Гости из-за моря
Рогволод Рыжебородый становится князем Киева
Сказывали, что Мечислав Мудрый якобы так и не достиг Руси, погибнув у Острова[31] в море.
После смерти Мечислава Мудрого правил его сын Светозвезд. Его слава была столь велика, что варяги воспевали правителя Гардарики в своих сагах под именем Радбарта.
Певцы ильменских словен ничего не говорят о том, как звалась жена Светозвезда, дочь Добрады. Но если Добрада не кто иной, как конунг Ивар Широкие Объятья, тогда дочь его – Аудра Богатая. Согласно сагам, она вышла за Светозвезда без позволения отца. Тогда, впрочем, Аудра Богатая не была девой. Ведь прежде у нее был муж Хрёрик Метатель Колец. С малолетним сыном Харальдом Аудра бежала в Гардарику.
Однако Добрада, разгневанный поступком дочери, собрал большую рать и двинулся на Светозвезда. Но погиб в пути между землями корелы и лопи.
После Светозвезда правил его сын Рогволод Рыжебородый. Свеи знают Рогволода под именем Регнальда, единоутробного брата Харальда Боезуба. Рогволод помог Харальду снарядить дружину и на кораблях захватить престол данов. У самого Рогволода, женатого на Ингилде, дочери неизвестного свейского конунга, родился сын Деян, или Дий.
Рогволод Рыжебородый счастливо правил в Гардарике. Он прославился как мужественный воин и великий чародей.
Завоевав все страны Севера, Рогволод задумал возвратиться в земли своего предка Словена у берегов Понта Эвксинского.
Погрузив дружину на ладьи, новгородский князь отправился сначала по реке Ловати, потом с Ловати на реку Днепр волоком и по Днепру вниз.
Подступив со своей дружиной и родичами к богатому городу Смоленску, Рогволод спросил у его жителей:
– Кто вы такие?
– Мы кривичи, что значит близкие по крови, – ответили те. – Наши праотцы Крив и Тур были когда-то жрецами в стране Хорвата и Серба. Потом привиделось им, что далеко на востоке простирается обширная земля. Тогда собрали они множество родов и повели в эти места. Те роды, что остались за Днепром, в стране лесов и болот, прозвались древлянами и дреговичами. То есть древесными и дрегвыми[32]. Их главные города Искоростень и Туров. Те, что сели ближе к нам, во главе с вождями Радимом и Вятко, – ныне зовутся радимичами и вятичами[33]. Во времена Владимира Старого нами правил его наместник, князь Иарн.
– А я князь Новгородский, потомок Словена, правнук Владимира Старого. Покоритесь мне, и будете жить как жили.
Богатые смоляне покорились.
Двинулся Рогволод Рыжебородый дальше. Вот показался незнакомый город. С обкуренными дымом деревянными стенами.
Князь спросил у его жителей:
– Чье это селение? Как ему название?
– Чернигов, а сами мы северяне, то есть сивые, черные. Наши владения простираются от Любеча на Днепре до верховьев Дона. Умерших в битвах сородичей мы сжигаем и хороним в высоких холмах. А наши женщины носят височные кольца, изогнутые подобно змеям. Ведь нам покровительствует сам Велес.
Рогволод подумал, что ему будет трудно одолеть северян поредевшей за время пути дружиной и удовольствовался малой данью.
Плывя по Днепру, Рогволод Рыжебородый увидел на высокой горе над рекой город. Вокруг него простирались вспаханные нивы и густые леса.
Остановившись у города, князь спросил:
– Чье это селение? Как ему название?
Люди из города ответили:
– Город наш – Киев. Поставил его Кий, потомок Буса, вместе с братьями Щеком, Хоривом и сестрою Лыбедью. Самая высокая гора зовется по имени второго брата – Щековица, меньшая – по имени третьего – Хоривица, а река, что впадает в Днепр, – по имени сестры, – Лыбедью. Но было то давно. Кий, Щек, Хорив и Лыбедь умерли, а теперь живем тут мы. Племя наше зовется полянами, потому что обитаем среди полей. А дань мы платим обрам.
– А я князь новгородский! – сказал Рогволод. – Не платите больше дани обрам, платите мне. Я же буду вас охранять от набегов кочевников.
Мирные поляне согласились.
Рогволод Рыжебородый сел в Киеве, или Кенугарде, по-варяжски, и стал править.
О золотых дворцах Будимира
Однажды, в княжение Рогволода Рыжебородого, показались у Киева на широкой глади Днепра неведомые ладьи.
Корабли были чудно изукрашены, а один лучше всех, корабль заморского гостя Будимира. На носу – выточенная турья голова. Паруса на ладье из дорогой парчи. Якоря – из серебра, цепи – из золота.
Посреди корабля возвышался шатер, покрытый соболями и бархатом, устланный медвежьими мехами. А в том шатре, на основании из рыбьего зуба, стояло изваяние Гонодрага, покровителя благополучия и мореплавания. Бог был одет в пурпур и золото.
В корме корабля располагалось жилище Будимира и его матери Улиты.
Выйдя на палубу, сказал Будимир своим дружинникам:
– Братья-корабельщики, полезайте на шоглы-мачты! Поглядите, не виден ли Киев! Выберите добрую пристань, чтобы нам все корабли свести в одно место.
Полезли корабельщики на шоглы-мачты и закричали:
– Близко славный Киев! Видим мы и корабельную пристань!
Вот пристали они к Подолу, бросили якоря, закрепили ладьи.
Приказал Будимир перекинуть на берег три сходни. Одну сходню из золота, другую – из серебра, а третью – из меди. По золотой сходне Будимир свел мать Улиту, по серебряной отправился сам, а по медной – велел идти дружинникам.
Позвал Будимир своих ключников:
– Отпирайте ларцы, приготовьте подарки для князя Рогволода Рыжебородого и княгини Ингилды. Насыпьте блюдо красного золота, да блюдо серебра, да блюдо жемчуга. Прихватите сорок соболей и без счета лисиц, гусей, лебедей. Выньте из хрустального сундука дорогую парчу с разводами, чтобы было мне с чем идти во дворец!
Взяв, по примеру морских странников, гусли, пошел Будимир с дружиной к князю Рогволоду. Улита отправилась вместе с сыном, прихватив множество слуг и подарки.
Придя на княжеский двор, Будимир оставил дружину у крыльца, а сам с матерью вошел в белокаменные палаты.
Как велит обычай, заморский гость поклонился на все четыре стороны, князю с княгиней, и поднес богатые дары. Князю Рогволоду он дал блюдо золота, княгине Ингилде – дорогую парчу, а их дочери, деве Рогволодовне, – крупного жемчуга. Серебро раздал княжеским слугам, а меха – витязям, гридням и тиунам.
Князю Рогволоду дары понравились, а княгине Ингилде еще больше того. Затеяла княгиня в честь Будимира веселый пир.
Принялся Рогволод расспрашивать гостя:
– Кто ты такой, добрый молодец? Из какого роду-племени? Откуда путь держишь?
– Я торговый гость Будимир из славной Винеты, что лежит на Ирийском море. Нет богаче и краше города в целом свете. Был я во многих странах. И в земле урман, и у свеев, и в тальянском королевстве. Был у хитрых греков в Царьграде.
Кивнул Рогволод Рыжебородый.
– Чем мне тебя пожаловать: весями, погостами или слугами?
– Мне не нужны веси и погосты, а слуг у меня самого довольно, – усмехнулся Будимир.
Удивился владыка Киева.
– Скажи, откуда у тебя столько богатства? Или тебе покровительствует сам Поренут – пятиголовый бог грабежа и разбоя, вместе со своими помощниками Поладом и Пореладом?
Рассмеялся Будимир.
– Нет, князь киевский. Видишь, посреди моего корабля стоит шатер? В том шатре я храню изваяние бога Гонодрага. Вот истинный податель доброго мореплавания. Когда-то мои люди выловили его изваяние сетями из моря. С тех пор не оставляет меня удача! Ведь Гонодраг знает, когда заставить дуть Позвизда или Поренута. Да так, чтобы внуки Стриба не рвали ветрил и не ломали шоглы-мачты!
Сказав это, Будимир прибавил:
– А приехал я к тебе не торговать, а пожить в гостях. Окажи мне великую ласку – дай хорошее место, где бы я мог построить три дворца.
Обрадовался Рогволод.
– Хочешь, стройся на торговой площади, в Подоле.
Но Будимир покачал головой.
– Нет, князь, не хочу я жить на торговой площади среди подлой черни. Ты дай мне место поближе к себе, у белокаменных палат. Позволь мне построиться в саду у княжны Рогволодовны, в вишенье да в орешнике.
– Бери себе место, какое полюбится, – согласился князь, – хоть в саду у Рогволодовны!
Вернулся Будимир к своим кораблям и созвал дружину:
– Мои верные люди и слуги! Снимите праздничные одежды, да наденьте рабочие передники. Взяв пилы да топоры, отправляйтесь в сад княжны. Я вам сам буду указывать. Надо будет поставить в вишенье и орешнике три златоверхих дворца. Таких, краше которых нет в Киеве!
Через какое-то время пошел стук-перезвон в зеленом саду княжны Рогволодовны.
К утру были готовы три златоверхих дворца. Да каких! Кровли свивались с кровлями, окна сплетались с окнами. Одни сени были решетчатые, другие слюдяные, третьи из червонного золота.
Проснувшись, Рогволодовна распахнула окно в зеленый сад и не поверила своим глазам: в ее любимом орешнике высились, горя как жар, маковки трех золотых дворцов.
Хлопнула княжна в ладоши, созвала челядь:
– Поглядите, рабыни, может, я сплю, и это мне видится во сне? Кто живет в тех дворцах?
Одна из рабынь ответила:
– Госпожа, в тех дворцах живет заморский гость Будимир со своей матерью Улитой, дружиной и слугами.
Не вытерпела Рогволодовна и сама, не заплетя косу и надев обувь на босу ногу, отправилась к первому дворцу.
Вот, пройдя по тропинке через вишенье и орешник, дошла она до первого дворца. Подойдя к решетчатым сеням, прислушалась. В том дворце стучало, бренчало и позвякивало. Это золото Будимира считали и раскладывали по мешкам.
Подбежала Рогволодовна к слюдяным сеням. Там говорили тихим голосом, потому что во втором дворце жила Улита, мать Будимира.
Отошла княжна, задумалась, разрумянилась и тихонько на цыпочках подошла к третьему дворцу с сенями из червонного золота.
Встав, Рогволодовна принялась слушать. А из дворца полилась звонкая песня, словно соловей в саду засвистел. А за голосом струны зазвенели серебряным звоном.
Испуганной голубицей заметались мысли в голове Рогволодовны: «Войти мне? Переступить порог?» И страшно княжне, и поглядеть хочется. «Дай, – подумала, – посмотрю одним глазком».
Приоткрыв узорчатые двери, она заглянула в щелку и ахнула: на небе солнце – и во дворце солнце, на небе звезды – и во дворце звезды, на небе зори – и во дворце зори. Вся поднебесная красота была расписана на потолке. А на основании из драгоценного рыбьего зуба стоял идол Гонодрага, играющий в золотые гусли…
Услыхав скрип, Будимир вскинул глаза. Затем он, накрыв изваяние бога, одним махом подскочил к дверям.
Испугалась дева Рогволодовна, подкосились у нее ноги, замерло сердце. А Будимир распахнул узорчатые двери, подхватил княжну, в комнату внес и посадил на ременчатый стул.
– Что ты, душа-княжна, так испугалась? – обратился хозяин дворца к гостье. – Не к медведю ведь в логово вошла, а к учтивому молодцу. Сядь, отдохни, скажи мне ласковое слово.
Успокоившись, Рогволодовна стала расспрашивать Будимира:
– Разве может быть изваяние бога живым и играть на гуслях? Откуда оно у тебя?
Будимир на все ей дал ответы, а княжна, забыв дедовские обычаи, сказала вдруг:
– Ты женат, витязь, или холост? Если нравлюсь я тебе, возьми меня замуж!
Глянул на нее Будимир, усмехнулся, тряхнул русыми кудрями.
– Всем ты мне, княжна, приглянулась, только мне не нравится, что сватаешь сама себя. Твое дело скромно в белокаменных палатах сидеть, вышивать узоры и ожидать сватов. А ты бегаешь, как гулящая девка, по чужим дворцам!
Расплакалась княжна и, бросившись из терема бежать, возвратилась к себе в горницу. Упала на кровать, дрожа вся от слез.
Между тем, одевшись в богатые одежды, Будимир отправился к Рогволоду Рыжебородому.
Придя в белокаменные палаты, он сказал:
– Здравствуй, князь киевский! Позволь попросить об одной милости.
Рогволод кивнул.
– Изволь, заморский гость Будимир!
– Есть у тебя любимая дочь. Отдай ее за меня замуж!
Задумался князь, а потом спросил:
– Какое вено[34] я получу за Рогволодовну?
– Моих зодчих-искусников! – ответил Будимир. – Они выстроят в Киеве множество прекрасных дворцов и храмов, и твой город станет краше Винеты!
Согласился Рогволод Рыжебородый. Будимир тут же послал сватов к Ингилде, матери Рогволодовны, а сам отправился к невесте.
Целый месяц справляли свадьбу. А затем Рогволод призвал зодчих-искусников. И вот стали они вместе с Будимиром по городу золотые дворцы ставить, белокаменные храмы в честь владык ветра и плодородного моря: Стриба, Подаги, Гонодрага, а также Йесы и Цизы.
Стал Киев лучше прежнего, богаче старого. Пошла слава о нем по Руси, полетела и в заморские страны.
Усмарь Кожемяка
Княжил в Киеве, краше которого и богаче не было городов в русской земле, Рогволод Рыжебородый.
Но вот вблизи стольного града появился змей. Говорили, что это был один из сыновей Смока. Только этот змей не истреблял скот, не жег поля, а требовал страшную дань: с каждого двора по красивой девушке.
Наконец не стало красавиц в округе, и пришел черед идти к змею дочери князя Рогволодовне. Будимир, муж Рогволодовны, выстроил вокруг Киева множество высоких стен, а свой дворец укрепил и того надежнее. Но против порождений Велеса и Нии любая хитрость бессильна.
Однажды в темную ночь прилетел змей и, разломав стены, унес Рогволодовну в свою берлогу. Змей не стал есть княжну, а сделал своей пленницей. Днем он мучил бедную женщину, а ночью, улетая на промыслы, заваливал вход в пещеру бревнами.
Стал Будимир молиться богам Стрибу, Подаге, Гонодрагу, а также Йесе и Цизе, чтобы те подсказали, как справиться со змеем, освободить княжну. Но Стриб высоко веял над киевскими холмами, Цизе милее были поля и деревья, покрытые спелыми плодами. Что касается Йесы и Гонодрага, то боги моря находились далеко от Киева, среди синих морей над пенными волнами.
Только одна двуликая Подага с головой коровы явила Будимиру свою добрую улыбку.
– Есть под Киевом слобода, – сказала богиня. – В той слободе живет смерд Усмарь. Его отец в числе двенадцати подмастерьев некогда прислуживал в кузне небесным ковалям Сварогу и Радегасту. Одного Усмаря боится змей, ведь нет никого сильнее этого смерда среди новгородских и киевских витязей.
Вот отправился Будимир в слободу. Там стал он расспрашивать об Усмаре. Вышел один старик и сказал:
– Да это самый младший из моих пятерых сыновей!
Понурил голову Будимир. Может, что-то напутала Подага? Разве сможет юный отрок вызволить его жену из плена?
Но старик рассмеялся.
– А ты знаешь, почему город Переяслав, что на другом берегу могучего Днепра, называется так?
– Это мне неведомо, – ответил Будимир.
– Когда-то пришли из-за Сулы на берега Трубежа обры. Стали вызывать смельчаков на единоборство с их витязем. Охотников не находилось, и князь начал тужить. Тут подошел я и сказал, что мой сын, оставшийся дома, в гневе разрывает кожу. Вот мне велели позвать Усмаря. Придя, мой сын для пробы силы схватил бежавшего мимо быка и вырвал кожу с мясом, сколько мог захватить рукою. Пошел потом Усмарь и сразился с обрином. Обрин был побежден, и враги бежали. А князь заложил на месте поединка город, дав ему название Переяслав, потому, что здесь русский силач «перенял» славу обринского.
Обрадовался Будимир. Отправился к Усмарю. А тот как раз кожи мял.
Но Усмарь поначалу не захотел идти против змея:
– Я побеждал врагов в человечьем обличье, а не чудовищ. Не одолеть мне сына Смока!
Но Будимир не зря знался с богами. От них научился хитрости убеждать людей. Будимир привел к Усмарю сирот, оставшихся у съеденных змеем женщин. Их слезы разжалобили Усмаря, и он согласился отправиться на выручку Рогволодовны.
Стал Усмарь готовиться к битве со змеем. Взял триста пудов пеньки, насмолил ее. Затем обмотался пенькой вроде брони, такой, что ни жаром взять, ни ядовитым зубом прокусить. Не стал Усмарь брать с собой ни меча, ни копья, а взял только дубовую палицу, утыканную острыми шипами.
Придя к берлоге змея, он закричал:
– Выходи! Хочу с тобой силой помериться.
Почуяв беду, змей стал точить зубы. Да только Усмарь не захотел дожидаться. Как стукнул по бревнам у входа, так по всему лесу гул пошел. Распались бревна завала, и змей выполз из берлоги.
Раскрыв огромную пасть, стало чудовище палить на Усмаря огнем, осыпать искрами, душить дымом. Но Усмарь не испугался. Выхватив палицу, принялся он бить змея то справа, то слева.
Шипя от злобы, захотел змей Усмаря пополам перекусить, да его зубы завязли в смоле, не вытащить. Свалился змей на землю, тут его Усмарь добил палицей. А Будимир уже из берлоги успел свою жену Рогволодовну вывести.
Гостин и владыка Чернигова
Был у Рогволода Рыжебородого пир. В тот день князь особенно распотешился. Стал ходить по гриднице и говорить:
– Эй вы, витязи! Найдется ли среди вас в Киеве такой человек, который на своем коне доскачет до Чернигова быстрее, чем три моих княжеских жеребца – Синегрив, Половогрив и Вороной? А ведь это не простые кони. Они от тех коней, которых во времена Владимира Древнего добыл Олий Моровлин, победив Ернака Калина!
Потупились витязи. Никто не захотел признаться, что его конь хуже любого из трех княжеских жеребцов.
Тут вышел юноша по имени Гостин и сказал:
– Хотя дорога до Чернигова неблизкая, я берусь доскакать на своем Гнедом быстрее твоих жеребцов! А если отвернутся от меня всемогущие боги, так и быть – рубите буйную голову с плеч!
Обрадовался Рогволод.
– Вот это слова, достойные отважного человека! А то я уж подумал, что не осталось при моем дворе храбрецов.
Стали витязи держать свои мечи за князя Рогволода. Гридни – земли и стада. Богатые корабельщики, во главе с Будимиром, сукна. За Гостина красным золотом поручился лишь один северянин, владыка Чернигова.
Да как только из головы Гостина выветрился хмель, понял он, что погубил себя. Пошел с княжеского двора на белодубовую конюшню, повесив буйную голову. Но тут его окликнул владыка Чернигова:
– Я знаю, как тебе голову свою спасти и спор с князем Рогволодом выиграть!
Загорелись глаза юноши, но тут же потухли.
– Эх, владыка, да все колдовство северян, платящих малую дань киевскому князю, не поможет моему Гнедому обскакать трех жеребцов!
Северянин, усмехнувшись, подергал себя за седую бороду.
– А ты прежде поговори со своим конем!
Удивился Гостин:
– Да как же…
Тогда владыка Чернигова протянул юноше пучок сушеных трав.
– Возьми это волшебное средство. Мне его дала жрица из храма Мораны. Если им коснуться коня, он обретет человеческий голос.
Очутившись перед Гнедым, Гостин коснулся его пучком трав.
И тут случилось чудо. Заговорил конь человеческим голосом:
– Не печалься, мой добрый хозяин. Я не боюсь княжеских коней. Синегрив мой младший брат, Половогрив – средний, а Вороной, хотя и старший, равен мне по силе. Я обгоню и его, если только ты будешь меня, как и прежде, поить медвяной сытой и кормить отборным зерном. А теперь слушай. Придет посол от Рогволода, а ты надень соболиную шубу и веди меня на княжеский двор.
И вот случилось по сказанному. Пришел гонец от Рогволода. Гостин нарядился в шубу и повел своего Гнедого к князю. А там стал конь копытом по черному соболю отхватывать из шубы, рявкать по-туриному. Потом, подскочив к загону, где стояли княжеские жеребцы, Гнедой зашипел по-змеиному. Испугались жеребцы. Синегрив чуть ноги не сломал, Половогрив – шею. А Вороной, подняв хвост, перемахнул через ограду и ускакал на восток.
На Рогволода, Ингилду и их гридней с витязями да купцами нашла большая печаль. Стали они просить Гостина:
– Уведи ты, храбрый юноша, своего коня. И поклянемся мы громовержцем Перуном и скотьим богом Волосом, что не будем настаивать на состязании! А ты бери мечи, земли, стада, да корабли с сукнами.
Выиграв заклад, Гостин по совести разделил его. Треть взял себе, а две трети отдал владыке Чернигова.
Рогволод и Дюк
Жил в славном городе Волынце, в Галичской красной земле, ясный сокол Дюк. Его отец Стефан был богат и знатен, ведя свой род от вождя дулебов Маха.
После смерти Маха напали на дулебов кочевники обры. Они стали притеснять жен славянских: бывало, когда приезжал обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу три, четыре или пять жен и везти его.
Но потом воспряли дулебы и скинули господство кочевников, от которых и следа не осталось, кроме поговорки: «сгинули как обры».
Процвели дулебы. Одних крепостей на крутых скалах, не считая Бужеска, у них насчитывалось свыше двухсот тридцати. Под синим небом, у подножья седых Карпатских гор, золотились пшеничные поля, а стада белорунных овец всегда могли найти приют под пологом кряжистых дубов и широколистых буков.
Рос Дюк, сын Стефана и Мамелфы, настоящим витязем. Конь под ним был подобен лютому зверю. Его косматая грива свисала на одну сторону, до сырой земли.
Потом умер Стефан. Остался Дюк старшим в роду.
И вот как-то Дюк решил съездить в стольный Киев, похвастать своей удалью и богатством родной Галичской земли. Попросил он мать благословить его. Мамелфа предупредила сына:
– В дороге ждут тебя три испытания. Сперва наедешь ты на змеев, потом на птиц-навей. Наконец путь тебе преградят толкучие горы, которые сходятся вместе и расходятся.
– Как же мне быть?
– А вот как. Чтобы перескочить змеев, ударь своего коня между ушей, чтобы обойти птиц-навей – ударь между передних ног, а чтобы проскочить толкучие горы – ударь между задних ног. Приедешь в Киев, иди к князю Рогволоду в белокаменные палаты. Да смотри, не хвастай своей удалью и богатствами Волынца и Галича!
Стал Дюк снаряжаться в дорогу. Вставил в уши по дорогому камню-тирону, надел кольчугу из красного золота, доспехи из белого серебра. За спину повесил разрывчатый лук, в тул-колчан вложил три сотни стрел.
Только стрелы эти были необычные. Плавая по далеким морям, корабельщики увидели, как огромный орел уронил перья на волны. Подобрав перья, они привезли их дулебам. Затем оружейники Волынца вставили перья чудесной птицы в стрелы, которые выстругали из белого дуба.
В пути случилось все так, как предсказывала Мамелфа.
Наехал Дюк на глубокую яму, полную черных змей. Но не успели твари зашипеть и выползти наружу, как витязь ударил своего коня между ушей. Одним махом перескочил конь опасное место.
Через какое-то время увидел Дюк огромное высохшее дерево. На нем, вцепившись когтистыми лапами в мертвые сучья, сидели птицы-нави с человеческими лицами. Едва расправили чудовища свои крылья, как Дюк уже был далеко от них.
Наконец дорога вывела путника к двум высоким горам. Подобно исполинской крепостной стене, они замыкали путь на восток. То и дело горы сходились и расходились со страшным грохотом. Да так быстро, что никакой зверь не мог проскочить между ними. Однако стоило Дюку ударить коня между задних ног, как благородное животное вынесло его на другую строну…
Вот и зеленые холмы Киева, вот и простирающийся у Днепра Подол, вот и Мост – главная улица, тянущаяся от Золотых Ворот до княжеского крома.
Зайдя в гридню и поклонившись князю Рогволоду и княгине Ингилде, Дюк сразу потребовал чару вина. Выпив ее, он не удержался от хвастовства:
– Я выехал из Волынца, когда солнце уже взошло, а сейчас, когда оно еще не село, я уже в Киеве!
Удивился Рогволод Рыжебородый.
– Как же такое возможно? Разве красная Галичская земля не в полтысячи верст от стольного города?
Усмехнулся Дюк.
– А тому витязю путь близок, под которым настоящий волшебный конь с конюшен бога-всадника Радегаста! Да только таких коней у моей матери Мамелфы целые табуны!
Покачали головами храбры и гридни князя Рогволода. Только хорош был гость с камнями-тиронами в ушах и доспехах из белого серебра! Как на него не засмотреться, как его не заслушаться? Жена и дочь стали князю нашептывать, чтобы тот посадил Дюка рядом со своим зятем Будимиром. Не стал Рогволод спорить с домочадцами.
Не понравилось это Будимиру, и он воскликнул:
– Да разве вы не видите, что этот заезжий галичанин вам в глаза врет?
А Дюк между тем стал стольный Киев хулить:
– Что же у вас все не по-нашему? Палаты – глиняные, столбы – еловые, платья – полотняные? А у моей матери Мамелфы в Волынце палаты – каменные, столбы – золотые, платья из парчи и аксамита!
Когда начался пир, Дюку показались невкусными поданные питье и яства. Опять гость принялся хвастать добром Галичской земли:
– Мед киевский – сладкая водица, а у моей матери крепок как вино, потому что выстаивается по сто лет в дубовых бочках! Хлебы киевские – черствые корки, а у моей матери пышные, потому что тесто для них на опаре и печется в муравленых печах!
Вскочил Будимир и закричал:
– Мальчишка! Да тебе ли спорить со мной, заморским гостем? У меня богатства от самих богов Йесы и Гонодрага!
Однако Дюк бровью не повел.
– В чем ты хочешь состязаться, в щегольстве или скачке?
– Пожалуй, в щегольстве, – ответил Будимир.
Тогда спорщики обратились к князю Рогволоду, княгине Ингилде и их дочери Рогволодовне, чтобы они назвали условия состязания.
Рогволод, подумав, сказал:
– Жить вам три года в Киеве, а на четвертый год явиться в храм Стриба. Пусть дед ветров укажет на того, кто будет одет лучше и богаче!
А Ингилда и Рогволодовна прибавили:
– Да так, чтобы вы до того каждый день меняли старую одежду на новую!
Будимир подумал, что легко выиграет спор. Ведь в Киеве у него было множество кладовых, полных шелков и парчи. Но Дюк оказался не так прост.
Сев на ременчатый стул, он написал грамоту матери Мамелфе:
«Пошли мне, мать, драгоценных одежд. Каждый день к тебе будет прискакивать конь, и каждый день ты клади ему в седельные сумки лучших шелков и парчу».
Положив письмо под седло, Дюк вывел скакуна во двор и пустил в чистое поле.
Еще солнце не успело зайти над красной Галичской землей, как слуги доложили Мамелфе, что прискакал конь ее сына. Женщина взвыла от горя:
– Пропал мой Дюк на Руси!
Однако когда один из слуг расседлал коня, он увидел грамоту. Мамелфа, прочитав послание сына, возрадовалась и, вознеся хвалу богу-всаднику Радегасту, приказала немедленно отправить в стольный Киев шелка и парчу.
И вот зажил Дюк в Киеве. Народ удивлялся его богатой одежде и шапке из семи шелков. Будимир не отставал от соперника.
Наконец прошло три года. Явились седобородые старцы и отвели Дюка и Будимира в храм деда ветров Стриба.
Под деревянной кровлей стоял истукан, вырезанный из ствола дуба. Кости жертвенных вепрей, вбитые ножи украшали его.
Но Дюк не зря каждый день получал новую одежду от Мамелфы. На этот раз на нем были заговоренные плащ и шапка. Не успел Будимир преклонить колени перед идолом, как, словно по волшебству, одежда сама снялась с Дюка и перелетела на изваяние.
Изумились жрецы невиданному чуду и тут же присудили победный жребий Дюку. Ведь он «самого Стриба одел».
Хотен Блудович
Вот еще послушай, Владимир Святославич, повесть о древних киевских временах князя Рогволода Рыжебородого.
Шумели гости за дубовым столом князя киевского. Шел почетный пир. На скамье сошлись две вдовы: Журиловна, жена Жура, и Блудовна, жена Блуда.
Налив чару вина Журиловне, Блудовна сказала ей:
– Выпей досуха и послушай, что я скажу тебе. У меня есть Хотен, сын Блуда. У тебя есть прекрасная Чейна, дочь Жура. Отдай ты Чейну за моего сына!
В Журиловне взыграла спесь, и она, приняв чашу из рук Блудовны, вылила ей вино на белые груди, замочив дорогое платье.
– Ах ты, Блудова жена! Муж твой был блудище и его сын уродился уродом, петухом подслеповатым. В иной день петух зерно найдет, в тот день и сытым ходит. В другой – зерна не найдет, только в навозе запачкается!
Оскорбилась Блудовна, ведь Журиловна на людях обесчестила ее род. Пошла она с пира в дом к сыну.
Увидев, что мать в великом гневе, Хотен Блудович стал расспрашивать:
– Скажи, моя госпожа, какое нанесли тебе оскорбление? Или посадили за княжеским столом не по обширности принадлежащих нашему роду земель? Или чашники оказались неприветливыми и обнесли ендовой с вином и пенным медом?
Тогда Блудовна поведала Хотену о нанесенном их роду оскорблении. Хотен, не мешкая, вскочил на коня и поскакал к дому Журиловны.
Выбив ворота ударом копья, он разнес крыльцо в мелкие щепки. Тут отворилось окно и из него выглянула прекрасная Чейна.
– Ах ты, Блудов сын! – закричал она. – Правильно говорят о тебе, что ты уродом родился. Только умеешь ворота ломать и разорять вдовьи дома!
Хотен достал палицу и швырнул ее на кровлю дома. От удара кровля покосилась, а прекрасная Чейна чуть не упала за лавку.
После этого Хотен, взнуздав коня, ускакал восвояси.
Вернувшись с почетного пира, Журиловна увидела, что с ее домом непорядок.
«Вроде не было бури, а кровля вся покосилась!» – подумала она.
Чейна, выскочившая навстречу матери, рассказала о бесчинстве Хотена. Тогда Журиловна пошла к князю Рогволоду Рыжебородому просить управу на сына Блуда.
Рогволод велел Журиловне взять девять воевод с тремя сотнями воинов, чтобы те отшибли у Хотена голову.
Между тем, прослышав о княжеской рати, Хотен собрал своих слуг. Многие были выкуплены им из плена и потому были готовы пролить кровь за господина.
Сошлись силы врагов. Перед началом битвы Хотен спросил у людей Рогволода:
– Вы по своей воле идете против меня или вам заплатили красным золотом?
Те, усмехнувшись, ответили:
– Нам заплатили красным золотом и еще больше заплатят, когда мы снесем с плеч твою буйную голову!
Закипела сеча. Хотен один десятерых наемников стоил. Повернется – выходит улица, махнет – площадь.
Побив княжескую рать, Хотен захватил живьем девятерых воевод, привязав попарно за волосы к своему седлу.
Тогда велел Рогволод Рыжебородый послать еще девять воевод с пятью сотнями воинов. Но наемники оробели.
– Владыка Кунигарда, не захватить нам Хотена!
Журиловна стала укорять их:
– Срам вашим матерям! Лучше бы они родили девять камней и снесли на реку. Тогда бы мелким судам ходу не было, а большие бы все поразбивало.
И снова Хотен побил княжескую рать, а девятерых воевод постигла та же участь, что и выступивших прежде.
Пришлось Рогволоду Рыжебородому просить Журиловну помириться с Блудовной.
Журиловна сама пришла к Хотену, просить его жениться на прекрасной Чейне. Но Хотен, сложив руки на груди, отвернул голову:
– Мне не нужна твоя дочь! Лучше обсыпь доверху мое острое копье золотом и серебром. Тогда, за этот выкуп, князь получит обратно своих воевод!
Журиловна приказала рабам принести все, что было в ларцах. Насыпали огромную кучу сокровищ. Но она едва закрыла копье на три четверти.
Усмехнувшись, Хотен сказал:
– Воевод я, так и быть, верну князю и его рати, а прекрасная Чейна пусть идет за моего слугу.
Журиловна воскликнула:
– Как, ты не хочешь брать мою дочь, если наш род ведет свое начало от самого Словена и Кия?!
Но Хотен только желал проверить, насколько достойна его невеста, и сказал:
– Пусть прекрасная Чейна не знает другого мужа, кроме меня!
Проклятье князя Бравлина
Прошло время. Состарился владыка Киева Рогволод Рыжебородый. Стал вместо него править Бравлин, или Рандвер, который совершил множество походов за море. Об одном из них повествует этот рассказ.
В Тавриде, на берегу Черного моря, стоял большой город. Греки называли его Сугдеей, а славяне Сурожем.
Долгое время епископом Сугдеи был Стефан Исповедник. Во времена Стефана Сугдея процветала: тесно было кораблям в ее гавани, а звон церковных колоколов долетал до самого Киева.
Но вот умер Стефан, и благодарные горожане погребли его тело в усыпальнице храма Святой Софии.
Прошло десять лет, и с далекого севера, из Киева, нагрянула сильная рать славян. Главным среди них был князь Бравлин, суровый муж, который пленил земли Тавриды от Корсуни до Керчи.
Воинство Бравлина подошло к Сугдее. Защитники города отважно сражались со славянами. Много дней, не утихая, кипела битва под стенами Сугдеи. Но вот ослабли силы греков, и славяне, разломав тараном железные ворота, ворвались в город.
Князь Бравлин с отборной дружиной ринулся к храму Святой Софии. Войдя в храм, славяне разграбили драгоценную утварь, сложенную возле склепа Стефана.
Дружинники уже хотели открыть крышку гроба, чтобы посмотреть, не спрятали ли там греки каких-нибудь сокровищ, как вдруг, к ужасу славян, лицо Бравлина обратилось назад.
– Это кара христианского бога! – закричал князь и тотчас велел дружинникам оставить награбленные вещи.
Однако это не помогло ему. Тогда Бравлин приказал вернуть грекам все захваченное в Корсуни и Керчи добро. Но и после этого Бравлин не смог покинуть храма.
Потекли по щекам славянина соленые слезы, и увидел Бравлин на стене храма светлый лик Святого. Стефан сказал ему:
– Не сойти тебе с этого места, пока не уверуешь в истинного Творца!
Как только Бравлин поклялся принять христианскую веру, его лицо обратилось в прежнюю сторону.
Архиепископ Филарет крестил Бравлина, после чего его примеру последовали дружинники и прочие воины.
Бравлин повелел отпустить всех пленников, а сам неделю не выходил из храма, пока молитвами и дарами не почтил Святого Стефана и город Сугдею.
Сигурд Кольцо – сын Бравлина
Еще когда Рогволод-Регнальд княжил в Кенугарде, Бравлин отправился на запад, к Ирийскому морю. Там он обосновался в земле свеев, где женился на урманке Асе, дочери Харальда Боезуба. От этого брака появились на свет величайший герой Севера – Сигурд по произвищу Кольцо и его брат Будо.
Сигурд успел вырасти и стать воином, когда погиб в одном из походов на землю фризов его отец Бравлин. Однако шли годы, а Харальд, дед Сигурда, не думал умирать. Наконец, достигнув более чем преклонного возраста в полтораста лет и убоявшись того, что после смерти он не попадает в Вальгаллу, Харальд снарядил свой флот и предложил Сигурду сразиться с ним.
Казалось, небо упало на землю. Тысячи кораблей собрались на бой. По ладьям Харальда Боезуба можно было, не замочив ног, перейти из земли данов в землю свеев. Паруса кораблей Сигурда и его союзников закрывали восточный горизонт.
Под знамена Сигурда встали свеи Англ, Одд, Гунн, Ринг, Свено, Виндер и иные. Были здесь и саксы-нордальбинги, во главе с Саксоном Занозой, Трондаром Большим Носом, Рокаром Черным. Шли урмане, соплеменники матери северного конунга – Торкель Упрямый, Герд Радостный и множество других. Из-за моря привел русов престарелый Рогволод Рыжебородый. Это тем более удивительно, что киевский князь был единоутробным братом Харальда и в свое время помог тому занять престол в земле данов. Не иначе как сами боги рассорили правителей.
Один из вождей венедов, сын или родич Дюка из Волынца, некий Дюк Славянин, счел дело Харальда Боезуба неправым и перешел под знамена Сигурда. И все же Харальду удалось собрать больше всего войска.
Кроме данов и ютов, с его войском шли фризы во главе с Юббе, мужем сестры Харальда, слывшим колдуном, англы Орма и венеды. Были некие бойцы из Кенугарда, недовольные правлением Рогволода. С восточных берегов приплыли лодки ливи и корси, с западных – бриттов.
Заслуживает внимания то обстоятельство, что в числе венедов, бившихся за Харальда Боезуба, были три девушки-воительницы. Главную из княжон звали Висной. Она несла знамена всей рати престарелого владыки данов. Ее окружали самые преданные бойцы – берсерки Толкарь, Токи, Ими. Кроме того, Висну сопровождал безымянный отрок. Другую княжну звали Хете, третью – Вебьорг.
Славянские мечники составили костяк воинства Харальда. Левое крыло вел венед Якун Резаная Щека, в правом шла Хете, а Висна держалась неподалеку от конунга, который сражался на колеснице.
Битва вышла страшная. Пал от руки фриза Юббе Рогволод Рыжебородый, шедший впереди свейско-урманско-русского войска. Вебьорг сразила некоего Сота, одного из лучших бойцов Сигурда Кольцо, ранила Старкада, но пала и сама, пронзенная стрелою урманина Торкилля из Теламёрка. Вскоре и Юббе рухнул под ливнем стрел. У знамени погибла Висна – ее убийцей называют самого Старкада.
Видя поражение, Харальд схватил по мечу в каждую руку и убил множество воинов внука. Наконец, обессилев, он приказал своему слуге Бруни сокрушить его – старый конунг страшился плена. Последнее приказание Боезуба было исполнено, Бруни размозжил господину голову дубиной.
Согласно сагам, победитель Сигурд сжег тело деда на костре, а прах развеял над его столицей – городом Лейрой в Зеландии. Другие утверждают, что внук похоронил Харальда Боезуба в под высоким холмом вместе с колесницей, оружием и богатыми дарами.
После битвы юты и даны покорились Сигурду Кольцо. Но самому сыну Бравлина с трудом удавалось защищать свои земли от набегов корси и лопи.
Яромир и князь венедов Исмар
Почти вся жизнь Сигурда Кольцо – сына Бравлина – прошла в бесконечных стычках с набиравшими силу на Ирийском море венедами и варягами. Последние были народом, в котором смешались славяне, даны и свеи. Варягов называли также варгами и варами. О том, что означает на свейском наречии «варг», будет сказано в свой черед. Здесь же следует заметить, что по-гречески «вар» – грубый, неотесанный человек, а по-славянски – варщик. И действительно, в тех местах, где жили варяги, находилось множество солеварен.
Сначала Сигурду сопутствовал успех. Он покорил населенную славянами Цимбрию, где в отсутствие местного князя вступил в бой с толпой простонародья. Но когда к венедам прибыл их князь Исмар, они разбили Сигурда, преследуя до самой Фионии.
Малолетний сын Сигурда Яромир и две дочери достались в добычу неприятелю. Одну дочь Сигурда Кольцо продали урманам, другую саксам.
После неудач Сигурд стал искать славной смерти, отправившись в поход в Сканию, где был посадником некий Само. Желание Сигурда исполнилось. Он не вернулся в отчий край.
После смерти Сигурда правление Зеландией принял его брат Будо.
Между тем Яромир жил в плену у князя Исмара. Он сумел вкрасться в доверие к русичу, сделаться его любимцем и приобрести общее к себе расположение. Только одна княгиня видела в нем вскормленного волчонка, который «смотрит в лес».
Как-то у князя Исмара умер брат, и он отправился к соседям, чтобы справить великую тризну.
Яромир и соплеменник его Гуно во время отсутствия князя убили княгиню, перебили стражу, забрали золото, подожгли палаты, сели на коней и, несмотря на погоню, успели домчаться до пристани. Находившийся тут корабль доставил их благополучно на остров Зеландию.
Как только Яромир возвратился домой из плена, Будо передал племяннику область как законному наследнику.
Впоследствии Яромир напал на славян-варгов, взял в плен сорок князей и повесил их на виселицах с таким же числом волков. Это было сделано в насмешку над славянами. Ведь на готском наречии «варг» означает волк.
Овладев землей славян-варгов и устроив в надлежащих местах крепости, Яромир отправился к востоку покорять самбов, корсь и иные племена.
Во время этого похода восставшие варяги разрушили крепости, напали на берега данов и разграбили их. Яромир, возвратясь из похода, разбил флот варягов и знаменитейших из них, привязав к ногам диких быков, велел травить собаками.
С этого времени мужество славян-варгов поникло, и они принуждены были покориться Яромиру.
Деян и его сыновья
Деян, сын Рогволода Рыжебородого, правил в Киеве после Бравлина. Он был убит Рагнаром Лодброком.
Затем княжил Деян Младший. Говорят, что он ходил в поход до самого Царьграда. В сагах его прославляли как короля Геллеспонта. Но некоторые утверждают, что под Геллеспонтом древние певцы имели в виду земли по берегам Западной Двины, у латгальского города Дюна. Находятся и такие, которые считают Деяна Старшего и Деяна Младшего не отцом и сыном, а одним человеком. Ведь оба пали от рук Рагнара Лодброка.
Князь Даксо решил отомстить Рагнару Лодброку за смерть отца и брата. В жестокой битве он разгромил дружину сына своего врага, конунга Хвитсерка. Когда Хвитсерку предложили выбрать способ собственной казни, тот добровольно взошел на костер, чтобы последовать за своими воинами.
Горя яростью, Рагнар Лодброк пошел войной на Даксо. Пленив его, он заковал славянского князя в цепи и отправил в город великанов-волотов на краю Гардарики.
Буривой и Гостомысл
В новгородских летописях сказано, что после Владимира Старого до Буривоя правило восемь князей. Перечислим их имена: Олий Моровлин, Мечислав Мудрый, Светозвезд, Рогволод Рыжебородый, Бравлин, Деян, Деян Младший и Даксо.
После пленения и гибели князя Даксо распалось первоначальное единство русских земель. Кривичи, полочане, дреговичи и древляне снова стали жить на особицу. А тут хазары, захватив низовья Дона и приморские земли в Тавриде, обложили северян и радимичей данью.
Пришлось новому князю Буривою вместе со своей дружиной уйти из Киева, вернувшись в Новгород.
Но неспокойно оказалось и на севере. После кровопролитных битв с войсками Рагнара Лодброка, Буривой был побежден им на берегу реки Кумени и с остатками рати бежал в город Бярмы, расположенный на острове посреди Нево-озера.
Оставшиеся без вождя, ильменские словене попали под власть захватчиков. Однако вскоре, недовольные бесчинствами варягов, они призвали на княжение Гостомысла, сына Буривоя.
Гостомысл собрал воинскую дружину и прогнал варягов за море. Мудрый и осторожный Гостомысл, отказавшись от княжеского звания, сел в Новгороде как выборный правитель. Многие иноземные князья и короли нарочно являлись в землю ильменских словен, чтобы послушать Гостомысловых речей, увидеть суд посадника.
У Гостомысла подрастало три дочери и четыре сына. Среднюю дочь звали Умилой, младшую Прекрасой, или Ольгой. Двух младших братьев – Выбором и Вадимом.
Старшие сыновья Гостомысла и их брат Выбор прославились как мужественные и храбрые воины. Отправившись к морю, воевать за земли корелы и лопи, на месте древнего поселения они основали город Выборг. В одной из битв все трое пали от стрел врагов.
Вадим еще в юные лета отправился далеко на восток. И с тех пор не доходило от него никаких вестей.
Однажды Гостомыслу приснился сон, будто из живота его средней дочери Умилы вдруг вырастает огромное плодовое дерево, ветви которого покрывают весь город и всю славянскую землю, протянувшись за ее пределы. От плодов дерева насытились люди и наступило в мире изобилие.
Гостомысл обратился к волхвам и кудесникам, чтобы они истолковали его сон.
Один из волхвов, самый древний и мудрый, с седыми волосами до пят, выслушав князя, сказал, что сын Умилы должен стать князем, а его потомки укрепят и прославят всю славянскую землю. Умилу Гостомысл еще раньше выдал за князя всех славян-ререгов – Годослава, сына Витзана.
А теперь надо сказать о роде Витзана и его сына Годослава.
Славяне-ререги жили на большом острове Руяне у южного побережья Ирийского моря. Их главный храм в священном городе Арконе славился искусно сделанным четырехглавым идолом Световида.
Говорят, что первым князем славян-ререгов был сам внук Световида, бог-воин Радегаст. Но некоторые считают Радегаста не богом, а королем герулов Радагайсом, который во времена императора Гонория с огромным войском вторгся в Италию. Радагайс был женат на Целле и являлся отдаленным потомком (в десятом колене) короля вандалов Алимера и женщины Иды с острова Руян.
Сыном Радегаста стал Крок, или Круско. Кроку наследовал Фредебальд, Фредебальду – Вислав, женатый на саксонской принцессе Адолле. Виславу – Ариберт, супругой которого являлась королева Сарматии – Вундана. Их сын Витзан породил трех братьев: Дражко, Годослава и Славомира[35].
Наконец до Гостомысла дошла весть, что у его дочери Умилы действительно родился сын, которого назвали Рюриком. Это имя мудрецы производят из лехитского наречия. Ведь на нем Рюрик звучит как рарог – сокол. Днесь мы, певцы, называем князей соколами, а княжичей соколичами!
Умирая, Гостомысл созвал старейшин от ильменских словен, чуди, веси, мери, кривичей и дреговичей и велел, чтобы они отправились за море и призвали к себе княжить сына Умилы.
Когда Гостомысл закрыл навсегда глаза, словене попрощались с ним по обряду предков не как с посадником, но как с князем и великим вождем.
На священном Волотовом поле, где они хоронили славных витязей, сложили огромный костер из столетних дубов, возложили наверх своего предводителя с посохом в руках и подожгли. А когда душа и тело Гостомысла вместе с дымом и пеплом вознеслись к небесам, горстями насыпали высокий холм. Холм этот сохранился поныне и зовется в народе Гостомысловым холмом.
Рюрик, Синеус и Трувор
Сразу после смерти Гостомысла в Новгороде начались кровавые междоусобицы.
В отчаянье ильменские словене решили послать гонцов за море, в соколью даль, к Рюрику, сыну Умилы и Годослава.
К тому времени Рюрик стал законным правителем славян-ререгов. Но никогда не гнушался дружбой с варягами. Среди последних были не только славяне-ререги, но и свеи, и даны, и урмане.
Из урманского рода Рюрик выбрал себе жену, дочь Кетиля Лосося и Ингунн, светлоокую Эфанду. Она родила ему сыновей Игоря и Акуна.
Когда прибыли послы из Новгорода с известием, что в их земле «нет закона», брат Эфанды, мудрый Олег, предложил принять предложение «идти и володеть». Ведь здесь, на западе, славян-ререгов со всех сторон теснили враги, в то время как на востоке ждали обширные земли и многочисленные города.
И вот Рюрик вместе с братьями Синеусом, Трувором, а также с семьей и дружиной из четырехсот человек отправился на кораблях к берегам Волхова.
Сначала Рюрик, Синеус и Трувор обосновались в Старой Ладоге, на берегу озера Нево.
На четвертый год княжения дружина Рюрика достигла Ильменя. Но князь не стал селиться в самом Новгороде, а расположился в стороне, у самого истока Волхова из озера. Рюрик велел окружить свой лагерь высоким земляным валом и частоколом.
Место это Рюрик выбрал неслучайно. Напротив, через реку, находилось святилище Перуна – бога отважных воинов. Варяги чтили его так же, как и Тора, сына Одина, жертвуя славянскому богу серебряные гривны. Кроме того, новгородцы верили, что на острове, в устье Волхова, пасет стадо своих коров и быков воинственная богиня Морана, сестра Перуна.
А что братья Рюрика? Синеус отправился в Белоозеро, Трувор – в Изборск.
Через два года умерли Синеус и Трувор. Рюрик принял всю власть и стал раздавать города своим военачальникам: Олегу – Полоцк, Аскольду – Ростов, Диру – Белоозеро.
Варяги в этих городах оказались пришельцами, а народы-насельники остались прежними: в Новгороде – ильменские словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома. Но над всеми властвовал Рюрик.
В то же лето объявился Вадим Храбрый. Он вышел на вечевую площадь Новгорода и обратился к народу с такой речью:
– Лучше быть нам рабами, чем дальше сносить зло и всячески страдать от Рюрика и его рода!
Однако Вадим был схвачен и казнен вместе со своими людьми.
Пришло время Рюрику умирать, и он сказал воеводам, дружине и гридням:
– Сыновья мои Игорь и Акун еще малы и несмышлены, потому передаю княжение новгородское в руки Олега. Олег будет над вами князем.
Старый Рюрик умер. Его похоронили на дне Волхова в золотом гробу.
Олег стал княжить в Новгороде.
Вещий Олег[36]
Олег ходил на окрестные племена – весь, мерю и мурому, воевал кривичей, лопь и корелу и наложил на них дань.
Многие годы воеводствовал Олег. Словене стали уже забывать, какого он роду-племени. Иные помнили, что он Рюриков сродственник. Другие уверяли: «Нет, не родня Олег князю Рюрику и не из варягов и ререгов он, а из кривичей или полочан, и родом то ли из Пскова, то ли из Полоцка». И это походило на правду, потому что Олегу было открыто многое, чего не ведает обычный человек. А всем известно, что как раз в тех краях живут мудрые волхвы и кудесники.
Будучи бездетным, Олег взял на воспитание Прекрасу из селения Выбуты, что стояло в двенадцати верстах от Пскова выше по реке Великой.
Новгородцы, впрочем, всегда считали Прекрасу изборянкой, причисляя ее к роду Гостомысла. Варяги – дочерью Олега, болгары – жительницей Плескова, белые хорваты и дулебы – уроженкой Плеснеска, что стоит за Карпатскими горами в Галичской земле.
Став приемным отцом, Олег нарек Прекрасу своим именем Олха, или Ольга. Девочка росла сильной и отважной. Беря во всем пример с Олега, она усердно поклонялась богам, прежде всего покровителям княжеской дружины Сварожичам – Перуну, Радегасту и Ладону.
Неудивительно, что Ольга большую часть времени проводила с гриднями и воеводами. Да и одевалась она часто в мужскую одежду, которую находила гораздо удобнее женской.
А новгородцы волновались, вспоминали прежних правителей, Буривоя и Гостомысла, при которых легки были дани. Новгородцы говорили: «Прав был Вадим Храбрый. Очень большую дань взял с нас Рюрик, а теперь вот Олег. Если подчинимся ему совсем, много зла придется нам вытерпеть».
Воеводы и дружина тоже роптали, думая о временах Рогволода Рыжебородого, Бравлина и Деяна, когда князья сидели в Киеве и оттуда управляли многочисленными славянскими племенами, совершая походы до самой Тавриды.
С завистью слушали они рассказы купцов про богатую империю греков, наследницу древней римской державы, про город Царьград, что стоит еще дальше, чем город Сурож в Тавриде, за теплым Понтом Эвксинским, называемым также Русским морем.
Однажды весною пришли к Олегу его воеводы, братья Аскольд и Дир, и сказали:
– Отпусти нас, князь, с родичами и с малой дружиной в поход, поискать богатства в Царьграде.
– Идите, – ответил им Олег, – посмотрите своими глазами, правду ли говорят купцы, а через год возвращайтесь. Если правда, что империя греков так богата, как о ней говорят, то пойдем туда всей дружиной.
Однако с тех пор, как Аскольд и Дир ушли из Новгорода, минул год. Все остальные воины ждали их возвращения. И воеводы ждали. И Олег ждал. Толки о царьградских богатствах не утихали.
А когда минул условленный срок, самые нетерпеливые сказали:
– Мы сидим тут в бедности, а ушедшие с Аскольдом и Диром уже обогатились. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Зря мы ждем их, они сюда не вернутся. Пошли и мы вослед за ними!
Нашлись, правда, осторожные люди.
– А что, если рассказы про богатства империи греков – пустые сказки? – рассуждали они.
– Будем ждать достоверных вестей, – решил Олег.
Но нетерпеливая дружина подступила к Олегу с такими словами:
– Князь, веди нас в Царьград!
– Нельзя пускаться в столь далекий поход, не зная, за чем идем, – ответил Олег.
Но воины не хотели слушать разумных доводов и сказали:
– Веди нас в Царьград, или мы уйдем без тебя.
Олег, сверкнув глазами, крикнул:
– Или вы не знаете, что и волчья стая без вожака гибнет? Не за богатством, а за смертью стремитесь вы, неразумные!
Призадумалась дружина.
Тогда Олег продолжил:
– Я водил вас на мерю и мурому, на весь и лопь, на кривичей и корелу. Знали вы когда-нибудь со мной поражение?
– Нет, не знали, – ответила дружина.
– Через три дня и три ночи я скажу вам, поведу вас на Царьград или нет.
Буйная дружина склонила головы.
На южном берегу Ильмень-озера, невдалеке от вросшего в землю каменного Перуна, стоял Велиград, или Старый город. Когда-то в нем правили сыновья Словена – князья Рус и Бастарн, а позже, во времена Владимира Старого, со своей дворней, челядью и сокольничьими, жил Чурила Плёнкович, сын великана Плёна.
После смерти Чурилы Велиград пришел в упадок. Со временем жители покинули его, переселившись в Новгород.
Хотя стены старого поселения обветшали, но были еще крепки. Жилье обомшело, но не поддалось непогоде – ни дождю, ни снегу. Говорили, что в Старом городе поселились враги человеческого рода – упыри, русалки и лешие. Встречи с ними не сулили добра, и поэтому люди обходили заброшенный город стороной.
Вот туда-то, в Велиград, удалился Олег на три ночи совещаться с богами.
В первую ночь князь обратился к богу воинов Перуну, старшему из Сварожичей.
Окропив идол кровью жертвенных петухов, Олег разжег перед ним священный костер из дубовых плах. Когда наступила полночь, огненный столб пламени с треском взвился в почерневшее небо, и перед князем возник среброволосый мужчина с золотой бородой. Тяжелый меч сверкал на его чреслах. Лук и тул-колчан висели за плечами.
– Отец и владыка битв! Даруй удачу моей дружине в походе на Царьград!
Нахмурился Перун.
– Разве ты законный князь? Приведи ко мне Игоря и Акуна. И я дарую сыновьям Рюрика победу!
Олег упал на колени перед громовержцем и воскликнул:
– Они еще слишком молоды и неразумны!
Но Перун только усмехнулся в золотую бороду. И языки дымного пламени скрыли его.
Наступила вторая ночь. Олег, набрав колдовских трав, стал бормотать заклинания. Зашипели брошенные в угли семена. А потом князь стал воспламенять себя сладострастными жестами и рукоплесканьями.
Ослепительно вспыхнуло пламя, и из него выступила молодая женщина в синем платье. Ее взгляд метал молнии.
Олег сразу узнал самую старшую из дочерей Лады – Морану.
– Как мне стать законным князем, госпожа? – спросил он богиню.
Улыбнулась Морана и сказала:
– Ты мудро поступил, когда взял Ольгу на воспитание. Жени ее на своем племяннике Игоре. И так обретешь власть, которую не будут оспаривать ни боги, ни люди.
Приободрился Олег.
– А как мне добыть богатства Царьграда?
– Тут только Велес поможет тебе. Но помни, что плохи шутки с владыкой Нави.
В третью ночь, когда заухала ночная птица-сова, Олег обратил свой взгляд к ясному месяцу и частым звездам.
– Мерот! Смертонош! Краломоц! и Гладолет! К вам взываю я! Пусть отец мудрости дарует мне тайное знание, подскажет, как добраться до Царьграда и завладеть его богатствами!
Тут затряслось в глубинах земли. Послышался в отдалении волчий вой. Тень человека в косматой шкуре с острыми звериными ушами и рогатым посохом упала на полегшую от инея траву.
– Отныне знания, неведомые людям, будут открыты твоему взору, – раздался подобный зимней буре голос Велеса. – Обида, расплескивая воду лебедиными крыльями, никогда не встанет у тебя на ратном пути, а Карна и Желя не справят кровавую тризну по храброй дружине. Только об одном ты не узнаешь до рокового часа: от чего тебе приключится смерть!
Тем временем княжич Игорь охотился в Псковской земле.
Переправляясь через реку Великую на большой лодке вместе с гриднями и сокольничими, он заметил юную девушку в мужской одежде.
Игоря, не узнавшего в незнакомке Ольгу, тотчас охватило желание, и он стал соблазнять ее нескромными речами. Однако получил достойную отповедь:
– Зачем смущаешь меня, княжич? Пусть я молода и неопытна, но знай: лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть бесчестье.
Когда через три дня Олег подвел к племяннику свою названую дочь и спросил: «Люба ли тебе Ольга?», Игорь, раскрасневшись, заявил:
– Я не желаю для себя никакой другой жены, кроме нее!
Князь Олег собрал большую дружину. Были в ней и варяги, и словене, и чудь, и меря, и кривичи. Для далекого похода построили и снарядили тысячу ладей.
Принеся жертвы Перуну и Велесу, а также почтив пращуров, новгородская дружина двинулась в поход. Акуна Олег взял с собой, а править Новгородом оставил Игоря и Ольгу.
Подступив к Смоленску, Олег захватил город и посадил в нем воеводой мужа из своей дружины.
Двинулся Олег далее вниз по Днепру. С ним пошли и смоленские воины.
Дойдя до Любеча, взял Олег и Любеч. И в нем посадил своего дружинника.
Поплыл Олег через земли радимичей, северян и древлян. Приплыл в землю полян, к Киевским горам.
Немного не дойдя до Киева, Олег поставил дружину станом, а сам с малым числом воинов подплыл к городу и расположился там. Двух людей Олег послал в город к Аскольду и Диру, велев сказать им, что прибыл к их городу гость, идет с товаром и разным узорочьем от князя Олега из Новгорода в греки и хочет преподнести им дары. А сам не входит в город, потому что лежит в тяжкой болезни. Так что пусть придут Аскольд и Дир повидать соплеменника.
Послав двух воинов в город, остальным Олег велел лечь в ладьи и спрятаться.
Аскольд и Дир, не подозревая ничего, пришли на берег без дружины.
Тогда Олег встал из ладьи и сказал:
– Вы не князья и не княжеского рода, а я – князь, и со мной Акун княжич, одной крови с Рогволодом, Бравлиным и Деяном. Не вам, а мне, Рюрикову сродственнику, надлежит здесь править!
Сказав это, Олег свистнул, подавая знак спрятавшимся воинам. Воины выскочили из ладей, набросились на Аскольда и Дира и убили их.
Аскольда и Дира погребли на Угорской горе, а Олег с дружиной вошел в город.
– Да будет Киев – матерью городов русских! – сказал Олег. И начал ставить города по всей Русской земле.
В то же лето со многими воинами пошел Олег на Древлянскую землю, взял город Искоростень и наложил на древлян великую дань: по золотой куне от дыма.
Потом пошел на северян и радимичей.
– Кому вы даете дань? – спросил он их.
– Хазарам, – ответили северяне и радимичи.
– Я враг хазарам, – сказал Олег, – и вы теперь давайте дань не им, а мне.
Олег положил северянам и радимичам легкую дань: по серебряной монете – щеляге от сохи, и они были рады столь легкой дани.
Так под рукой Олега, кроме прежних племен, оказались поляне и древляне, северяне и радимичи.
Стал Олег готовиться к походу на Царьград.
Всю зиму словене валили в лесах вековые деревья, тесали и долбили большие и малые ладьи и сволакивали их к Днепру. Сделали они две тысячи кораблей – в десять, в двадцать и в сорок уключин.
Когда прошел по Днепру лед, ладьи спустили на воду, приладили паруса и прочие снасти.
Князь Олег собрал для похода великую силу. Были тут славяне-ререги, ильменские словене, варяги, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи и дулебы. Были уличи и тиверцы, которые разумели славянский и греческий языки. Все эти племена греки называли одним именем – Великая Скифия.
Перед выступлением в поход Олег сказал:
– Много я дал бы золота и рабов тому, кто предскажет, от чего мне судьба умереть.
Два мудрых волхва, служители Велеса, ответили князю:
– Мы, господин, ведаем твою судьбу, от чего тебе будет смерть. Есть у тебя любимый конь, и от того коня ты умрешь.
Не понравились Олегу слова мудрых волхвов. Задумав убить их, он спросил:
– Мне вы предсказываете смерть от любимого коня, а что вы, волхвы, ведаете о своей смерти?
– Тебе, господин, суждено принять смерть от коня, – ответили волхвы, – а нам от тебя.
Олег на это им ответил:
– Вы в моей воле, но я не погублю вас. А на моего любимого коня отныне никогда больше не сяду.
Князь повелел увести коня со двора, кормить и беречь его и никогда не приводить пред княжеские очи.
Олег сел в переднюю ладью. Гребцы ударили веслами, ладья поплыла вниз по Днепру. За нею и все остальные ладьи.
А по берегу поскакала великая конная рать.
Плыли ладьи и двигалась конница вниз по Днепру, туда, где впадает он в теплый Понт Эвксинский, слывущий также Русским морем.
На восьмой день пути Олеговы дружины приплыли к тем местам, где Днепр сужается, а посреди него поднимаются над водою три скалы. Это был первый из семи Днепровских порогов – порог, который звался «Не спи!» Прямиком здесь было плыть нельзя – разобьет о скалы.
Перед порогом русичи высадились на сушу, выгрузили поклажу. Гребцы разделись донага. Одни вошли в воду и пошли у берега по мелководью, ощупывая ногами дно, чтобы узнать, не скрывается ли под водой камень. А другие гребцы за ними осторожно вели ладьи.
Вода же бурлила между скал и падала с порога с грохотом, повергающим в страх.
Затем так же миновали второй порог, прозванный Островным, потому что тут было много островов.
За ним оказался порог Звонец, где особенно громко шумела вода по камням.
Четвертый порог – самый большой – назывался Неясытец. Здесь, в камнях, располагались гнездовья сов-неясытей.
Тут нельзя было провести ладьи даже возле берега. Все ладьи вытащили на сушу и, пока не миновали порог, несли их на руках три тысячи сажен, или тридцать полетов стрелы, пущенной умелым лучником.
На это ушел целый день.
За Неясытцем последовал Вар-порог, где пучина кипела, как кипит в котле кипяток-вар. Потом был порог Вертучий и последний, седьмой порог, что звался Гудило.
Пороги прошли с самым малым уроном, а на острове Хортица, где рос дуб, посвященный солнечному конюшему Хорсу, принесли благодарственные жертвы живыми петухами, хлебом и мясом.
В устье Днепра, в виду Понта Эвксинского, русы оснастили ладьи уже не для речного, а для морского плавания. Взяли в ладьи конную рать, и с попутным ветром, удалившись от берега настолько, чтобы глаз различал землю, поплыли, держа направление на Царьград.
И вот увидели Олег и его воинство Царьград, сияющий за белокаменной стеной златоглавыми храмами и белыми палатами. Вокруг же города простирались обширные предместья и сады.
Но стража на царьградских стенах заметила приближающиеся ладьи. Их было так много, что они покрыли все море.
В страхе прибежали стражи к императору Льву Премудрому и закричали:
– На город идет Великая Скифь! Нет числа их кораблям, они покрыли все море!
Император приказал запереть гавань и затворить ворота, а священникам повелел молить Христа, чтобы он оборонил Царьград от нечестивой Скифии.
Тотчас же царьградские сторожа заперли гавань. Через залив, называемый Золотой Рог, иначе именуемый Судов, потому что в него входили суда, они протянули от башни Галаты, находящейся на одном берегу залива, до башни возле Влахернской церкви, что стоит на другом берегу, крепкие железные цепи. Не раз эти цепи спасали Царьград от вражеских кораблей.
Как стая быстрых соколов, неслись к Царьграду Олеговы ладьи. Уже воины седлали коней, уже дружина обнажала мечи, уже лучники доставали из тулов-колчанов пернатые стрелы. Одна ладья стремилась обогнать другую, и каждый хотел быть первым.
Когда передние ладьи заметили цепи, преграждающие путь в залив, было уже поздно. Послышался страшный треск, упали белые паруса, закачались на волнах обломки, залив огласился криками утопающих.
Олег повернул ладьи обратно и пристал поодаль от гавани. Русские воины сошли на берег.
Олеговы дружины разорили предместья. Дома и палаты разнесли по камешку, храмы пожгли. Захваченных в плен царьградцев посекли мечами, постреляли стрелами, побросали в море, творя много зла. А разрушив и разграбив предместья и захватив все вокруг, осадили Царьград.
Но города взять никак не могли: слишком крепки и высоки были стены, тяжелы железные ворота и медные крюки и засовы, на которые они заперты, а в подворотню только что муравью из преданий о витязе Волхе Всеславьевиче пролезть. Близок локоть, да не укусишь.
Много дней стоял Олег под стенами Царьграда.
С моря было бы сподручней взять город, но не могли пройти ладьи через те железные цепи.
А царьградцы, выйдя на стену, принялись смеяться над Олегом:
– Эй, господин князь варваров, много ты прилагаешь сил, чтобы взять наш город, совсем измучился, а все напрасно. В былые времена персидские цари, не чета тебе, приходили под стены Царьграда, и даже те не смогли его взять. А иные и головы здесь положили. И ты ничего не добьешься и отойдешь восвояси.
И еще сказали они Олегу:
– Не взять тебе на щит Царьграда, потому что нам помогает Иисус Христос. Лишь тогда отступится он от нас и предаст в твои, князь, руки, когда твои корабли пойдут к нашему городу по полю, как по воде.
Омрачился Олег: слыханное ли дело, чтобы корабли шли посуху, как по воде. Но воинству он сказал:
– Лучше нам, братия, быть убитыми в чужой земле, нежели возвратиться восвояси без славы.
И стал Олег думать, как бы ему одолеть Царьградскую крепость.
Наконец Олег повелел воинам сделать многие тысячи колес. Потом приказал вытащить на сушу ладьи и поставить их на колеса. Пешая рать села в ладьи, конная – на коней.
Вот подул ветер с поля на город. На кораблях взметнулись белые, как лебединые крылья, паруса, и ладьи побежали к стенам Царьграда посуху, словно по воде.
Увидев такое неслыханное чудо, греки устрашились и в страхе зарыдали. Император выслал к Олегу послов.
Послы взмолились:
– Не губи, князь, наш город. Дадим тебе дань, какую захочешь!
Остановив войско, Олег сказал:
– Возьму с вас дань на каждую ладью: по двенадцати гривен на уключину, и еще дадите дань на русские города, что у меня под рукой.
Император Лев Премудрый согласился выплатить такую великую дань, но сам задумал против князя хитрость.
Вынесли Олегу и всей дружине угощение: еду на серебряных блюдах и вино в золотых кубках. А в ту еду и в вино была подмешана смертная отрава: в том заключался тайный умысел греков.
Тут внезапно со всех сторон налетели черные вороны. Воины принялись было отгонять их, но Олег, вняв предупреждению Велеса, велел дружине метнуть еду на землю, а вино вылить под ноги и не касаться угощения.
Греки, увидев, что их коварство раскрыто, еще больше убоялись и сказали:
– Все может князь, все ему ведомо, бессильна против него наша сила, не хитра хитрость!
Греки отперли запоры и засовы, растворили ворота, и Олег вошел в Царьград.
У ворот его встретили с великой честью император Лев Премудрый и вельможи, облаченные в дорогие одежды.
Император почтил князя многими дарами: золотом и серебром, парчой и аксамитами и другими драгоценными тканями, сказав, что желает жить с киевским князем в вечном мире.
Дали греки дань по двенадцать гривен на уключину, дали дань на конных, дали дань на русские города и обещали давать в будущие годы, а купцам, приезжающим из Киева, Новгорода и других русских земель, обещали всякие льготы.
Заключил Олег с греками договор, в котором было записано:
«Чтобы ему, Олегу, светлому князю киевскому, впредь не воевать Царьград ни сухим путем, ни морем, а чтобы иметь с греками в будущие годы и навсегда честную и неизменную дружбу, и чтобы греки тоже блюли неколебимую и неизменную дружбу с русскими князьями».
Греки на том поцеловали крест, а Олег, его воеводы и бояре поклялись по русскому закону своими богами на оружии:
– А ежели нарушим обещания наши, да будем тогда лишены покровительства и заступничества Перуна, Хорса и Велеса. Пусть тогда щиты наши не защитят нас, но будем посечены своими же мечами, своими же стрелами постреляны и впадем к вам в вечное рабство.
В знак победы Олег повесил свой щит на главных царьградских вратах.
Олегова дружина взяла у греков съестного припаса на шесть месяцев – хлеба, вина, мяса, рыбы и овощей. Кроме того, князь велел грекам сшить для его ладей новые паруса: княжеской ближней дружине из парчи, всем остальным из шелка. Греки все это исполнили: дали дань, дали припасы, сшили паруса из парчи и шелка.
И вот Олег отправился в обратный путь. Но вскоре поднялся сильный ветер и порвал парчовые и шелковые паруса.
– Ветер не разбирает, что дешево, что дорого, – на него лишь бы крепко было! – воскликнула дружина. – Поднимем-ка лучше наши прежние холщовые паруса.
Дорогие парчовые и шелковые паруса побросали под ноги и подняли свои, холщовые.
Князь Олег возвратился в Киев с великой честью и богатой данью. После похода на Царьград ему дали прозвание: Вещий, что значит мудрый, ведающий то, что другим неведомо.
Однажды на пиру вспомнил Олег своего коня и спросил конюшего:
– Где ныне мой любимый конь, от которого волхвы предсказали принять мне смерть?
– Господин, тому пошел уже третий год, как пал твой любимый конь.
Усмехнулся князь и, призвав на пир служителей Велеса, сказал им:
– Ложны ваши пророчества, лживы ваши слова.
И повелел волхвов казнить.
Потом сел князь на коня и поехал с гриднями в поле. За городом, в поле, увидел он груду белых костей и конский череп.
– Вон голова твоего любимого коня, – сказал конюший.
Князь Олег сошел с седла и ступил ногой на конский череп.
– Друг и брат мой, волхвы предрекли мне смерть от тебя, – сказал он. – Но я жив, а они мертвы.
И засмеялся Олег. Но в ту минуту из конского черепа выползла большая змея и ужалила князя в ногу. От этого Олег разболелся и умер. Перед смертью он много тужил о том, что осудил волхвов на смерть без вины.
А всего лет княжения Олега было тридцать три года.