Большая книга славянских мифов — Александр Иликаев — страница 7 читать онлайн бесплатно

Владимир Старый

Род-Световид

Известно, что Бой и Вода были первыми людьми, сотворенными Световидом и Триглавом в «седьмой век»[22]. Впрочем, некоторые рассказывают, что Бой был сыном Световида от жрицы-великанши Ринд, великой правительницы востока. Вот как это произошло.

После гибели Триглава по вине Дивии, Световид спросил совета у провидцев о том, как отомстить за смерть брата. По их совету Световид явился к людям под маской воина по имени Род. Жрица Дивии – Ринд дважды отказала ему. Тогда он обернулся знахаркой по имени Веха.

Когда Ринд на самом деле заболела, Световид пришел к ней и сказал, что у него есть лекарство, предупредив, что от него больную охватит беспричинная ярость. По совету Световида, отец Ринд велел привязать дочь к ложу, после чего Световид насильно овладел Ринд. От этого невольного союза появился Бой, который, сказывают, однажды пленил саму богиню Дивию.

Некоторые, однако, уверены, что отцом Боя был не Световид, а Радегаст Даждьбог, то есть Радегаст Ниспосылающий блага. До сих пор ведь русских князей называют «Даждьбожьими внуками». Третьи считают, что Бой – это Бус, один из сыновей Словена и его жены Шелони.

Бусово время

Итак, Бус, сын Словена, вместе со своими людьми – антами и славянами – осел по течению Борисфена-Днепра.

Бус прославился как великий воин. Вместе с воеводами Доброгастом и Всегордом он одолел готов. И только хитростью король Витимир смог захватить Буса, его сыновей и семьдесят старейшин.

И вот когда Бус погиб, люди устроили ему пышные похороны, насыпав на могиле высокий курган, чтобы не исчезло из памяти потомков имя славного вождя.

Готские красные девы до сих пор поют о победе своего короля над Бусом. Ведь потом пришли с востока свирепые полчища аттилов, и закатилась слава народа Витимира.

Еще был в те времена антский военачальник Добрета. Когда царь обров потребовал от Добреты уплаты даней и покорности, гордый военачальник ответил:

– Родился ли на свете человек, который бы подчинил себе нашу силу? Не другие нашей землей, а мы чужой привыкли обладать!

Неудивительно, что многие анты и славяне верили, что среди них сражаются сами боги. Так, один вождь прозывался Ардагастом, или Радегастом. Другой был известен под именем Музокия, то есть любимца муз.

А теперь послушай, князь Владимир Святославич, об антах. Во времена Буса венеты, потомки Словена, прозывались также антами. Имя антов же произошло от имени военачальника Анагаста. Народ антов жил от Новгорода до Дуная. Их государство называлось Антаиб.

Анты поклонялись многим богам, в том числе Перуну и Роду-Световиду. А еще у них был особый идол Якобог, то есть «сильный Бог». Под ногами этого бога находилась человеческая голова и еще другая голова – львиная. В правой руке Якобог держал стрелу, а в левой – серебряный шар.

Предводители у антов были князья и воеводы, обладавшие славой. Гибель вождей во время боя повергала воинов в смятение. Ведь так боги Род-Световид и Перун отворачивались от неугодных.

Воины антов не обременяли себя доспехами и тяжелым оружием. У них были легкие щиты с кожаным ремнем для ношения, копья, стрелы с ядом и сулицы для метания. Зато, подобно своим предкам – киммерийцам, скифам и сарматам – анты превыше всего ценили мечи.

Бусу наследовал Идаризий. Когда на антов напали обры, Идаризий отправил к ним послов во главе с сыновьями Мезамиром и Келагастом с просьбой о выкупе пленников. Но Мезамир проявил высокомерие, отказавшись поклониться царю обров. Тогда кочевники убили братьев.

Бусово время закончилось при князе Перогосте.

Этот вождь пошел войной против римлян. Ожидая вражескую рать, он со своей дружиной занял переправу через Дунай. А чтобы римляне не обнаружили его – укрылся в святилище Деваны.

Дочь Перуна не могла стерпеть такого святотатства. Но поначалу Перогосту сопутствовала удача. Римляне переправлялись через реку малыми отрядами и их поочередно разбивали анты.

Тогда Девана внушила врагам переправиться всем войском. Анты выстроились по берегу, а римляне стали метать в них копья и стрелы. Одна стрела пронзила Перогоста в бок.

Так совершилась месть за разорение святилища Деваны.

Между тем на берега Дуная пришли кочевники. Их возглавлял князь Слав.

Прежде чем основать новые города, он велел похоронить всех павших великих воинов в ста могилах. От того Слав прозвался Стомогильным.

Кий, Щек, Хорив и Лыбедь

Среди потомков Буса был Кий, а также два его брата Щек, Хорив и сестра их Лыбедь.

Со временем люди Кия свели густые леса, а по обилию образовавшихся полей стали прозываться полянами.

Сперва каждый жил отдельно со своим родом: Кий – там, где ныне подъем на Боричев спуск, Щек – на горе Щекавице, Хорив на горе Хоривице, Лыбедь – на берегу речки Лыбеди.

Чтобы совместно обороняться от неприятеля, поляне обнесли поселение стенами. На самом высоком месте поставили идолов Сварога – отца неба, Даждьбога-Радегаста – подателя благ, Перуна – покровителя воинов, Семаргла-Переплута – источника плодородия и Макоши-Мораны – богини женщин. Так возник город, который назвали Киевом, в честь старшего из братьев.

Стали через город купцы ездить. Разбогатели поляне.

Возгордился Кий, собрал большое войско и повел его в землю отцов и дедов, к синему морю. В ожесточенной битве разбил он врагов, погнал за каменные горы.

В завоеванной земле построил Кий город – Киевец – то есть Малый Киев. Но недолго им правил. Собрались враги с силами и напали на полян. Пришлось Кию вернуться в родные места.

Некоторые говорят, что Кий был не князем, а простым перевозчиком через реку. А свое имя он получил из-за того, что, переправляя людей на лодке, ловко отталкивался от берега длинной палкой-кием.

Иные утверждают, что прежде чем построить город, полянам приходилось терпеть жестокие притеснения от врагов. И вот не стало в домах ничего, от коровы до яйца, что люди могли бы назвать своим.

Наконец народ восстал со всех сторон: старики, женщины, даже дети вышли, кто с чем мог – с цепами, с палками. Не счесть было полян. Как ни защищались враги, погнал народ их через горы и реки, побивая и не давая передышки.

Пришли люди на место, где ныне стоит Киев, и увидели, что ни одного врага не осталось в живых. Тогда побросали поляне свои палки-кии в одну кучу, которая была столь велика, что на ней можно было построить город. И город, построенный из палок, Киевом и назвали.

О княгине Лыбеди рассказывают, что поселилась она в тереме на Девичьей (или Лысой) горе. Братья будто бы нарочно воздвигли его для сестры.

Лыбедь отличалась гордым нравом. К ней сватались многие инородные правители, но она всем отказывала. Как верховная жрица богини Деваны, Лыбедь превыше всего ценила свою девственность.

Некоторые утверждают, что Лыбедь была не то дочерью, не то женой Кия. Находятся и такие, кто считают Лыбедь наложницей Кия и его братьев.

Готские девы поют о королеве Сунильде-Лебеди, супруге Германариха, казненной за измену мужу. Сунильда жила во времена Буса и происходила из племени росомонов. Когда Германарих узнал об измене жены, движимый гневом, он велел разорвать ее на части, привязав к хвостам диких коней и пустив их вскачь. Братья Сунильды, Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили Германариха в бок мечом.

После смерти Кия, Щека и Хорива пришли в Киев хазары и потребовали платить им дань. Поляне вынесли хазарам с каждого двора по мечу.

Вернувшись домой, показали хазарские послы своему владыке дань полян.

– Недоброе сулит нам эта добыча! – сказал хазарский владыка. – Мы воюем саблями, острыми лишь с одной стороны, а эти мечи с двух сторон остры. Как бы не случилось так, что не мы с полян дань брать будем, а они с нас.

Венд и Илмера

Самые отважные сыновья Словена и его жены Шелони – Рус и Бастарн – дошли до берегов большого озера Мойско.

Земли здесь были не такие плодородные, как на юге, лесистые и болотистые, зато никто не угрожал спокойствию народа. На берегу впадающей в озеро реки Мутной скифы выстроили город Велиград.

Спустя несколько лет люди Бастарна ушли к Карпатским горам.

Прошло еще какое-то время.

Старое поселение на реке Мутной пришло в упадок, и напротив его, на северном берегу Мойско, люди основали Новый город, или Новгород.

Брат Словена – князь Рус – женился на Порусе, от которой у него родились сыновья Венд, Гирдир и дочь Полиста.

По имени Руса страна потомков Словена, то есть словен, прозвалась Русью, а ее жители – русами, русичами, русскими. Свеи называли ее Гардарикой, «страной городов», по обилию селений и укрепленных мест.

Князь Венд, именуемый также Вандалом, или Гертнитом, отличился, прежде всего, военными походами. Он ходил и на север, и на восток, и на запад. Ходил посуху и морем. Покорив многие народы, Венд вернулся в Новгород. Говорят, что князь был во всем подобен своему отцу Русу – мудрому законодателю и счастливому полководцу.

Часто Венд предпочитал действовать не грубой силой, но хитростью. Узнав о том, что князь велетов (народа, происходящего от самого великана Волота) выступил против союзников лехитов, владыка Новгорода двинулся в поход.

Но в бою удача неожиданно изменила Венду. Князь велетов Вилькин не только опустошил земли лехитов, но и все области до моря. После этого он повел войско на Русь и завладел там многими городами, в том числе Смоленском и Полоцком. Потом подступил к Новгороду, под стенами которого состоялась большая битва.

В бою пал брат Венда Гирдир. Множество людей было захвачено в плен. Самому Венду пришлось спасаться бегством. Конунг Вилькин добыл огромное количество золота, серебра и разных драгоценностей.

Некоторое время спустя Венд вступил в переговоры с Вилькиным. И князь велетов, проявляя великодушие, согласился оставить власть новгородскому князю с тем условием, чтобы тот платил Вилькину дань. Чтобы русы не восстали, в Новгороде осталась часть велетского войска. Сам же Вилькин возвратился в свою страну.

Еще рассказывают, что однажды князь Вилькин отправился с ратью на восток. И вот, когда суда велетов стояли у берега, Вилькин вышел один на берег и вошел в густой лес.

Там он встретил красивую женщину с зелеными волосами, которые струились до самой земли.

– Кто ты? – спросил изумленный князь.

Женщина, усмехнувшись, показала рукой в сторону за деревьями:

– Я Илмера, дочь Мойско!

Вилькин, воспылав к ней похотью, лег с нею.

Говорят, Илмера (или Илмена) была не чем иным, как «морской женой»: в море она представлялась людям чудовищем, а на земле казалась человеком. Впрочем, некоторые утверждают, что Илмера была сестрой Словена и Руса. Неспроста ведь славяне Севера именовались словенами или даже ильменскими словенами. Но в это верится мало. Скорее, русалка сначала соблазнила Руса, а потом Венда. Вот почему князьям полюбились болотистые и лесные берега озера Мойско. И еще верно то, что Венд и Илмера были в сговоре, желая подчинить Вилькина Руси.

Как бы там ни было, когда велеты хватились Вилькина и стали искать по лесу своего предводителя, вскоре тот явился к кораблям. Внезапно поднялся попутный ветер, и велеты вышли в море.

Они были далеко от берега, когда у корабля Вилькина, у палатки на корме, показалась из моря зеленоволосая женщина. Она схватилась за корму так крепко, что корабль остановился. Тут князю пришло на мысль, что это Илмера, и он обратился к ней:

– Позволь нам пойти своим путем, а если тебе есть что сказать только мне, то приходи в мою страну и будь почетной гостьей!

Илмера отпустила судно и ушла назад в море, а князь отправился своим путем обратно.

Когда Вилькин пробыл дома в течение полугода, пришла к нему одна женщина и сказала, что принесла с собою его ребенка. Князь велетов, признав Илмеру, велел поместить ее в одном доме.

Пожив там немного времени, гостья родила мальчика, который получил имя Вади. Но после рождения ребенка Илмера не захотела далее оставаться и ушла. Никто не знает, что с ней потом стало.

А тот мальчик стал рослым, как великан, и пошел в род матери, не походя на других людей: он был тяжел в обращении с подданными и слугами. И отец Вилькин, любя его мало, тем не менее дал ему во владение двенадцать селений в Свитьоде.

У Вилькина был другой младший сын, по имени Нордиан: рослый мужчина, красивее и сильнее всех людей, суровый, жестокий, жадный до богатства и неразумный. Потому его слава не была столь велика, как слава отца.

Заболев, князь Вилькин перед смертью отдал власть и царство своему сыну Нордиану.

Услышав об этом, Венд, правитель Руси, позвал своих гридней и витязей, чтобы произнести такую речь:

– Хвала Световиду, Сварогу, Перуну и прочим богам, что я пережил моего злейшего врага! И вот я клянусь, что никогда больше не буду платить дань вилькиновым людям, ибо теперь снято с моей выи ярмо, возложенное на нее могучим вождем велетов. Да услышат люди мой наказ: чтобы всякий человек, способный сидеть на коне и держать щит, либо владеющий мечом, взял свое оружие и коня, и явился ко мне. Теперь мы отомстим за себя велетам, ибо смерть их князя разорвала прежде заключенный мирный договор.

Немного времени спустя Венд снарядился в поход из Новгорода и направился к северу, к земле велетов, а за ним быстро двинулось непобедимое войско, всадники и пехота.

Придя в землю велетов, Венд начал жечь и убивать людей и грабить, опустошая всю страну острием меча, пока не встретил Нордиана с его войском.

Тут произошла великая, продолжительная битва и было много убитых с обеих сторон. Однако пало больше велетов, ибо у Нордиана войска было меньше, поскольку многие вожди остались сидеть дома и не пришли к нему на помощь.

И так кончилась эта битва, что Нордиан обратился в бегство, а Венд остался победителем и продолжал преследование в течение трех дней. Нордиан рассудил, что у него есть двоякий выбор: либо бежать из своих земель, либо пасть побежденным. Потому он решил обратиться к князю Венду.

Нордиан, явившись к Венду, упал ему в ноги, выражая полную покорность русичу.

Венд ответил:

– Могущественный правитель Вилькин завоевал Русь, потому мы оказались в его власти так же, как вы теперь в нашей. Но поскольку мы получили от Вилькина мир, теперь мы в свою очередь отплатим вам миром. Только прежде поклянитесь, что будете платить дань Новгороду и другим городам Руси, соблюдая договор, как теперь говорите, по совести.

Соглашение было заключено и скреплено между князьями Вендом и Нордианом.

От Венда и варяжской принцессы Адвинды родились Избор, Владимир Старый, Волхов, Волховец, Рудоток, Олий, или Илиас.

Что касается Столпосвета, то, говорят, он был прижит от «морской жены» Илмеры. По имени последней озеро Мойско получило новое название – Ильмень.

Если Венд отличился ратными подвигами, то его сыновья прославились строительством городов. Так возникли города Изборск, Псков, Полоцк, Муром, Ростов, Белоозеро и многие иные. Избор властвовал над городами Запада, Владимир Старый – Востока, Олий – Юга.

Что же касается Волхова, Волховца и Рудотока, то они, сев на ладьи, отправились вверх по вытекающей из Ильменя реке. И больше их никто не видел…

У Избора было много воевод. Веспасий управлял Псковом, Дорно и Хандван – Ерсикой, а Транно ходил по морю.

Впрочем, некоторые рассказывают про Волхова и Волховца, что они были якобы сыновьями самого Словена. Волхов слыл чародеем. Творя заклинания, он превращался в лютого зверя и преграждал водный путь. Одних, не покорившихся, он пожирал, других – выбрасывал и топил. Из-за этого люди считали Волхова карающим Перуном. Сам же князь поставил малый город на месте, называемом Перынь, где имелся кумир громовержца.

Младший брат Волхова Волховец имел сына по имени Жилотуг.

Столпосвет и Поревит

Столпосвет – сын Венда и русалки Илмеры – не пошел дорогой отца и старших братьев, а стал жать, где не сеял. Занявшись разбойничьим промыслом по рекам Мутной и Волхове, князь построил себе особое судно с округлой крытой палубой и длинным остроконечным носом.

Плывя по волнам, это раскрашенное разными красками необычное судно привлекало внимание купцов. Но стоило им только пристать к нему, как в палубе корабля открывались двери и несчастные торговцы становились жертвой свирепой алчности столпосветовских воинов…

По своему нраву выбрал Столпосвет бога для поклонения. Это был Поревит, пятиголовый бог грабежа и разбоя.

Столпосвет утверждал, что видел, как тот является во время сражения и захватывает добычу, а потом, с помощью слуг Полада и Порелада, делит ее между собой и воинами.

Узнав о том, что умер Венд, и больше нет общего князя, Столпосвет пошел войной на Дорно и Хандвана.

Покорив Ерсику, его ладьи напали на суда Транно, который хотел преградить путь разбойнику, чтобы не дать увезти награбленное добро за море. Тогда Столпосвет пошел на хитрость. Ночью перед битвой его лазутчики просверлили в кораблях Транно отверстия…

Потопив ладьи Транно, столпосветовские воины вернулись на берега Ильменя. Но там их настигло известие, что восставший народ в Ерсике перебил послов, оставленных для сбора дани.

Горя мщением, по пути к Пскову Столпосвет напал на город Ротал. Сначала князь никак не мог взять его. Тогда Столпосвет велел разделить реку, которая защищала городские стены, на множество протоков. После этого жителям подтопленного водой Ротала пришлось открыть ворота захватчикам.

Наконец воины князя подступили к Пскову. И вновь Столпосвет решил действовать не силой, а коварством.

Князь распространил слух о своей смерти. А чтобы никто не сомневался в ней, велел сложить погребальный костер. Сам же, с небольшим числом верных воинов, укрылся в священном лесу.

Веспасий, псковский градоначальник, узнав о кончине врага, возрадовался и велел принести богатые жертвы богам. Между тем дозорные сообщили, что лагерь Столпосвета опустел.

Тогда Веспасий приказал устроить пиры и игры.

Но Столпосвет только того и ждал. Пользуясь беспечностью псковитян, воины князя проникли в город…

Мельница из храма Го нодрага

В Пскове с давних времен хранилась мельница, которая отличалась чудесными свойствами: молола то, что у нее попросят.

Говорят, что сначала она принадлежала великанше Волоте, а потом громовержцу Перуну. Ее жернова были настолько огромными, что их могли вертеть только особо обученные рабыни.

Мельницу держали под замком в храме Гонодрага, покровителя мира, мореплавания и подателя всяческого благополучия. Но Столпосвет не только ограбил храмовую сокровищницу, но и велел содрать со статуи Гонодрага ее богатое облачение из пурпура и золота.

После этого Столпосвет забрал мельницу с собой и, отплыв в море, велел рабыням намолоть ему золота.

Рабыни трудились до вечера, а когда закончили, спросили:

– Довольно ли мы сделали?

Но Столпосвету показалось, что золота мало.

– Мелите еще!

Вздохнули рабыни, но куда деваться? Продолжили вертеть тяжелые жернова.

Наконец пробила полночь. От груд золота на палубе корабля стало светло как днем.

Устали рабыни, сели отдохнуть. Но Столпосвет, накинулся на них с бранью:

– Лежебоки, вы забыли про соль! А она дороже золота!

Намололи рабыни ему и соли. Усмехнулся Столпосвет, взирая на свое богатство.

На небе загоралась заря, когда князь велел рабыням:

– А теперь намелите для меня счастья!

Те озлобились на Столпосвета, что он так и не дал им отдохнуть, и намололи воинов в шлемах и кольчугах. Обнажив мечи, воины набросились на князя и убили его.

Такова, говорят, была месть Гонодрага за осквернение храма. А корабль, не выдержав груза золота и соли, пошел на дно. С тех пор море и соленое.

Владимир Старый и Светида

А теперь, Владимир Святославич, перенесемся светлой мыслью в Залесье, в златоглавый Ростов, на берег озера Неро.

Говорят, что первым словенским князем Ростова был князь Владимир Всеславич Старый[23].

Когда умер Венд и начал править его старший сын Избор, а средний – Столпосвет – разбойничать по рекам и морям, младший Владимир, по предсказанию седых жрецов Велеса, собрал ватагу охотников и воинов. С ними он отправился на восток солнца и после долгих странствий пришел к бегу озера Неро, на котором стоял город Рос.

В том городе правила дева по имени Светида.

Светида милостиво приняла новгородцев. Она рассказала Владимиру Всеславичу о том, что ее род ведет свое начало от римской царицы Полимнии и Роса – брата Скифа.

Когда-то Полимния была похищена злодеем Априсом и перенесена им на чудесном деревянном коне из полуденных стран в землю «смурых кафтанов». Но благодаря помощи волшебника Неро, Росу удалось сокрушить чары Априса и вернуть супругу. Затем на берегу озера Каова, близ пещеры, где жил волшебник, вырос город Рос. А озеро стало называться по его имени – Неро.

После смерти Роса и Полимнии прошло много времени. Один из потомков Роса – Алфей – женился на девушке по имени Артаксия. От этого брака родился Печегд.

Артаксия слыла великой воительницей. Говорят, сама богиня Морана подарила ей свою кольчугу и шлем, горящий огнем на солнце.

В одном из походов Артаксия сумела победить некоего Мирграда. Но самой ценной добычей воительницы стала дочь Мирграда – прекрасная Сула. Она стала женой Печегда.

После этого Артаксия удалилась в башню на берегу реки Ишни, что впадает в озеро Неро.

Перед смертью она велела сыну похоронить себя в таком месте, где не ступала нога человека. Печегд долго думал, как исполнить волю матери. Наконец бог Велес внушил ему мысль обратиться к жрецу Огару.

Тот разъяснил князю завещание Артаксии:

– Ты должен выкопать могилу на дне реки.

Печегд приказал вырыть новое русло Ишни. На дне из булыжных камней построили крепкий, непроницаемый для воды, подвал, и в него поставили гроб Артаксии. Рядом положили сокровища, добытые воительницей в бранных походах: золотые и серебряные сосуды.

После этого Печегд велел крепко запечатать подвал огромным камнем с выбитой в породе надписью:

«Здесь покоится княгиня Артаксия, супруга скифского владыки Алфея, умершая в тридцатое лето по его смерти».

Устроив все таким образом, Печегд приказал пустить воду по новому руслу, назвав реку Новой Ишней.

С того времени впадают в озеро Неро две реки Ишни – старая и новая. Имена эти существуют и в настоящее время, только неизвестно, которая из них старая, а которая новая.

Светида продолжила рассказывать Владимиру о прошлом города Роса.

Прошло какое-то время. Дочь Печегда и Сулы, княжна Будислава выросла красивой девушкой. Но вот однажды, когда Будислава с подругами гуляла по саду, поднялся страшный вихрь и унес княжну на восток.

Печегд немедленно собрался в поход, чтобы найти и освободить свою дочь. Но сначала следовало узнать, где искать Будиславу. Князь знал, что у его матери Артаксии был брат Сохат, который слыл великим мудрецом.

Прибыв в уединенное жилище Сохата, он обнаружил, что волшебника нет дома. Прождав хозяина несколько дней, но так и не дождавшись, Печегд поехал по окрестным горам, пока на гребне одной скалы не нашел привязанного к дереву и умирающего от голода молодого человека.

Когда Печегд развязал и накормил несчастного, тот сказал, что его зовут Крепкомыслом и он князь Ателии, обширной страны на востоке, которую захватила злая колдунья.

После этого Печегд и Крепкомысл вернулись в хижину Сохата, чтобы отдохнуть перед дорогой в Ателию, как, о чудо, застали хозяина!

Тот сказал, что Сохат давно умер, а он сын его Жегуль. Узнав о человеколюбивом поступке Печегда, Жегуль сказал ему:

– Боги не оставят твою доброту без награды. Только никому не говори о том, что мне поведала Кигала – богиня пророчеств, ведь эта тайна скрыта от простых смертных. Итак, освобожденный тобой Крепкомысл – будущий суженый твоей дочери и владыка Ателии! Будиславу же захватила злая колдунья, с намерением женить на своем сыне. Но ее чары развеются, как только ты с Крепкомыслом проедешь в ворота столицы Ателии…

Обрадовался Печегд, но Жегуль печально вздохнул и промолвил:

– Теперь я скажу, что касается только тебя. Хотя у тебя будет многочисленное потомство, ты закончишь свою жизнь на чужбине.

Все случилось так, как предсказывал Жегуль. Будислава была освобождена от чар злой колдуньи и, выйдя замуж за Крепкомысла, стала владычицей Ателии.

Каждый год молодая чета приезжала в город Рос. Именно для этих случаев княгиня Сула велела построить узорчатый терем на берегу реки Вороболовки и наполнить его всяким добром. Говорили, что некоторые из вещей некогда принадлежали самой Артаксии и даже морскому владыке Йесе.

Вокруг терема Будислава понастроила много других теремов для бесприютных сирот и престарелых росов. За это люди прозвали ее Угодой, а место, где стоял ее терем, с тех пор стало называться Угожь…

Исполнилось и то, что Жегуль предсказывал самому Печегду.

Сула родила ему четырех сыновей, которых звали Мудролюб, Став, Сот и Прототий.

Но текли года, и Печегда все больше охватывала страсть к дальним странствиям.

Оставив вместо себя княжить в Росе старшего сына Мудролюба, Печегд собрал дружину и ушел с ней за море.

И там он прославил имя скифов, пока, во время одной из битв, не пал с мечом в руках, уже в сильно преклонном возрасте окончив свою достохвальную жизнь.

В самом конце рассказа узнал Владимир Всеславич, что Светида оказалась дочерью Крепкомысла и Будиславы, добровольно отказавшейся от трона в Ателии и вернувшейся в златоглавый Рос.

За то время, пока Светида повествовала князю о славном прошлом своего города, между гостем и княжной успела возникнуть любовь.

И в скором времени была сыграна пышная свадьба…

Но, как всегда случается, не обошлось без злых козней. Некий чернокнижник Кедрон похитил Светиду. Пришлось теперь уже Владимиру обратиться к помощи преемника Жегуля – Сильдесу.

Сильдес дал новгородскому князю поводыря – золотой шар, который катился впереди путника и указывал дорогу. Кроме того, он снабдил влюбленного лев-травой, способной одолеть заклинания Кедрона.

На ранней заре добрался Владимир Всеславич до терема колдуна. В полутьме он не заметил натянутой струны.

Поднявшийся шум заставил выскочить Кедрона из палат. Ни о чем не спрашивая, он с яростью накинулся на незваного гостя.

И вот бросил Кедрон Владимира на землю, начал взывать к Климбе и Порвате, чтобы сгустили они черные тучи и излили из них яд.

Не понравилось это князю. Вынув из-за пазухи лев-траву, он поднял ее над головой и прокричал:

– Прекратись, колдовство! Разорви, лев-трава, моего врага на клочья!

Взвыл Кедрон и сразу же упал князю в ноги, моля о пощаде.

Тогда велел Владимир привести ему Светиду. Кедрон не посмел ослушаться победителя. Явилась девушка перед влюбленным, бледная, но прекрасная, как утренняя заря.

Осиянный славой, возвратился Владимир Всеславич в город Рос. Чтобы каждый мог удостовериться в ослепительной красоте Светиды, княгиня, подобно богине Деване, ехала в золотой колеснице. Рядом с ней скакал князь, в латах и горящем на солнце шлеме Мораны. Говорят, всем своим обликом он напоминал Яра. И люди действительно принимали его за бога.

Кедрон же был помилован и стал советником Владимира Всеславича. Именно он посоветовал дать новое имя городу – Ростов Великий.

Плавание Владимира Старого

После смерти старших братьев, Избора и Столпосвета, Владимир Всеславич сделался владыкой над всеми словенами. Вандалы, земиголы, бьярмийцы, гунигарцы… всех не назвать, не исчислить, кто платил дань Новгороду!

Однажды решил Владимир отправиться вниз по Волхову, туда, куда уплыли и не вернулись три его брата – Волхов, Волховец и Рудоток.

Долго плыли словенские ладьи, пока не пристали к высокому берегу. Здесь, в месте впадения в Волхов речки Любши, увидели словене деревянный острог, окруженный высоким тыном. Жили в том остроге белоглазая весь и рыжая чудь.

Но не успели путешественники сойти на землю, как со стен крепости раздались грозные голоса:

– Кто вы такие?! Что вам надо?

Велев воинам укрыться за червлеными щитами и держать мечи и луки наготове, Владимир ответил:

– Я сын Венда-Всеслава, внук Руса и правнук Словена. Оттого мы прозываемся словенами, а также русами, русичами и русскими. Предки мои и я покорили много земель. Но я пришел к вам не с войной, а с миром, узнать о своих братьях.

Расхохотались весь и чудь.

– Их кости мочит дождь и сушит солнце. Смотри, то же будет и с тобой!

Тут на словен с высокого тына посыпались стрелы и камни. Но не зря Владимир Всеславич велел воинам взять мечи и луки.

С грозным кличем попрыгали словене с ладей. Прикрываясь щитами, они со всех сторон надвинулись на острог…

Когда сгорела прежняя крепость, Владимир решил построить на ее месте каменную твердыню[24].

В память своих братьев, сложивших голову под чудским острогом, князь велел назвать реку Мутную Волховом, а два ее притока – Волховцом и Рудотоком.

После этого русичи поплыли дальше. Скоро их ладьи достигли озера Нево. Оно оказалось таким большим, что, куда ни глянь – простиралась вода.

Сначала Владимир решил, что достиг моря. Но один рыбак, который жил на маленьком островке, сказал, что если ладьи отправятся на заход солнца, то найдут реку, вытекающую из озера.

Последовав совету, словене вышли к берегам Ирийского (или Варяжского) моря. Жили здесь ижора и водь. Обложив племена данью, Владимир отправился взморьем дальше. Всюду он велел ставить веси и погосты.

Наконец дошли словене до рек Луги и Наровы. Отсюда повернули назад, к городу у большого Чудского озера, где правили наследники Избора…

Стали торговые люди ездить от Ильмень-озера до самого синего моря.

В благодарность за славное окончание похода Владимир Всеславич принес богатые жертвы богам: Перуну – богу воинов и покровителю княжеской дружины, Йесе – владыке моря, а Велесу, богу купцов, велел воздвигнуть особое святилище. Со временем возле него вырос город, прозвавшийся Велесовым, или Волосовым.

Зажил князь в великом довольстве. Он выстроил для себя высокий дворец, в котором постоянно находились четыреста мужей из числа славных витязей. Все дела, связанные с нападениями на врагов и сбором дани, Владимир Старый поручил своим воеводам.

Подобно светилу, князь освещал лучами славы русские земли. И прозвался Красным Солнцем Новгорода.

Владимир Всеславич имел двенадцать жен, по числу покоренных племен. Говорят, что столько же супружниц было у князя Само. А некий князь поморян вовсе обладал двадцатью законными женами!

Но среди всех жен и наложниц любимой для Владимира оставалась Светида Крепкомысловна. Ибо она принесла ему княжество вместе с собой.

Светида подарила мужу кунью шубу, которая обладала волшебной силой: прятала ее обладателя от взора недруга и берегла от оглушительного свиста ветров.

Говорят, впрочем, что шуба лишь закрывала глаза Владимира Всеславича на измены Светиды. Княгиня якобы при этом имела множество любовников среди витязей новгородского престола.

Когда Владимир гневался на изменников и заточал в подвалы, Светида спускалась к ним с едой и питьем.

Однажды сорок калик перехожих, возглавляемых великаном Волотом, поспорили о том, что если кто из них польстится на женщину, то будет по грудь закопан в землю.

Когда калики пришли в Новгород, Светида попыталась соблазнить Волота. Однако великан отверг любовь княгини. Тогда разгневанная Светида подкинула в мешок Волота чашу, из которой обычно пил Владимир. Посланный вдогонку за каликами, гонец Светиды обвинил Волота в нанесении бесчестья Светиде. Калики приговорили своего предводителя к смерти, закопав в землю.

Возвращаясь из странствия, калики застали Волота живым, а проходя через Новгород, узнали, что Светида покрылась коростой. Княгине пришлось сознаться в том, что она оговорила Волота. Великан простил ее, и Светида исцелилась.

Но, несмотря на многие измены жены, самого Владимира Всеславича хранили боги.

Когда один враг нападал на князя, копье другого застревало в земле. А то бывало, что и оба, отбросив мечи и щиты, падали перед ним ниц.

Священен был и двор Владимира и его гридней. Как красное солнце, как бог Хорс, освещал новгородский князь земли ильменских словен…

* * *

– Что ж, уважил ты князя, который правил в отдаленные времена и носил мое имя, – сказал Владимир Святославич. – А теперь скажи, как звали тех славных витязей, что служили этому достохвальному предку Рюрика?

Ответил певец:

– Волх Всеславьевич, Олий Моровлин, Микула Селянинович, также прозывающийся Ратарем Селягиновичем[25], сын Волха Всеслава – Вышата Попялов и молодые храбры: Добрыня Резанович и Лешко Попялов.

Сидевшие рядом с князем витязи сказали в один голос:

– Олий Моровлин, Добрыня Резанович и Лешко Попялов были нашими пращурами! От Олия Моровлина свой род ведет Илья Муромец. От Добрыни Резановича – Добрыня Малкович. От Лешко Попялова – Алеша Попович[26].

Торжествующе рассмеялся князь Владимир и сказал воеводам, витязям и дружине:

– А что до прямого свойства с Волхом Всеславьевичем, то каждому известно, что к нему возводит родословную сам Вещий Олег, воспитатель моего деда Игоря Старого!

Вещий Боян подтвердил слова князя:

– И то правда! Ведь умирая, Владимир Старый завещал Волху Всеславьевичу, Вышате Ростовскому и Олию Моровлину присмотреть за его сыном Мечиславом!

При этих словах горделиво заблестели глаза Рогнеды. Ведь Волх Всеславьевич был первым в роду ее отца, полоцкого князя Рогволда.

* * *

Вновь зазвучали струны Вещего Бояна, подобно волнам, набегающим на берег, унося слушателей в наполненное славными тенями прошлое…

Святогор

Святогор считался первым и самым старым среди витязей, ведь его отцом был великан Плён.

Говорят, что мать великанша долго прятала от сына меч-кладенец Финист под большой горой. Это оружие не только само рубило, но и было безжалостно к врагам.

Вырос Святогор выше стоячего леса – таким большим, что его с трудом носила Лада, мать сыра земля. От поступи его коня сотрясалась твердь, реки выходили из берегов.

Сев на исполинского коня, поехал Святогор к горе. Одним махом перевернув ее, он добыл меч-кладенец Финист.

Чувствуя нерастраченную силу, Святогор похвастался:

– Ах, если бы было кольцо в небе, а другое в земле, то я бы перевернул небо и землю!

Услышал это великанский пахарь Микула Селянинович и бросил на землю суму, в которой была заключена «вся тягость земная».

Святогор, не спешиваясь, попытался поднять суму кончиком копья.

Когда это у него не получилось, витязь соскочил на землю и, взявшись за суму обеими руками, со всей силой потянул ее на себя. Но только по колени в землю ушел, так и не одолев «тяги».

Узнав о мудрости великанского пахаря Микулы Селяниновича, Святогор решился спросить его о своей судьбе. Но Микула только покачал головой:

– Дело мое не прозревать даль времен, а боронить и сеять. Поезжай-ка ты к Сиверским горам. Там живет один вещий кузнец. Может, он тебе что скажет.

Отправился Святогор на Сиверские горы к кузнецу. Тот жил в огромной кузнице, раскинувшейся на двенадцать верст.

Не зная о том, что перед ним сам бог Сварог, небесный коваль, Святогор спросил:

– Открой мне будущее!

Усмехнулся Сварог.

– Ждет тебя женитьба на чудовище, которое уже тридцать лет живет на взморье[27]!

– Разве никак нельзя избежать столь жестокого жребия? – понурился Святогор.

Загрохотал Сварог.

– Доля и Недоля равно отмечают нити жизни богов и людей! Говорят: «на роду написано» и «от судьбы не уйдешь»!

Вот отправился Святогор на взморье. Там увидел чудовище, покрытое корой. Воспользовавшись тем, что чудовище спало, витязь ударил его мечом Финистом в грудь и уехал.

Между тем кора, покрывавшая чудовище, сошла, и под ней оказалась прекрасная девушка…

Вскоре до Святогора дошел слух о красоте девы, живущей на взморье. Потянулись к невесте женихи один за другим. Но Святогор легко превзошел соперников. Пленилось сердце красавицы необыкновенной силой витязя, и в скором времени сыграли они свадьбу.

Когда Святогор возлег на ложе со своей избранницей, он увидел оставленный Финистом шрам на груди девы. Понял великан, что от судьбы не уйти!

Волх Всеславьевич и Микула Селянинович

Необычным было рождение Вольги, будущего Волха. Его мать, княгиня Всеслава, гуляла по саду. Соскочив с камня, она наступила на змея. Говорят, это был сам Велес. Змей обвился вокруг ног Всеславы, и от него она зачала Вольгу.

Когда родился Вольга, с небес грянул гром, море заволновалось, земля затряслась. Так боги дали знать, что явился великий кудесник и сильный волхв.

После этого Вольгу прозвали Волхом Всеславьевичем.

Едва открыв глаза, Волх потребовал у матери пелена из железных лат, подушку из золотого шлема и свинцовую палицу вместо погремушки. Но удивительнее всего было то, что латы, шлем и палица росли вместе с Волхом. А герой взрослел не по дням, а по часам.

Вырос Волх могучим витязем. Бог Велес обучил его многим премудростям: оборачиваться ясным соколом, рыскать по полям серым волком, превращаться в гнедого тура с золотыми рогами.

Когда Волху Всеславьевичу исполнилось пятнадцать лет, он собрал дружину таких же молодцов.

Стоило только воинам Волха показаться на просеке, как от грома их оружия разбегались дикие звери и разлетались перелетные птицы.

Но чем было накормить Волху свою дружину? Ночью, когда люди засыпали, витязь превращался в волка и рыскал по лесам. Охотился на зайцев и лисиц. Соколом, с поднебесья, бил гусей-лебедей и уток.

Не только досыта Волх кормил дружину, но и одевал витязей в дорогие барсовые и соболиные шубы.

В то время правил в Новгороде Владимир Старый. В числе витязей, служивших ему, был Волх.

Владыка новгородского престола уже вошел в преклонные лета и не ходил в дальние походы. Только Волх Всеславьевич с дружиной искал себе ратных подвигов, а князю славы.

И вот как-то раз прослышал Волх, что чудь заволочская, которая, говорят, пришла из глубин Индии, хочет идти к Новгороду.

Обернувшись горностаем, Волх проскользнул во вражеские хранилища. Лукам перекусил тетивы, а мечи затупил о камни.

Вернувшись к дружине, Волх Всеславьевич разбудил воинов:

– Не время спать, пойдем на чудь заволочскую!

Подошли словене к чудскому городу, видят: высоки его стены, срубленные из столетних елей, крепки окованные железом ворота. Стража не спит ни день, ни ночь. Дружина впала в уныние.

– Здесь только муравей может проползти!

Но Волх, прибегнув к заклинаниям и принеся богатые жертвы Велесу, превратил своих людей в муравьев. Воины пролезли сквозь замки-запоры и вновь обернулись витязями.

Бросилась чудь на незваных гостей, да тут оказалось, что луки у нее испорчены, а мечи затуплены.

Закричал Волх своим воинам:

– Рубите старых и малых, только красных девиц не трогайте!

Стали витязи ходить по земле чуди заволочской. Всех посекли, лишь оставили красных девиц.

А сам Волх Всеславьевич пошел к острогу, где сидел чудской князь. Пнул ногой – разлетелись двери в мелкие щепки. Взял витязь князя за белые руки, да ударил об пол. Из того и душа вон. А княгиню его Волх взял себе в жены.

Разделил витязь чудские богатства – золото, серебро, скот – между воинами. Золото и серебро он делил бочками, а коней и коров – табунами. И на всех хватило. Переженил Волх своих воинов на красных девицах, и дружина с великой славой и добром возвратилась в отчие земли.

Но не все силачи в то время служили новгородскому престолу. Находились и такие, которые вели свой род от великанов и самой Лады, матери сырой земли. Жили они на широких дворах, пахали землю, сеяли рожь, варили мед и пиво.

Однажды ранним утром собрался Волх Всеславьевич брать дани с торговых городов Гурчевца и Ореховца.

Села дружина на добрых коней и выехала в чистое поле. А там Волх услышал оратая. Как будто шел пахарь и лемехами по камням чиркал. Но его самого не было видно.

Поехали витязи к оратаю, ехали до вечера, но так и не смогли доскакать. Пришлось Волху Всеславьевичу сделать привал на ночь. Но и на второй день не смогла дружина доехать до пахаря. Только на третий день, к вечеру, люди Волха завидели его. То был Микула Селянинович, также прозывающийся Ратарем Селягиновичем, то есть «пахарем каменистых полей».

Идя за серой кобылой в княжеской одежде, напирая на огромную кленовую соху, оратай клал глубокие борозды, вывертывая из земли дубы и целые скалы. Только золотистые кудри у Микулы Селяниновича качались, рассыпаясь по могучим плечам.

Подивившись виду пахаря, Волх учтиво поклонился ему и сказал:

– Здравствуй, добрый человек!

– Здравствуй, Волх Всеславьевич. Куда путь держишь?

– Еду в города Гурчевец да Ореховец, собрать с торговых людей дань.

Остановился Микула Селянинович. Смахнул огромной рукой пот со лба.

– Эх, Волх Всеславьевич, в тех городах живут разбойники, дерут шкуру с бедного пахаря, собирают дань за проезд по мостам и дорогам. Я поехал туда соли купить – три мешка по сто пудов. Положил мешки на свою серую кобылу и направился домой. Но тут окружили меня торговые люди, стали брать мзду. Но чем больше я давал, тем им больше хотелось. Я рассердился и заплатил им кнутом из сырых воловьих шкур.

Волх задумался.

– Поезжай со мной, Микула Селянинович.

Кивнул оратай.

– Что ж, поеду. Надо торговым людям наказ дать – не обижать тех, кто пашет и сеет, варит мед и пиво.

Снял Микула Селянинович гужи с сохи, распряг кобылу, сел на нее верхом и отправился в путь.

Проскакали молодцы полпути. Тут сказал Микула Селянинович Волху:

– Неладное дело мы сделали, оставив в борозде соху. Пошли своих людей, чтобы они выдернули ее из борозды и закинули за ракитовый куст.

Послал Волх Всеславьевич трех дружинников. Стали вертеть они соху и так и сяк, но не смогли ее даже на вершок поднять. Послал Волх десять витязей. Вертели они соху в двадцать рук, и так же безуспешно.

Тогда поехал Волх Всеславьевич со всей дружиной. Тридцать человек без единого облепили соху со всех сторон, поднатужились, по колена в землю ушли, а соху и на волос не сдвинули. Слез с кобылы тут Микула Селянинович, взялся за соху одной рукой и выдернул ее из земли. Потом он вытряхнул землю из лемехов и, вычистив травой, закинул за ракитов куст.

Но не зря Микула Селянинович предупреждал Волха, что в Гурчевце и Ореховце живут разбойники. Только увидев витязей, торговые люди подсекли дубовые бревна на мосту через реку Ореховец.

Едва дружина взошла на мост, бревна подломились и молодцы полетели в воду вместе с конями. Стали воины тонуть, на дно идти.

Тогда Волх Всеславьевич с Микулой Селяниновичем хлестнули своих коней и в один скок реку перепрыгнули. Оказавшись на другом берегу, они начали чествовать злодеев.

Размахивая свистящим кнутом из сырых воловьих шкур, пахарь не забывал приговаривать:

– Эх вы, жадные торговые люди! Оратаи города хлебом кормят, поят медом и пивом, а вы соли им жалеете!

Волх палицей не забывал платить за своих дружинников.

Стали люди гурчевецкие и ореховецкие каяться:

– Простите нас за злодейство. Берите с нас дань, и пусть едут пахари за солью!

Взял Волх Всеславьевич с купцов дань за двенадцать лет, и поехали витязи домой.

В дороге спросил пахаря Волх:

– Скажи мне, как славит тебя народ?

– Поезжай ко мне, Волх Всеславьевич, на двор, узнаешь, как меня люди чествуют.

Но сперва подъехали витязи к ракитовому кусту. Вытащил оратай соху, распахал широкое поле, засеял золотым зерном.

Еще заря горела, как из земли чудесным образом взошла рожь и тут же налилась литыми колосьями.

Темной ночью сжал рожь Микула Селянинович. Утром вымолотил, к полудню вывеял, к обеду муки намолол, пирогов напек, браги, меда-пива наварил. К вечеру созвал Волха, его дружину и весь народ на пир.

Стали люди пироги есть, брагу, мед-пиво пить да пахаря похваливать:

– Пусть боги хранят тебя, Микула Селянинович!

Святогор и Олий Моровлин

От Олия, или Илиаса, одного из сыновей Венда, властителя города Моровийска[28], пошел род витязей-храбров. Впрочем, находятся и такие, которые утверждают, что в числе предков воинского сословия были сами боги Ладон и Радегаст, попеременно возлежавшие на ложе с княгиней Адвиндой.

Как бы там ни было, хотя Олий Моровлин рос быстро, до тридцати лет он просидел сиднем.

И вот как-то пришли ко двору, что находился близ города Моровийска в селении Карачев, вещие волхвы и сказали:

– Встань, Олий Моровлин, на резвые ноги, открой тесовые двери, впусти нас, жрецов Велеса, в палаты отдохнуть.

Ответил им Олий:

– Рад был бы я встать на ноги, рад был бы открыть двери, да нет в моих ногах силы, а в руках проворства!

А волхвы снова сказали:

– Послушайся нас, Олий Моровлин, встань да открой дверь.

Тут взмахнул Олий руками, пошевелил ногами, соскочил с лавки, прошел по гридне, открыл дверь и впустил путников в дом.

Усадив волхвов, Олий принес из погребов еды-питья, угощая со словами: «Ешьте, пейте, мудрые старцы».

Наевшись, напившись, волхвы сказали Моровлину:

– А теперь принеси корчагу студеной воды.

Принес Олий корчагу студеной воды. Тогда велели ему старцы:

– Испей чару.

После того как Олий испил воды, волхвы его спросили:

– Что почуял в себе?

Ответил Олий:

– Я почуял в себе великую силу!

Велели тогда жрецы Велеса привести Олию бурого жеребенка и напоить его оставшейся водой.

Когда это было исполнено, получился из жеребенка крепкий конь с косматой гривой, свисающей до земли.

Сказали тогда старцы:

– Садись на Косматого Бура, бери в руки меч. Будешь ты, Олий, витязем, и смерть тебе в бою не писана! Бейся со всякими витязями и девами-поляницами. Только не выходи против рода Микулы Селяниновича: его любит богиня Лада, мать сыра земля; не ходи против Волха Всеславьевича, он не силой возьмет, так хитростью-мудростью, коей славен звероухий Велес.

После этого, благословив Олия, волхвы простились с ним и пошли дальше странствовать.

Поехал Олий Моровлин на своем коне Косматом Буре к Перыньским горам. На третий день пути он услышал шум с северной стороны.

Отпустив коня, Олий залез на сырой дуб. Присмотревшись, он увидел витязя выше леса. Его голова упиралась под облака, а на могучих плечах, подобных диким утесам, светился хрустальный ларец. Догадался Олий, что это сам Святогор, сын великана Плёна.

Подъехав к дубу, Святогор снял ларец и отпер его золотым ключом. И, о чудо, из ларца вышла красивая великанша со шрамом на груди. Она разложила скатерть с яствами и медвяным питьем. Пообедав, Святогор заснул. Тут великанша, заметив Олия на дереве, сказала ему:

– Помоги мне извести злого мужа!

Слез Олий с дуба, а коварная великанша взяла его и спрятала в мужнином кармане.

Проснувшись, Святогор посадил жену в хрустальный ларец и, сев на коня, поехал дальше.

Вот стал конь спотыкаться. Святогор начал бить его плеткой по тучным бедрам. Тогда конь заговорил человеческим голосом:

– Прежде я возил тебя и твою жену, а нынче – двух витязей.

Сунул руку Святогор в карман и вытащил Олия. Удивился и стал расспрашивать, кто он и откуда. Рассказал ему Олий все по правде. Тогда Святогор с ним побратался, а жену свою убил.

Стали витязи ездить по Перыньским горам. Выучился Олий всем Святогоровским ухваткам.

Вот позвал Святогор Олия к себе в гости, но перед этим предупредил:

– Как приедем, и я поведу тебя к отцу Плёну, ты нагрей кусок железа, а руки не подавай.

Добрались витязи до большой каменистой горы. У той горы возвышался, словно вросшая в землю скала, огромный дом.

Когда Святогор и Олий зашли внутрь, хозяин дома, Плён, темный лицом слепой старик, сказал:

– Здравствуй, сын! Чую, человеческим духом пахнет. Кого это ты привел с собой?

– Моего меньшего брата, витязя Олия Моровлина.

Олий тем временем нагрел кусок железа и подал его старику вместо руки. Захватил Плён железо и сжал, да так, что оно промялось у него меж пальцев.

Сели Святогор с Олием на коней и поехали дальше.

Вот встретился им на пути каменный гроб, на котором была высечена надпись:

«Кому в этом гробу лежать суждено, тому он впору придется».

Первым лег в гроб Олий – оказался ему гроб велик и широк. Лег тогда в гроб Святогор – ему гроб в пору пришелся, и в длину по мере, и в ширину как раз.

– Будто для меня гроб сделан! – воскликнул Святогор. – Возьми-ка, меньший брат, крышку да закрой меня здесь.

Нахмурился Олий.

– Что за шутку задумал ты, большой брат?

Взял тогда Святогор сам крышку гроба и задвинул ее.

Полежав какое-то время, Святогор пожаловался, что в гробу тяжко и душно. Захотел он из гроба встать, уперся в крышку, а она даже не сдвинулась.

Тогда Святогор велел Олию:

– Разбей-ка ты крышку палицей.

Стал Олий бить крышку палицей, да там, где ударит, появляется железная полоса. Оковало весь гроб железными обручами.

– Возьми мой меч-кладенец Финист, – взмолился Святогор. – Разруби крышку надвое!

Ухватился Олий за Святогоров меч, да не смог поднять.

Вздохнув, витязь сказал Святогору:

– Тяжел для меня твой меч.

– Подойди, меньший брат, к щелке, – велел Святогор, – я вдохну в тебя часть своей силы, станет у тебя силы вдвое больше прежнего.

Припал Олий к щелке, вдохнул в него Святогор часть своей силы. Поднял Олий меч Финист, ударил вдоль по крышке гроба. Но не разбилась крышка, а появился на гробе новый железный обруч.

Промолвил тогда Святогор:

– Видно, настигла меня смерть. Бери моего коня, меч Финист да наклонись в последний раз, я вдохну в тебя всю свою силу.

– Не надо мне больше силы, – сказал Олий. – Если силы у меня прибавится – не будет меня носить Лада, мать сыра земля. И не надо мне твоего коня – ведь служит мне верой-правдой мой Косматый Бур. А меч-кладенец Финист я с радостью приму!

Тут Олий со Святогором простились, и умер великан.

* * *

– Что ты скажешь, Илья Муромец, об этой песне Бояна, Велесова внука? – спросил Владимир стольнокиевский.

Илья Муромец задумался. А потом ответил:

– Деяния моего славного предка Олия Моровлина были подобны деяниям богов.

Князь милостиво кивнул гусляру.

И струны яворовых гуслей продолжили звучать.

Олий Моровлин и Позвизд

Издавна не было в Новгород прямого пути. В густом лесу жил бог северного ветра Позвизд, Стрибожий внук, и не пропускал ни пешего, ни конного.

Множество витязей сгинуло без следа, пытаясь изловить Позвизда. Наконец, решив покончить с разбойником, Владимир Всеславич послал своих лучших людей – Волха Всеславьевича и Микулу Селяниновича.

Чтобы добыть Позвизда первым, Олий Моровлин оседлал Косматого Бура да направился в самые дебри, через зыбучие болота. Погрузился конь Моровлина по брюхо в воду и стал тонуть. Тогда Олий соскочил с Косматого Бура и давай левой рукой коня толкать, а правой вырывать дубы с корнем и стелить гати через болота. Тридцать верст гатей настелил – до сих пор по ним добрые люди ездят.

Так добрался Олий Моровлин до Смородиновой реки. За ней, на трех дубах, на девяти сучьях, сидел бог северного ветра.

Заржал Косматый Бур, взвился выше темного леса и одним скоком перепрыгнул реку.

Услыхав конский топот, Позвизд привстал на дубах и закричал страшным голосом:

– Это что за невежа делает в моем заповедном лесу?!

Да как засвистал он по-соловьиному, зарычал по-звериному, зашипел по-змеиному. Содрогнулась Лада, мать сыра земля, закачались столетние деревья, осыпались цветы и, побитые инеем, полегли травы. Даже Косматый Бур упал на колени.

Только Олий в седле не шевельнулся. Взяв плетку, он принялся ударять своего скакуна по тучным бедрам.

– Травяной мешок, волчья сыть! Разве прежде ты не слыхал птичьего крика и гадючьего шипа?! Вставай на ноги и подвези меня ближе к Позвиздову гнезду, не то я брошу тебя на съедение волкам!

Тут Косматый Бур встряхнулся и подскакал к девяти дубам. Удивился Позвизд, высунулся посмотреть на наглеца. А Олий, не мешкая, натянул лук и пустил стрелу весом в целый пуд.

Ударила стрела Позвизду в правый глаз и вылетела через левое ухо. Покатился Стрибожий внук из гнезда, словно овсяный сноп.

Подхватив бога на руки, Олий связал его сыромятными ремнями и подвесил к стремени.

– Что очами ворочаешь, разбойник, или витязя престола новгородского не видывал? – усмехнулся Моровлин.

– Ох, попал я в сильные руки, видно, не быть мне больше на воле!

Поскакал Олий дальше через густой лес и доехал до двора Позвизда на семи верстах и семи столбах. Двор окружал железный тын, с насаженными на колья головами убитых витязей. Посреди двора возвышались белокаменные палаты с горящими, как жар, золотыми крыльцами.

Увидав статного витязя, Пелька – дочь Позвизда – закричала:

– Едет мой отец Позвизд, Стрибожий внук, везет у стремени ничтожного раба!

Но жена Позвизда, выглянув в окно, только руками всплеснула.

– Что ты говоришь, неразумная! Это едет ничтожный раб и у стремени везет твоего отца Позвизда, Стрибожьего внука!

Тогда Пелька выбежала во двор и, ухватив железную доску весом в девяносто пудов, метнула в Олия. Но витязь был не только силен, но и увертлив. Отмахнулся от доски как от мухи. Полетела доска обратно, попала в Пельку и убила насмерть.

Жена Позвизда бросилась Олию в ноги.

– Возьми, новгородский витязь, серебро, золото и драгоценные каменья, столько, сколько сможет увезти твой могучий конь. Только отпусти моего господина и мужа Позвизда!

Нахмурился Моровлин.

– Мне даров злодейских не надо! Они добыты слезами и политы кровью. Я свезу Позвизда в Новгород, там на квас пропью, на калачи проем!

Повернул Олий коня и поскакал к Новгороду.

Подъехав к княжеским палатам, Моровлин привязал коня к точеному столбу. Сам же, оставив Позвизда под стременем, направился в гридню.

А у Владимира Старого мрачно сидели Волх Всеславьевич и Микула Селянинович. Ведь с пустыми руками они вернулись в стольный город.

Олий поклонился князю, и тот спросил его:

– Кто ты и откуда, витязь?

– Я Олий Моровлин, родом из Карачева, что близ города Моровийска в Северской земле. А приехал в Новгород прямой дорогой через дремучие леса.

Тут из-за стола вскочил Вышата Попялов.

– Князь Владимир Всеславич, сын славного Венда! Этот человек насмехается тебе в глаза!

Олий только свой ус покрутил.

– Князь, я привез Позвизда. Он на дворе, у моего коня к стремени привязан. Не хочешь ли поглядеть на него?

Тогда Владимир вместе с княгиней Светидой и витязями поспешил за Олием на двор.

Подошли к Косматому Буру.

Разбойник висел под стременем, дико глядя левым глазом на Новгород и князя.

Сказал Владимир Всеславич:

– Пусть он засвистит по-соловьиному, зашипит по-змеиному и зарычит по-звериному!

Олий ткнул Позвизда кулаком в бок.

– Делай, что тебе приказано!

– Не могу, у меня во рту запеклось, – ответил Стрибожий внук.

Владимир велел дать Позвизду полтора ведра хмельного меда, а Олий предупредил его:

– Смотри, Позвизд, не смей свистеть во весь голос, а свистни полусвистом, зашипи полушипом и зарычи полурыком, а не то будет тебе худо!

Но Стрибожий внук не послушал совета Моровлина. Захотел он разорить Новгород, убить Владимира, Светиду и всех славных витязей.

Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип.

Что тут сделалось!

Маковки на теремах покривились, крыльца от стен отвалились. Разбежались кони из конюшен, витязи упали на землю, на четвереньках по двору расползлись. Один Олий остался стоять, прикрывая своим широким плащом князя и княгиню.

Рассердился Моровлин на Позвизда.

– Негодный Стрибожий внук! Тебе было приказано людей потешить, а ты опять бед натворил!

Взяв меч Финист, Олий одним ударом отрубил Позвизду половину щеки.

– Будешь отныне дуть только вполсилы!

После этого Владимир Всеславич попросил Моровлина остаться в его дружине и призвал жрецов, чтобы они как можно скорее принесли богатые жертвы, дабы умилостивить грозного Стрибога.

О Добрыне Резановиче, змее Смоке и Лешко Попялове

Привольны земли вятичей по Оке. Северный берег порос густым лесом, заливными лугами, правый высок, согрет солнцем. Близко сюда подступают разнотравные степи.

Говорят, что вятичи пришли с запада, из ляхов, у которых было два брата: Радим и Вятко. Радим с людьми сел по реке Соже. От него пошли радимичи. Вятко и его люди избрали берега полноводной Оки. Там вятичи выстроили свои города – Дедославль, Корьдно и Рязань.

Вятичи были многочисленным народом, и над ними властвовали светлые князья. Но еще выше светлых князей был верховный правитель – князь князей Ходота.

Вятичи расселились далеко на восток, до границы с древними царствами аттилов, буртасов и булгар. Оттого у них сохранялись обычаи, которых не было у других славян. Женщины вятичей носили шейные гривны и семилопастные височные кольца. Но всего чуднее была вятичская тризна. После нее складывали большой костер, возлагали на него мертвеца и сжигали. Затем, собрав кости, помещали их в глиняный кувшин и ставили на столбе у дороги. Долго обычаю вятичей следовали их соседи кривичи, поросль мудрого Крива.

Рязань тогда звалась Резаном и была торговым городом, стоявшим на острове посреди Оки. Вот на том острове жил потомок Ходоты воевода Резан с женой Амелфой. Прошло время. Ходота состарился и умер. После него у Амелфы остался сын Добрыня.

Когда Добрыне исполнилось семь лет, мать посадила его за ученье.

В двенадцать лет Добрыня, силой сравнявшийся со взрослым мужчиной, собрал дружину из мальчишек. Хорошо было отрокам ходить вдоль берегов Оки и, мастеря самодельные луки и стрелы, рыбачить на желтых отмелях, охотиться в густых тростниках.

Только на Почай-ручей нельзя было ходить ни старому, ни малому. Говорят, когда-то он кипел, как жидкая смола: сек огнем, сыпался искрами, душил черным дымом. А все потому, что это была огненная слюна, исходящая из пасти поселившегося в окрестностях Резана змея Смока. Правда, уже несколько лет как в Почае-ручье текли чистые струи. Жрецы Велеса верили, что любой человек, искупавшийся в Почае-ручье и испивший из него воду, обретал способность понимать язык птиц и зверей.

Однажды напала на Резан страшная жара. А потом пришли черные вести из стольного Новгорода. Рассказывали, что прилетел к княжескому дворцу в полдень змей Смок и унес Эрку – любимую племянницу Владимира Всеславича.

Князь и княгиня, страдая от безутешного горя, послали лучших витязей на поиски Смока. Да только никому не удалось напасть на следы похитителя. Все, даже Олий Моровлин и Волх Всеславьевич, ни с чем вернулись в Новгород.

Между тем Добрыня, как подобает послушному сыну, спросил у матери разрешения пойти на берег Оки с дружиной отроков.

Амелфа ответила ему:

– Если станешь купаться, не плыви дальше третьей струи. Ока река быстрая, холодная. За третьей струей течет Почай-ручей. Опасна змеиная мудрость. Не от Сварога она, а от Велеса!

Но Добрыней уже завладела мысль узнать, о чем говорят птицы и звери.

Это желание было настолько сильным, что, придя с дружиной отроков на берег Оки, Добрыня спросил:

– Кто поплывет со мной?

Однако отроки испугались. А Добрыня, не дожидаясь никого, снял с себя одежду и нагим бросился в воду.

Вот доплыл он до первой струи, доплыл до второй, обернулся. На берегу отроки, столпившись, кричали, руками махали, подзадоривали. Добрыня хотел повернуть назад, да, подумав, поплыл к третьей.

А третья подхватила Добрыню и унесла прямиком в каменные пещеры.

Налетел тут на Добрыню лютый Смок. Но отрок схватил полной горстью песок и бросил его в глаза чудовищу. Затем взял Смока за хвост и со всей силы ударил о камни.

Когда змей издох, Добрыня содрал с него шкуру и, вытащив ее из пещеры, повесил сушиться на осину.

Затем Добрыня пошел берегом Почай-ручья, пока не добрался до белокаменных палат Смока. А там, в гнездах, оказалось множество змеенышей. Прислушался юноша и понял, что не зря он искупался в волшебных водах. Гадючье шипенье поведало ему о судьбе, уготованной отчей земле:

– Когда мы вырастем, станем большими змеями, располземся по городам и весям. Будем есть скот и людей, жечь хлеб на полях!

Недолго думая, Добрыня перебил всех змеенышей.

Отправившись дальше, юный витязь вдруг застыл, пораженный виденьем. Прямо перед ним стояла прикованная цепями к стене богиня Дивия, жена Световида. Хотя Добрыня слышал от седобородых жрецов, что Дивия надоумила отца вселенной сотворить земной мир, она выглядела как молодая женщина в цвете лет. Распущенные волосы до колен были ее единственной одеждой, если не считать украшавшего голову венка из мирта и роз.

Стоило Добрыне только дотронуться до оков богини, как они упали и рассыпались в прах.

Поблагодарив юного витязя за свое освобождение, Дивия сказала:

– Запомни, герой, тебя ждут три искушения: золотом, девичьей прелестью и другом!

Устыдился Добрыня своей алчности, захотел расспросить Дивию о том, что значит каждое испытание, но внезапно палаты залил яркий свет. Добрыня невольно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что стоит в пустой пещере.

Походив по Смоковым палатам, Добрыня набрел на три крепко запертые двери.

Одним ударом плеча он высадил первую дверь. За ней оказалась комната, вся набитая грудами золота, ларцами, полными драгоценных камней и богатых одежд.

Сначала Добрыня хотел отправиться за шкурой, чтобы завернуть в нее сокровища Смока, но потом, вспомнив слова Дивии, сказал:

– Зачем мне эти сокровища, нажитые разбоем? Разве что одеждой прикрою свою наготу, а потом пойду и проведаю, что скрывается за другими дверями!

Сказано – сделано. За второй дверью оказалась некогда унесенная Смоком Эрка, племянница князя Владимира Старого.

Роняя крупные, как жемчужины, слезы, она бросилась на шею своему избавителю.

– Как долго я тебя ждала, витязь! Поскорее увези меня отсюда, из этого страшного места к дяде Владимиру и тетке Светиде, в вольный Новгород!

Однако Добрыня мягко отстранил от себя девушку.

– Постой, не все еще двери я проверил. Только ты не иди вперед, а оставайся за моей спиной!

За третьей дверью сидел отрок. Он оказался говорлив и нежен лицом.

– Как тебя зовут? – спросил его Добрыня.

– Зовут меня Лешко Попяловым. Я славный храбр, родом из Ростова. Когда выходил из материнского чрева, сам Перун катался по небу и метал стрелы-молнии на землю. Еще младенцем я велел матери пеленать меня в железо, а как только научился ходить – сел на коня и поехал сражаться со змеем Смоком. Да в бою не ко времени поскользнулся на сыром песке!

Усмехнулся Добрыня. Хвастливы показались ему слова Лешко, и все же он был рад встрече с ним, воскликнув:

– Пойдем отсюда на вольный воздух!

Эрка, выступившая из-за спины Добрыни, сказала:

– Если тебе не нужны золото, серебро и драгоценные камни, мы с Лешко заберем их.

От одного вида княжеской племянницы у отрока распалились глаза. А Эрке только того и надо.

Лешко притащил змеиную шкуру и почти доверху набил ее сокровищами Смока.

Когда все трое добрались до Новгорода, Эрка велела Лешко одеться в шкуру Смока и в таком виде явиться во дворец.

– Я хочу испытать Светиду, – сказала девушка. – Не в сговоре ли была она со змеем, завидуя моей красоте?

Добрыне не понравилась эта затея, но он смолчал, не желая ссориться с княжеской племянницей. Уж очень ему хотелось поскорее увидеть двор Владимира Всеславича, его славных витязей.

Вот Добрыня и Лешко в сопровождении Эрки вошли под своды белокаменных палат, затейливо украшенных изображениями грифов и пардусов.

Замолкли веселые голоса за ломящимися от яств дубовыми столами, утихли гудки скоморохов.

– Смотри, дядя, кого к тебе привел мой избавитель! – воскликнула Эрка, показывая сначала на Добрыню, а потом на одетого в шкуру змея Лешко. – Добрыня взял клятву со Смока, что тот теперь будет служить нам, наравне с прочими храбрами новгородского престола.

Добрыня приметил, как побледнела при этих словах княгиня Светида. А Владимир Всеславич ласково взглянул на витязя.

– Выбирай, Змей Змеевич, куда сесть: на большое место в передний угол, рядом с моей племянницей, или на скамью из красного золота, с моими лучшими храбрами: Олием Моровлиным и Волхом Всеславьевичем.

Добрыня сел рядом с витязями, чтобы послушать рассказы об их подвигах, а мнимый змей – между княжеской женой и племянницей.

Посреди разговоров Добрыня услышал, как Светида сказала Лешко по-змеиному:

– Зачем ты, милый друг, пошел в услужение моему мужу? Разве не я велела тебе похитить Эрку, чтобы она не затмевала меня при дворе своей красотой?

Тут Попялов снял с себя шкуру, и все увидели, что это юный отрок, нежный лицом, а не Смок.

С сердца гостей как камень свалился. Стали люди пить, есть втрое больше прежнего.

Лешко, которому от шкуры чудовища перешло знание змеиного языка, стал совестить Светиду:

– Ах ты, бессовестная жена! Так-то ты остаешься верной князю?

Оскорбилась княгиня.

– Хвастливый пес, неотесанный засельщина! Да за такие слова я велю вырвать у тебя язык и скормить черным воронам!

Потом Светида пригрозила Эрке:

– Если не уймешь своего щенка, то я расскажу отцу, как ты жила все это время со Смоком!

Прошло семь лет после победы Добрыни над Смоком. За это время оба храбра возмужали и вместе с Олием Моровлиным прославили двор Владимира Всеславича многочисленными подвигами.

Но вот с некоторых пор Добрыня стал видеть один и тот же сон. Витязю грезилось, что некая сила удерживает его от поединка с незнакомым воином-великаном.

В одной из поездок Добрыня выехал на поле, все поросшее ископытенем. Увидел витязь, как неспешно едет по нему тот самый воин-великан из снов.

Нагнав его, Добрыня закричал:

– Кто ты?!

Но незнакомый всадник даже не шелохнулся, невозмутимо продолжив путь.

Рассердившись, Добрыня выхватил палицу и со всего размаху ударил ею по шлему воина-великана. А всадник даже шеей не повел. Смутился Добрыня, подумал: «Неужели я ослаб?»

С такой мыслью он поехал к сырому дубу, чтобы испробовать свои силы. Ударил – и расшиб столетнее дерево в мелкие щепы.

Обрадовавшись, Добрыня соколом кинулся на незнакомца. Удар оказался настолько сильным, что на этот раз великан-всадник остановил коня и оглянулся.

– Это, видно, комар из здешних витязей меня в затылок укусил!

Ухватил незнакомец Добрыню за желтые кудри, сдернул с седла и положил в кожаный мешок. Только тут, по косам, выбившимся из-под шлема, Добрыня понял, что его пленила Среброгорка[29] – дочь витязя-великана Микулы Селяниновича.

А Среброгорка Добрыню в мешок сунула, да только потом задумалась, кого везет. Решила, если храбр понравится – пойдет за него замуж, а если нет – отрубит голову.

Вынув Добрыню из мешка, Среброгорка внимательно осмотрела свою добычу и сказала:

– Я вижу, ты мне подходишь. Если согласишься стать моим мужем, будем жить в Новгороде, если нет – положу на ладонь, другой прижму, сделаю из тебя овсяной блин!

А Добрыня увидел, как красива лицом Среброгорка, и сказал, что согласен жениться на ней.

Добрыня и Среброгорка поселились в Новгороде, а вместе с ними и мать витязя Амелфа, вдова Ходоты.

И вот как-то на пиру князь Владимир Всеславич, распотешившись, сказал:

– Давно задумал я очистить прямоезжую дорогу до Аттильского царства и белых болгар. Кто бы из моих отважных витязей съездил на восток, порубил бы по пути белоглазую чудь и неведомых буртасов?

Среброгорка первой вскочила со скамьи.

– Я поеду, стольный князь Новгородский. Очищу прямоезжую дорогу до Аттильского царства!

Кивнув, Владимир велел подать Среброгорке турий рог пенного меда. Осушив его одним духом, Среброгорка сказала:

– Ах, я неразумная! Позабыла о том, что не должна проситься прежде старшего в дружине.

Встал тут Волх Всеславьевич.

– Не тот старший, кто отличается мудростью, а тот, за кем идут другие храбры!

На это Олий Моровлин, оборотившись к Добрыне, заметил:

– Если жена попросилась прежде мужа в поход, значит ехать мужу!

Улыбнулся Владимир Всеславич.

– Поезжай на восток, мой отважный витязь, очисти прямоезжую дорогу до Аттильского царства и белых болгар!

Собираясь в путь, Добрыня первым делом попрощался со своей матерью Амелфой:

– Благослови меня, сына, ехать в дальние страны. Дай мне благословенье на шесть лет и еще, про запас, на двенадцать.

Амелфа, опечалившись, воскликнула:

– Ты еще с женой не успел пожить, как уже оставляешь ее!

Но Добрыня успокоил мать.

– За Среброгоркой присмотрит мой верный друг Лешко Попялов. А меня ждет великий позор, если я откажусь от выпавшей чести!

Потом Добрыня попрощался с женой, наказав:

– Жди меня, Среброгорка, шесть лет. А если не дождешься шесть – еще двенадцать. А если пройдет двенадцать – выходи хоть за князя или гридня. Только не выходи за моего верного друга Лешко Попялова.

И вот поскакал Добрыня на восток, рубя по пути белоглазую чудь и неведомых буртасов.

Наконец он очистил прямоезжую дорогу до Аттильского царства и белых болгар…

Прошло шесть лет, а потом все двенадцать. Новгород слухом наполнился: сгинул в дальних краях Добрыня Резанович. Но Среброгорка терпеливо ждала мужа, отказывая сватам.

А у Лешко Попялова – сердце завистливое, руки загребущие. Стал он думать, как жениться на Среброгорке. Пойти с предложением самому, так хорошо, если дочь Микулы Селяниновича откажет, а не то положит на ладонь, другой прижмет, сделает из храбра овсяной блин!

И тут пришло Лешко Попялову на ум зазвать в сваты Владимира. Стали Волх Всеславьевич и Олий Моровлин отговаривать князя от бесчестного дела, да княгиня и княжна на то ответили им:

– Кости Добрыни Резановича давно в землю легли! А Среброгорка напрасно мужа ждет, свое счастье упускает!

Отправился Владимир к Среброгорке на двор, просить пойти за Лешко Попялова. А князю разве откажешь? Пришлось Среброгорке согласиться.

Наступил день свадьбы. Уехали со двора жених с невестой. И тут поднялась пыль столбом. Прискакал Добрыня. Видит, пусто во дворе, никто его не встречает.

Привязав коня к столбу, пошел витязь к матери. Поздоровавшись с Амелфой и крепко обняв ее, Добрыня сдвинул брови.

– Где же моя жена Среброгорка?

Мать Добрыни горестно вздохнула:

– Если бы тебе раньше приехать! Ведь свататься за Лешко Попялова к твоей жене приходил сам Владимир Всеславич. Она бы другому отказала, а князю не смогла.

Сверкнув страшно глазами, Добрыня поспешил на свадебный пир.

А во дворце – веселье в самом разгаре. Мед, пиво рекой текут. На дубовых столах – целиком зажаренные лебеди и глухари.

Тут Добрыня, хмурый, как грозовая туча, вошел в гридню. Стихли разом скоморошьи дуделки и сопелки, лишились языков гости.

Поклонившись князю Владимиру, княгине Светиде и славным витязям, он сказал:

– Здравствуй, князь! Совершил я подвиг, очистил прямоезжую дорогу до Аттильского царства и белых болгар, порубил белоглазую чудь и неведомых буртасов! А что же ты сам делаешь? Хочешь у живого мужа жену отнять? Что пристало Лешко Попялову, храбру с сердцем завистливым и загребущими руками, то не пристало великому князю!

Владимир Всеславич ничего не ответил. А Добрыня Резанович подошел к Среброгорке. Великанша не знала, куда деться со стыда, хотела уйти, перескочив через богато убранный стол. Только Добрыня остановил ее.

– Среброгорка Микулишна, если перескочишь, то навлечешь на себя еще большее бесчестье.

С этими словами он вывел жену из-за убранного стола, а потом насмешливо взглянул на помертвевшего от страха Лешко Попялова:

– Ну, здравствуй, жених, да не с кем спать!

О ссоре Олия Моровлина и Владимира Старого

Ездил Олий Моровлин в чистом поле много времени, постарел, оброс бородой. Плащ из багряной парчи на нем поистаскался, золота и серебра у него не осталось. Захотел Олий отдохнуть в стольном городе. Прискакал в Новгород, заехал на княжеский двор.

У князя Владимира Всеславича шел веселый пир. За длинным дубовым столом сидела знать, заморские гости, могучие витязи: Волх Всеславьевич, Добрыня Резанович и Лешко Попялов.

Зашел Олий в гридню, стал у двери, поклонился по древнему словенскому обычаю князю с княгиней.

– Здравствуй, Владимир Всеславич! Здравствуй, Светида Крепкомысловна! Поите ли, кормите ли заезжих витязей?

Не узнал его Владимир и спросил:

– Ты откуда, старик, каким тебя зовут именем?

– Я Олеша Заолешанин.

– Ну, садись, Олеша, с нами хлеба-соли отведать. Есть еще место на дальнем конце стола, на краю скамьи.

Усадили слуги Олия на худой конец стола. Загремел тут Моровлин на всю гридню:

– Не родом витязь славен, а подвигом! Не по делам мне место, не по силе честь! Сам ты, князь, сидишь с воронами, а меня посадил с неумными воронятами.

Захотел Олий Моровлин поудобнее устроиться – поломал дубовые скамьи, погнул железные сваи, прижал всех гостей в угол. Это Владимиру Всеславичу не понравилось. Потемнел князь, как осенняя ночь, закричал, заревел, как лютый зверь:

– Что же ты, Олеша Заолешанин, перемешал мне все места почетные! У меня между гостевых мест не зря были проложены крепкие сваи. Чтобы витязи на пиру не толкались, ссор не заводили! А ты что тут за порядки навел?! А вы, храбры новгородские, чего терпите, что лесной мужик назвал вас воронами? Возьмите его под руки, да выкиньте вон из гридни!

Выскочили тут три витязя, стали Олия подталкивать, а он даже не сдвинулся на вершок:

– Если хочешь, Владимир, забавы, подай мне еще трех силачей!

Вышли другие три витязя, ухватились вшестером за Моровлина. Однако не много преуспели.

– Мало, князь, даешь, дай еще троих!

Но и девять витязей ничего с Олием не сделали: стоит старый, как столетний дуб!

Распалился гость.

– Ну, теперь пришла моя потеха!

Стал он витязей с ног валить. Расползлись храбры по горнице, ни один на ноги встать не может.

А Олий Моровлин вышел из гридни, хлопнул дубовыми дверьми – двери вылетели, воротами хлопнул – ворота рассыпались.

Выбрался он на широкий двор, вынул тугой лук и острые стрелы, стал заговор читать:

– Вы, стрелы, летите к высоким кровлям, сшибайте с дворцов золотые маковки!

Взвились стрелы в воздух. И посыпались маковки с княжеского дворца.

Закричал Олий Моровлин:

– Собирайся, голь перекатная, подбирай золотые маковки, неси на торг, пей вино, ешь досыта белого хлеба!

Набежала голь перекатная, подобрала маковки, стала с Олием пировать.

А Моровлин принялся ее угощать.

– Пей-ешь, братия нищая, князя Владимира Всеславича не бойся: может, завтра я сам буду княжить в Новгороде, а вас сделаю помощниками!

Донесли обо всем Владимиру:

– Сбил Олеша Заолешанин золотые маковки, поит-кормит нищую братию, похваляется сесть князем в Новгороде.

Испугался Владимир и погрузился во мрачные думы.

Встал тут Добрыня Резанович:

– Владимир Всеславич, Красное Солнце Новгорода! Это ведь не Олеша Заолешанин, это ведь сам Олий Моровлин, что Позвизду, внуку Стрибожьему, одну щеку отсек! Надо его назад вернуть и покаяться перед ним, а то как бы худо не было.

Стали думать, кого за Олием послать.

Послать Волха Всеславьевича – тот слишком горд, послать Лешко Попялова – тот только наряжаться умен. Порешили послать Добрыню Резановича – его Олий Моровлин братом зовет.

Идя улицей, Добрыня думал: «Грозен в гневе Олий Моровлин. Не за смертью ли своей идешь, Резанович?»

Пришел Добрыня, поглядел, как Олий пьет-гуляет, стал раздумывать: «Спереди зайти, так сразу убьет, а потом опомнится. Лучше я к нему сзади подойду».

Подошел Добрыня со спины к Олию, обнял его за могучие плечи:

– Брат мой! Сдержи свои могучие руки, скрепи свое гневное сердце, ведь послов не бьют. Послал меня Владимир Всеславич покаяться перед тобой. Он тебя не узнал, потому и посадил на непочетное место. А теперь просит тебя назад прийти.

Обернулся Олий.

– Ну и счастлив ты, Добрыня, что сзади зашел! Если бы ты зашел спереди, от тебя бы только кости остались. А теперь я тебя не трону, брат мой. Если просишь, пойду обратно, к князю Владимиру, да не один пойду, а всех моих гостей захвачу, пусть уж владыка новгородский не прогневается!

Созвав голь перекатную, Олий пошел с ней на княжеский двор.

Радостно встретил его Владимир Всеславич. Взял за руки, расцеловал:

– Здрав будь, витязь Олий Моровлин! Садись повыше всех, на почетное место!

Олий сел на среднее место, посадив рядом с собой голь перекатную.

– Если не Добрыня Резанович, убил бы я тебя сегодня, Владимир Всеславич. Ну уж на этот раз твою вину прощу.

Понесли слуги гостям угощение, да не щедрое: по чаре кваса, да черному хлебу.

Снова Олий в гнев вошел:

– Так-то, князь, ты моих гостей потчуешь? Квасом да черным хлебом?!

Владимиру это не понравилось:

– Есть у меня в погребе сладкое вино, найдется на каждого по бочке. Если это, что на столе, не пришлось по вкусу, пусть сама голь перекатная из погребов несет.

– Так-то, князь, ты моих гостей чествуешь? Чтобы сами бегали за питьем да за кушаньем?! Видно, мне самому придется быть за хозяина!

Вскочил Олий на ноги, побежал в глубокие погреба, взял одну бочку под одну руку, другую под другую руку, третью бочку ногой покатил. Выкатил на княжеский двор:

– Берите, гости, вино, я еще принесу!

И опять спустился в погреба.

Разгневался князь, закричал громким голосом:

– Мои верные слуги! Бегите скорей, закройте двери погребов, задерните железной решеткой, засыпьте желтым песком, завалите столетними дубами. Пусть умрет там Олий Моровлин голодной смертью!

Набежали слуги, заперли витязя. А голь перекатную кнутами со двора прогнали.

Этакое дело прочим храбрам не по душе пришлось. Они встали из-за стола не докушавши, вышли вон из княжеского дворца, сели на добрых коней и уехали.

– Не будем мы больше жить в Новгороде! Не будем служить Владимиру Всеславичу!

Так-то в ту пору в Новгороде не осталось витязей.

Тихо, скучно стало у Владимира в горнице.

Не с кем князю совет держать, не с кем пир пировать, на охоту ездить… Витязи-храбры в Новгород и не заглядывают.

А Олий Моровлин между тем томился в глубоком погребе. На замки были заперты железные решетки, решетки завалены дубьем, корневищами, засыпаны для крепости желтым песком. Даже серая мышь не могла пробраться к Моровлину.

Тут бы старому и смерть пришла, да имелась у князя племянница Эрка, дочь старшего брата Избора. Слыла она первой красавицей с белой грудью, круглыми бедрами и медовой косой.

Захотелось княжне узнать, куда Светида по временам отлучается. Проследив за княгиней, Эрка увидела, что Светида ходит по тайному ходу к Олию Моровлину, носит кушанья и сладкие меды.

Разгорелось сердце Эрки любовью к заточенному витязю. И вот как-то пришла она к Олию.

Увидев племянницу Владимира, Моровлин нахмурился.

– Что ты задумала, княжна?

– Хочу, чтобы ты целовал меня в сахарные уста и груди! – воскликнула Эрка.

Но Олий только отвернулся.

– Поди прочь!

Разгневалась Эрка:

– Ах ты, деревенщина! Разве моя тетка Светида не носит тебе кушанья и сладкие меды?

Усмехнулся Моровлин.

– Так она всем славным витязям жена! А ты – еще дитя неразумное!

Ничего не оставалось Эрке, как покинуть гордого пленника. Но известно, ум созревшей девицы тороват на хитрости.

Вот Эрка дождалась темной ночи, надела кунью шубу и пошла в погреб к Олию.

Моровлин, приняв Эрку за Светиду, до утра мял ее белое тело.

Сидел раз князь в горнице, горькую думу думал.

Вдруг услышал – по дороге скачет кто-то, копыта бьют, будто гром гремит. Сорвались двери с кованых петель, и вошел в гридню посол от аттильского кагана Ернака Калина. Сам гонец – ростом со старый вяз, голова – как пивной котел. Подал гонец князю грамоту, а в той грамоте было написано:

«Я, каган Ернак, правил аттилами и чудью. Теперь аттилов и чуди мне мало – я словенами володеть желаю. Ты покорись мне, князь новгородский, не то всю Славию, Куявию и Артанию я огнем сожгу, запрягу мужчин в повозки, порублю детей и стариков, тебя, князь, заставлю скот на горельнике пасти, княгиню – лепешки печь».

Тут Владимир Всеславич разохался, пошел к княгине Светиде и сказал:

– Что мы будем делать, жена?! Рассердил я всех витязей, и теперь нас защитить некому. Верного Олия Моровлина я заморил голодной смертью. Придется нам бежать из Новгорода за море.

Побледнела Светида, ведь больше всего она опасалась, что откроется ее измена мужу. Только Эрка, загадочно улыбнувшись, промолвила:

– Пошли, дядя, поглядеть на Олия, может, он еще живой в погребах сидит.

– Эх ты, неразумная! Если снимешь с плеч голову, разве прирастет она? Может ли витязь три года без пищи обходиться? Давно уже его кости рассыпались в прах…

А Эрка повторила:

– Пошли слуг поглядеть на Олия Моровлина.

Послал князь раскопать погреба и открыть решетки. Открыли слуги погреба, а там Олий живой сидит. Увидав его, слуги бросились к князю.

Спустившись в погреба с женой и племянницей, поклонился Владимир Олию до сырой земли:

– Помоги, Моровлин! Аттильская рать обложила Новгород с пятинами!

Ответил храбр:

– Я три года по твоему указу в погребах просидел, не хочу я за тебя стоять!

Поклонилась витязю княгиня.

– За меня постой, Олий Моровлин!

– Для тебя я только из погребов выйду, но с Ернаком Калиным биться не стану.

Что тут делать? Князь замолчал, княгиня расплакалась.

Тут Эрка сказала Олию Моровлину:

– Не для князя, не для княгини, не для меня, молодой, с сахарными устами и белым телом, а для бедных вдов, для малых детей выходи из погребов. Постой за людей, за вольный Новгород, за землю русскую!

Встал тут Олий, расправил могучие плечи, вышел из погребов. Затем, сев на Косматого Бура, поскакал на восток с малой дружиной.

Доехав до аттилов и чуди, взглянул Олий Моровлин, головой покачал: в чистом поле вражеского войска было видимо-невидимо, серой птице вокруг в день не облететь, быстрому коню в неделю не объехать.

Среди поля стоял золотой шатер. В том шатре сидел каган Ернак Калин. Сам как столетний дуб, ноги – бревна кленовые, руки – грабли еловые, голова – медный котел, один ус золотой, другой серебряный.

Приуныла малая дружина. Увидав Олия Моровлина, каган стал смеяться, бородой трясти:

– Налетел щенок на больших собак! Где тебе со мной справиться? Я тебя на ладонь посажу, другой хлопну, только мокрое место останется! Ты откуда такой выскочил, что на аттильского владыку тявкаешь?

Ответил ему Олий Моровлин:

– Раньше времени ты, Ернак, хвастаешь! Не велик я, старый витязь Олий Моровлин, а, пожалуй, и не боюсь тебя!

Услышав это, Ернак Калин вскочил на ноги.

– Слухом о тебе земля полнится. Коли ты тот славный витязь Олий Моровлин, так садись со мной за дубовый стол, ешь мои кушанья, пей мои вина, не служи только князю Владимиру Старому, а служи мне, владыке аттильскому и чудскому!

Рассердился Олий.

– Не бывало в Новгороде изменников! Я не пировать с тобой пришел, а гнать долой с отчей земли!

Снова каган начал уговаривать:

– Славный витязь Олий Моровлин, есть у меня две дочки: косы как воронье крыло, глаза, словно камни-агаты, платье шито яхонтом да жемчугом. Я любую за тебя замуж отдам, будешь ты мне любимым зятем.

Еще пуще рассердился Олий Моровлин.

– Ах ты, чучело! Испугался духа новгородского! Выходи скорее на смертный бой, выну я свой меч-кладенец Финист, да сосватаю с ним твою шею.

Тут взъярился Ернак. Вскочил на кленовые ноги, махнул кривым мечом, крикнул громким голосом:

– Я тебя, невежа, мечом порублю, копьем поколю, из твоих костей похлебку сделаю!

Начался у них поединок. Малая дружина русичей с одной стороны встала, несметная аттильская и чудская рать – напротив.

Олий Моровлин и Ернак Калин мечами рубились – только искры из-под мечей брызгали. Изломали мечи. Они копьями кололись – только ветер шумел да гром гремел. Изломали копья. Стали биться голыми руками. Бросил каган Олия на сырой песок, сел ему на грудь, вынул острый нож.

– Я распорю тебе могучую грудь и посмотрю на твое сердце!

Сказал ему Олий Моровлин:

– В новгородском сердце прямая честь да любовь к отчизне!

Каган Ернак, грозя ножом, стал издеваться:

– А и впрямь невелик ты, витязь, верно, мало хлеба кушаешь.

– А я съем калач, да и сыт с того.

Рассмеялся аттильский владыка.

– А я ем по три воза хлеба и съедаю целого быка.

– Ничего, – ответил Олий. – Была у моего отца корова-обжорище, она много ела-пила, да и лопнула.

Говоря так, Моровлин сам все тесней прижимался к Ладе, матери сырой земле. От богини плодородия, супруги синего неба, к нему шла сила, перекатывалась по жилам, крепила могучие руки.

Замахнулся Ернак на храбра ножом, а Олий как двинется. Слетел с него Ернак, словно перышко.

– Мне, – закричал Моровлин, – от отчей земли силы втрое прибыло!

Затем схватил он Ернака за кленовые ноги, стал кругом помахивать, бить-крушить им вражеское войско. Где махнет – там станет улица, отмахнется – переулок! Избивая-круша, Олий приговаривал:

– Это тебе за малых детей! Это тебе за кровь людскую! За обиды злые, за поля пустые, за разбой, за вольный Новгород, за всю землю русскую!

Тут воспряла малая дружина духом и кинулась на аттилов и чудь. Следом и витязи, отъехавшие из Новгорода, прискакали на выручку Олию Моровлину. Кого там только не было: Добрыня Резанович, Волх Всеславьевич, Лешко Попялов…

Дрогнули враги и побежали через поле, крича громким голосом:

– Не приведись нам больше видеть новгородских витязей!

Бросил Олий Моровлин кагана Ернака, словно негодную ветошку, в золотой шатер зашел, налил чару крепкого вина в полтора ведра. Выпил чару за единый дух. Выпил он за вольный Новгород, за землю русскую, за ее широкие поля, за ее многошумные города, за зеленые дубравы, синие моря и белых лебедей на заводях!

Слава родной отчизне! Не скакать врагам по русской земле, не топтать ее конями, не затмить ее красного солнца!

* * *

Когда закончил Вещий Боян петь о подвигах Старовладимировых витязей, шум поднялся между киевскими купцами:

– Как ни славен своими делами седой Новгород, да куда ему до богатого Киева!

Подумал Велесов внук и начал песню о Садко Богатом Госте.

Садко Богатый Гость

Славился Новгород каменными палатами, широкими площадями, храмами, купеческими лавками, полными тонкого сукна и доброго железа. Через реку Волхов были переброшены широкие мосты, а у пристани всегда теснились корабли, стоявшие в заводи, подобно лебедям.

Но ничего не было у молодого Садко: ни лавок, ни белопарусных ладей. Одно богатство – звонкие гусли.

Ходил Садко по домам на веселые пиры, потешить гостей.

Вот играл раз Садко на богатом пиру. Наелись гости, напились, стали хвастаться: кто золотыми гривнами, кто полными кладовыми.

Садко стало досадно и, оборвав струну, он хлопнул по столу кулаком.

– Богатые гости, были бы у меня корабли, я бы не сидел сиднем в Новгороде, жирея в палатах, а поплыл бы в заморские страны!

Разгневались гости и выгнали Садко.

Вот день прошел – никто Садко на пир так и не позвал. И другой минул.

Стал голодный Садко ходить по Новгороду и заглядывать в чужие окна. Всюду люди сидели за столами, жевали пироги, пили мед, а у Садко и куска хлеба на ужин не было.

Взяв свои гусли, отправился печальный Садко на берег Ильменя. Там он сел на берегу и стал перебирать струны на гуслях.

Сперва озеро было тихим, что стекло. Но вот пошли по нему волны, поднялась пена.

Испугался Садко и, бросив играть, поспешил прочь.

На другой день к вечеру совсем горько стало Садко, и он опять пошел к тихой заводи. Стал играть на гуслях.

Вдруг поднялась волна, потом другая, и из замутившейся песком воды вышла дева неописуемой красы.

Садко очень удивился:

– Кто ты?

– Я Волхова, дочь морского владыки Йесы. Моему отцу пришлась по нраву твоя игра, и он решил тебя наградить. Когда ты вернешься в Новгород, побейся с купцами о большой заклад. Скажи им, что есть в Ильмень-озере чудо-рыба с золотым пером. Пусть поставят купцы в заклад лавки, а ты не бойся, поставь свою буйную голову. Как закинут сети в Ильмень-озеро, я брошу в них чудо-рыбу с золотым пером.

Обрадовался Садко, поблагодарил Волхову и пошел в Новгород. Став на вечевой площади, он закричал зычным голосом:

– Много вы на пирах едите и пьете, богатствами хвастаетесь, а не знаете, что есть в Ильмень-озере чудо-рыба с золотым пером!

Набежали торговые люди и заспорили:

– Что ты врешь, гусляр? Не бывало на свете такой рыбы!

А Садко стал их раззадоривать:

– Ну, так побейтесь со мной: заложу я вам свою голову, а вы мне – лавки с тонкими сукнами и добрым железом!

Ударились с ним три купца об заклад.

Взяв самый прочный невод, они пошли к Ильменю. Закинули невод – закипело озеро… Вытащили невод, а в нем чудо-рыба с золотым пером!

Отдали купцы Садко свои лавки.

Стал Садко торговать, и повалило ему счастье: с каждым днем Садко богател. Выстроил себе белокаменные палаты, завел ларцы с цветным платьем и драгоценными каменьями. Стал пиры устраивать и зазывать на них гусляров.

Зазнался Садко. Никому не кланяясь, ни посаднику, ни князю, стал важно ходить по городу.

Раз созвал он на великий пир посадских людей да купцов.

Принялся Садко хвастаться своим богатством:

– У меня злата-серебра без счета! Я могу скупить весь Новгород, так что нечем станет торговать.

Поймали его гости на слове, ударились с ним об заклад в сорок сороков, что он выкупит все добро в лавках.

Вот поутру поднялся Садко, разбудил слуг и, раздав им без счету золотых и серебряных гривен, послал по торжищам.

Вышел вечером Садко поглядеть на Новгород. И видит – все рынки пусты, все лавки пусты, на пристанях корабельных хоть пляс пляши, даже у гончаров одни черепки остались.

Загордился Садко, обрадовался: подумал, что взял заклад.

А на другой день пошел в гостиный двор, смотрит – лавки полным-полны заморским добром, на рынках торг шумит, на пристанях бочкам счету нет, от тонкого сукна и доброго железа настилы ломятся. Даже гончары, и те новых горшков навезли.

Задумался Садко:

«Не осилить мне, видно, Новгорода. Я скуплю сукна новгородские – подоспеют псковские, ростовские. Скуплю псковские, рязанские – подоспеют полочанские и смоленские. Руки у людей без дела не лежат – работают. За ночь новые ткани наткут, новые горшки налепят. Надо мне отдавать заклад в сорок сороков».

Решил Садко Богатый Гость отправиться торговать за море.

Распродав свои цветные платья и драгоценные каменья, он построил тридцать кораблей и набрал купеческую дружину.

Нагрузили новгородцы корабли воском и кожами и поплыли в заморские страны.

Множество земель и народов объездил Садко. Был он у свеев, был в земле урман.

Потом корабли Садко отправились вовсе в диковинные места. Так, прибыв к острову самояди, новгородцы увидели народ, который имел рот на темени и поедал сам себя. Дальше простирались владения половинников. У них имелся один глаз и одна рука. Чтобы сдвинуться с места, половинники были вынуждены складываться надвое – и тогда бегали с неслыханной быстротой. Плодились они, выделывая подобных себе из железа.

Наконец ладьи Садко пристали к большому острову. Он простирался на три дня пешего пути, и его покрывали леса и болота.

Жители острова поклонялись Одноглазому Лихо, не имели пашен, а питались лишь тем, что привозили к ним купцы. Их единственным занятием была торговля соболями, белками и прочими мехами. Полученное от покупателей золото островитяне завязывали в свои пояса.

Люди здесь не пили сладкого вина и пенного пива. Был у них один лишь мед. В лесах островитяне пасли свиней. Пожирая желуди, те быстро жирели.

А вот какие были у жителей острова погребальные обычаи. Мертвых мужчин сжигали. Женщины же царапали себе ножом руки и лица в знак скорби. На другой день после сожжения покойника они шли на буйвище, собирали пепел и клали его на погребальный холм. По прошествии года после смерти покойника люди брали двадцать бочонков меда и устраивали поминальную тризну.

Если у покойника было три жены, и одна из них утверждала, что она особенно любила его, то женщина приносила к его трупу два столба. Их вбивали стоймя в землю, потом клали третий столб поперек, привязывали посреди этой перекладины веревку. Женщина становилась на скамейку, завязывая конец веревки вокруг своей шеи. После того скамью убирали из-под нее, и она оставалась повисшей, пока не задыхалась и не умирала. Затем ее тело бросали в огонь, где оно и сгорало.

Особенно возмутили Садко человеческие жертвоприношения. Островитяне не делали разницы между конями и людьми. Стоило только знахарю или колдуну указать на человека, как того вешали на дерево, во славу Одноглазому Лихо.

Задумал тогда Садко избавить народ от злобного чудовища. С небольшим числом самых отважных корабельщиков отправился он в гущу леса.

Долго шли новгородцы. Заблудились. Наконец увидели поляну, на которой стояла большая изба.

А уже ночь наступила. Вошли в избу. Там оказалось пусто и нехорошо.

Решив немного передохнуть, новгородцы сели на лавку. В это время показалась высокая женщина, худая, кривая на один глаз.

– А! – закричала она с порога. – У меня гости!

– Здравствуй, хозяйка. Оставь нас переночевать, – попросили новгородцы.

Женщина, крепко запирая за собой дверь, усмехнулась.

– Ну, хорошо. Будет мне, Одноглазому Лихо, чем поужинать!

Садко и его люди, хотя не робкого были десятка, но перепугались. Вот Лихо затопила печь, подошла к гостям, взяла одного корабельщика, зарезала. Затем посадила на угли и съела.

Садко задумался: что делать, как быть? Но так ничего не смог придумать.

Прошло несколько дней. Возвращаясь каждый вечер, Лихо съедала по новгородцу. И так, пока не остался один Садко.

– Хозяйка, я кузнец, – сказал он.

Лихо обрадовалась:

– Скуй мне глаз!

– Да есть ли у тебя веревка? – спросил Садко. – Надо тебя связать, а то ты не дашься. – Лихо пошла, принесла две веревки, одну потоньше, а другую толще.

Вот Садко связал ее той, которая была потоньше.

– Ну-ка, хозяйка, повернись!

Лихо повернулась и разорвала веревку.

– Нет, – сказал Садко, – эта не годится.

Взял он толстую веревку да этой веревкой скрутил ее хорошенько.

– Повернись-ка, хозяйка!

Лихо повернулась – не порвала. Вот Садко взял шило, разжег его, наставил ей на здоровый глаз, взял топор да обухом как ударит по шилу! Лихо вскочила – и, разорвав веревку, села на пороге.

– Злодей, теперь не уйдешь от меня!

Вот вернулись с поля овцы. Лихо загнала их ночевать в свою избу. Поутру, когда она стала выпускать стадо, Садко залез в овечью шкуру и подполз к Лихо. Она схватила его за спинку и выкинула.

Тогда Садко встал и сказал:

– Прощай, Лихо! Натерпелся я от тебя!

Женщина принялась грозить ему.

– Постой, еще натерпишься!

Пошел Садко и уже почти из леса выбрался. Смотрит: в дереве топорик с золотой ручкой. Захотел себе забрать.

Но, подумав, взялся за топорик левой рукой. А рука и пристала к нему. Никак не оторвешь. Оглянулся Садко назад: идет к нему Лихо и кричит:

– Попался!

Садко вынул нож и давай пилить свою руку. Отрезал ее и убежал.

Вернувшись к кораблям, Садко велел выковать себе железную руку. После этого собрал оставшихся корабельщиков.

Пошли новгородцы в лес и, найдя избу с Одноглазым Лихо, подперли ее рогатинами, да подожгли. Завыло между деревьями, затряслась земля. Наконец от избы остались угли да куча человечьих костей.

После этого новгородцы отплыли от проклятого острова, держа путь к родным берегам.

Не один год плыли люди Садко по морю. Наконец показались вдали берега Нево-реки.

Но вдруг налетела свирепая буря. Забило корабли волнами, Стрибожьи внуки ветры, словно изловчаясь друг перед другом, пошли рвать белые паруса и гнуть, как ветки, толстые мачты.

Собрались корабельщики к Садко на корабль.

– Что нам делать?

Подумав, сказал им Садко:

– Други мои, видно, гневается на нас владыка Йеса. Мы двенадцать лет по морям плаваем, но за это время еще ни разу не заплатили ему дани ни серебром, ни золотом. Возьмите бочку серебра, бросьте ее в море. Может, Йеса нас помилует.

Взяли корабельщики бочку серебра, бросили в море, но буря только сильнее разыгралась.

– Видно, мало жертвы владыке Йесе, – сказал Садко. – Берите бочку красного золота и спускайте в синее море.

Бросили в море бочку золота – затрещали борта кораблей под ударами мощных волн.

Задумался Садко:

– Не нужно Йесе ни серебро, ни золото, а нужна человечья голова. Кинем в море жребий: чей жребий на дно пойдет, тому и идти в синюю пучину.

Нарезали корабельщики чурки из ясеня, кинули на грозную волну: все чурки поверху поплыли, одна чурка Садко на дно пошла.

Пригорюнился Садко:

– Это, братья, неправильные жребии. Спустите жребии из черного железа.

Спустили корабельщики жребии из черного железа, а Садко спустил жребий из ясеня. Все жребии по воде поплыли, будто гуси по заводи, а жребий Садко пошел ключом ко дну.

Не хотелось Садко в море идти. Решил он снова схитрить:

– Еще раз бросим, други, жребии. Бросим кленовые жребии, а чей жребий по воде поплывет, тому в море идти, других выкупать.

Бросили жребии кленовые, а Садко бросил жребий из черного железа, весом в десять пудов.

Все кленовые жребии ко дну пошли, а Садко жребий, весом в десять пудов, по воде, словно лебедь, поплыл.

И сказал тогда Садко Богатый гость:

– Знать, пришла мне неминучая беда, самому надо идти к владыке Йесе.

Опустили корабельщики дубовую доску в море. Не взял с собой Садко ни хлеба, ни вина, а взял только яровчатые гусли.

– Мне без песни жизнь не жизнь, да и в смерти песня нужна.

Лег Садко на дубовую доску. Горько заплакали корабельщики.

Тут ударил Садко в золоченые струны – улеглись волны и стих ветер. Поплыли корабли к Новгороду.

Поплыл Садко на дубовой доске, щипля струны, зажмуривая со страху глаза. Наконец он заснул глубоким сном.

Проснувшись, Садко увидел, что очутился на самом дне. Над ним зыбилось море. Желтый кружок солнца еле светлел через толщу воды.

Оглянувшись, Садко увидел перед собой белокаменные палаты.

Войдя в них, он застал владыку Йесу. Бог морей, с зеленой бородой из водорослей, восседал на высоком троне, вырубленном в дикой скале. В одной руке Йеса сжимал жемчужный трезубец, в другой – огромный рог из раковины. Голову владыки венчала корона из жемчужных и перламутровых раковин.

Рядом с Йесой сидела его супруга, богиня плодородия Циза. В руках Цизы была волшебная сеть, которая приманивает рыб. Под ногами – ларцы и корзины, полные собранного с погибших кораблей добра.

Вокруг Йесы и Цизы плавали морские чудища и раки. Были и рыбы: сом с большим усом, и налим-толстогуб, и севрюга, и осетр, и белорыбица. Все на Садко глаза выпучили.

Закричал гостю бог Йеса:

– Ты двенадцать лет по морям плаваешь, и за это время еще ни разу не заплатил дани! Хорошо, что сам пожаловал. От своей дочери Волховы я слышал, что ты гусляр, каких в Новгороде больше не сыскать. Захотелось мне послушать твоих песен.

Взял Садко свои яровчатые гусли, подтянул на гуслях колышки и ударил по золоченым струнам.

Распотешился Йеса, стал на троне подпрыгивать. Приударил Садко – вскочил Йеса на ноги и пошел плясать по белокаменным палатам.

Стуча ногами, размахивая плащом, хлопая в ладоши, он поднял вихрь в горнице. Разбежались рыбы, раки, морские чудища…

Тут тронул кто-то Садко за правое плечо. Обернувшись, Садко увидел Цизу:

– Довольно играть, Садко! Порви золоченые струны и сломай колышки. Тебе кажется, что Йеса пляшет по палате, а он скачет по крутым кряжам, высоким берегам и широким мелям. От его пляски взбушевалось море, разлились быстрые реки, поднялись высокие волны. Гибнут корабли в море, тонут люди новгородские!

Порвал тогда Садко золоченые струны, сломал колышки. Перестал Йеса скакать-плясать. Улеглось синее море.

Сказал владыка моря Садко:

– Распотешил ты мне душу, Богатый Гость! Хороши в Новгороде гусляры, а такого, как ты, на свете нет. Чем бы мне тебя отблагодарить? Хочешь, я женю тебя на девице-красавице?

– Надо мной в синем море твоя воля, владыка!

А богиня Циза Садко в ухо прошептала:

– Приведет тебе Йеса триста девушек-красавиц, ты ни одной не бери, ни на одну не смотри, а пойдет последней моя дочь Волхова, ту и проси себе в жены. Да смотри не целуй ее, если хочешь вернуться в родной Новгород!

Вот хлопнул Йеса в ладоши. Стали мимо Садко девушки-красавицы идти. Одна другой краше, одна другой лучше. А Садко на них не смотрит, ни одну не выбирает. Позади всех идет Волхова.

– Вот эта, владыка моря, мне полюбилась! – воскликнул Садко. – Я ее хочу в невесты взять.

Рассмеялся владыка Йеса.

– Ни одному смертному не отдал бы свою дочь! Но с твоим искусством гусляра не сравнится даже сын Велеса, звероухий Мерот!

И вот бог морей завел пир на весь подводный мир.

Но не забыл Садко наказа Цизы. Не обнял, не поцеловал жены. Потихоньку ушел с богатого пира, лег на лавку и крепко уснул.

Поутру проснулся Садко и увидел красное солнце, зеленую траву – весь белый свет. Сам он лежал на крутом берегу Волхова.

Поднялся Садко, пошел к пристани. А у нее тридцать кораблей стояли. Только тридцатый корабль был под черным парусом.

Молодая супруга Садко на пристани убивалась:

– Сгинул мой сокол ясный за морем!

Садко Богатый Гость, закинув гусли за плечи, встал позади нее и молвил:

– Что же ты, жена, горькими слезами мужа встречаешь?

Обернулась супруга Садко и, крича от радости, бросилась на шею мужу. А корабельщики только диву дались:

– Мы оплакали Садко в синем море, а он сам встречает нас в Новгороде!

Молодая жена взяла супруга за белые руки и, поцеловав, сказала:

– Милый мой, опора моя крепкая, поклянись, что никогда больше не будешь ввергать мое сердце в пучину тоски и печали. Обещай не ездить по синему морю. Хватит тебе искушать судьбу и изменчивый норов владыки Йесы!

Послушался Садко жены и не стал больше ездить по морю. Прожил до смерти тихо и мирно в Новгороде.

* * *

Когда закончил Вещий Боян петь о Садко Богатом Госте, сказали прибывшие с варяжскими купцами седобородые жрецы:

– Как ни богат Новгород, да его мольбищам далеко до храмов священного города Ретры! А насмехаться над богами да славными предками не пристало даже самому родовитому и сильному человеку!

Кивнул Велесов внук, слыша столь мудрые речи, и начал песню о зло-озорном Соловье Богуславе.

Соловей Богуслав и мертвая голова

Родился Соловей Богуслав в Новгороде. Говорят, род его был известен древностью и восходил к самим Бусу и Словену. Потому Богуслава называли еще Соловьем Буславом, то есть Славящим Буса.

От прадеда Словиши Богуслав перенял дар пророчеств, умение чудесной игры на гуслях. А от отца досталась ему истинная сила витязя.

Когда Соловью Богуславу исполнилось семь лет, стал он ходить с гуслями по городу. Только игры его оказались недобрые. Одного сына знатного человека он дернул за руку – и рука прочь отлетела! Другого – за ногу, и ноги нет! А двух-трех вместе столкнул, так что они бездыханными упали.

Зло озорничая, Богуслав дорос до возраста юноши. Изготовив особую палицу, он задал пир, чтобы из приглашенных выбрать дружину под стать себе. Каждому, желающему вступить в воинский отряд, он устраивал испытание. Оно заключалось в том, чтобы поднять одной рукой корчагу вина, а затем выпить «единым вздохом».

Прошедших это испытание Соловей Богуслав подвергал еще одному жребию – бил каждого по голове палицей – «червленым вязом». Многие валились замертво, но находились и такие, кто оставался стоять на ногах.

Так набралось у Богуслава тридцать удалых молодцев. Только дружина Богуслава не стрелы по земле сеяла, не снопы головами стелила, не мечами молотила, а бражничала и дралась на Волховом мосту с голью новгородской. Оттого Богуслав совсем не почитал богов Сварожичей – Перуна, Радегаста и Ладона. Милей его буйному и разгульному нраву был веселый Курент, да еще покровители скоморохов – Облупа с Пинаем.

Наконец наскучили Богуславу пустые забавы. Захотелось ему повидать свет, увидеть священный город Аркону, где в храме Световида хранился бел-горюч алатырь-камень.

И вот, набрав припасов и сев на тридцать крутобоких кораблей, дружина Богуслава устремилась вниз по Волхову.

Долго плыли ладьи новгородцев. Сначала по Ладоге, потом через Нево-реку в Ирийское море, владения Йесы.

Шумела бескрайняя синяя гладь, белели гордые ветрила, проносясь мимо зеленых берегов. Вот позади осталась чудская крепость Леденец, выстроенная близ старой Колывани, вот, едва показавшись, растаяли в голубой дымке высокие стены богатой Винеты, краше которой нет в мире.

И прибыть бы гостям новгородским к самой Арконе. Да тут подул коварный Позвизд, внук бога ветров Стриба. Закружил корабли Соловья Богуслава…

Целый день бушевала буря. Осталось три ладьи. Наконец утих ветер, улеглись высокие волны, и изумленные русичи увидели неведомый остров с высокой горой.

Соловей велел пристать к острову. На нем оказалось пусто: ни травинки, ни ручья. Одна высокая гора хмуро возвышалась над негостеприимным берегом. Стали между собой дружинники говорить о том, что это нехорошее место, убираться надо отсюда подобру-поздорову. Но захотелось Богуславу посмотреть, что находится на вершине горы.

Поднявшись с немногими отчаянными людьми, он увидел там человеческий череп. Из озорства пнул его, как вдруг услышал в ответ:

– Ты к чему мою голову подбрасываешь? Я, витязь, был не хуже тебя. Так и твоей пустой голове будет суждено лежать.

Даже у самых безрассудных гуляк при этих словах затряслись поджилки. А Богуслав только рассмеялся, не поверив грозному предупреждению:

– От прадеда Словиши у меня дар пророчеств! От родного отца сила! А кроме того, я не верю ни в сон, ни в чох, а верю только в червленый вяз!

С этими словами Соловей достал палицу и одним ударом раскрошил череп.

Поплыли оставшиеся корабли дальше.

Наконец показались скалы большого острова Руяна. А вот и священный город Аркона.

Только и здесь Богуслав повел себя, как в Новгороде. Явившись в храм Световида под красной кровлей, стал шуметь, кричать в святилище. Не найдя бел-горюч камня, выдрал рог из руки идола и, будто богу, велел подносить себе из него вино!

Возмутились ререги, жители Арконы, пригрозили гневом князя. Пришлось Соловью Богуславу спасаться позорным бегством.

На обратном пути ладьи новгородцев вновь прибило к берегам загадочного острова. Дружинники стали уговаривать Богуслава не сходить на землю. Но Соловью было обидно показать, что он испугался проклятья черепа.

Долгими уговорами удалось ему взять с собой несколько человек.

Вот поднялись новгородцы на вершину горы. Ходили, ходили, но ничего не нашли, кроме куска скалы, на котором было написано:

«Здесь лежит сер-горюч камень. Кто будет скакать вдоль него – сложит свою буйную голову».

Усмехнулся Богуслав и сказал дружине:

– Что вы, приятели, оробели? Или мы не мужи новгородские, которые не верят ни в сон, ни в чох, а верят только в червленый вяз?

Подумав, осмелели дружинники. Сначала прыгнул один поперек камня, потом другой, третий…

Наконец Соловей воскликнул:

– Смотрите, ничего не случилось! Соврала нам мертвая голова! Да только какая честь и хвала молодецкая прыгать поперек сер-горюч камня? Будем скакать вдоль него!

С этими словами Богуслав разбежался, прыгнул, да не доскочил четверти и убился.

Там, на вершине горы, посреди Ирийского моря, схоронили зло-озорного Соловья Богуслава.

* * *

Перевел дух Вещий Боян и начал новую песню о ясноликом и собольебровом Чуриле Плёнковиче.

Чурила Плёнкович

Пировал Владимир Всеславич. И вот как-то стали являться к нему избитые и израненные витязи.

– Кто вам проломил палицами крепкие шлемы? – спросил Владимир, показывая на перевязанные ремнями головы.

Устыдились храбры, попрятались по лавкам. Только один витязь вышел и сказал:

– Ездили мы, князь новгородский, выше Почай-ручья. Да только пусто было там. Ни прыскучего зверя, ни перелетной птицы. Наконец улыбнулась нам удача. Откуда ни возьмись – куницы, олени, туры без числа. Преследуя добычу, мы выехали в чистое поле и увидели триста юношей на белых жеребцах и в сверкающих, как солнце, шапках. Эти молодцы добычу нашу перебили, а нас изранили!

Владимир сильно удивился, но не стал прерывать пира.

Между тем явились охотники и рыболовы. Тоже все избитые. Нахмурился князь.

– А что с вами приключилось?

Пожаловались охотники и рыболовы:

– Ездили мы по рекам и озерам, и сколько ни закидывали сети, они возвращались пустыми. Потом мы увидели юношей на большой ладье. Была их тысяча человек. И они дружно тащили тяжелые сети с белорыбицей, щуками, карасями без числа! Не стало после такой ловли никакой добычи. Да ко всему прочему, эти юноши подцепили баграми наши лодки и нас самих угостили дубьем!

Усмехнулась княгиня Светида.

– Что же у тебя, мой господин, такие витязи, что у них из-под носа добро уводят?

Крутя хмельной ус, надвинул Владимир на глаза шапку с куньей опушкой.

Но тут сразу явились две толпы храбров, да не одни, а с сокольничьими и кречатниками. Как и прежние гости, они стали жаловаться:

– Наехали на нас юноши в зеленых плащах. Было их за тысячу человек. Они из рук сокольничьих и кречатников повыхватывали ловчих птиц, а нас, храбров…

Вскочил Владимир с места:

– Чья это дружина по моим заповедным землям рыскает?!

– Говорят, то люди Чурилы Плёнковича.

Князь ухватился за слово:

– Кто этот Чурила?

Никто не смог ответить князю. Только храбр преклонных лет по имени Бермята сказал:

– Я, князь, про Чурилу давно знаю. Некоторые утверждают, что он из рода Святогора, сын великана Плёна. Оттого у него отчество Плёнкович. Другие – что сам разгульный Яр. Те юноши – свита бога всякого плодородия. Оттого им всегда сопутствует удача на охоте и в рыбной ловле.

– С богами даже Даждьбожьему внуку не совладать! – вздохнув, воскликнул Владимир Всеславич.

Тут Светида посмотрела на мужа и произнесла с улыбкой:

– Однако почему бы тебе, князь, не съездить вместе со своим лучшим витязем, Олием Моровлиным, к Чуриле в гости? Если он все же сын великана Плёна, то тогда Олий сможет одолеть его.

Владимиру пришлись по сердцу слова жены. И он спросил Бермяту:

– А где живет Чурила?

– Чурила живет не в Новгороде, а в Велиграде, что некогда был срублен самим Словеном. Двор у Чурилы на семь верст: тын железный, посреди двора – белокаменные гридницы, покрытые серебряными бобрами и черными соболями. А в тыне трое ворот: резные, медные и оловянные.

Вот стал собираться Владимир Всеславич. По обычаю тех седых времен, князь взял с собой множество витязей, слуг и рабов.

Во главе храбров поехали Олий Моровлин и старый Бермята.

Когда Владимир с витязями и свитой добрался до Велиграда, там их встретил сам великан Плён.

Князю и гридням он открыл резные ворота, витязям – медные, прочим – оловянные.

Взяв Владимира и Светиду за руки, великан повел их в белокаменную гридню. Внутри уже стояли накрытые скатертями дубовые столы.

Явилось множество слуг с яствами и пенным медом.

Сперва Владимир был весел. Но, посмотрев в окно, увидел скачущее далеко к Новгороду конное войско. От топота копыт дрожала земля, а пыль, подымаемая всадниками, застилала красное солнце. Стало страшно князю.

– Видно, разгневались боги, раз посылают несметную рать аттилов, когда я с лучшими витязями в чужом месте, а не в Новгороде!

На это великан Плён только усмехнулся.

– Не пугайтесь, князь и княгиня! Это не вражеское войско, а дружина моего сына Чурилы возвращается из похода.

Прошел день, наступил другой, гости уж до беспамятства напились.

Наконец Чурила с дружиной доскакал до Велиграда.

Узнав, что в гостях князь Владимир Всеславич, Чурила приказал взять из подвалов золота, драгоценных камней и сорок сороков черных соболей и печерских лисиц.

И вот, придя на пир, он сложил перед князем дары. Княгиня Светида глаз не могла оторвать от белого, с соболиными бровями, лица Чурилы.

Обрадовавшись дарам, Владимир стал просить витязя:

– Не подобает тебе в Велиграде жить! Это место, хотя и почетное, но древнее, ветхое. Теперь лучшие витязи в Новгороде держат дворы при моем златокованом престоле.

Чурила послушался Владимира и велел рабам тотчас оседлать коня.

Стал жить Чурила Плёнкович при дворе Владимира Всеславича. Только не стало покоя мужьям новгородским. Пока Чурилу ждут на пиру, он, мягко ступая по белому снегу, с ловкостью горностая пробирался в палаты и соблазнял жен.

Пожаловались было Владимиру на озорство его нового витязя, но князь лишь отмахнулся. Ему льстило, что среди его храбров есть статный, белоликий и собольебровый молодец.

Но однажды во время пира Светида засмотрелась на желтые кудри и злаченые перстни сидевшего рядом с ней Чурилы.

И вот, отламывая себе лебединое крылышко, Светида, в рассеянности, порезала руку. Увидели это гости за столом, стали шептаться.

Нахмурился Владимир и велел Чуриле:

– Садись на скамью с прочими витязями!

Прошло еще какое-то время. А Светида продолжала думать о красавце-витязе и сердце ее распалялось любовной страстью.

И вот, не вытерпев, сказала она мужу:

– Сделай Чурилу постельничим!

Тут Владимир Всеславич наконец не выдержал:

– Не бывать этому!

И отпустил витязя-красавца в его двор в Велиграде.

* * *

Когда певец умолк, воскликнул Владимир:

– О, Вещий Боян, соловей старого времени! Велесов внук! А теперь расскажи о том, что было от Владимира Старого до меня, Владимира нынешнего!

И вновь, в воцарившейся в гриднице тишине, зазвучали яровчатые гусли…

Песнь третья

Предыдущая Стр. 7 из 20 Следующая

Владимир Старый

Род-Световид

Бусово время

Кий, Щек, Хорив и Лыбедь

Венд и Илмера

Столпосвет и Поревит

Мельница из храма Го нодрага

Владимир Старый и Светида

Плавание Владимира Старого

Святогор

Волх Всеславьевич и Микула Селянинович

Святогор и Олий Моровлин

Олий Моровлин и Позвизд

О Добрыне Резановиче, змее Смоке и Лешко Попялове

О ссоре Олия Моровлина и Владимира Старого

Садко Богатый Гость

Соловей Богуслав и мертвая голова

Чурила Плёнкович

Песнь третья

Оглавление