперед по направлению к дикой мшистой горе, окутанной водяной мглой, сказала своему «скакуну»:

– А теперь следуй за мной по дороге мертвых!

Вот богиня и Оттар в образе вепря стали спускаться внутрь горы. Немного пройдя, между двух больших камней Фрейя и ее спутник увидели растянувшуюся великаншу. Хюндла лежала, подложив под голову камень. Из ее груди вырывался такой мощный храп, что казалось, это воет зимний ветер в ущелье.

Тогда Фрейя громко вскрикнула:

– Проснись, дева дев! Пробудись, подруга, Хюндла, сестра, живущая в пещере! Смотри, настала непроглядная ночь, самое время нам ехать в Валгаллу на пир к Одину и другим асам!

Недовольно заворочавшись, вёльва полусонно ответила:

– Это кто там шумит? Ты, дочь великанши Скади, внучка Тьяцци? Разве тебе неведомо, что асы ненавидят нас, великанов?!

– Я попрошу Одина быть милостивым к нам обеим, а для Тора приготовлю особую жертву, припоминая его ненависть к потомкам Имира, – молвила хитрая Фрейя. – Так что выводи скорее из стойла своего волка. Он поскачет в Валгаллу рядом с моим вепрем.

Тут Хюндла окончательно пробудилась и, встав, пронзила гостью и ее «скакуна» испытующим взглядом.

– Ого, да ты говоришь неправду… Я вижу, что твои глаза горят не желанием пира, а просят помощи. Скажи, ведь ты здесь, на дороге мертвых, ради Оттара Простака, своего жреца? Того, что на самом деле стоит рядом с тобой в обличье Хильдисвини?

Фрейя решила, что отпираться от всевидящей вёльвы глупо, и, кивнув, поведала об условии Ангантюра и решимости Оттара узнать о своих семидесяти предках.

Хюндла рассмеялась.

– Ну, нет ничего проще, чем вспомнить семьдесят предков сына Иннстейна. Иннстейн был сыном старого Альва, Альв – сыном Ульва, Ульв – сыном Сефари, Сефари был сыном Свана Рыжего. Хледис, жрица в золотых уборах, была дочерью Фроди и Фриунд… [29]

…Когда великанша закончила перечислять предков Оттара, Фрейя потребовала у нее:

– А теперь дай моему вепрю выпить памятное зелье, чтобы он смог запомнить все, что ему было открыто!

Но Хюндла в ответ разразилась бранью.

– Уходи прочь, дочь Ньёрда и Скади! Ты и так нарушила мой сладостный сон, а теперь требуешь, чтобы я дала волшебное питье твоему жрецу!

Однако даже вёльве не так легко было отделаться от Фрейи. Раздув щеки, богиня пригрозила Хюндле:

– Если ты не выполнишь моей просьбы, я заключу тебя в огненный круг, из которого тебе уже никогда нельзя будет вырваться!

Содрогнулась великанша от угрозы богини. Глаза ее расширились, и она в ужасе пробормотала:

– Я вижу огонь, пылающую землю…

После этого Хюндла наконец согласилась дать Оттару Простаку памятное зелье, но предупредила, что его можно также использовать как ужасный яд.

И древняя песнь права. Про иные, пробужденные памятью речи говорят, что они как смертельная отрава для тех, кто произносит их и внимает им…

О том, как была похищена Идунн

Вскоре после того, как Локи, пожив некоторое время в образе кобылы во время возведения стен Асгарда, вновь вернул себе свой обычный вид, он, Один и Хёнир [30] отправились странствовать по свету. Вот как-то боги забрели в дикие, пустынные места на краю Мидгарда, где за несколько дней пути не встретили ни человека, ни зверя.

Владыка мира не нуждался в пище и продолжал неутомимо идти вперед, но зато его спутники еле плелись следом, спотыкаясь от голода и усталости. Лишь на пятый день богам попалось стадо диких быков, и Один свалил одного из них своим копьем. Обрадованные асы поспешили развести костер и, содрав с убитого быка шкуру, стали его готовить.

Прошел час, другой, третий, четвертый. Локи и Хёнир неустанно подбрасывали в огонь все новые и новые охапки хвороста и даже целые стволы деревьев, но мясо быка оставалось по-прежнему сырым, как будто его и не жарили. Внезапно над головами путников раздался громкий смех. Они посмотрели вверх и увидели высоко в воздухе исполинского черного орла, который описывал большие круги над их костром.

– Почему ты смеешься? – спросил его Один. – Уж не ты ли это с помощью какого-нибудь колдовства мешаешь нам приготовить себе обед?

– Ты угадал, Один, – ответил орел человеческим голосом. – Вам ни за что не зажарить этого быка, пока вы не пообещаете поделиться со мной его мясом.

– Так и быть, ты получишь четверть быка, – проворчал Один.

– Да, мы уступим тебе четверть быка, – подтвердили Локи и Хёнир.

Не успели они это сказать, как мясо тут же, на их глазах, стало шипеть, покрываться душистой корочкой и вскоре было совсем готово.

Боги потушили костер, сняли с него тушу быка и, разрезав ее на части, предложили орлу взять его долю. Тот не заставил себя ждать и, слетев вниз, принялся проворно глотать самые лучшие и жирные куски.

Увидев это, Локи в гневе схватил суковатую палку и хотел ударить орла, но тот увернулся и ловко поймал ее своими острыми, круто загнутыми когтями. В тот же миг другой конец палки словно прилип к рукам Локи и, пока он пытался их оторвать, орел взмыл к облакам, увлекая за собой сына Лаувейи.

– Стой, стой, куда ты? – закричал испуганный Локи. – Сейчас же спускайся вниз, умоляю тебя!

Орел как будто послушался и полетел над самой землей, волоча бога-плута по камням и кустарникам.

– Ой, что ты делаешь? – теперь уже запричитал Локи. – Остановись, или я разобьюсь!

– Сперва поклянись, что ты выполнишь любое мое желание, – сказал орел, продолжая мчаться исполинской тенью над землей.

Локи влетел прямо в открытое окно замка. Около него, печально глядя на багровый закат в сторону обиталища богов, сидела жена Браги…

– Клянусь! – простонал Локи. – Только пожалей меня!

– Хорошо, – рассмеялся орел.

Он выпустил из когтей палку, и Локи кулем рухнул на землю.

– Ну а теперь послушай, что от тебя мне нужно, – сказал орел, усаживаясь на соседнее дерево. – Ты сейчас же вернешься в Асгард и приведешь сюда богиню Идунн вместе с ее чудесными яблоками. Да смотри, поторопись, чтобы вернуться до захода солнца.

– Кто же ты? – спросил Локи, вставая на ноги и отбрасывая в сторону суковатую палку.

– Я великан Тьяцци, повелитель вьюг, – гордо произнес орел. – Об этом ты мог бы догадаться, когда вы напрасно старались зажарить быка, которого я остужал своим ледяным дыханием[31], или когда эта палка как будто прилипла к твоим рукам. Мои собратья – хримтурсы [32] – недогадливы: они надеются победить богов в открытом бою. Я же лишу вас вечной юности. Тогда вы сами скоро сгорбитесь, покроетесь морщинами и утратите свою силу, и мы будем править миром. Ступай же и притащи ко мне Идунн, жену Браги!

Опустив голову, Локи печально поплелся в Асгард, как будто к его ногам привесили свинцовые гири. Он страшился того, что асы жестоко отомстят ему за похищение Идунн, но не мог нарушить данную клятву.

Идти ему пришлось недолго, ведь Тьяцци доставил его почти к самому Биврёсту. Взобравшись по радужному мосту, Локи направился во дворец покровителя скальдов, в одном из самых роскошных залов которого жила Идунн.

– Ты, наверное, захотел первым сегодня получить мои яблоки, Локи? – спросила она ласково, выходя ему навстречу. – Вот они, бери самое спелое из них.

– Нет, Идунн, – ответил хитрый бог. – В одной чудной роще, на краю Мидгарда, я видел яблоню, на которой растут плоды еще крупнее и краснее твоих. Я сразу поспешил, чтобы рассказать тебе об этом.

– Ты ошибаешься, Локи, – даже обиделась богиня. – Лучше, чем у меня, яблок нет во всем мире.

– Ах, ты мне не веришь? Тогда немедленно пойдем со мной. Я отведу тебя к ним! – заявил бог-плут. – Да, возьми с собой и свои яблоки, и тогда ты поймешь, как ошибалась!

Рассерженная самонадеянностью Локи Идунн сейчас же схватила Эски – ящичек из ясеня, в котором наряду с некоторыми важными вещами хранила яблоки вечной молодости, – и пошла следом за своим провожатым. А Локи, разумеется, привел жену Браги прямо в лес, где их уже поджидал коварный Тьяцци. Не успела юная богиня дойти до опушки, как орел со свистом налетел на нее и унес вместе с Эски в свой далекий северный замок.

Локи оставался в лесу до тех пор, пока не увидел в отдалении возвращающихся в Асгард Одина и Хёнира. Тут он как ни в чем не бывало пошел им навстречу и наболтал длинную историю о том, что орел унес его далеко в бесплодные пустоши, откуда он только что вернулся.

Однако, как ни юлил Локи, его проделка недолго оставалась в тайне. Исчезновение чудесных яблок не могло остаться бесследным для богов. Прошло совсем немного времени, и глаза их помутнели, кожа стала дряблой, разум ослабел. Асгард затянуло липкой паутиной. Дыханием смерти повеяло на него…

В конце концов Один и другие боги во главе с Браги, безутешным мужем Идунн, собрали остатки сил и нашли Локи. Тот, вынужденный явиться в чертоги асов, принялся опять ловчить, да не тут-то было. Зоркий Хеймдалль видел, как бог-плут вышел из Асгарда вместе с Идунн, и Локи был вынужден сознаться, что это он помог Тьяцци ее похитить.

– Негодяй, ты заслуживаешь немедленной казни! – заскрипел зубами Браги, выслушав его рассказ. – Ты не только передал великану мою жену, но и лишил нас всех ее яблок, без которых мы вскоре отправимся в Хель. Ты заслужил смерть, и я убью тебя, Локи!

– Разве чего-то иного можно было ожидать от сына ётунов? – остановил его Один. – К тому же смерть Локи нам не поможет. Пусть лучше он искупит свою вину и отнимет Идунн у Тьяцци. Он ведь так изворотлив, что сможет это провернуть лучше любого из нас.

– Я и сам уже давно бы это сделал, – поспешил ответить Локи, – если бы знал, как добраться до замка Тьяцци. Но, увы, у меня нет такой быстрой, преодолевающей горы и долы колесницы, как у Тора. Но Тор сейчас слишком далеко…

– Послушай, Локи, – сказала Фрейя, до этого молча восседавшая на своем стуле, – ты знаешь, что у меня есть волшебное соколиное оперенье, надев которое я лечу быстрее ветра. Я могу одолжить его тебе на время. Только, заклинаю, поскорее верни нам нашу Идунн с ее яблоками.

Локи с радостью согласился принять помощь богини любви и на другой день утром, превратившись с ее помощью в сокола, умчался на север.

Блистающий ледяной замок властелина вьюг стоял на самом берегу Нифльхейма, между двух высоких, покрытых вечным снегом мрачных скал. Подлетая к нему, Локи увидел Тьяцци и его дочь Скади. Они сидели в лодке посреди студеного моря и, невзирая на пронизывающий холодный ветер, поднимавший высокие волны, удили рыбу. Тьяцци и Скади даже не заметили стремительно пронесшегося над их головами посланца Асгарда.

Торопясь унести Идунн, прежде чем великан вернется домой, Локи влетел прямо в открытое окно замка. Около него, печально глядя на багровый закат, в сторону обиталища богов, сидела жена Браги и, держа на коленях Эски – ящичек со своими яблоками, тихо рыдала.

– Я пришел за тобой, Идунн! – крикнул Локи богине, которая, не узнав его, испуганно вскочила. – Мы должны бежать, пока Тьяцци и его дочь удят рыбу. Собирайся в путь.

– Ах, это ты, Локи! – воскликнула обрадованная Идунн. – Но как же ты унесешь и меня, и мой Эски?

– Ты держи ящичек, а я буду держать тебя, – предложил бог-плут.

– Нет, Локи, – возразила Идунн. – Тебе тяжело будет лететь, и Тьяцци сможет нас догнать… Постой, постой, мне пришла в голову одна чудная мысль! – вдруг рассмеялась она. – Ты знаешь, что, если я захочу, я могу превратиться в орех?

Тут она три раза хлопнула в ладоши и в тот же миг превратилась в маленький лесной орех. Локи положил его между яблок и, схватив Эски, снова вылетел в окно. Но затем, к своему ужасу, он заметил, что лодка с Тьяцци и его дочерью уже подплывает к берегу.

– Ты только глянь, отец! – воскликнула Скади, показывая великану на сына Лаувейи. – Из окна нашего замка вылетел сокол с ящичком в когтях.

– Это кто-нибудь из асов, – проскрежетал владыка вьюг. – Этот негодяй уносит Эски с яблоками Идунн. Но не бойся, никто не сможет уйти от меня!

И тут же, превратившись в орла, он устремился в погоню за Локи.

Неся дозор на стене Асгарда, Хеймдалль еще издали заметил возвращающегося бога-плута.

– Локи летит к нам! – крикнул он обступившим его асам. – Он несет Эски, а за ним гонится исполинский черный орел.

– Это Тьяцци, будь он проклят, – мрачно сказал Один. – Скажи, кто из них летит быстрее?

– Локи летит очень быстро, – ответил Хеймдалль. – Но великан летит еще быстрее.

– Скорей, – приказал Один богам, – разложите на стене Асгарда костер, да побольше.

Хотя асы не поняли, что задумал мудрейший из них, однако поспешили исполнить его приказание, и вскоре на стене Асгарда запылало огромное, до небес, пламя.

Теперь уже не только Хеймдалль, но и остальные боги заметили быстро приближающегося к ним Локи и догоняющего его Тьяцци. Казалось, великан вот-вот схватит сына Лаувейи, но тот, увидев впереди себя настоящую стену огня, собрал все свои силы и стрелой пролетел сквозь нее.

Мудрый Один хорошо придумал. Огонь не причинил вреда Локи, защищенному магическим оперением, но когда Тьяцци хотел последовать за Локи, жаркое пламя охватило его со всех сторон, и великан, вспыхнув как свечка, сгорел без остатка.

– Ты принес только яблоки. Где же та, кому они принадлежат? – сурово спросил Один у бога-плута, когда тот, опустившись среди асов, скинул с себя соколиное оперенье.

Вместо ответа Локи достал из ящичка орех, бросил его на землю, и перед Одином и другими обитателями Асгарда сейчас же возникла Идунн.

– Простите Локи, – сказала она. – Правда, он виноват, что меня похитили, но зато он же меня и спас.

– Мы уже и так простили его, – проворчал владыка мира. – Локи не только вернул нам тебя, но из-за него сгинул и наш злейший враг, великан Тьяцци.

С торжеством отпраздновав возвращение Идунн, боги разошлись по своим дворцам, но уже на следующее утро их разбудил резкий звук боевой трубы. Перед стенами Асгарда носилась всадница на белом коне, в кольчуге и с копьем в руках. Это была Скади. Узнав о гибели отца, она прискакала, чтобы отомстить богам за его смерть и вызвать их на поединок.

Асы невольно залюбовались прекрасной и отважной девушкой и, не желая ее убивать, решили договориться с ней миром.

– Послушай, Скади, – сказал ей Один, – что, если вместо выкупа за отца ты возьмешь одного из нас в мужья? Все равно Тьяцци уже не вернуть в этот мир…

Скади, готовившаяся к упорной и кровопролитной битве, задумалась.

– Хотя моя печаль по отцу так глубока, что я пока не могу и слышать о замужестве, но любое горе не вечно, когда есть чем его избыть, – ответила она наконец. – Рассмешите меня, и тогда, может быть, я приму ваше предложение.

– Как же нам ее рассмешить? – недоуменно переглянулись асы.

Локи сразу загорелся:

– Предоставьте это дело мне!

Он убежал, а потом вернулся, проскакав перед Скади с привязанной к мошонке козлиной бородой.

При виде этого зрелища великанша так развеселилась, что забыла о своем горе.

– Хорошо, – сказала она, вонзая копье в землю, – я выйду замуж за одного из вас, но только при одном условии: я сама выберу себе мужа.

– Тогда позволь и нам, согласно обычаю, выдвинуть свое условие, – ответил Один. – Ты будешь видеть одни лишь наши ноги, и, если твой выбор падет на того, кто уже женат, тебе придется выбирать снова.

Скади согласилась на это.

Укутавшись с головой в плащи так, чтоб были видны только их босые ноги, асы один за другим вышли из ворот Асгарда и выстроились в ряд перед дочерью Тьяцци.

Медленно обошла их всех великанша.

«У кого самые стройные ноги, у того и все остальное ладно», – подумала она про себя.

– Вот… – тут Скади указала на одного из асов. – Вот Бальдр, и я выбираю его.

– Я не Бальдр, а Ньёрд, Скади, – ответил бог, открывая лицо. – Хочешь ли ты, чтобы я был твоим мужем?

– Что ж, я не отказываюсь от своего выбора, – засмеялась великанша. – Ты, однако, строен, а кроме того, как я слышала, добр, и ты будешь мне хорошим мужем.

Асы несколько дней гуляли на свадьбе бывшего вана с прекрасной дочерью Тьяцци, после чего супруги по просьбе Скади отправились на далекий север, в замок ее отца. Однако Ньёрд, привыкший к грохоту волн и перекату гальки, не смог жить там долго. Каждое утро он слышал скрип трущихся о камни льдин, каждый вечер – свист завывающей в горах вьюги.

Спустя несколько месяцев Ньёрд уговорил жену перебраться в его замок Ноатун в Асгарде, но Скади там быстро соскучилась по заснеженным горам и волчьему вою. Тогда супруги договорились между собой жить попеременно: шесть месяцев в Асгарде и шесть месяцев в Нифльхейме. Вот почему зимой так бушует море. В это время Ньёрд на юге и не может его утихомирить, но зато, когда он летом навещает север, моряки могут смело доверяться волнам: добрый бог не причинит им вреда.

Похищение Мьёлльнира

Больше трех лет сражался Тор на каменистых и холодных границах Мидгарда, отбивая набеги великанов. Хримтурсы, предвечные великаны, были многочисленны и воинственны, но рыжебородый бог грома, стремительно носясь над облаками и появляясь то здесь, то там, безжалостно крушил их одного за другим своим увесистым молотом. Наконец, не выдержав битв с грозным асом, исполины бежали обратно в Ётунхейм, чтобы там собраться с силами для нового похода против богов и людей.

Решив, что теперь пришло время для долгожданного отдыха, Тор выпряг из колесницы козлов Тангиостра и Тангриснира и пустил их пастись на сочный луг, а сам, с хрустом поведя плечами, с наслаждением растянулся на голой земле. Положив Мьёлльнир рядом с собой, бог грома крепко заснул. Так прошла ночь…

Проснувшись на заре, Тор громко зевнул и сразу же потянулся за своим молотом, но его рука уткнулась в траву и камни. Сын Одина с диким криком быстро вскочил на ноги и, протирая глаза, огляделся – Мьёлльнир бесследно исчез.

Гнев могучего аса был ужасен. Он принялся рвать на себе бороду и так топать ногами, что начались землетрясения, а потом быстро запряг в колесницу своих козлов и вихрем помчался в Асгард, чтобы уведомить богов о своей потере.

Однако по дороге сын Одина устыдился, что так глупо проспал свое прославленное оружие, и решил признаться в этом одному пройдохе Локи.

Выслушав Тора, бог-плут покачал головой и ответил:

– Твой молот могли стащить только великаны, значит, и искать его надо у них. Отправимся поскорее к Фрейе и попросим у нее соколиное оперенье. Затем я полечу в Ётунхейм, чтобы выведать, где находится Мьёлльнир.

– Ты прав, – согласился Тор. – Навестим Фрейю.

И вот оба аса явились во дворец богини любви.

– Если бы оно было выковано из чистого золота, то и тогда я отдала бы его вам без сожаления, – сказала дочь Ньёрда, вынося гостям свое соколиное оперенье.

Локи накинул его на себя и так быстро, как только мог, устремился через бурное море в Страну Великанов.

Первым, кого встретил там бог-плут, был один из знатнейших и богатейших владык Ётунхейма – великан Трюм. Он, как на троне, сидел на вершине крутой горы и был занят своим обычным делом: плел ошейники для своих псов и расчесывал гривы своим коням. Увидев над собой парящего в небе сокола, великан сразу догадался, что перед ним один из асов.

– Как поживает рыжебородый бог грома? – спросил он, ухмыльнувшись.

– Гневается, Трюм, – ответил Локи. – У Тора пропал его молот. Не знаешь ли ты, кто его взял и где он сейчас?

– Ха-ха-ха! – оглушительно захохотал Трюм. – Мне ли этого не знать, когда я сам стащил его прямо из-под носа разини! Я мог бы убить Тора, пока он дрых без задних ног, да не хочу ссориться с асами. Я готов возвратить Мьёлльнир сыну Одина, но только при одном условии: если боги выдадут за меня замуж прекрасную Фрейю. А породнившись с владыками Асгарда, я, пожалуй, соглашусь перейти на их сторону.

– А ты не хвастаешь? Откуда мне знать, что молот именно у тебя? – прикинулся недоверчивым Локи.

– Думаешь, Локи, провести меня? – снова засмеялся Трюм. – Молот лежит глубоко-глубоко под землей, и тебе его не достать, несмотря на всю твою хитрость.

Узнав все, что ему было нужно, Локи полетел обратно в Асгард.

– Молот у Трюма, и он хочет оставить его у себя до тех пор, пока боги не отдадут ему в жены богиню Фрейю, – объявил он поджидавшему его Тору.

Услышав это, бог грома снова помчался к богине любви.

– Послушай, Фрейя, – сказал он, – немедленно собирайся и иди к Трюму! Ты должна стать его женой, иначе Мьёлльнир останется в Ётунхейме и ничто не помешает хримтурсам совершать безнаказанные набеги на земли богов и людей.

Но, едва услышав эти слова Тора, богиня любви рассвирепела в первый раз в жизни, да так, что в порыве гнева разорвала свое драгоценное ожерелье Брисингамен.

– Замолчи, Тор, и убирайся прочь из моего дворца! – воскликнула она. – Никогда не поеду я в Ётунхейм и никогда не выйду замуж за безобразного великана, хотя бы все боги просили меня об этом. Ты сам проспал свой молот, так и добывай его сам.

Опустив голову, Тор пристыженно вышел от Фрейи и снова направился к сыну Лаувейи.

– Посоветуй, что делать, Локи! – взмолился он.

– Нам надо собрать других обитателей Асгарда и рассказать им о случившемся, – сказал Локи. – Может быть, мы все вместе до чего-нибудь додумаемся.

Тор скрепя сердце согласился и отправился собирать асов.

Узнав о пропаже Мьёлльнира и о требованиях Трюма, боги разразились проклятьями. Впрочем, кое-кого охватил настоящий ужас.

Один и другие обитатели Асгарда долго советовались, но не могли ничего придумать. Наконец мудрый Хеймдалль, верный страж радужного моста Биврёста, встал со своего места и сказал:

– А почему бы нам не надеть на Тора женское платье со связкой ключей от разного рода кладовых и не послать его к Трюму под видом Фрейи? Может быть, он сумеет выручить у великана Мьёлльнир?

– Но ведь Трюм сейчас же догадается, что его обманули! – возразил ему Вали.

– Нет, – ответил Хеймдалль, – он ничего не заподозрит. Трюм никогда не видел Фрейи и не знает, как она выглядит. К тому же, как все хримтурсы, он мало что смыслит в женской красоте. Наденем на Тора платье подлиннее, чтобы не было видно его огромных ног, навесим ключи от разного рода кладовых, закроем фатой лицо и рыжую бороду, а голову повяжем платком. Тогда, клянусь Биврёстом, великаны ни за что не догадаются, что перед ними не женщина, а сам бог грома.

– Что?! Обрядиться в бабское тряпье?! Да еще ключи нацепить, как какой-нибудь кухарке?! – в бешенстве закричал Тор. – Если я это сделаю, я стану всеобщим посмешищем!

– Ты забываешь о том, Тор, – возразил ему Браги, – какая страшная опасность теперь угрожает миру. Хочешь ли, чтобы великаны по твоей же собственной вине перебили всех нас Мьёлльниром и захватили Асгард и Мидгард? Ты должен попытаться любой ценой вернуть назад свое оружие. И если тебе это удастся, я погляжу на того шутника, который только осмелится открыть свой поганый рот!

– Послушай, Тор, – сказал Локи вкрадчивым голосом, видя, что бог грома все еще колеблется. – Хочешь, я тоже надену женское платье и отправлюсь вместе с тобой к Трюму под видом твоей служанки?

Предложение Локи очень понравилось богам, а особенно Тору, который не только согласился с советом Хеймдалля, но даже потребовал как можно скорее отправляться в дорогу.

Боги тут же оставили Тора и Локи, чтобы они смогли нарядить друг друга, а к Трюму направили гонца с известием, что Фрейя скоро к нему прибудет.

Великан прямо раздулся от радости и гордости. В ожидании невесты он созвал в свой замок многочисленных гостей, надо сказать, одного уродливее другого, и устроил для них роскошный пир.

Вскоре вдали показался Тор в фате, длинном платье, со связкой ключей, а за ним Локи в одежде служанки. Трюм поспешно выскочил к ним навстречу. Он взял за руки мнимую невесту и, торжественно введя ее в замок, усадил рядом с собой за богато убранный яствами и питьем стол.

Тор любил хорошо поесть, и к тому же он так проголодался в дороге, что забыл всякую осторожность. Он тут же отправил себе в рот целого быка, за ним восемь огромных лососей и опростал все это бочкой крепкого меда.

– Никогда за всю мою жизнь я еще не видел, чтобы какая-нибудь девушка так ела! – воскликнул Трюм, с подозрением посмотрев на мнимую Фрейю.

– О Трюм, – поспешно шепнул ему на ухо Локи, который на всякий случай, как то подобает служанке, встал за спиной великана, – тоскуя по тебе, Фрейя семь дней ничего не пила и не ела. Вот почему она сегодня так голодна.

Слова пройдохи обрадовали Трюма, и он тут же, глупо заулыбавшись, захотел поцеловать свою невесту, но отшатнулся, увидев сквозь фату горящие, как уголь, глаза Тора.

– Ни у одной девушки в мире я не встречал еще таких диких глаз! – запинаясь проговорил он.

– Успокойся, Трюм, – снова шепнул ему Локи. – Семь долгих дней и столько же ночей плакала Фрейя, тоскуя по тебе, и ее глаза покраснели и сделались больше чем обычно.

Услышав, что Фрейя так сильно его любит, великан чуть слезу не пустил.

– Разве она не знала, что мы скоро встретимся?

Тут Локи превратился в одни шепот:

– Она боялась, что ты – не Трюм, а обманщик, который выдает себя за него. Ведь только настоящий хримтурс мог похитить у Тора его Мьёлльнир!

Ничего не говоря, хозяин замка вышел из зала и послал к гостям свою сестру, чтобы она положила на колени его невесте молот и получила от нее взамен какой-нибудь подарок, в чем и состоял в те времена обряд венчания.

Девушка сейчас же исполнила приказание брата, и каково же было ликование Тора, когда в положенном ему на колени Мьёлльнире он узнал свое оружие! В одно мгновение весь его потешный наряд полетел прочь, и перед окаменевшими от ужаса гостями Трюма предстал грозный бог грома. Придя в себя, хримтурсы бросились бежать, но было уже поздно: Мьёлльнир крушил их черепа повсюду, и, сраженные его ударами, они один за другим мертвыми валились на землю. Такая же участь постигла и прибежавшего на шум Трюма.

Так вернул себе Тор свой замечательный молот, а весь мир был спасен от страшной опасности.

С тех пор прошло уже много лет, но и до сего дня не может забыть бог грома, как однажды он чересчур крепко заснул, а потом ходил из-за этого в женском платье, и очень гневается, когда ему об этом напоминают.

О великане Хрунгнире и его глиняном помощнике с кобыльим сердцем

Как далее поведал Эгиру Браги, Тор, вернув себе Мьёлльнир, снова уехал на восток бить великанов.

И не зря он частенько спрашивал у стража Хеймдалля, не появлялись ли великаны у стен Асгарда, ибо он знал по своему опыту – и среди них находились желающие стать непрошеными гостями в чертогах богов. И они всегда находили достойный прием у асов, но вот только его нельзя было назвать теплым. И как-то раз приключилась такая история.

В один погожий денек Всеотец Один отправился на прогулку по небу верхом на Слейпнире. Когда он пролетал через Ётунхейм, то его с земли заметил великан по имени Хрунгнир.

Когда увидел Всеотца Хрунгнир, то восхищенно воскликнул:

– Ах, кто это скачет в золотом шлеме по водам и воздуху? Экий красавец! А уж конь-то – загляденье, на диво хорош!

Тут Один спустился на землю и сказал, что готов прозакладывать свою голову, что не сыщется коня в Ётунхейме, чтобы мог с ним сравниться. Но Хрунгнир, увидев, что перед ним ас, тут же переменился к нему и грубо ответил:

– Да, хорош твой конь, но у моего коня ноги куда длиннее. Зовут его Золотая Грива.

– Вот еще! – надменно ответил Один. – Ни за что твоей кляче не догнать моего Слейпнира! – и с этими словами Всеотец пришпорил своего чудо-скакуна и улетел.

Тогда Хрунгнир рассердился, вскочил на своего коня и погнался за Одином, решив отплатить ему за кичливые речи.

Один мчался так быстро, что совсем скрылся из глаз. И обуял тут Хрунгнира такой великанский гнев, что он и сам не заметил, как пересек пределы своей земли и неожиданно очутился внутри ограды Асгарда. Что делать? Один исчез, будто сквозь землю провалился. Немного поостыв и оглядевшись, решил Хрунгнир зайти в гости к асам.

Когда он появился в дверях Валгаллы, то асы гостеприимно предложили ему выпить с ними пива. Хрунгнир вошел в палату, расселся на скамье и заносчиво велел, чтобы ему подавали угощенье. Ему принесли пива в кубке для гостей, но он оттолкнул его, пренебрежительно заявив, что он слишком мал для его глотки. Тогда принесли ему огромную чашу, из которой обычно пил Тор, и Хрунгнир осушил ее единым духом и тут же грубо потребовал, чтобы ее наполнили снова.

Захмелев, он стал хвастаться своей исполинской силой, при этом не скупясь на громкие речи, похваляясь поднять на плечи всю Валгаллу и унести в Ётунхейм, потопить Асгард и поубивать всех богов, кроме Фрейи и Сив, которых он заберет себе в наложницы. Но боги только посмеивались в ответ.

А Фрейя тем временем подливала ему в чашу и, ухмыляясь, тоже слушала великанское хвастовство. Тогда Хрунгнир возомнил, что нравится Фрейе, и начал бахвалиться перед ней, заявив, что ему ничего не стоит выпить у асов все их пиво. И на этот раз он постарался подтвердить свои слова делом – снова залпом осушил чашу Тора и потребовал еще.

И вот когда речь зашла о пиве, которого их сейчас обещали лишить, асы поняли, что это – самая весомая из всех угроз, и, рассердившись на нахала, тут же вызвали Тора. Тотчас явился в палату Тор, высоко занеся свой молот, и был он в великом гневе. И сын Одина грозно спросил:

– Это чья задумка, чтобы пили здесь коварные великаны? Кто дозволил Хрунгниру войти в Валгаллу? С какой это стати Фрейя ему подливает, словно на пиру у богов? И почему он пьет из моей чаши и всё из нее выпил?

Тогда, злобно глядя на Тора, Хрунгнир ответил:

– Чего это ты разорался? Вообще-то сам Один пригласил меня попить пивка в Асгард, и я пришел с его позволенья.

А Тор ответил:

– Про Одина не знаю, его тут нет, но тебе, Хрунгнир, придется пожалеть о своей наглости, прежде чем ты покинешь Асгард!

Тут Хрунгнир сказал:

– Для Аса-Тора невелика честь убивать безоружного гостя. Ты можешь гораздо лучше испытать свое мужество, если отважишься биться со мной – на рубеже между Асгардом и Ётунхеймом, у Каменных Дворов. Да, глупо было с моей стороны оставить дома щит и точило. Будь я при оружии, мы бы прямо сейчас померялись с тобой силами. Ну что – принимаешь вызов? Или тебе слабо? Ну а если ты так хочешь убить меня безоружным, то имей в виду – тогда ты просто подлец!

Тор, услышав подобную речь, не стал уклоняться от единоборства, тем более что прежде никто не вызывал его на поединок. Опустив молот, он согласился и отпустил наглого незваного гостя-великана.

Хрунгнир немедленно пустился в обратный путь и скакал во весь опор до самого Ётунхейма. И разнеслась среди великанов слава о его поездке и о том, что они условились с Тором о поединке. Великаны поняли, что исход этого боя решит их дальнейшую участь. Они знали – не придется ждать им пощады от Тора, если погибнет Хрунгнир, ибо был он среди них сильнейшим.

Тогда великаны решили сделать Хрунгниру помощника для битвы и, недолго думая, слепили у Каменных Дворов глиняного человека, и был он девяти поприщ ростом и трех поприщ в обхвате. Только вот не нашли они сердца, чтобы было ему под стать, и тогда они взяли сердце огромной великанской кобылы и вставили ему в грудь. И было это кобылье сердце хоть и большим, но далеко не бестрепетным, когда явился Тор.

У самого же Хрунгнира было славное сердце – сделанное из твердого камня, с тремя острыми выступами. Теперь люди по его подобию вырезают на камнях и дереве рунический знак, называемый сердцем Хрунгнира. Голова Хрунгнира тоже была сделана из камня, каменным был и щит его – широкий и толстый. Он держал перед собою этот щит, когда стоял у Каменных Дворов и поджидал Тора. А вместо меча, как он и говорил, у него было огромное точило. После того как Один опрометчиво научил великанов пользоваться точилами, они стали их делать сами и делали такими громадными, что некоторые из них начали применять этот инструмент заместо оружия. И вот, собравшись на бой, вскинул он это свое точило на плечо, и вид у него был весьма грозный. А рядом с ним стоял глиняный исполин по имени Мёккуркальви и сильно трусил. Говорят, что, увидев Тора, бедолага обмочился.

Тор отправился на поединок, а с ним в качестве оруженосца – Тьяльви. Тьяльви побежал вперед, туда, где стоял Хрунгнир, и сказал ему:

– Ты поступаешь опрометчиво, великан, держа щит перед собою. Ведь Тор уже увидел тебя! Берегись – ибо теперь он идет под землей и нападет на тебя снизу.

Тут Хрунгнир сбросил щит себе под ноги и стал на него, держа точило перед собой обеими руками. И в тот же миг он увидел молнии и услышал сильные раскаты грома. И увидел он Тора во всем его божественном гневе: тот стремительно мчался и, занеся свой Мьёлльнир, издалека метнул его в Хрунгнира. Хрунгнир поднял обеими руками точило и бросил его навстречу молоту. Точило столкнулось в воздухе с Мьёлльниром и раскололось пополам. Один кусок упал на землю, именно из него-то и образовались все кремневые скалы. А другой кусок вонзился Тору в голову, так что он упал наземь. Молот же попал в голову Хрунгниру и полностью раскрошил ему череп. Бездыханное тело Хрунгнира свалилось на Тора, и тяжелая нога поверженного исполина оказалась у Тора на шее, придавив его к земле. А Тьяльви отважно напал на Мёккуркальви, и тот бесславно погиб – пугливое сердце кобылы подвело его, и он рассыпался в прах.

Покончив с глиняным истуканом, Тьяльви подошел к Тору, чтобы снять с него ногу Хрунгнира, да только не смог. Услышав, что Тор упал, пришли и все асы, чтобы снять с него ногу, но и у них ничего не вышло – так тяжела была ножища великана! Тут подошел Магни, недавно народившийся сын Тора и великанши Ярнсаксы, и было ему тогда всего три ночи отроду. Он легко спихнул с Тора ногу Хрунгнира и промолвил:

– Вот незадача, отец, что я пришел так поздно! Думаю, я бы загнал великана кулаком прямиком в Хель, если бы пораньше с ним повстречался!

Тор поднялся на ноги и ласково поздоровался с сыном, погладил его по головке, приговаривая, что, верно, вырастет тот могучим витязем.

– Вот подрастешь малость, – сказал он, – и я отдам тебе коня по кличке Золотая Грива, которым владел Хрунгнир.

Но тут вмешался возмущенный Один, из-за которого и вышел весь этот сыр-бор с Хрунгниром, и сказал, что этот конь – его добыча, а не Тора, и он поступает нехорошо, обещая такого доброго коня сыну великанши, а не своему любимому отцу… И как горько ни плакал обиженный внучек, дедушка был неумолим и увел Золотую Гриву в свою и без того переполненную волшебными жеребцами конюшню. Так-то – порой и сам Всеотец Один не может совладать с жадностью!

Знахарка Гроа и Палец Аурвандиля

– А дальше что было? – со смехом спросил Эгир, выслушав эту забавную историю.

Браги отхлебнул пива, дабы промочить пересохшее от долгого рассказа горло, и продолжил:

– А дальше было вот что. Тор возвратился в Трудвангар, а точило Хрунгнира по-прежнему намертво сидело у него в голове, и это доставляло ему неудобство. Тогда он решил позвать известную знахарку и провидицу по имени Гроа, жену одного из своих воинов, Аурвандиля Смелого. Придя к Тору, она начала петь над ним свои заклинания – и пела их до тех пор, пока точило не стало шататься. Заметив это и понадеявшись, что теперь можно будет вытащить точило полностью, Тор решил порадовать Гроа и поблагодарить ее за искусное врачеванье – но только не деньгами или подарками.

Вместо них он поведал ей о том, как шел с севера и переправлялся через реки Эливагар, а на спине нес в корзине ее мужа Аурвандиля, который тоже был с ним в его походе в Ётунхейм. И в подтверждение правдивости своих слов Тор рассказал, что Аурвандиль по неосторожности высунул из корзины босой палец ноги и тут же его отморозил в ледяной воде. И тогда Тор помог ему в беде – он отломал ему этот палец и забросил на небо, сделав из него звезду, которая теперь так и называется – Палец Аурвандиля. Тор сказал, что Аурвандиль пошел на поправку и уж скоро будет дома. Услышав это, Гроа так обрадовалась, что позабыла все свои заклинания, и точило перестало шататься и выходить. Так оно и сидит с тех пор в голове у Тора. Вот почему нельзя бросать или ронять точило на пол: тогда шевелится точило Хрунгнира в голове у Тора, и бог грома изволит гневаться…

Как Тор и Локи ездили к Гейррёду

Беседа Браги и Эгира продолжалась, и бог поэзии рассказал своему гостю новые истории о похождениях Тора:

– Немало интересного можно поведать и о том, как Тор ездил к великану Гейррёду и победил его. И надо сказать, что тогда при нем не было ни молота Мьёлльнира, ни Мегингъёрда. А всему виною – пройдоха Локи, который был тогда с ним…

Ибо вот что приключилось однажды с Локи, после того как он вернулся из путешествия с Тором в страну Утгарда-Локи.

Возвратившись из этого нелегкого путешествия, Локи хорошо отдохнул, и ему стало скучно. Тогда он решил развлечься. И вот забавы ради стащил Локи у Фригг ее соколиное оперенье и решил полетать по миру. Облетая Ётунхейм, он из любопытства залетел во двор к богатому великану Гейррёду и, увидев там высокие палаты, опустился и заглянул в окошко. А Гейррёд, завидев из своей горницы красивую птицу, велел поймать ее и принести к нему. Слуга, которого он послал, полез по стене, и это стоило ему больших усилий, так как он был не великан, а человек, а стена, как и полагается в обиталище исполина, была очень высока.

Локи пришлось по душе, что тот так бьется, чтобы добраться до него, и он решил подразнить подневольного человека и не улетать, пока тот не закончит весь свой нелегкий путь. Когда же человек был рядом, он расправил крылья, хотел оттолкнуться – и тут оказалось, что его ноги прилипли к просмоленной и нагревшейся под лучами солнца крыше! Радостный слуга тут же схватил Локи и принес его к Гейррёду.

Великан стал с любопытством рассматривать свою добычу в золотом оперенье и вдруг заметил, что глаза птицы светятся умом и хитростью. Гейррёд заподозрил, что перед ним не сокол, и велел говорить:

– Ну-ка отвечай мне – кто ты? Ты человек? Или дух? Говори немедленно и не отпирайся!

Но Локи молчал, отводя глаза, клекотал и бил крыльями, подражая соколу, однако Гейррёд не поверил в эти уловки. Разгневавшись, он запер Локи в сундук и три месяца морил его голодом. Когда же он вытащил его оттуда и приказал говорить, Локи, измученный голодом и жаждой, не выдержал и признался во всем. Приняв свой обычный облик, Локи поведал, кто он и откуда, и стал упрашивать великана, чтобы тот отпустил его. Локи предлагал и золото, и драгоценные камни, но упрямый Гейррёд, довольный, что ему в руки попалась такая знатная добыча, был глух к его мольбам. Тогда Локи, отчаявшись и не зная уже, как откупиться, дал Гейррёду клятву привести к нему Тора, причем без его молота и без Пояса Силы. Эта идея пришлась злобному великану по душе, и тот отпустил его…

* * *

Вернувшись из Ётунхейма, Локи стал всячески обхаживать Тора, крутиться вокруг него и угощать пивом.

– Чего тебе от меня надобно? – угрюмо спросил Аса-Тор, смекнув, что корыстный Локи неспроста увивается вокруг него.

– Пойдем со мной в Ётунхейм, – предложил ему Локи. – Великан Гейррёд сильно обидел меня, и я хочу его за это убить, но без тебя не справлюсь. Помнишь, я ведь был твоим верным спутником, когда мы ходили к Утгарда-Локи! Так помоги же мне отомстить! К тому же Гейррёд несметно богат, и когда мы расправимся с ним, то завладеем всем его добром!

– Ах ты, плут! – ухмыльнулся бог грома. – Ведь знаешь, что я не устою перед тем, чтобы расправиться с ётуном, а сам небось заришься на его имущество! Ну ладно, уговорил. Убить великанское отродье – святое для меня дело. Сегодня допьем твое пиво, а завтра спозаранку отправимся в путь…

На следующее утро чуть свет Тор и Локи отправились в Страну Ётунов. А дело-то, как мы помним, было как раз после путешествия к Утгарду-Локи, и козлы Тора еще оставались у отца Тьяльви на излечении и отдыхе, и потому предстояло двум асам идти в Ётунхейм пешком.

И вот, собираясь в дорогу, Тор стал надевать Мегингъёрд и поднял было на плечо Мьёлльнир, однако Локи стал отговаривать его от этого.

– Ни к чему тебе обременять себя такой тяжестью! – сказал хитрец. – Путь-то нам предстоит пеший, да и неблизкий, а ты так силен, что и без волшебства справишься с великанским отродьем! Пойдем налегке и силы сбережем.

Подумав немного, Тор согласился:

– Наверное, ты прав. Я и вправду силен, а Мьёлльнир что-то сегодня после твоего чересчур хмельного пива кажется тяжеловатым. Ладно, обойдусь без молота, но Мегингъёрд я все-таки надену.

На том и порешили. Локи смотрел, как Тор оборачивает своим могучие чресла Поясом Силы и думал: «Ничего! По дороге соображу, как и от Мегингъёрда избавить этого недотепу…»

* * *

И вот отправились они в путь-дорогу. Шли они долго, а до обиталища Гейррёда было еще далеко. Тогда Тор решил остановиться на ночлег у знакомой ему великанши по имени Грид, которая была матерью Видара Молчаливого. И надобно сказать, что это она в свое время подарила Тору его Пояс Силы.

Грид встретила асов радушно, за ужином поведала Тору всю правду о Гейррёде и посетовала на то, что он не прихватил с собой Мьёлльнир:

– Напрасно ты его не взял! Гейррёд – великан очень хитроумный, и справиться тебе с ним будет нелегко. Придется тебе помочь.

И тогда в придачу к Мегингъёрду она одолжила ему свои железные рукавицы и посох, что зовется Посохом Грид.

На следующее утро два путника попрощались с гостеприимной Грид и двинулись дальше к усадьбе Гейррёда. Тор, уверенный в своей победе, шел, весело насвистывая, а Локи угрюмо плелся следом, мучительно размышляя над тем, как исполнить свою клятву перед Гейррёдом и лишить бога грома его волшебного оружия…

Наконец Тор и Локи подошли к широкой и стремительной реке Вимур, за которой и находилось имение Гейррёда. Тор смело вошел в нее, опоясавшись Поясом Силы и вонзая посох Грид в дно реки, чтобы не уплыть, будучи ухваченным быстрым течением. Локи пошел за ним и что есть мочи ухватился за Мегингъёрд, надетый на Тора. И когда Тор дошел до середины реки, вода внезапно поднялась так высоко, что стала перекатываться через его плечи. Тогда Тор сказал так:

Вимур, спади,

вброд я иду

в Страну Великанов.

Если растешь,

то знай, что растет

до неба мощь аса.

И тут Тор увидел, что выше по течению, в расщелине, из которой вытекала река, стоит Гьяльп – исполинская дочь Гейррёда – и упирается своими великанскими ногами в оба берега, да так, что они просели под ней, что в итоге и вызвало подъем воды. Тут Тор поднял со дна огромный валун и, метнув его в нее со словами:

– Ну, будет теперь в устье запруда! – угодил ей прямо в голову. Великанша упала без сознания, перегородив своей исполинской тушей течение реки, и вода тут же начала спадать. Вскоре Тор доплыл до берега и, ухватившись за росшее там деревце рябины, выбрался из потока. Отсюда и пошла у людей поговорка: «Рябина – спасение Тора».

Но на выходе из реки оказалось, что на Торе нет больше Пояса Силы. Пока Тор боролся с течением и поражал великанскую дочь, Локи, пользуясь удобным моментом, сорвал Мегингъёрд с бога грома и потихоньку утопил в реке…

Искать Пояс Силы не было времени, и Тор махнул на это рукой, решив, что найдет его на обратном пути. Вскоре они добрались до замка Гейррёда и стали держать совет, как им быть дальше. Тор хотел напасть немедленно и вступить в бой, но Локи снова отговорил его.

– Теперь без Мегингъёрда вступать в прямой бой будет опасно, – советовал он. – Время к вечеру, прикинемся нищими странниками и попросимся на ночлег, а выбрав удачный момент, нападем!

И Тор снова послушался совета коварного Локи.

* * *

И вот постучались они в ворота к Гейррёду и, прикинувшись каликами перехожими, стали проситься на ночлег. Слуги доложили о том хозяину, и Гейррёд разрешил странникам переночевать в козьем хлеву. Тор сразу пошел туда, а Локи, сказав, что, ему, мол, по нужде надо отлучиться, побежал тем временем к Гейррёду и доложился:

– Видишь, я исполнил свою клятву, привел к тебе Аса-Тора, и притом без Мьёлльнира и без Мегингъёрда. Но учти – при нем волшебный посох и рукавицы, которые по дороге ему дала Грид, будь она неладна, и он по-прежнему опасен.

– Ах ты, обманщик! – гневно зарычал Гейррёд. – Ты обещал мне, что он будет полностью безоружным!

– О Посохе и рукавицах у нас уговора не было, – возразил Локи. – Я свое дело сделал, теперь дело за тобой. Убей Тора, но лучше всего хитростью, а не в открытом бою!

Гейррёд, поразмыслив, согласился, и они сговорились, как убьют бога грома.

Вернувшись в хлев, где Тор уже расположился на отдых, Локи предложил ему поужинать припасами, взятыми в дорогу, и указал на скамью, стоящую в углу, – мол, сядем да и потрапезничаем тут. Тор сразу же сел, а Локи помедлил – и недаром!

Когда Тор сел на скамью и уже стал развязывать дорожный мешок с провизией, то неожиданно почувствовал, что скамья поднимается под ним к самой крыше. Тогда он уперся Посохом Грид в стропила и покрепче прижался к скамье. Раздался громкий хруст, а затем и громкий крик боли: ведь под скамьей прятались дочери Гейррёда – Гьяльп и Грейп, которые хотели раздавить его об потолок, подняв скамью, а он вместо этого переломил спины им обеим.

Итак, первая попытка Гейррёда убить Тора не удалась, а вместо этого он потерял обеих своих дочерей. Гейррёд был в ярости, но сдержался, памятуя о совете Локи. Он прикинулся гостеприимным хозяином и, сделав вид, что не узнал Тора, на следующее же утро пригласил гостей к себе в палату – позабавиться разными играми.

Когда Тор вошел в палату, то увидел, что в середине нее был разведен большой костер, а в нем лежали бруски раскаленного добела железа.

– Ну что, дорогой гостюшка, поиграем с огоньком? – ласково улыбаясь, предложил хозяин. Тор не стал отказываться:

– Чего б не поиграть?

Когда он встал напротив Гейррёда, тот выхватил щипцами из огня раскаленный брусок железа и со всего маху швырнул в Тора. Но Тор поймал брусок железными рукавицами и высоко поднял его вверх.

– Ну что ж, такая игра мне по вкусу, дорогой хозяин! Я поймал, теперь лови ты! – грозно прорычал он.

Гейррёд, пытаясь защититься от ответного броска, отскочил за железный столб. Но Тор бросил раскаленное железо с такой силой, что оно прошило насквозь и столб, и самого Гейррёда, и стену и, наконец, ушло в землю.

Так был убит коварный и жестокий великан Гейррёд. Тор и Локи вернулись в Асгард и по дороге отыскали в реке Мегингъёрд. Тор так и не заподозрил никакого подвоха со стороны Локи, и на этот раз ему все сошло с рук.

Как Тор добывал котел для пиршества у Эгира

Эгир долго пировал с асами и, как мы уже знаем, был принят ими щедро и радушно – и даже завел среди них друзей. Вернувшись к себе, Эгир решил отблагодарить их и замыслил в свою очередь угостить их, пригласив к себе в гости. И он устроил роскошный пир, пригласив на него всех асов вместе с их женами.

Гостей собралось так много, что пиво у Эгира стало быстро иссякать, хотя еды еще оставалось с избытком. Видя, что пиво подходит к концу, Эгир пожаловался на это Тюру и сказал, что боится прогневать асов, если вдруг в разгар пира им станет нечего пить.

Тюр шепнул на ухо Тору:

– Пиво-то кончается, надобно было Эгиру наварить его побольше, чтобы продолжить пир.

– Ну, для этого надобен и котел гораздо больше того, что у него есть. Вот уж попадет впросак Эгир, коли не угодит асам, – ухмыльнулся Тор.

– Как раз у моего дяди, великана Хюмира, с которым ты, если помнишь, ездил ловить Ёрмунганда, есть такой, – вспомнил Тюр. – Он глубиной с целую милю. Но ты же хорошо знаешь повадки Хюмира. Он ни за что его не отдаст Эгиру, тем более тот не удосужился пригласить его на пир. Разве только мы сами не съездим к нему за котлом, да и нам-то будет нелегко упросить его.

– Хорошо, давай съездим под шумок, пока все пируют! – ответил бог грома. – Передай Эгиру, чтобы он не беспокоился ни о чем и продолжал пир – к утру следующего дня котел уже будет здесь.

Не сказав никому, кроме самого Эгира, ни слова, оба бога потихоньку ушли из его дворца и, сев в колесницу Тора, уже через час были на северо-востоке от одного из потоков Эливагар, где находилось обиталище Хюмира. Самого великана в это время не было дома, ибо он, как обычно, ловил рыбу, и асов встретила его мать, которая одновременно приходилась бабкой Тюру.

– Зря ты снова приехал к нам, Top, – сказала она, увидев бога грома. – Мой сын до сих пор не может забыть, как вы ходили с ним в море ловить камбалу, а вместо этого ты вдруг стал ловить Ёрмунганда, да еще и наградил его затрещиной.

– Он получит от меня и вторую такую же награду, если не будет разговаривать с нами вежливо! – сердито ответил Top. – Не приходись он богам родней, я бы иначе расплатился с ним за то, что он помог Ёрмунганду уйти от моего молота.

– Успокойся, Тор, – возразил Тюр. – Мы здесь в гостях, давай же не будем ссориться с хозяевами. Мы, бабушка, приехали просить у Хюмира его котел, – обратился он к великанше, – Надобно наварить достаточно пива для пиршества, которое сейчас происходит у Эгира, и он нам как раз подходит.

– Вряд ли он отдаст его вам, – покачав головой, промолвила та. – Ему не по душе придется, что Эгир созвал всех веселиться и пировать, а про него забыл. Но ничего, я постараюсь его уговорить, а вы, когда он войдет, не показывайтесь сразу ему на глаза.

К вечеру снаружи раздались тяжелые шаги, и в пещеру вошел Хюмир. От лютого холода, царившего у потоков Эливагар, заиндевели и покрылись инеем его усы и борода, а надобно сказать, что на лице его рос самый настоящий лес – и оттого-то он казался таким страшным. Не заметив Тора и Тюра, которые спрятались за одной из каменных колонн, подпиравших потолок пещеры, великан сел на скамью и приказал матери, чтобы она подавала ему ужин.

– У нас сегодня гости, сынок, – сказала она. – К нам приехал сын моей дочери, твой храбрый племянник Тюр, а с ним пожаловал могучий победитель Хрунгнира. Они стесняются тебя и потому стоят за колонной.

– Как, Тор опять здесь? – заревел хримтурс и так свирепо посмотрел в ту сторону, где стояли асы, что скрывавшая их колонна, не выдержав его лютого взгляда, разлетелась на куски. – Чего уж там, выходи, будь гостем, не в твоих правилах стесняться! С чем пожаловал? Уж не хочешь ли ты снова поехать ловить Ёрмунганда?

Разгневался тогда Тор, и возросла в нем сила аса. Он уперся ногами в дно лодки…

– Нет, Хюмир, – ответил бог грома, смело подходя к великану. – Мы приехали просить у тебя котел для пиршества у Эгира.

В глазах хримтурса вспыхнуло пламя, мгновенно растопившее лед в лесу, покрывавшем его щеки, его чудовищные кулаки сжались, но он вспомнил о полученной им когда-то от Тора затрещине и, мрачно усмехнувшись, промолвил:

– Пируете, стало быть, веселитесь, а про меня вспомнили, только когда котел мой понадобился? Хороши родственнички, нечего сказать. Ну да ладно… Я отдам вам котел ради моей матери, уж больно она за вас просит… Однако вы получите его не раньше, чем выполните мои условия, и вот первое из них – съешьте-ка за один присест больше, чем съем я.

– Ну, первое условие мне нравится, – сказал Top. – Я как раз проголодался. Что там у тебя на ужин?

Хюмир хлопнул в ладоши, и его мать сейчас же принесла на чудовищно длинном вертеле трех быков, зажаренных целиком.

– Угощайся, Top, – предложил великан и с этими словами схватил одну из бычьих туш и тут же целиком отправил в свою огромную пасть.

Он был уверен, что грозный ас за ним не угонится, и не спеша стал жевать свое жаркое; однако изрядно проголодавшийся бог грома не стал его дожидаться и, пока хримтурс ел одного быка, мигом съел остальных двух, ничего не оставив Тюру.

– Маловато твое угощение. Даже твоему племяннику не хватило. Надобно и его бы накормить, Хюмир, а то как-то неловко вышло, – посетовал Аса-тор. – Нет ли у тебя еще мяса?

– Ты и так уже съел все, что мать приготовила мне на ужин, – ответил хримтурс, с трудом сдерживая клокотавшую в нем злобу. – И я не наелся, и Тюр голодный сидит по твоей милости. Собирайся – придется нам опять идти на рыбалку, чтобы накормить всех.

– Пошли, – весело согласился Тор. – Мы ведь как-то уже рыбачили с тобой!

– Да, но на этот раз это будет точно рыбалка! – свирепо прорычал Хюмир.

– Можешь не переживать за это, – заверил его Тор. – Ёрмунганда на этот раз ловить не будем.

* * *

Выйдя в море, Хюмир закинул свои снасти, и на этот раз Тор не стал мешать ему. А изрядно проголодавшийся и не наевшийся одним быком Хюмир не стал мелочиться и размениваться на треску или камбалу и очень скоро выловил сразу двух огромных китов. Поймав китов, он сразу же направил свой исполинский челн обратно к берегу.

– Ну, вот тебе и второе условие, – сказал Хюмир, довольный уловом. – Оно совсем легонькое: просто выполни за меня ту работу, которую я обычно делаю, возвращаясь с рыбалки, да и то лишь наполовину: снеси улов к дому, а я покамест вытащу челночок на берег.

– Не беспокойся, я и один со всем управлюсь, – заверил его Тор и выполнил свое обещание. Правой рукой он взвалил обоих китов себе на плечо, а левой тут же, играючи, выдернул великанский челн на берег, даже не удосужившись вычерпать из него воду. После этого он легко донес великанскую добычу до дома и даже не запыхался при этом.

После того как была нажарена целая гора китового мяса, ужин продолжился, и на этот раз еды хватило на всех с лихвой. Почувствовав себя сытым, Хюмир немного подобрел, но, когда Тюр и Тор вернулись к разговору о котле, снова начал упрямиться.

– Два моих условия ты выполнил, Тор, а теперь попробуй-ка разбить мой кубок, – предложил Хюмир и протянул ему свой тонкий кубок из горного хрусталя.

– Ну, это-то нетрудно сделать, – ухмыльнулся бог грома и изо всех сил ударил кубок об каменную стену пещеры. Удар был так силен, что от стены во все стороны полетели отколовшиеся от нее куски гранита, но сам кубок не разбился, а по-прежнему целый и невредимый упал к ногам Тора.

Великан довольно улыбнулся.

– Я разрешаю тебе бросить его еще два раза, – сказал он. – Но, если он и тогда останется цел, вы вернетесь к Эгиру без котла.

Тор, не отвечая, выбрал скалу покрепче и с размаху снова метнул в нее кубок. И снова скала рассыпалась, словно она была из глины, а чудесный хрусталь не пострадал.

– Этот кубок сделали Хюмиру дверги, – шепнула бабушка Тюра на ухо удивленному богу грома. – Брось его в голову моего сына: нет ничего в мире крепче его лба.

Тор сделал так, как она ему посоветовала, и, едва коснувшись головы хримтурса, волшебное изделие темных альвов разлетелось вдребезги.

– Это не по-честному! Ты не сам догадался бросить его в меня, не иначе как мать моя тебя надоумила, – рассердился Хюмир. – Но что сделано, то сделано.

Вам, ребята, осталось выполнить последнее условие: унесите котел отсюда сами, на своих плечах. Но сначала дождитесь меня. Я отлучусь по нужде, а потом провожу вас, как полагается гостеприимному хозяину.

И хримтурс быстро вышел из пещеры.

– Он пошел звать на подмогу наших соседей, многоглавых ётунов, – сказала асам старуха великанша. – Берите скорей котел и немедленно отправляйтесь в дорогу.

Тюр схватился было за край котла, но не смог сдвинуть его с места.

– Нам не унести его, Тор, – промолвил он. – Он слишком тяжел.

– Ступай вперед, – отвечал ему могучий аc, – а я выполню последнее условие Хюмира.

С этими словами он, слегка поднатужившись, взвалил на плечи котел великана и, выбежав с ним из пещеры, погрузил его на свою колесницу.

– Едем скорей, – воскликнул он, – не то будет поздно!

Хюмира нигде не было видно, но едва боги отъехали на сотню шагов от его пещеры, как справа и слева из-за утесов показались целые толпы многоголовых ётунов, вооруженных камнями и дубинами.

Тангниостр и Тангриснир не могли бежать быстро: котел Хюмира был слишком тяжел даже для них, и хримтурсы стали их нагонять. Тогда Тор, поднявшись во весь рост, метнул в ближайшего из них свой молот, и ётун, расколовшись на несколько частей, упал на снег. Второй раз сверкнул в воздухе Мьёлльнир – и второй исполин лег рядом с первым.

Еще никогда не приходилось богу грома сражаться одновременно с таким количеством врагов, и никогда еще великаны не бились так свирепо. Камни, которые они бросали, дождем падали вокруг колесницы, а некоторые из них с глухим звоном ударялись о котел, за которым стояли асы. Но и рука Тора была неутомима, и при каждом ее взмахе хримтурсы недосчитывались еще одного бойца в своих рядах.

Сколько их погибло в этой битве, никто не знает, но говорят, что поля у потоков Эливагар сплошь покрылись огромными ледяными глыбами. Эти разбитые на куски тела мертвых великанов лежат там и поныне, и каждый из вас, кто рискнет забраться подальше на север, может увидеть их своими глазами.

Так Тор и Тюр добыли подходящий котел для пиршества у Эгира, и с тех пор асы каждую зиму стали приезжать к нему пить пиво, и это вошло у них в традицию.

Перебранка богов

И вот, как и обычно, раз в году, собрались асы на пир к Эгиру и приехали в его дворец шумной гурьбой после удачной охоты. Тут были не только асы, но и светлые альвы. Были здесь и сами Всеотец Один с супругой Фригг. Жена Тора Сив была с ними, но самого Эку-Тора не было, ибо он вновь уехал сражаться с ётунами. Тут были Браги и жена его Идунн, однорукий Тюр, Ньёрд и жена его Скади, Фрейр и Фрейя, и Видар, сын Одина. Не обошлось и без Локи – он тоже был там. Были там и слуги Фрейра – Бюггвир и Бейла.

В общем, много там было всякого народу – и асов, и альвов. Не было только светлого Бальдра, ибо к тому времени он уже отправился к Хель.

Пир, как и всегда, вышел на славу. В котле, добытом славным богом грома у угрюмого и негостеприимного Хюмира, было наварено столько пенного напитка, что его теперь хватало на всех, и двое расторопных слуг Эгира Фимафенг и Эльдир успевали угодить всем гостям, разливая его по чашам.

Хорошо и весело было всем, кто собрался на этом душевном застолье, был рад и сам гостеприимный хозяин. Давно уже было уговорено между асами – не бывать ссорам, пока сидят они за столом у щедрого Эгира, и должны на этих ежегодных пирах царить мир и покой.

Так было и на этот раз – не слышно было ни ругани, ни свар, только раздавались повсюду веселый смех, шутки и похвалы, которые гости воздавали и хозяину Эгиру, и его слугам.

Нерадостен и невесел был на этом пиру только один Локи. После подлого убийства Бальдра не унялись в нем злоба и зависть к прочим богам, а, наоборот, стали возрастать день ото дня. Угрюмо и недобро смотрел он и на Эгира, как на любимца асов, и с нараставшей злобой слушал, как нахваливают все вокруг его верных кравчих Эльдира и Фимафенга. Завидно было сыну Лаувейи, что всем вокруг так хорошо и весело, и задумал он испортить праздник. Придравшись к тому, что Фимафенг, разнося пиво, нечаянно задел его локтем, он ударом меча зарубил его на месте.

Возмущенные его поступком асы в негодовании вскочили со своих мест.

– Ты заслуживаешь самой суровой кары, Локи! Убить слугу хозяина у него на пиру – это тяжелый грех! – гневно воскликнул Один. – Но из уважения к нашему дорогому Эгиру мы не станем проливать в его доме твою кровь. Уходи от нас и не смей больше сюда возвращаться.

Испугавшись гнева богов, Локи вышел и долго бродил вокруг дворца Эгира. Его злоба не унималась, а росла с каждым часом. Когда же до его ушей долетел голос Браги, рассказывавшего очередную забавную историю, и он услышал веселый смех асов, сын Лаувейи не выдержал и снова направился в пиршественный зал.

– Напрасно ты идешь туда, Локи, – остановил его Эльдир, которого тот встретил по пути. – Боги и так уже сердиты на тебя, не вызывай же понапрасну их гнев.

– Я не боюсь их! – гордо воскликнул Локи. – Посмотри, я сейчас еще и не так испорчу им веселье!

– Ох, не миновать беды! – в ужасе молвил верный слуга Эгира.

Но Локи, оттолкнув его, смело вошел в зал.

При виде его бог поэзии умолк, а остальные гости перестали смеяться.

– Чего это ты замолчал, Браги? Продолжай, я тоже хочу послушать твою очередную байку, – спросил его Локи, дерзко подходя к столу. – Или ты меня испугался? Трепать языком ты хорошо умеешь, но в настоящем деле ты просто трус и боишься битв и сражений.

– Вот когда мы выйдем отсюда, я тебе покажу, какой я трус, – буркнул Браги, багровея от гнева.

– Перестаньте ссориться в чужом доме! – сурово сказал Один. – Молчи, Браги. А ты, Локи, наверное, потерял рассудок, если пришел сюда снова, чтобы затеять с нами ссору! Уходи отсюда немедленно!

– Вот ты, Один, – стал упрекать его Локи, – не раз говорил мне, что ни одного кубка не выпьешь без меня и что все твое вино или пиво в той же степени мое! И теперь ты гонишь меня? Грош цена твоим словам!

Один в гневе осекся. Подумав, он тяжело вздохнул и распорядился:

– Ну что же… Видар, подвинься! Пусть сядет с нами снова отец Фенрира-волка. Да, и налей ему штрафной кубок. Пусть скажет здравицу в честь всех асов и поклянется, что впредь будет вести себя подобающе в гостях у нашего доброго Эгира.

Тогда Видар встал и налил кубок Локи, и тот, подняв его, обратился к асам:

– Славьтесь все, асы и асиньи, славьтесь, могучие боги! Хвала вам и честь! Но только одного я не стану чествовать – труса Браги, что сел в середине.

Еле сдерживая себя, Браги ответил:

– Я готов подарить тебе меч и коня, и откупиться от тебя золотым кольцом, только ты бы не начал снова затевать ссору! Ох, Локи, не гневи богов понапрасну!

– Не дашь ты мне коня и кольца ты не дашь, поскольку ты не только труслив, но и жаден! – продолжил издеваться Локи.

– Ну, Локи! – вспыхнул от гнева Браги. – Когда б не были мы у Эгира в доме, я бы снес тебе голову!

– Ну-ну, давай! За чем же дело-то стало? – стал подстрекать его Локи. – Ты только и умеешь, что украшать собой скамью на пирах и трепать языком, а на деле ты ничего не стоишь! Давай же, чего ты ждешь? Сразись со мной прямо здесь и сейчас! Храброму воину ничто не помеха, чтобы отстоять свою честь!

Разъярившись, Браги вскочил с места и потянул меч из ножен, но тут в ссору вмешалась Идунн:

– Браги, не надо у Эгира в доме драться с Локи! Уместны ли распри среди нас, родных друг другу асов?

– А ты, Идунн, вообще молчи! – цыкнул на нее Локи. – Из всех богинь ты самая падкая на мужиков! Потому, наверное, и говоришь о родных тебе асах, поскольку все они хорошо сроднились на твоем ложе, не так ли?

– Локи, за что ты меня оскорбляешь? Я ведь и словом тебя не обидела, только хотела, чтобы вы с Браги не ссорились! – до слез обиделась Идунн.

Тут вмешалась Гевьон и тоже попыталась унять ссору:

– Не плачь, Идунн, Локи просто пошутил! Ведь он слывет среди нас известным шутником, просто уж язык у него такой, не в меру острый!

– А ты-то куда полезла? – напустился на нее Локи. – Молчи лучше. Или мне напомнить о юнце, который тебя совратил? Ты не лучше Идунн, такая же развратница!

Тут вновь не сдержался Один:

– Локи, ты явно безумен! Не дерзи и не гневи Гевьон: ведь ей, как и мне, открыты и ясны судьбы всех сущих! Нельзя пререкаться с теми, кто намного мудрее тебя!

– Я бы, пожалуй, послушался тебя, Один, если бы ты сам был действительно мудр и справедлив, – насмешливо возразил владыке мира сын Лаувейи. – Но ты не лучше нас всех. Вспомни, сколько раз ты нарушал свои клятвы и обещания; вспомни, сколько раз, решая дела и споры между людьми, ты присуждал победу не тем, кто ее достоин, а тем, кто тебе больше нравился. Это ты первым нарушил обеты, это ты первым напал на ванов и пролил их кровь! Это ты обманул бедняжку Гуннлёд, похитив у нее «поэтический» мед!

– Молчи, дерзновенный! – закричал Тюр, поднимаясь со своего места. – Как смеешь ты разговаривать так со старейшим и мудрейшим из нас? Молчи, или ты дорого расплатишься за каждое свое слово!

– Вспомни о руке, которую тебе отгрыз мой сын, и перестань мне грозиться, – ответил Локи. – Не ровен час, потеряешь и вторую.

– К чему говорить о прежних делах, о том, что было в давнее время? К чему старое трогать? Кто кому что отгрыз, уже теперь неважно! – вмешалась Фригг.

– И ты, Фригг, молчи! Ты тоже нравом распутна: хотя законный муж тебе Один, а обнимала ты и Вили, и Be!

– Ты точно рехнулся, Локи! – покачала головой Фрейя.

– А ты нет? – расхохотался наглец. – Не ты ль одержима любовным безумием, ты, спавшая со всеми асинья? Все про тебя известно – ты наставляла мужу рога, и не только с богами! Ты даже делила ложе с карлами, чтобы украситься ожерельем Брисингов!

– Невелика в том беда, что женщина дарит любовь мужчинам, – насмешливо произнес Ньёрд. – Гораздо хуже, когда мужчина перестает быть им. Молчи, ты, женовидный и женозадый распутник!

– Сам молчи, – промолвил сын Лаувейи, нахально садясь за стол. – Ты, Ньёрд, наш заложник и не имеешь права так со мной разговаривать.

– Пускай мой муж заложник, но зато он не бегал кобылой и не рожал жеребят, – вмешалась Скади. – Уходи, Локи, уходи, ты, рожавший женовидный распутник. Здесь тебе больше нечего делать!

– Ты говоришь так, потому что из-за меня погиб твой отец, Скади, – рассмеялся Локи. – Но я не боюсь ни тебя, ни кого другого из богов и поэтому останусь здесь!

– Нет, тебе придется уйти! – воскликнул Хеймдалль.

– Кто это там гавкает и виляет хвостом? Ах, да это ты, Хеймдалль? Бедняжка! Ты, преданная сторожевая собачка асов, тяжко тебе приходится! Так привык сторожить богам их дом, что и сейчас тявкаешь! Посмотрите на него – аж взмок от усердия! Не лай так громко, побереги легкие до Рагнарока, а не то не сможешь протрубить в Гьяллахорн, когда прискачут Сыны Муспелля!

– То не твоя печаль! – ответил Хеймдалль. – Лучше позаботься о своей шкуре! Слышишь раскаты грома? Это сюда едет Тор. Беги, пока не поздно!

– Если бы ты сопровождал нас в Ётунхейм и видел, как ваш прославленный бог грома трусливо спрятался в рукавице великана Скрюмира, ты б не стал меня им пугать, – отвечал Локи.

Но в этот момент в дверях зала показался Тор и, услышав последние слова бога плутовства, затрясся от гнева.

– Прочь отсюда, Локи! Беги отсюда, пока Мьёлльнир не заставил тебя замолчать навеки! – загремел он, вздымая молот.

– Хорошо, я уйду, – уже спокойнее сказал Локи. – Я знаю, что в битве никто не может устоять против тебя, а все-таки и ты хорош! Кто раскроил голову нашему каменщику? Кто первым начал войну с ётунами?

– Прочь! – хором закричали и асы, и асиньи.

– Ухожу, ухожу! – со смехом отозвался Локи, боком выбираясь из-за стола. – А вы оставайтесь и подумайте над моими словами.

– Вернемся к пиру! – сказал Один. – Пусть эта собака долает, нам на него наплевать! Будем веселиться дальше.

– Веселитесь, – отозвался Локи, дойдя до двери, – веселитесь со слезами на глазах. Я ведь еще самого главного вам не сказал! Знайте же, что это из-за меня погиб Бальдр, ибо это я вложил в руки Хёду стрелу из омелы! И из-за меня он не вернулся от Хель, ибо именно я в образе великанши Тёкк не стал о нем плакать. Трепещите, ничтожные боги, ибо я приблизил час Рагнарока! Прощайте!

И с этими словами Локи исчез, а асы остались немо сидеть, потрясенные услышанным…

* * *

После этого события асы уже никогда не собирались у Эгира. Локи бежал и потом был схвачен и скован, а боги стали в ужасе ждать пришествия Рагнарока, понимая, что, скорее всего, он уже не за горами. Но все эти истории вы уже слышали.

А между тем в мире людей творились такие дела, что о них следует рассказать особо. Предсказания норн сбывались – золото слепило людей, и много героев погибло из-за этого блеска.

Так слушайте же далее новые саги о великих героях и славных викингах, о жизни в боях и кровавой смерти и мотайте на ус!

Книга вторая