Вещего Бояна и след простыл…
Давно умолк певец, но в белокаменных палатах Владимира стольнокиевского продолжал кипеть веселый пир.
Наконец гости напились, наелись. Позвал Владимир Святославич гридней, чтобы они позвали калику перехожего, усадили на почетное место поближе к князю и княгине.
Бросились гридни за певцом, да скоро вернулись с пустыми руками. Вещего Бояна и след простыл…
Часть IIКнязья-родоначальники
Вступление«Песни по былинам сего времени»
И снова у Владимира Святославича в белокаменных палатах гремел веселый пир.
Но вот зашел калика перехожий. В износившемся цветном платье, с истрепавшейся сумкой из рыжего бархата и в сапогах, из носков которых давно выпали драгоценные каменья.
Стал калика у двери, поклонился Владимиру и его супруге княгине Рогнеде и сказал:
– Здравствуй, Владимир стольнокиевский! Поишь ли, кормишь ли путников?
Обрадовался князь.
– А, здравствуй, Вещий Боян, Велесов внук. Тот, кто, если песнь хочет петь, белкой-мысью по древу взбегает, серым волком через леса и долы перескакивает, сизым орлом под облака устремляется! Садись с нами, пить и веселиться!
Кликнул Владимир Святославич гридней, и они усадили певца на дальний конец дубового стола, на край скамьи. Ведь все другие места были заняты именитыми гостями. Ничего не сказал Боян. Усмехнулся только себе в белую бороду.
– О чем же ты поведаешь нам на этот раз? – спросил Владимир.
Ответил калика перехожий:
– Прежде я пел о богах. Но пришло время рассказать о начале князей славянских, да не по замышлению Велеса, а по былинам сего времени!
Не десять соколов запустил Вещий Боян на стаю лебедей, но свои вещие персты возложил на яворовые гусли.
И услышали гости такие песни…
Песнь перваяБелый орел и девичья война
Прус, Лех и боги-короли
Мирно жили скифы – потомки Скифа – на берегах Борисфена-Днепра. Но вот с востока и запада надвинулись враги: готы и аттилы. В довершение всех бед между самими людьми вспыхнули распри.
И тогда князь по имени Словен, отличавшийся мудростью и отвагой, сказал соплеменникам:
– Разве нет еще земель, годных для поселения? Оставим вражду и отправимся в полуночные страны, из которых родом наши пращуры!
Народ Словена и его жены Шелони, подобно острокрылым птицам, перелетающим через бескрайние пустыни, устремился на север.
Долго пришлось скифам искать подходящее место для поселения. Не все выдержали трудности пути. Кто-то затерялся в бескрайних лесных дебрях, кто-то, как Бус, сын Словена, решил повернуть назад, на берега Борисфена-Днепра.
Другие сыновья Словена – воеводы Прус, Лех и Чех – не стали искушать судьбу и выбрали земли между Дунаем и Вислой. Само, Хорват и Звонемир ушли еще дальше на запад.
Прус первым пришел со своим племенем к реке Висле, впадавшей в широкий залив Ирийского моря. Некоторые утверждают, что Прус был не славянином, а родичем римского императора Августа. Он основал многие города по Висле и Неману. Потомки Пруса расселились по всему Поморью, до острова Руяна и земель данов.
Теперь послушай, светлый князь, что приключилось с Лехом и Чехом.
Говорят, что Лех и Чех вместе добрались до горы Ржип. Там их пути разошлись. Лех спустился в обширную равнину, а Чех отправился в горную страну Богемию.
Люди Леха все ждали, что боги дадут знак, который положит конец их странствиям. И вот они набрели на огромное гнездо, над которым грозно парил огромный белый орел.
Лех приказал своим воинам нарисовать на щитах его изображение. Так появился герб лехитов.
Затем Лех отравился со своим потомством по нескончаемым рощам, пока не пришел к некоему месту с плодородной почвой, изобилующему дикими зверями и рыбой.
Лех разбил шатер, намереваясь построить себе и своим людям первое жилище. При этом его слова были: «Будем вить гнездо». Вот почему свою первую столицу лехиты назвали Гнезно.
Не сразу город окружили каменные стены. Сначала это была высокая земляная насыпь с частоколом наверху. Простые деревянные дома служили лехитам храмами.
Прежде всех народ почитал владыку вод и подателя богатств Йесу. Ему приносилось больше жертв, чем другим божествам. Ладона – сына небесного кузнеца Сварога – считали покровителем воинов. Его просили даровать победу над врагами. Богиню любви именовали Дзидзелией. А Ние – богине подземного царства – даже воздвигли особое святилище, к которому в Гнезно сходились изо всех мест.
Кроме того, земледельцы почитали Цизу и Морану, принося в жертву пшеничные зерна. Не оставалась и без подношений Подага, которая ниспосылала хорошую погоду, а также бог жизни Сиве.
А поскольку держава лехитов была основана в краю обширных лесов и рощ, в них, как передавали древние, обитала и встречалась людям Девана. Изваянию богини, которая считалась и женщиной, и девой, замужние женщины и девушки приносили жертвы.
Но некоторые утверждают, что во времена Леха люди поклонялись главным образом Триглаву, величайшему из богов. Триглав был отцом бога Сиве.
Сиве было сооружено святилище на горе Сивец. Там, в первых днях травня[11], собирался бесчисленный народ. Считалось, что Сиве, верховный владыка Вселенной, превращается в кукушку, дабы объявить кукованием срок жизни молящихся. Поэтому тот, кто убивал кукушку, считался преступником и карался смертью.
Также лехиты почитали Радегаста, которого называли Дадзибогом, то есть Подающим Блага.
Иноземцы считали лехитских богов королями и королевами, которых люди со временем возвели в сонм небожителей.
Так Ния, последняя из потомства Леха, правила во времена Геркулеса Ливийского, который, обойдя почти все народы, когда прибыл в северные края, освободил ее от ига собственных подданных и породил с ней трех сыновей, старший из которых звался Скиф.
Йеса, воинственнейший король лехитов, при жизни был добрым, щедрым, великодушным господином.
Король Ладон почитался как покровитель браков, поскольку дал варварскому народу обычай брать одну жену.
Морана была отважной королевой славян Маршиной.
Лель, один из сыновей-близнецов Лады, являлся супругом королевы Лоны. О нем известно, что он носил герб своего предка Скифа, то есть полумесяц рогами кверху.
Брат же Леля – Полель слыл стражем отечества. Верили, что их обоих послали верховные боги Триглав и Сиве. Лелю возлагали жертвы князья, а Полелю – весь народ.
Каждому было сооружено святилище из белого камня в главном городе Кародун[12], недалеко от гор, называемых Татры, где народ приносил им жертвы – особо для этого откормленных жирных свиней.
Крак
Долго правил Лех, но в конце концов состарился и умер. А его сын Крак не захотел жить на отчей земле. Его привлекли богатства римских областей. Распустив слух о том, что он-де является сыном самого наместника Пана, Крак обрушился с дружиной на Паннонию и Каринтию.
Собрав богатую добычу, Крак со славой возвратился к лехитам. Но еще в дороге, в верховьях Вислы, у подножья высокого Вавельского холма, он увидел живописное место. Там находилось древнее святилище бога Сиве, в котором стояло изваяние, отлитое из золотистой бронзы. Оно изображало бога, одетого в львиную шкуру, с узловатой дубиной, поросенком и быком у ног[13].
Место так понравилось князю, что он велел выстроить город, объявив его новой столицей.
Однако очень скоро Крак узнал ужасную тайну Вавельского холма. Оказалось, что в пещере под ним обитает страшное чудовище – дракон, которому надо ежедневно пригонять целые стада скота, иначе оно бросалось на людей. Пещеру эту сами лехи назвали Смочей (Драконьей) ямой. По всей видимости, это был Смок – один из отпрысков того самого трехголового змея Тасана, который некогда осаждал светлый Ирий, жилище богов.
Не мог больше терпеть такого разорения Крак. Решил он прибегнуть к хитрости. Вместо скота подложил чудовищу коровью шкуру, наполненную горящей серой. Прожорливый дракон проглотил это чучело и задохнулся.
Иные говорят, что против хозяина Вавельского холма выступил не Крак, а его сыновья. Якобы после смерти чудовища братья поссорились из-за того, кому из них принадлежит победа. Один из братьев убил другого, а затем, возвратившись в замок, сказал отцу, что второй брат погиб в битве с драконом. Однако после смерти Крака тайна братоубийцы была раскрыта, и его изгнали из страны.
Но вот старость настигла Крака. Видя его одряхление, каждое племя избрало своего князя. Тогда Крак, предчувствуя неминуемую гибель отчизны, собрал общее вече и спросил:
– Разве не я вознес славу отечества на недосягаемую высоту? Разве не я выстроил новую столицу? Разве не я избавил народ от злобного чудовища?
– Ты! Ты! – закричали люди.
Возрадовался Крак. Сразу помолодел. Велел подать себе заранее заготовленную искусными кузнецами корону и воскликнул:
– Как мир без солнца, так и страна без короля!
Прошло еще очень много лет. Умер Крак. И тогда благодарные люди постановили назвать столицу Краковым городом. А на могиле короля насыпать высокий холм.
Говорят, что землю для холма носили в рукавах. С тех давних пор каждую весну лехиты празднуют Ренкавку, то есть День Рукава.
Задумался стольнокиевский князь Владимир. Не зря Олегу, правившему русскими землями во время малолетства Игоря Старого, приходилось завоевывать города – Смоленск, Любеч, Киев, склонять к покорности их гордых властителей. Не зря Ольге, преемнице Олега, пришлось жестоко отомстить древлянам за гибель мужа: казнить князя Мала и сжечь его столицу Искоростень. Все ради того, чтобы, как и королевство лехитов, единой и процветающей была земля русская, не делилась на мелкие уделы.
А струны Вещего Бояна продолжали звучать…
Ванда и Ридигер
После смерти Крака престол занял его сын Лех II. Говорят, что из жажды власти он убил многих вельмож. Чтобы никто не догадался о причинах смертей, людей закалывали во время охоты, а тела погребали в песке.
Наконец Лех II умер, и народ попросил занять престол Ванду, его сестру, в отличие от кровожадного брата слывшую девушкой разумной и справедливой.
Необычайная красота и острый ум королевы помогли усмирить самых яростных врагов. Так некий князь Леман, задумавший отобрать трон у Ванды, оказался не в силах противиться ее чарам. Выронив уже занесенный над королевой меч, он пал перед ней на колени, подобно рабу.
Однако не одно обаяние королевы повергало ниц неприятеля. В битве у Скотницкого озера Ванда разбила войска тевтонов.
Некоторое время после этого лехиты благоденствовали, все было тихо и хорошо.
Так продолжалось до той поры, пока к Ванде не посватался конунг по имени Ридигер. Королева решительно отказала Ридигеру – она не хотела выходить замуж за иноземца, к тому же о конунге ходили слухи как о человеке жестоком. И все же истинной причиной было то, что Ванда превыше всего на свете ставила свою девственную чистоту.
Возвратившись в родные края, Ридигер прислал Ванде письмо следующего содержания: «Я, прежде не устоявший перед твоей красотой, отныне твой враг».
Ванда очень опечалилась. Хотя она не желала войны, но предпочла гордый и прямой ответ: «Если ты проиграешь, то проиграешь женщине. А если победишь, то не покоришь ее сердца».
Узнав о том, что разозленный Ридигер собрал несметные силы данов, свеев, а также давних недругов лехитов – поморян, чтобы силой принудить королеву к браку и захватить ее страну, Ванда сказала своим воеводам:
– На этот раз враг очень силен. Но я лучше взойду на костер, чем стану женой Ридигера!
Отправившись на берег Вислы, Ванда долго молилась богу Йесе. Вдруг забурлила вода, и Ванда увидела голову, покрытую тиной и увенчанную, словно короной, белыми кувшинками.
Сказал ей Йеса:
– Я помогу тебе, если ты обещаешь принести в жертву самую чистую и красивую вещь, которая найдется в твоем королевстве.
Подумала Ванда: «Наверное, владыка вод говорит о ягненке с белоснежной шерстью». И согласилась принести обет.
Настал день битвы. Сошлись рати на широком поле.
Но не успели лучники натянуть луки, а меченосцы вынуть мечи из ножен, как королева, безоружная, вышла навстречу войскам Ридигера. Ее тело было окружено нестерпимо ярким белым светом.
Воины Ридигера, признав в Ванде саму богиню Фрейю, в ужасе бросились врассыпную.
Сам же Ридигер в отчаянии, что не смог принудить лехитскую королеву к браку даже войной, кинулся на меч со словами:
– Да правит Ванда морем, землей и воздухом!
В блеске славы возвратилась королева в Краков. Но тут внезапно стала прибывать вода в реке. Ванда велела привести жрецам ягненка. Но не приняла Висла жертвы. И поняла королева, что имел в виду Йеса, когда брал с нее страшную клятву.
Только не дрогнула Ванда. Простившись с людьми, она подошла к высокому берегу и бросилась с него в реку…
Деревянное воинство короля Лешека
После смерти королевы Ванды прервалась династия Крака. Начались ссоры и междоусобицы.
Римляне, помнившие разорение Паннонии и Каринтии, вторглись в королевство. Сперва они заняли Моравию, потом Силезию, пока не добрались до Великой Полонии.
В то время там жил один человек. Был он искусным столяром. И вот, когда римляне подступили к его родному селению у Лысой горы, столяр по просьбе старейшин вырезал из дерева фигуры солдат и рыцарей.
Устрашившись вида многочисленного лехитского войска, враги отступили. А искусный столяр был избран королем, приняв имя Лешек, что означало «мудрый».
Когда бездетный король Лешек отошел к праотцам, вновь наступил период безвластия. Страна погрузилась в распри. Чтобы их прекратить, знать решила избрать себе нового короля. Искатели трона должны были проскакать через поле на коне до отмеченного идолом Йесы места, и первый достигнувший его становился королем.
И вот некий юноша решил прибегнуть к хитрости. Он тайно усеял поле шипами и присыпал песком, оставив для себя узкую тропинку, а копыта своего коня защитил железными подковами. Однако накануне состязаний некий парень, решивший ради забавы пробежать через поле до кумира Йесы, поранил ноги о шипы, раскрыв коварный замысел хитреца.
В день состязаний юноша без помех первым добрался до меты, в то время как его соперники были посрамлены. Однако во время забега парень, который накануне только немного изранил ноги, под всеобщий смех пешком, окольными тропами, тоже побежал к идолу Йесы.
И хотя он не сумел опередить хитреца, ему удалось уличить юношу в коварстве. Обманутые соперники в гневе разорвали наглеца на части, а парня, в соответствии с законом, избрали королем, хотя он и был низкого звания. Чтобы старое имя не мешало ему править, он взял новое имя и стал зваться Лешеком II.
Лешек II много и успешно воевал с окрестными народами: паннонцами, моравами, чехами и другими, значительно расширив свои владения. В мирное время, чтобы поддерживать боевой дух войска, он устраивал сборы и состязания. Среди своих подданных Лешек II прославился щедростью, справедливостью и скромностью.
Правление короля было долгим, и Лешек II умер в преклонном возрасте в бою с сыном Карла Великого, завещав лехитский трон единственному сыну, также носившему имя Лешек.
Побежденный Лешеком III, вождь моравов был вынужден выдать за него свою сестру Юлию. Она родила королю первенца, назвали его Попелем. Сама Юлия стала основательницей двух городов, названных по ее имени: Лебуса (Юлиуш) и Люблина (Юлин).
Решение вождя моравов вызвало недовольство старейшин, и тому пришлось отозвать сестру обратно.
После этого Лешек III взял себе нескольких жен и наложниц, которые впоследствии родили ему еще двадцать сыновей: Болеслава, Казимира, Владислава, Вратислава, Оддона, Барвина, Пшибыслава, Пшемыслава, Якса, Земиана, Земовита, Земомысла, Богдала, Спытигнева, Спытимира, Збигнева, Собеслава, Визимира, Крашимира и Вислава.
Попель, съеденный мышами
Предание гласит, что одного из лехитских королей, потомков Лешека, звали Попелем. Был он человеком скверным: жадным, ленивым, трусливым. Больше всего боялся, что родственники отнимут у него корону.
Притворившись смертельно больным, Попель пригласил всех родственников и попросил их решить вопрос о том, кто будет королем, когда он умрет. Во время совета жена Попеля подала гостям питье с отравой – и все они умерли.
Обрадовался король, что теперь у него нет соперников, приказал бросить тела родичей непогребенными, будто принося их в жертву богам.
Но не приняли боги жертвы от злодея. Убийство гостей не должно было остаться без отмщения! Там, где лежали тела отравленных, появились огромные мыши. И нельзя было спастись от них ни огнем, ни мечом.
Пытался Попель убежать от них в высокую башню, но и там настигли и загрызли его мелкие злобные твари. Так окончил король свою постыдную жизнь.
Пир Пяста
После гибели Попеля королевство лехитов распалось на отдельные княжества: полян, силезцев, куявов и мазовшан.
И вот как-то раз в городе Гнезно король полян Попель II устроил пир в честь возмужания своих сыновей. Неожиданно без приглашения на пир пришли двое чужеземцев.
Их не только не пустили за стол, но и выслали прочь из столицы.
Бродя в поле, чужеземцы случайно встретили пахаря Пяста. Тот, будучи человеком добрым, пригласил их в свою хижину.
Оценив гостеприимство хозяина, путники сказали ему:
– Пусть наш приход даст тебе избыток благополучия, а твоему потомству принесет честь и славу!
Хотя Пяст жил бедно, он велел жене Жепихе выставить чужеземцам последний бочонок пива и заколоть последнего поросенка.
Но когда странники сели к столу, случилось настоящее чудо. Сколько бы они ни пили и ни ели, пиво в бочонке не убавлялось, а мясо в котле не переводилось.
Посовещавшись, Пяст и Жепиха привели к чужеземцам своего сына. Те совершили обряд пострижения[14], дав сыну пахаря имя Земовит.
Возмужав, Земовит изгнал Попеля II и сам стал князем полян.
Некоторые говорят, что чужеземцев изгнали не из Гнезно, а из Крушвицы. Причем избрание князя состоялось во время второго появления чужеземцев, которые только тогда сотворили чудо, умножив еду и питье. Князем же был избран не Земовит, а сам Пяст, называвшийся так потому, что «ростом был мал, но крепок телом и красивой наружности».
Крок и Нива[15]
Другой из братьев, Чех, привел свой народ в те благодатные места, где берет свое начало большая река Лаба. Как чудесна была эта не подвластная никому земля! Была она полна зверей и птиц. Воздух в ней был приятен и легок, а реки изобиловали рыбой.
После смерти Чеха владение его землями – Чехией – было предложено его брату Леху, но тот отказался в пользу Крока, главы одного из родов. Крок принял предложение и переехал в Будин.
Крок был колдуном и умел говорить с богами. Желая найти безопасное место для основания города, он стал молить богов и вскоре нашел его на правом берегу реки Влтавы среди густого леса. Там, на высокой скале, он и основал город и крепость Вышеград.
Некоторые говорят, что Крок пришел вместе с Чехом. В то время он был еще юношей и занимался тем, что пас коней на лесной опушке. Пока кони паслись, Крок отдыхал под сенью раскидистого дуба.
Однажды юноша увидел, как змей, ужасное порождение Тасана, выполз из расщелины в земле и обвил ствол могучего дерева. Все туже и туже стягивались чешуйчатые кольца. И тут Кроку как будто почудился девичий стон.
Не раздумывая, Крок выхватил нож и набросился на змея. Получившее раны чудовище, обагрив траву черной кровью, с шипеньем уползло обратно под землю.
Едва все стихло, как морщинистый ствол заскрипел и расступился. Перед глазами изумленного Крока предстала девушка невиданной красоты. Одеждой ей служило платье из зеленых резных листьев, а украшениями – прекрасные желуди.
– Кто ты? – спросил юноша.
– Я Нива, дочь Свобы, богини лесов, которую ты сегодня спас. Ведь я дух этого дуба, в нем заключена моя жизнь!
Затем Нива сорвала три веточки и, протянув их Кроку, сказала:
– В одной из них заключена слава, в другой – богатство, в третьей – удача в любви. Выбери любую из них – и ты будешь счастлив.
Крок, смутившись, ответил:
– Мне не нужна ни одна из этих веточек. Слава порождает гордыню, богатство – алчность, а удача в любви ввергает в пучину страстей. Если ты и впрямь хочешь, чтобы я был счастлив, даруй мне мудрость.
Нива сказала:
– Будь по-твоему. Но, вкушая сладкий плод мудрости, не пренебрегай его кожурой: мудрецу сопутствует слава, ибо все его почитают, он один по-настоящему богат, ибо довольствуется тем, что имеет, и только мудрый бывает счастлив в любви, поскольку не отравляет ее суетными и нечистыми помыслами.
С этими словами Нива отдала Кроку все три веточки.
Крок покинул селение, в котором жил, и поселился в лесу. Под заветным дубом он построил себе хижину, посадил сад, развел огород. Каждый вечер Нива спускалась с ветвей и беседовала с Кроком о тайнах мироздания, скрытых от людей, но известных духам.
Крок и прекрасная дочь Свобы полюбили друг друга. Вскоре у них – одна за другой – родились три дочери: Кази, Цэтка и Либуше.
Слава о мудром отшельнике Кроке разнеслась по всей Чехии. Поэтому, когда умер старый Чех, старейшины рода пришли к Кроку просить его принять власть. Ему принесли шапку Чеха, его посох и плащ – и воздали великие почести.
Крок стал князем-правителем Чехии. Он по-прежнему жил в лесу, куда приходили к нему люди со своими спорами и тяжбами, а он судил их по справедливости.
Шли годы. Дочери Крока подрастали, а их мать Нива оставалась, как и прежде, молодой и прекрасной. Но однажды она сказала:
– Нынче в полдень рухнет мой дуб, а с ним умру и я.
Крок воскликнул:
– Как может случиться такое? Ствол дуба крепок, ветви мощны, корни глубоко уходят в землю. Он простоит еще сто лет!
Нива печально покачала головой.
– Ничто, кроме самих богов, не вечно в мире Сварога и Лады. После того как я согласилась стать твоей женой, я перестала быть бессмертной.
Не теряя времени, Крок отправился в храм. Он собрался принести богатые жертвы Перуну, чтобы тот пощадил Ниву. Но бог-громовержец сам явился Кроку в огне и дыме костра.
– Не печалься, князь! Нива выбрала свою судьбу. Но я сделаю так, что после смерти ее тело невредимым перенесется прямо в светлый Ирий. Очень скоро вы оба встретитесь в царстве богов!
В полдень небо заволокло тучами, налетел ветер, разразилась гроза. Огненная молния ударила в вершину дуба и разбила его в щепки. В тот же миг Нива умерла, а тело ее бесследно исчезло.
Перун сдержал клятву. Ненадолго Крок пережил свою супругу. И вот, когда он умер, три его дочери, мудрые сестры – Кази, Цэтка и Либуше – долго молили милостивого Мерота, чтобы тот осветил отцу путь в загробный мир, а Радамаш помог увидеть Ниву.
Сестры начали править чешским народом…
Вот что о них говорили. Кази умела предсказывать будущее. Цэтка учила людей поклоняться богам: Сварогу, Моране, Перуну и Летнице. Либуше же мудро разбирала все споры. Она тоже обладала даром пророчества и считалась главной правительницей чехов.
Кази и Бивой
Когда Либуше правила Чешским краем, объявился чудовищный вепрь. Его прозвали грозой окрестностей Сорочьей горы. Говорят, Дирцея и Зелу, дети Велеса, вскормили вепря отравленными желудями.
Сколько бед он натворил! Сколько хлеба вытоптал на полях; а скота загубил, а охотничьих собак и коней – великое множество!
Когда на вепря выехал Святослав, сын Божея, чудовище распороло у его коня грудь и брюхо. Самому герою пришлось спасаться постыдным бегством.
Между тем Кази жгла в костре колдовские травы в роще у Езерки. Там находилось святилище лесных богинь – Свобы, Скатии и Туа. Они были вырезаны в виде женщин, укутанных шкурами и зеленой листвой. Кази пыталась выведать имя того героя, которому удастся справиться с вепрем.
И вот, в треске сучьев, Кази послышался голос Свобы: «Бивой…» А потом, в клубах разноцветного дыма, княжна увидела…
Витязь Бивой решил вступить в единоборство с вепрем. Долго искать зверя ему не пришлось. Ведь никто не отваживался ездить мимо лощины под Сорочьей горой. Там, в логовище, у лужи под старыми буками, лежал вепрь. В ней он в полдень купался и валялся в грязи. А когда комары одолевали, зверь, потершись спиной о стволы деревьев, выходил на охоту.
Сначала Бивой думал выждать, когда питомец Дирцеи и Зелу вернется к своему логову, но едва дошел до края лощины, как вепрь выскочил из чащи и так неожиданно устремился на витязя, что тот не успел наставить копье.
Дело было на открытом месте. Вокруг – ни единого деревца. Отскочить Бивой не мог, а на землю броситься не захотел.
Наклонив голову и выставив страшные клыки, вепрь кинулся на охотника. Но тот не дал ему размахнуться, а сам схватил его за уши и, крепко держа, взвалил себе на плечи…
Кази вскочила на коня и немедленно отправилась к Либуше в Вышеград.
Княжна, в белых одеждах, с распущенными косами, в задумчивости бродила по своему саду, разбитому у ворот замка. Увидев взволнованную Кази, Либуше нахмурилась. Какое очередное ужасное известие приготовилась сообщить ей сестра? Но Кази не успела раскрыть рта. Спокойствие и тишину нарушил ужасный шум.
Когда княжны вышли к народу, они увидели шагавшего в окружении толпы молодого, статного мужчину. Было видно, что он несет тяжелую ношу.
В изумлении глядели княжны на пришельца: на спине у него, брюхом кверху, лежал живой вепрь, которого он держал за острые уши. Не было у молодого охотника копья, зато на широком поясе висел меч, вложенный в ножны. Болотная грязь покрывала его сапоги. Свое бремя он нес так легко, словно было оно пушинкой: шаг его был тверд и уверен, колени не дрожали, ноги не подкашивались.
Вокруг ликовали горожане, показывая руками и копьями на лютого зверя. Вепрь дергался, яростно вращал налитыми кровью глазами и, скрежеща зубами, бил по воздуху копытами.
Увидев Либуше и Кази, толпа затихла. Смелый охотник встал перед княжнами.
– Кто ты? – спросила Либуше.
– Я Бивой, сын Судивоя! – ответил витязь, не сбрасывая с плеч зверя.
Затрепетало сердце Кази. А Бивой продолжил:
– Несу я этого кровожадного вредного зверя с Сорочьей горы. Если ты хочешь, он умрет на твоих глазах.
– Да будет так, – кивнула Либуше.
С криком обнажили мужчины мечи и подняли копья. Но среди смятения и шума послышался голос Бивоя:
– Я сам расправлюсь с ним. Я его поймал, я его и убью. Сомкнитесь теснее в кольцо, чтобы не мог он прорваться, а к ногам моим положите копье.
Было сделано так, как приказал охотник. Мужчины встали широким кольцом и приготовили копья. Все не спускали глаз с Бивоя. А он, осмотревшись, взглянул на княжон, и не смог оторваться от лица Кази.
Веки ее невольно дрогнули, когда Бивой с такой силой швырнул вепря оземь, что земля загудела. Но едва зверь упал, как Бивой схватился за копье, приготовившись к бою.
Как стихает ветер перед бурей, так затихло все, когда бросился вепрь на Бивоя. Но вот разом зашумел народ. Потрясая оружием, победно закричали мужчины, когда зверь на полном скаку наткнулся на копье охотника. Поток крови хлынул из пасти страшного животного.
В последний раз вепрь приподнялся и, словно подкошенный, рухнул на землю. Бивой выдернул из поверженного чудовища копье и наступил на щетинистую тушу правой ногой. Затем, вытерев с лица пот, сказал княжнам:
– Не будет он больше делать зла и наводить на всех страх, – и толкнул ногой голову хищника.
Снова раздались вокруг возгласы восхищения. А когда стало тихо, Либуше ласково молвила Бивою:
– Будь благословен богами ты и твоя сила! Ты освободил нашу страну от лютого зверя и сохранил нивы. Теперь, храбрый охотник, иди отдохни и подкрепись, дай покой телу и духу.
Она кивнула управителю замка, и тот повел гостя по ступеням в просторную палату.
Бивоя посадили за почетный стол в правом углу, мужчины уселись вокруг тяжелых столов и толстых чурбанов из столетних дубов. На столах расставили огромные жбаны, полные меда.
Все пили и величали Бивоя и его силу. Радостно внимал хвалам польщенный Бивой. Но взор его все ж украдкой обращался на тяжелые двери, за которыми скрылись Либуше и сестра ее Кази.
О прекрасной Кази думал Бивой, сидя на шумном пиру, думал о том, как бы ему вновь ее увидать.
Между тем догорела заря. Тени легли на дворе.
И вот из полумглы в дверях за колоннами показались княжны. Служанка Либуше несла за ними что-то, завернутое в тонкую кожу. Когда, по повеленью Либуше, узелок был развернут, на столе засверкал прекрасный пояс. Был он широкий, искусно прошитый красными ремешками, весь разукрашенный серебряными мелкими гвоздиками.
Княжна подала пояс Бивою и сказала, что сестра ее Кази сама выбрала для него эту награду среди сокровищ отца.
– Змеиный зуб и стебель чудодейственной травы зашиты в том поясе, – произнесла Кази с улыбкой. – Носи его, и никогда, даже в темные ночи, не заблудишься ты в дремучем лесу: не страшны будут тебе ни корень волшебный, ни ведьмы, ни ночные чудовища.
Поклонился молодой герой Либуше и Кази и поблагодарил их за ценный подарок. А все вокруг громко восхваляли княжон, почтивших мужскую удаль и силу.
Снова закипело веселье и не утихало до ночи.
На восходе солнца стал собираться Бивой домой, в родное селенье. Узнав о его сборах, к Бивою пришел управитель и сказал, что его ждет конь, оседланный по приказанию Либуше, а Кази тоже готовится в путь-дорогу в свой замок.
Опоясав себя драгоценным подарком, что получил вчера от княжон, вскочил Бивой на коня. Поблагодарил Либуше и отправился в путь, присоединившись к дружине сестры ее Кази.
Выехав ворота, все оглянулись и увидели на перекладине над воротами огромную голову дикого кабана, которого Бивой убил накануне. Черная и щетинистая, она свирепо скалила клыки.
Недолго пришлось Бивою ехать с дружиною Кази. Подозвала его княжна, и они продолжали свой путь рядом. А когда доехали до распутья, свернул со своей дороги Бивой и повернул коня вслед за Кази, прямо к ее замку, могучие валы которого отражались в водах Мжи.
Еще не минула осень, когда Бивой покинул свое селенье и род и навсегда поселился в Казином граде. Так сильно полюбила Бивоя княжна, что назвала его своим мужем.
Князь-пахарь
Некоторые мужчины-воины были недовольны, что ими правит Либуше. «У женщин волос долог, а ум короток», – ворчали они. Узнала об этом Либуше и сказала: «Выберите сами себе господина, а я стану его женой». И назвала она место, где находится будущий князь, и его имя: ведь она умела пророчествовать.
На следующий день послы взяли княжескую одежду и коня и отправились на место, которое указала им Либуше. Как она и предсказала, они увидели селянина, который в одежде кмета[16] пахал землю на пестрых волах. Звали его Пржемысл. Послы поклонились ему и сказали:
– Здравствуй, наш князь! Оставь волов и одежду кмета и садись на дорогого коня!
Остановился пахарь, воткнул в землю свою палку – и вырос из нее куст орешника. Затем он распряг волов и сказал им:
– Отправляйтесь туда, откуда пришли.
И волы сразу же исчезли, словно их и не было. Люди, видевшие это, были поражены. Пржемысл пригласил послов отведать его крестьянской еды – хлеба и воды. И показалась им простая еда слаще любых яств.
После этого пахарь надел княжескую одежду, сел на горячего коня и поехал в сопровождении послов к Либуше, которая вскоре стала его женой.
Вместе с Либуше Пржемысл установил строгие, но мудрые законы, которым с тех пор подчинялись трудолюбивые чехи. А чтобы народ не забывал, что первым его князем был пахарь, долго хранились в княжеском дворце сплетенные из лыка лапти Пржемысла. Они напоминали о том, что труд пахаря – основа жизни.
Клад Либуше
После свадьбы спустилась Либуше с Пржемыслом в глубокое подземелье, в котором лежали груды золота и серебра.
– Теперь этот клад твой! – сказала Либуше, показывая на скрытые в скале богатства. – Ты можешь взять столько сокровищ, сколько сочтешь нужным.
Но Пржемысл покачал головой.
– Пусть клад остается здесь. Свое богатство я добуду сам.
Потом княгиня привела супруга в сад, на то место под старыми липами, где сверкала серебряная голова грозного Перуна…
С тех пор Либуше с Пржемыслом любили сидеть в священном месте одни, проводя время в мудрых беседах. Часто гуляли они в сумраке рощи над Езеркой – там, где купалась Либуше девушкой со своими подругами, где расчесывали они ей прекрасные волосы и пели песни, милые ее сердцу.
Однажды стояла Либуше со своим мужем Пржемыслом, старейшинами и всей дружиной на скалистом утесе высоко над Влтавой.
Длинные тени лежали на буйно цветущих лугах, по которым бежал Ботич-поток. Роща на Волчьих воротах была залита светом заходящего солнца. Последние лучи золотили хлебные нивы, простиравшиеся в долине под Волчьими воротами и на обширной возвышенности правого берега Влтавы.
Все любовались прекрасным урожаем и, глядя на зреющие хлеба, радовались такой благодати. Один из старейшин вспомнил, что предстало глазам его много лет назад, когда стоял он на этом утесе с другими старейшинами.
– Какая глушь тут была! Лес да лес, вон как там! – И он махнул рукой на запад, на горы, лежащие за светящейся под солнцем рекой.
Все, стоявшие на Вышеградской скале, устремили взоры туда, куда указывал старец, – через реку с островами, на непроходимые дебри, что тянулись от берега вверх по склонам холмов, по Петржину, по Страгову[17], по всему обширному плоскогорью и дальше, сколько видел глаз.
Из-за вершин деревьев подымался вдали ровный столб белого дыма. Верно, какой-нибудь охотник зажег костер в лесной чаще.
– Пока не падут под топором дровосека те вековые дубы и буки, – молвил старец, – к нам еще долго будут жаловать в гости голодные волки. А какие леса дальше и по всей той округе! Пока не вырубят их… – Он не договорил: его уже не слушали.
Все затаили дыхание, замерли, боясь шевельнуться, и смотрели на молодую княгиню, стоявшую впереди. Лицо ее вдруг осветилось восторгом, взор запылал. Благоговейный страх объял сердца всей дружины.
Не замечая ни мужа, ни старейшин, вдохновенно простерла руки Либуше в сторону синеющих за рекой холмов и, устремив вдаль свой сверкающий взор, возвестила:
– Вижу город великий. До звезд вознесется слава его. Есть в лесу место, в тридцати гонах[18] отсюда, в излучине Влтавы. С севера ограждает его поток Брусница, что бежит в глубоком ущелье, на юге – скалистая гора, что возле Страгова леса. Там, в лесу, найдете вы человека – он обтесывает порог дома. И назовете вы город, что на том месте построите, Прагой[19]. И как князья и владыки склоняют головы, переступая порог дома, так будут они кланяться моему городу. Воздадут ему все честь и хвалу, и будет его слава велика во всем мире.
Либуше умолкла. Больше сказала бы она, но внезапно погас в очах ее свет вдохновения.
Тотчас люди отправились за реку, на гору, в старый лес, и нашли там человека за работой – всё, как предсказала Либуше. И начали на том месте строить город. Выстроив, прочно его укрепили, особенно на западе, со стороны Страгова леса (тут был город наиболее уязвим). Выкопали глубокие рвы, насыпали высокий вал, на валу поставили бревенчатые стены, над ними и над воротами – сторожевые вышки. В стены набили деревянных гвоздей и обмазали их глиной, смешанной с соломой. Так сделали, чтобы обезопасить стены от каленых стрел и от огня.
И был город, названный Прагой, хорошо укреплен, и царствовал он наряду с Вышеградом над всей Чешской землей.
Однажды пришли в Вышеград владыки и старейшины многих родов, славные в своем племени, и сказали Пржемыслу:
– Княже! Всего у нас вдоволь, всего в изобилии – и стад, и хлеба, и рыбы, и зверя, – только железа, меди да олова нам не хватает. Ты, мудрый, дай нам совет и замолви словечко перед княгиней, не откроют ли ей боги тех сокровенных мест, где залегают руды.
Выслушав их просьбу, приказал им Пржемысл идти в свои селенья обратно, а на пятнадцатый день опять быть во дворце. Тогда они всё узнают.
Когда явились владыки и старейшины в назначенный день, увидели Пржемысла, сидящего на княжеском троне, а рядом Либуше на деревянном троне, помеченном ее родовым знаком.
– Чехи, внимайте словам своей матери. Ими обогатит она вас и ваших потомков! – воскликнул Пржемысл.
Взоры ходоков устремились на княгиню. А она встала с трона и подошла к краю крепостной стены.
– Дети Велеса, Зелу и Дирцея, поведали мне…
Простерев руки, обратившись на запад солнца, Либуше возвестила:
– Вижу Бржезовую гору. В ней скрыты жилы серебра. Кто ищет, тот найдет там богатство. Но сосед с запада, званый и незваный, захочет завладеть серебром. Остерегайтесь, чехи, как бы из даров вашей земли чужеземцы не сковали оковы рабов!
Повернувшись на левую сторону, встав против юга, промолвила:
– Вижу Иловую гору. Она полна золота. Но ваша мощь исчезнет, если ваши сердца наполнятся алчностью и злобой.
Встав на восток солнца, Либуше сказала:
– Там находится гора с тремя вершинами. В ней трижды иссякнут металлы и трижды объявятся вновь. Чужеземцев она будет манить, точно цветущая липа. Подобно пчелам, они будут слетаться к ней. Но трутням гора не покорится. Лишь пчелиному труду, который и серебро превращает в золото.
Договорив, повернулась она на север:
– Вижу Крупнатую гору. В ее глубине мутный блеск свинца и олова. Однако стоит она на границе Чехии. Держите всегда там стражу. Если уступите эту гору, то навсегда утратите край, завещанный предками.
Итак, указав на неведомые доселе залежи металлов, обратилась Либуше к старейшинам, что внимали ей:
– Вам светит из земли блеск семи металлов. Ваш род будет жить здесь из века в век. Но лишь до тех пор, пока будет сохранять старые обычаи и верность своим братьям.
Часто спускалась Либуше из своих палат вниз, к подножию Вышеградской скалы, в уединенную купальню, туда, где Влтава образовала самую глубокую заводь. Стоя на пороге купальни и вглядываясь в бегущую воду, в тайные ее глубины, Либуше прозревала будущее.
Катилась волна за волной, и в темном лоне вод появлялось видение за видением. Приносила волна их и вновь уносила дальше и дальше.
Либуше, в смятении вглядываясь в реку, вещала:
– Вижу я пламя пожаров. Горят селенья, замки, города. И все гибнет, гибнет! Брат убивает брата, и чужеземец попирает их тела ногами! Вижу всеобщее горе, унижение, тяжкие дани…
Подали тут ей две рабыни золотую колыбель ее первенца. Свет радости озарил лицо Либуше. Поцеловала она колыбель, погрузила ее в бездонную глубину вод и, склоняясь над водой, молвила растроганным голосом:
– Покойся глубоко на дне, колыбель моего сына, пока не пробьет час, когда снова увидишь ты свет. Не вечно ты будешь лежать в темных глубинах, не будет над родиной ночь без конца. Снова засияет ясный день, снова улыбнется счастье моему народу. Очищенный страданиями, укрепленный трудом и любовью, воспрянет он, исполненный сил, свершатся все его чаяния и достигнет он опять славы. И тогда заблестишь ты в темной пучине, всплывешь на поверхность…
Годы бежали. И когда настал назначенный час, Кази, что не раз своим волхвованием возвращала немощным жизнь и здоровье, сама пала от косы Мерота, и Радамаш осветил ей путь в Ирий.
В память княгини люди насыпали высокий курган близ Казиного града, на берегу реки Мжи, возле дороги, которой ходили через гору Осек в Бехинский край.
Затем сама Климба призвала к себе набожную Цэтку, и душа ее отлетела.
По всему Цэтинскому краю горевали о ней, ибо была она всем родной матерью. Прах Цэтки погребли на горе Поглед, на западе солнца, близ священного места у старых дубов, где обычно она поклонялась богам. После ее смерти девять дней жгли огромный костер и приносили жертвы. А к могиле Цэтки привалили камень.
Славош, муж покойной княгини, через девять дней велел справить поминки. Он принес богине Климбе прекраснейший и богатейший дар, бросив его в огонь.
Так осиротела Либуше, пережив своих сестер.
Между тем чехи начали добывать золото на горе Чесна. За ее несметные богатства Либуше велела принести обильные жертвы богу Зелу.
Искусные ваятели изготовили статую, отлитую из золота, в виде человека, сидящего на троне. А Пржемысл распорядился, чтобы ее поместили в особом святилище внутри дворца. С тех пор все князья после Пржемысла – Незамысл, Мната и Войен почитали Зелу, бросая в разожженный перед его изваянием огонь обрезки волос и ногтей.
Но и дни Либуше исполнились. По воле Зелу узнала княгиня, что близится час ее кончины. Зная, что отойдет она скоро в светлый Ирий за отцом и за сестрами, попросила Либуше Пржемысла созвать старейшин, желая поговорить с ними в последний раз.
Когда собрался народ в Вышеграде, повелела Либуше принести жертвы богам.
Потом княгиня вышла с Пржемыслом на широкий двор. Священное спокойствие было разлито на лице почитаемой всеми властительницы, и взор ее уже был обращен в вечность.
Либуше объявила собравшимся, что час ее пробил, что последний раз видит она их, последний раз говорит с ними. И всем завещала Либуше служить князю Пржемыслу и сыну его верой и правдой.
Даже у бородатых мужей затуманились глаза, когда стала просить Либуше своего супруга, чтобы он любил народ и, простерши руки, благословила всех.
Возвратившись со двора в дальнюю горницу, легла Либуше на выстланное дерном ложе и умерла.
Плакали по ней муж и сын, плакали девушки, плакал народ плачем великим. Либуше, облаченную в лучшие одежды, положили в пурпурных носилках на облитый смолой погребальный костер. В левой руке княгиня держала кошель с пятью золотыми монетами, в качестве подношения Неведомому богу, в правой – две серебряные монеты: одну проводнику Мероту, другую перевозчику Радамашу.
Наконец костер подожгли, и тело Либуше охватили жаркие языки пламени…
После тризны прах княгини был захоронен. Но никто доподлинно не ведает, где находится ее могила. Одни говорят, что в Либушине. Другие – в Либицком замке, недалеко от чудесного холма Ошкоборга, богатого редкостными травами и кореньями.
А клад Либуше так и остался после смерти ее в скалистой пещере, где она показала его своему мужу. Ни разу не прикоснулся к нему Пржемысл.
С тех пор так он и лежит глубоко в Вышеградской скале. Засверкает и объявится клад лишь тогда, когда будет народу тяжелее всего и жизнь покажется непосильной. И когда он откроется, опять станет жизнь изобильна и навсегда исчезнет нужда.
Долго лежала золотая колыбель Либуше на дне Влтавы под Вышеградской скалой. Бежал год за годом, и беда за бедой обрушивалась на чешскую землю.
Но ночь не была бесконечной. Поднялась золотая колыбель из глубины темных вод, засветила чистым сиянием золота ярко, как день, и спаситель родины, последний отпрыск рода Пржемысла, появился в ней.
Колыбель росла вместе с ребенком. Когда дитя выросло и стало мужчиной и отцом Родины[20], колыбель превратилась в золотое ложе.
В священном Карлграде стояло то чудесное ложе, и отдыхал на нем король, утомленный делами и заботами правления. А когда он умер, не пожелало золотое ложе служить никому и исчезло.
Снова став колыбелью, погрузилось оно в темную пучину под Вышеградской скалой и ждет там, и ждет…
Девичья война
Когда Либуше отошла в вечность, ее прислужницы увидели, что их не почитают как прежде, когда княгиня одна правила чешской землей. Гнев загорался в их груди, когда кто-нибудь из мужчин говорил с усмешкой:
– Теперь вы уподобились стаду без пастуха.
Жажда власти и мести побудила девушек взяться за мечи и луки и вступить с мужчинами в борьбу.
Предводительствовала девушками Власта, некогда бывшая старшей в свите Либуше.
Объединив всех недовольных девушек и женщин, она удалилась с ними, чтобы построить неприступный замок. Замок стал убежищем восставших. Находился он за рекой Влтавой, вверх по течению от Вышеграда, расположенного на другом берегу.
Как своей княжне и повелительнице, повиновались девушки Власте. По ее приказанию многие из них отправились созывать женщин и девушек и уговаривать их, чтобы они бросали все и спешили в Девин – так назывался девичий замок – на войну против мужчин.
Призыв Власты не остался пустым звуком, уносящимся с дуновением ветра. Как искра, зажег он сердца. Подобно голубкам, вылетающим из своих голубятен, спешили женщины и девушки в замок Девин, покидая братьев, мужей и отцов. Много набралось их в Девине – толпились они и в палатах, и в горницах, и на просторном дворе, и на крепостном валу.
Из Вышеграда беспечно наблюдали за ними мужчины. Их забавляло и смешило, как учились девушки владеть оружием, ездить верхом на конях. Старики и умудренные опытом мужи с пренебрежением поглядывали на них, а когда при князе Пржемысле заходила речь о воительницах, мужчины осыпали их насмешками, готовясь испытать женскую удаль.
– То-то будет потеха! – со смехом говорили приближенные князя.
Только князь Пржемысл был сумрачен. Однажды он сказал с беспокойством:
– Узнайте же, почему я не смеюсь вместе с вами. И вы бы тоже позабыли о смехе, если бы было вам видение, подобное тому, что представилось мне сегодня ночью.
И, желая предостеречь свою дружину, поведал Пржемысл все, что видел:
– Была ночь. Воздух был полон густого, едкого дыма. И вот в зареве пожара узрел я девушку. Из-под шлема ниспадали у нее длинные волосы. В одной руке держала она меч, в другой – чашу. На земле лежали в крови убитые мужчины. Как безумная металась девушка и попирала мертвых ногами. Затем набрала она крови полную чашу и, подобно хищному зверю, с неистовой жадностью стала пить ее. Внимайте, мужи, голосу богов и не пренебрегайте их знамением! Послано это видение, чтобы предостеречь вас. Выслушав мою речь, не сочтите ее пустыми словами.
А между тем девушки в Девине готовились к бою против мужчин. Подавили они в сердцах своих голос крови, объявив братьям и отцам:
– Отныне забудьте, что мы вам родные. Заботьтесь о себе сами.
И дали женщины друг другу обет верности, поклявшись лучше погибнуть от собственного меча, но не изменить общему делу. Так присягнули они все как одна своей повелительнице Власте, а та определила каждой ее место и занятие.
Наиболее мудрых оставила она в женском совете, осторожным доверила управление замком, самых отважных стала готовить к бранному делу, стала учить их воевать верхом на конях и истреблять мужчин, как волков. А тем, что были стройны, красивы лицом и привлекательны, поручила Власта заманивать своей красотой и прелестью мужчин, чтобы их погубить.
Долго мужчины оставались в заблуждении. Не обратили они внимания на предупреждение князя Пржемысла. Словно на веселый пир, двинулись они к Девину. Думали, что едва покажутся они, едва блеснут их мечи, – испугаются девушки и разбегутся.
Но вот странное дело: хоть и не видно было девушек на крепостной стене, не разбежались они – выступило девичье войско из ворот, и Власта тотчас построила перед замком боевые отряды. Сидя на вороном коне, в кольчуге, со шлемом на голове, с копьем в руке, горячо призвала она девушек не робеть и сражаться отважно.
– Если дадим себя одолеть, – взывала она, – осмеют нас мужчины!
С воинственным кличем взмахнула Власта копьем, и девушки, подхватив ее призыв, яростно бросились в бой вслед за своей предводительницей. Впереди всех, рядом с Властой, – Млада, Сватава, Радка и Частава.
Тучей посыпались на мужчин стрелы воительниц. Мужской дружине было уже не до смеха. Окровавленные тела падали рядами. И, прежде чем мужчины опомнились, ворвались в их строй девушки на конях и стали колоть и рубить охваченных смятением воинов.
Недолго длился бой. Три сотни мужчин, истекающих кровью, полегли на земле, а остальные обратились в бегство.
Девин и окрестности огласились радостными кликами воительниц. Весть о победе разлетелась по всему краю и воспламенила сердца тех женщин, которые еще колебались.
Худо пришлось мужчинам по всей стране. То здесь, то там находили их утром заколотыми, и поэтому многие, чтобы избежать опасности, уходили на ночь из дому в густые леса.
Не слаще приходилось мужчинам и в окрестностях Девина. Не могли они никак одолеть замок, не могли взять его ни силой, ни хитростью. Мужчин в Девине не было, а ни одна девушка не стала изменницей. Зато от подруг из Вышеграда шли к ним тайные вести обо всем, что там делалось: что готовят мужчины, куда собираются, где их можно подкараулить и напасть на них.
Долго шла такая борьба: открытая – на поле брани и тайная – женской хитростью. Как-то одна красавица заманила доверчивого юношу и упросила его, чтобы пришел он ее освободить, когда пойдет она с девятью подругами по дороге, пролегающей за Девином. Пришел юноша со своими приятелями и стал ждать в условленном месте. Явилась со своими подругами и долгожданная девушка. Но за ними из засады выбежала толпа воительниц, и юноша с его дружиной были убиты.
Жертвой девичьей хитрости стал и другой юноша, поверивший красавице из дружины Власты, которая обещала ему помочь захватить Девин. Ночью, по уговору, тайно впустила она его с многочисленной дружиной в замок. Но ни юноша, ни его соратники не возвратились из Девина.
Всей душой ненавидела Власта молодого князя, красавца Цтирада за то, что от его меча пало в схватках и боях немало воительниц.
Однажды в летний день ехал Цтирад с несколькими своими дружинниками полем, направляясь из деревни своего рода к Пражскому замку.
Солнце припекало. Не легче оказалось даже в лесу, куда свернула дорога. Вдруг человеческий голос раздался в немой тишине: не то жалоба, не то мольба о помощи.
Цтирад остановил коня. Все с ужасом прислушались. Снова прозвучал голос в стороне, за скалой, и внезапно смолк. В ту же минуту взлетел над Цтирадом ворон и, кружа над ним, хрипло закаркал. Но ни владыка, ни люди его не обратили внимания на черную птицу, предвестника беды. Направившись в сторону человеческого голоса, все невольно остановили коней. Удивительное зрелище представилось их глазам.
У подножия скалы, под дубом, стояла девушка, крепко привязанная веревкой к стволу. На ремне у девушки висел охотничий рог, а в ногах, в густой траве, стоял кувшин с пенным медом. Заслышав топот коней, она подняла голову и со слезами на глазах принялась умолять дружинников освободить ее.
Тронутые мольбой и жалобным голосом девушки, Цтирад и его спутники забыли об осторожности. Быстро соскочил князь с коня, выхватил меч и, перерезав веревки, освободил девушку.
Избавившись от пут, девушка горячо поблагодарила Цтирада и поведала ему, что зовут ее Шарка, родом она из Окржина, дочь владыки. Что напали на нее в роще воительницы из Девина замка, связали и поволокли в Девин, чтобы насильно забрать в девичье войско. Довезли они ее до этого места и тут услыхали топот коней.
– Отпустили они меня, оставили одну, но так привязали, что я не могла даже пошевелиться. И взгляни: как в насмешку, повесили мне этот рог, чтобы я, связанная, звала на помощь. А вон кувшин меду, чтобы, когда захочу пить, еще больше мучилась жаждой.
Снова заплакала девушка горькими слезами и стала просить, чтобы не оставлял ее тут владыка, чтобы отвез ее к отцу, пока не вернулись неистовые воительницы.
Усевшись рядом, начал Цтирад ее утешать, говоря, что сделает все, о чем она просит. Подал он ей кувшин и предложил подкрепиться после всех страхов и мучений. Она напилась, потом протянула кувшин и ему. Между тем люди Цтирада спешились, привязали коней поодаль и улеглись в прохладной тени.
Выслушав речи красавицы Шарки, Цтирад охотно напился меда, когда девушка снова подала ему кувшин. Потом князь стал разглядывать рог, который сняла она с шеи, и, когда Шарка сказала: «Любопытно мне, как он звучит», – прижал его к губам и затрубил во всю силу легких.
В мертвой тишине разнесся громкий звук. Вдруг словно буря взметнулась. Со всех сторон – за деревьями, в кустах – раздались громкие крики.
Прежде чем ратники Цтирада вскочили, прежде чем подбежали они к коням и выхватили мечи, набросились на них воительницы и стали их колоть и рубить.
Цтирад хотел было кинуться на помощь друзьям, но не успел он найти в траве свой меч, как окружили его девушки и, не дав ему схватиться за оружие, повалили на землю и связали. Лежал он в путах на том самом месте, где освободил пособницу Власты.
Тщетно метался он в ярости, тщетно проклинал женщин и призывал Велеса наказать их за злое коварство. Шарка только смеялась. Смеялись и все остальные девушки. С дикой радостью повели они к Девину статного пленника, привязав его к коню Шарки.
А верные друзья его остались на помятой и залитой кровью траве. В вышине раздавалось карканье ворона, чьим предупреждением пренебрегли мужчины. Каркая, сзывала вещая птица других воронов на кровавый пир.
Так погибли люди Цтирада, так погиб их владыка. А скалистое дикое ущелье, где все это сталось, и по сей день носит имя той девушки, что была причиной их смерти.
Стража и дозорные принесли наутро в Вышеград страшную весть, что неподалеку от Девина видели они колесо, на котором распято тело владыки Цтирада.
Со всех сторон направились к Вышеграду вооруженные мужчины, возмущенные женской жестокостью. Просили они Пржемысла вести их на Девин. Многие, не дожидаясь приказа, толпами ехали к Девину, убивали девушек на дорогах, брали их в плен и вели к Вышеграду.
Рассвирепела Власта, как медведица. Уверенная в легкой победе, повела она своих девушек на Вышеград. Но, прежде чем они достигли крепостных стен, навстречу им двинулись мужчины.
Схватились они в жестоком бою. Власта на коне, во главе своего войска, бросилась в самую гущу битвы. Ее гнали ярость и желание показать подругам пример. Она думала, что девушки последуют за ней. Но не поспели они за Властой, не смогли пробиться вперед.
Слишком поздно поняла Власта, что очутилась одна среди неприятелей. Вокруг теснились мужчины, и в дикой свалке не могла она поднять копье. Стиснули ее, стащили с коня и приняли на мечи. Так погибла Власта.
Тщетно девушки пытались одолеть мужчин. Когда увидели они, что их предводительницу сбросили с коня, те, перед кем когда-то трепетали мужчины, сами обратились в бегство. Бежали воительницы к Девину, надеясь найти там спасение.
Мужчины ворвались за ними в замок. И пришел тут конец женской силе и удали! Уж и мечи побросали, и завопили по-женски, и опять признали братьев и близких, падая перед ними на колени, жалобно ломая руки.
Но мужчины решили беспощадно отомстить за Цтирада, за всех убитых и хитростью загубленных друзей. Смерти не избегла ни одна воительница. А когда уничтожили всех, то сожгли Девин, а пепел развеяли по ветру.
Так кончилась Девичья война.
И настали опять, как бывало, мир и тишина повсюду. Вновь единовластно стал править князь Пржемысл страной, и женщины больше не сопротивлялись ему.
Семь князей
В городе Зноймо, в круглой, увенчанной куполом, постройке на стене есть роспись, которая изображает семерых князей Чехии.
Незамысл, сын Пржемысла Пахаря и Либуше, стал первым из них. Досужая молва утверждает, что его отца перед смертью похитил Неведомый бог. О Неведомом боге известно только то, что он был зятем богини Сивы.
Незамысл продолжил поклоняться тем же богам, что и Пржемысл. Чтобы добиться успехов в воинских делах, он велел приносить в жертву ослов. Особенно Незамысл почитал Перуна, Ладона, Дзидзелию, а также Неведомого бога.
Когда рудокопы добыли золото у горы Гшов, князь Незамысл велел мастеру отлить из него статую Дзидзелии, которую также называли Красатиной, или Красопани. Идол был помещен в дворцовом святилище рядом с идолом Зелу.
В первый день новолуния Незамысл и его супруга Лидомира чествовали Дзидзелию воскурениями, бросая в огонь смоляные корзинки и волосы.
Некоторые рассказывали, что при этих жертвоприношениях нередко случались чудеса, и часто Дзидзелия давала предсказания: если ее статую находили лежащей, это предвещало близкую смерть какого-либо властителя.
После Незамысла княжили Мната, Войен, Внислав, Кржесомысл и Неклан.
Войен отважно сражался с франками. От жены Банки, прислужницы богини Кигалы, у него была дочь Стыба…
Вот что говорят о Неклане.
Однажды Властислав, князь лучан, главным городом которых был Жатец на реке Огрже, пошел на Неклана с войной и осадил его замок Левый Градец. Неклан не хотел воевать в своей стране и пытался заключить мир с Властиславом. Однако его советник и друг воин Тир попросил княжеские доспехи. Тир отправился в бой и заставил лучан подумать, что сам является князем Некланом.
В битве Тир был убит, но войска Неклана одержали победу и почти полностью уничтожили войско лучан. Только один человек по имени Страба спасся благодаря некой ведьме.
Конец Неклана был ужасен. Говорят, что князь за что-то сильно прогневил богов. И вот как-то ночью, исполняя священные обряды перед статуей Зелу, он увидел необыкновенно ужасные глаза и оскаленные зубы идола. Охваченный страхом, Неклан испустил дух через четыре дня.
Гостивит, последний из семи князей, стал отцом князя Борживоя.
У Гостивита был брат Деполт, который унаследовал земли вокруг Коуржима…
Смолк Вещий Боян, чтобы дух перевести, подтянуть колки гуслей.
Князь Владимир спросил певца:
– А не тот ли это Борживой, князь чехов, который ныне правит с Людмилой?
Вещий Боян кивнул.
– Он самый. Когда родилась Людмила, Гостивит и отец Людмилы Славибор договорились, что Людмила и Борживой должны пожениться.
Итак, слушай, князь, слушайте, гости, дальше…
Некоторые утверждают, что семь князей были на самом деле богами, олицетворяющими тот или иной день недели.
Так, Незамысл соответствует воскресенью. Ведь воскресенье раньше славяне называли праздным днем. Трудиться в этот день считалось большим грехом.
Мната был вторым днем – понедельником. Его имя означает «угодный лунному богу Мероту».
Третий князь, Войен, как и Радегаст, покровительствует вторнику.
Имя четвертого правителя, Внислава, напоминает о Велесе, боге мудрости и покровителе купцов. Днем Внислава является среда.
Кржесомысл – означает «зажигающий разум». Кроме того, чешское слово «крежат» разъясняют как «испускающий молнии». А кто как не Перун-громовержец сыплет калеными стрелами из синих туч? Вот почему четверг – день Перуна.
Имя пятого князя Неклана можно истолковать как «поклоняющийся муж». В этот день чехи, как и другие славяне, чествовали богинь, особенно Ладу и ее дочерей Морану и Дзидзелию.
Имя Гостивит значит приветствие. Гостивит покровительствует седьмому, предпраздничному дню недели, – субботе, когда приглашают гостей и приветствуют подателя изобилия Сварога, или Сытиврата[21].
Мраморный кувшин богини Лады
Сын Гостивита, Борживой, был женат на Людмиле, верховной жрице, дочери Славибора. Больше всех славянских богов еще с детских лет Людмила почитала Ладу.
Верховная жрица попросила своего мужа отлить статую богини из чистого золота. Изваяние Лады было установлено в скрытом от посторонних глаз святилище. Говорят, что освещенный множеством ламп идол сиял, словно солнце.
Кроме того, Людмила уговорила супруга подарить ей особый мраморный кувшин. Говорят, в давно прошедшие времена он принадлежал Ладе.
Согласно установленному издревле обряду, каждую ночь Людмила подносила кувшин к изваянию богини.
Однажды Чехию поразила страшная засуха. Она продолжалась многие дни, так что земля потрескалась, а ручьи и мелкие речки пересохли. Не заколосившись, пожелтел хлеб на полях. Скоту нечего было есть. Народ стал умирать от голода и болезней…
И тогда Людмила велела своим рабыням наполнить кувшин пенным медом.
Ночью, облачившись в белый плащ, Людмила вошла в святилище. Упав на колени перед идолом с кувшином в руках, она обратилась с горячей молитвой к богам, прося ниспослать дожди:
– Боги небесные и подземные! Боги водяные, воздушные и те, что приходят с четырех сторон света! Сварог, владыка неба! Перун-громовержец, гонитель Велеса! Лада, мать сырой земли! К вам обращаюсь я, верховная жрица и княгиня чехов!
И тут случилось чудо. Наполненный медом кувшин внезапно опустел…
На следующий день небо потемнело, сгустились тучи и пошли дожди. Они шли почти три месяца. Этого с избытком хватило, чтобы поддержать истощенные посевы и возродить увядшие травы.
Весть о том, что боги приняли подношение Людмилы, распространилась по всей Чехии. Некоторые говорили, что молитва Людмилы достигла ушей Сварога, другие – Перуна.
Наконец находились такие, которые справедливо указывали на то, что раз кувшин с медом опустел перед изваянием Лады, значит, это сама мать сырой земли, испив священного напитка, вняла мольбам верховной жрицы.
От Борживоя у Людмилы были три дочери и три сына. Двое из сыновей, Спытигнев и Вратислав, впоследствии стали князьями Чехии.
О князе Само
Сладко звучали струны Вещего Бояна. То уносили в неведомую даль времен, то взгремливали медью браней.
Теперь, Владимир стольнокиевский, я расскажу о Само, Хорвате и Звонемире, что ушли еще дальше на запад, к землям франков и данов.
От Само пошли моравы и хорутаны, или карантаны, от Хорвата – хорваты, от Звонемира – сорбы, или сербы.
Во времена славного короля франков, Дагоберта, Само был вождем племени хорутан. Когда на славянскую землю пришли кочевники обры, Само поднял народ и истребил захватчиков… Но находились и такие, кто называл Само франкским торговцем из Сенонской области.
Как бы там ни было, в землях князя было убито несколько франкских купцов. В ответ король Дагоберт выслал войско.
Однако в битве под Вогастисбургом, продолжавшейся три дня, Само разбил франков. После этого славяне вторглись в Тюрингию и некоторые другие земли, подвластные франкам. Кроме того, к Само присоединились сорбский князь Дерван и вождь хорутан Валук.
Только через пять лет герцог Тюрингии Радульф смог разбить славян, заставив их бежать. Однако после смерти Дагоберта Радульф сам восстал против франков, разбив войско сына Дагоберта, короля Австразии Сигиберта.
После этого Радульф стал считать себя королем Тюрингии и заключил договор о союзе с Само.
При Само государство хорутан, которых назвали еще карантанами, а также моравов, хорватов и чехов процветало. Говорили, что князь был настоящим чародеем. Никакое дело из рук у него не валилось. Все мог.
О Само народ рассказывал воистину удивительные вещи.
Однажды некий старик шел из Нитры в Блатенград. Совсем выбился из сил. Путь-то неблизкий. И вдруг, откуда ни возьмись, на пыльной дороге показался князь. В простой рубахе, подпоясанной веревкой.
Сначала, как водится, Само поговорил со стариком, а потом шепнул его сапогам тайное слово и сказал:
– Будь как я!
Только князя и видели. Сорокой улетел. А сапоги самоходами стали, понесли старика так, что в ушах ветер засвистел.
В другой раз охотился парень в лесу близ Велеграда. Целый день от зари до зари проплутал, а даже малой птахи не добыл. Вдруг прилетел к нему дятел, сел на лук да крикнул:
– Будь как я!
И снова нет Само, растаял паром. А лук в самострел превратился. Сам добычу находить стал.
Так у славян еще в седые времена появились сапоги-самоходы, луки-самострелы…
И все бы хорошо было, коли б кожу и дерево гниль не съедала. Пришло время – не стало князя Само. Обветшали его самоделы. Некому было тайное слово сказать, «будь как я» вымолвить.
Каменный трон
Как уже говорилось, одним из присоединившихся к Само вождей стал правитель хорутан Валук.
Сначала его люди жили в стране чехов. Но потом двинулись дальше, через горы, в римскую область Норик. Там, близ развалин древнего города Вируна, через который проходил Янтарный путь, Валук основал Крнски град.
Валуку наследовал князь Борут. У него был сын Горазд и брат Хотимир.
За ними правили Вальтунк, Прибислав, Семика, Стоймир и Этгар.
Самым примечательным у хорутан был обряд выбора нового князя. Обряд начинался с того, что на камень в виде верхушки перевернутой колонны садился кмет, олицетворяющий собой народ.
При приближении избранника кмет обряжал его в простое платье, вручал посох или жезл и позволял взобраться на камень с обнаженным мечом в руке.
Будущий князь должен был повернуться на все четыре стороны света. После этого его вели на коронацию в храм Перуна. Затем он мог занять свое место на каменном троне.
Этот камень до сих пор стоит на Госпосветском поле.
Дерван, Перун, Велес и Безымянный князь
Дерван, сын Звонемира (или Серба), стал правителем народа сорбов, или сербов, а также всего союза лужичан.
Тогда сербы жили не там, где сейчас живут, за Дунаем, а у Рудных гор, к востоку от саксонского города Зале. Их земля считалась священной и называлась Белой Сербией.
Сербы поклонялись многим богам. Прежде всего Триглаву, который мог принимать обличие юноши, зрелого мужа и старика, его супруге великанше Тригле, а также их потомству – богине плодородия Сиве и богу-прорицателю Сиве.
Но особое почтение сербы оказывали детям Световида – небесному кузнецу Сварогу и его сыновьям – громовержцу Перуну и богу-всаднику Радегасту, которого прозвали Дабогом, то есть «ниспосылающим благо».
Дерван подчинялся франкам в течение длительного времени, а затем присягнул властителю Само.
После поражения короля Дагобера вблизи Вогастибурга Дерван провозгласил независимость своих владений от франков. Он не раз присоединялся со своими отрядами к Само в его последующих войнах против пришельцев с запада.
Но когда умер Само, а рать Дервана была рассеяна Радульфом, задумались сербы. Стали до них доходить вести о том, что далеко на юге, у теплого моря, лежит земля римлян, богатая городами, цветущими нивами и виноградниками.
У Дервана был брат Клукас. Он решил остаться в земле предков, предпочтя покориться франкам.
Тогда Дерван, испросив у отца половину народа, двинулся с ней на юг через землю Бойко, населенную чехами, к Паннонии. А Паннония в то время жестоко страдала под игом кочевников.
Преемником Дервана стал Безымянный князь. Никто не знал его настоящего имени. Говорят, что его мать зачала сына не от простого смертного, а от самого Перуна, в образе огненного змея спустившегося на землю. Некоторые, впрочем, утверждают, что истинным отцом князя являлся Велес.
Почитая своего князя, сербы называли его Огненным Волком. Якобы потому, что родился он хотя и в человеческом облике, но с волчьей шерстью на теле.
Подобно грозной стае волков, дружинники Безымянного князя налетали на врагов…
После славных побед сербы наконец достигли пределов Римской державы. Пройдя Мезию, Огненный Волк вступил в переговоры с императором Ираклием.
Император, убедившись в силе сербов, взял с них клятву, что в обмен на разрешение поселиться они обязуются защищать границы его владений от кочевников.
Сначала сербы избрали земли близ приморского города Салоники. Но впоследствии переселились на север, к берегам Дуная. Там, в память о прежней отчизне, они основали Белый город, или Белград.
Свевлад и золотая печать Строймира
Свевлад, сын Огненного Волка, правил двенадцать лет. Он отличался свирепым нравом. Множество людей приняло смерть от меча князя. Свевладу наследовал Селемир. В отличие от отца, он слыл человеком уступчивым и мирным. Селемир не вел войн с соседями. Он правил двадцать один год и оставил сына Владина.
Владин начал долгую и изнурительную борьбу с кочевниками с востока, но, как и император римлян, не смог одолеть их. После смерти Владина трон занял его сын Ратимир. Говорят, что Ратимир, преследуя своих врагов, вознамерился даже стереть их имя. Но враги бежали из городов, собираясь в верховьях гор, строя там многочисленные крепости.
Преемником Ратимира стал Вишеслав, который родился в крепости Рас. Будучи удачливым полководцем, он присоединил к землям Сербии Неретву, Тару, Пив и Лим.
Потом власть перешла к Радославу. В его правление хорваты под предводительством Людевита Посавского восстали против франков. После Радослава княжил Просигой, после Просигоя – Властимир.
Властимир возобновил войну с кочевниками. Из войны с их царем Премианом Властимир вышел победителем. У князя было трое сыновей и дочь, избравшая своим мужем Краину, сына Белоя Травунийского.
После смерти Властимира власть перешла к его старшему сыну Мутимиру, который правил вместе со своими братьями Строймиром и Гойником. Строймир велел изготовить золотую печать с изображением бога Сварога…
После Мутимира на престол взошли его сыновья во главе с Первославом.
Густые брови сошлись на переносице Владимира Святославича. Еще только став киевским князем, он начал воевать с лехитским королем Мешко и хорватами за Червенскую землю, за города Червен и Перемышль.
– А что ты скажешь о потомках Хорвата? Были ли у него сыновья и дочери? – спросил Владимир.
Вещий Боян, не прерывая своей песни, кивнул, словно говоря: имей терпение, правнук Рюриков.
Прибина, Моймир и Святополк
Освободившись с помощью сербов от власти кочевников, снова стали процветать земли моравов, чехов и хорутан.
На общем вече люди выбрали себе в князья Нема. Говорят, что Нем основал город Нитру.
После Нема правил Прибина. Но моравы оказались недовольны новым князем. Их вождь Моймир изгнал Прибину из Нитры.
Свергнутый князь бежал на юг, в земли франков, король которых, Людовик Немецкий, пожаловал Прибине земли вокруг озера Балатон. На берегу озера Прибина построил Блатноград, сделав его столицей Блатенского княжества.
Сначала Моймир, как и его предшественник Прибина, был ревностным почитателем старых богов. В самой Нитре, на площади, стояла статуя Дзидзелии, или Красопани. Она изображала прекраснейшую нагую девушку с игривыми, полными сладострастия и соблазна, глазами. Золотистые волосы богини ниспадали до колен подобно плащу. Голову украшал миртовый венок, переплетенный красными розами. Скромно усмехающиеся уста держали срезанный цветок. Некоторые добавляют к этому описанию, что сзади тело богини было раскрыто, а на месте сердца горел пылающий факел.
Богиня стояла на золотой колеснице, которую везли два белых голубя и два лебедя. Кроме того, Дзидзелию окружали три нагие девы-берегини. Взявшись за руки, они располагались спинами друг к другу.
Но римская вера в распятого Христа уже стала мало-помалу овладевать моравами. И вот франк Регинар крестил Моймира.
Через какое-то время между Моймиром и Людовиком вспыхнула вражда: король франков обвинил мораван в намерении отложиться, вторгся в Моравию, сверг Моймира и поставил новым князем его племянника Ростислава.
Людовик счел Ростислава полностью покорным себе. Но в то время как Людовик был занят борьбой против сородичей, Ростислав расширял и укреплял Нитранское княжество. По его приказу были сооружены крепости, заключены союзы с болгарами и римлянами.
Когда против Людовика поднял восстание его сын Карломан, то Ростилав принял беглеца у себя.
Ростислав не только изгнал из Моравии франкских наместников, но и присоединил к своему государству земли между Дунаем и Дией.
Наконец терпение Людовика истощилось, и он направил в Моравию большое войско. Однако под крепостью Девин франки были разбиты. Моравы, ведомые самим Перуном, преследовали врагов до Дуная и разорили пограничные земли Баварии.
Позднее Ростислав заключил союз с сыном Людовика Карломаном. За это он получил от Карломана земли в Паннонии.
Между тем Прибина, правивший Блатноградом, не оставил своих притязаний на Нитру. Однако его воинство было разбито в битве, а сын Прибины – Коцел перешел на сторону Ростислава и Карломана.
Став князем Блатнограда, Коцел ненадолго пережил своего отца. Он погиб во время похода в Хорватию. После этого почти половина Паннонии досталась правителю соседней Карантании.
Заботясь о том, чтобы в Моравии процветали науки и искусства, Ростислав отправил послов к римлянам в Рим и Царьград.
Так в Нитре появились два ученых мужа, солунских грека, Кирилл и Мефодий. Они стали учить славян вере в Христа и новому письму, отринув прежнее.
Подумал князь Владимир: «Да, моя бабка Ольга еще приняла крещение от кесаря Василия. А что до письмен, то, как утверждает Храбр, были у нас свои, черты и резы».
Людовик вновь вторгся в Моравию и окружил Ростислава в крепости Девин. Ростислав был вынужден подчиниться франкам.
Однако годом позже Ростислав вновь восстал против Людовика, и дело Кирилла и Мефодия продолжилось. Братья пробыли в Моравии более трех лет, после чего их отозвали в Рим.
Мефодий и три его славянских ученика – Горазд, Климент и Наум – были возведены римским первосвященником в высокое звание. В Риме Кирилл умер, а Мефодий впоследствии вернулся в Моравию.
После очередного, в этот раз безуспешного, нападения франков, Ростислав передал Нитранское княжество своему племяннику Святополку, и Моравия разделилась на две части.
Как Ростислав, так и Святополк были вынуждены обороняться от новых вторжений Людовика, который вновь дошел до крепости Ростислава и вновь не смог ее взять.
Святополк заключил союз с франками и признал верховенство Людовика над Нитранским княжеством. Тогда Ростислав решил убить своего племянника. В ответ Святополку удалось взять Ростислава в плен и впоследствии передать его франкам. Ростислав был осужден и приговорен к ослеплению.
После смерти Ростислава в Великой Моравии началась борьба за власть. На трон Ростислава франки решили посадить двух графов.
Святополк же сам надеялся перенять всю власть в государстве и отказался покориться графам, за что франки заточили его в темницу.
Однако год спустя в Моравии народ под предводительством Славомира поднял восстание против власти франков. Посланное Людовиком для подавления восстания войско было разбито. Тогда Святополк, прикинувшись покорным Людовику, сам повел франков на свою отчизну.
Но когда войско достигло Моравии, Святополк перешел на сторону восставших. Второе франкское войско было наголову разгромлено, и Святополк сделался полновластным князем Моравии.
Наконец между послами Святополка и Людовика был заключен мир: Святополк обязывался выплачивать королевству франков дань и на словах признавал его верховенство.
Уже в год заключения мира Святополк завладел землями в верхнем течении Вислы. Далее он занял город Опаву. Через шесть лет к владениям Моравии прибавились Силезия и восток Паннонии.
Святополк в качестве союзника франкского короля вторгся в земли своих давних врагов, двух графов, и прогнал их.
Лаборец и Морана
Хорваты, потомки Хорвата, жили между Тисой и Дунаем у подножья Карпатских гор.
Потом они разделились на роды. Один из родов возглавили пять братьев, а именно: Клука, Ловел, Косендцис, Мухло и две сестры – Туга и Вуга.
Придя в римскую область Далмацию, хорваты несколько лет воевали с обрами. Наконец одних обров они убили, а других заставили подчиниться.
При императоре римлян Ираклии их предводителем стал князь Порга, или Борко. В его правлении хорваты стали принимать веру в Христа.
Что касается оставшихся на старой родине хорватов, то их прозвали белыми, чистыми в вере предков.
Лаборец был их князем.
Некоторые считают, что Лаборец княжил в Унге, или Унгваре, во времена правления Святополка в Моравии, которому повиновался и платил дань.
Что касается названия города, то одни возводят его к имени римского посла Онегеса, жившего во времена Феодосия Великого и Аттилы. Другие указывают, что город стоит на реке Уг. Стало быть, Унгвар означает «сотворенный Угом».
Сначала Лаборец твердо соблюдал заветы предков, принося богатые жертвы богине-колдунье Моране.
Но потом сердце его склонилось к почитанию другой дочери Сварога и Лады, прекрасной богини моравов Дзидзелии. Лаборец велел изготовить точно такое же ее изваяние, которое видел в городе Нитре.
И вот счастью белых хорватов пришел конец, когда на место свирепых обров из-за Карпат пришли угры.
Князь угров Алмозий решил завоевать Унг.
Увидев под стенами города огромное войско, которое своими шатрами покрыло поля, Лаборец бросился к святилищу Дзидзелии. Но светлая богиня была далека от ратных дел, хотя и являлась супругой бога воинов Ладона.
Тогда Лаборец велел отпереть храм Мораны. Опустившись на колени перед изваянием грозной богини, он долго молился. И вдруг услышал голос, который велел ему покинуть Унг и укрыться в крепости Землум.
Лаборец с немногими верными людьми поспешил воспользоваться советом.
Однако воины Алмозия заметили беглеца и пустились в погоню. Только тут понял Лаборец, как жестоко решила отомстить ему Морана. Напрасно князь взывал к богам Карпат – Велесу и Нии. Напрасно молил послать демона Флинца, от взгляда которого пересыхает вся вода.
Воины Алмозия настигли Лаборца возле реки Свиржава и на том же месте повесили его на веревке. Некоторые полагают, что князь в отчаянии сам бросился в воды реки, впоследствии названной его именем.
С большой славой князь Алмозий вошел в город Унг. Прежде всего он принес богам большие жертвы.
Четыре дня гуляли и пировали его воины.
Наконец отложил Вещий Боян яворовые гусли в сторону. Захотел промочить горло, испить хмельного кваса.
И вот чаша, переходя из рук в руки, добралась до дальнего конца дубового стола. Кваса оказалось в ней едва на донышке. Велесов внук только усы обмочил.
Воскликнул Владимир Святославич:
– Но что ты, соловей старого времени, о королях и королевах лехитов, чехов, сербов и хорватов поешь? Скажи свое золотое слово о Бусе, вожде, который осел по Днепру! И днесь ведь говорят о счастливой поре Бусовой!
А хитрец Алеша Попович, молчавший на протяжении всего пира, испытующе спросил:
– Разве княжения запада были прежде нашего? А как же колено Руса, самого отважного из сыновей прародителя Словена?
Ответил Боян:
– Так я сначала спел о княжениях запада, чтобы только еще выше славу славяно-русских князей возвысить. Ведь самые лучшие песни поются, когда гусли уже разошлись!
Не десять соколов запустил Велесов внук на стаю лебедей, но свои вещие персты возложил на яворовые гусли.
И услышали гости…